скачать книгу бесплатно
Представляется, что в решении проблемы тактико-технического обеспечения любой, нуждающейся в этом, сферы деятельности более перспективной, нежели искусственное поглощение одной наукой другой за счет расширения своего предмета, могла бы стать интеграция современного научного знания, отрасли которого находят общие точки соприкосновения с криминалистикой. Тем самым будут формироваться новые прикладные отрасли науки со своим собственным предметом.
Тенденции ограничения предмета криминалистики. Наряду с идеями расширения предмета криминалистики, в последнее время наметилась и прямо противоположная тенденция, которая коснулась разных явлений, изучаемых криминалистической наукой. Одни авторы предложили ограничить круг закономерностей, включаемых в ее предмет, другие настаивали на необходимости исключить из предмета криминалистики преступную деятельность, третьи посчитали целесообразным сохранить в предмете криминалистики только сферу технического обеспечения процесса раскрытия и расследования преступлений.
Так, И. А.Возгрин к предмету криминалистики отнес не все, а только «познанные наукой закономерности развития ее объекта»,[169 - Возгрин И.А. Введение в криминалистику. – СПб, 2003. С.44.] то есть уже изученные, ставшие известными свойства и признаки познаваемой криминалистикой реальности. Как известно, предмет любой науки – это та сфера объективной действительности, в познании которых имеется общественная потребность. Следовательно, интерес науки к своему предмету сохраняется лишь до тех пор, пока какие-либо стороны, свойства и взаимосвязи изучаемых ею объектов и явлений, остаются неясными или неизвестными. Эти явления наука и стремится познать, чтобы полезно использовать знания о них для совершенствования той деятельности, ради которой она создавалась. Но если предмет науки, предмет ее познания сузить, как это предлагает И. А.Возгрин, исключительно до уже познанного, то науке просто нечем будет заниматься, кроме распространения ранее полученного знания. А это уже задача не столько науки, сколько просвещения. Поэтому познанными закономерностями может быть ограничен только предмет учебного курса, а не предмет науки. Предмет науки, разумеется, значительно шире.
Не убеждает и мнение о необходимости исключить из числа познаваемых криминалистикой явлений преступную деятельность, которая, якобы, всегда была и сегодня остается предметом и объектом изучения уголовного права, криминологии, некоторых других, в том числе неюридических наук, но только не криминалистики. Ранее подобных взглядов придерживался, например, профессор А. Н.Васильев, полагая, будто бы криминалистика лишь руководствуется положениями о преступлении, разработанными в науке уголовного права.[170 - См.: Васильев А.Н. Проблемы методики расследования отдельных видов преступлений. – М., 1978. С.15.] А, следовательно, с точки зрения А. Н.Васильева преступление не входит в содержание (предмет) криминалистики.[171 - Васильев А.Н.Введение в курс советской криминалистики. – М., 1962. С. 12.]
За последние несколько десятилетий, пожалуй, лишь один автор – С. А.Величкин – сохранил приверженность идее известного ученого. Категорически возражая против включения преступной деятельности в предмет криминалистики, он вывел преступление и из числа «объектов» ее познания.[172 - См. Величкин С.А. Научные основы криминалистики // Вестник Санкт-Петербургского университета. Право. Серия 14. Вып.3. 2013. С. 65–99.] Заблуждение автора состоит, однако, не только в том, что он не увидел разницы между предметом науки и ее объектами, совпадающими лишь отчасти, но и в том, что преступление может изучаться разными науками, в разных отношениях и с разной целью. У каждой из них свой интерес к преступной деятельности, обусловленный спецификой собственного предмета познания. И если, к примеру, уголовным правом изучаются признаки деяний (элементы состава), позволяющие эти деяния квалифицировать как преступные, то криминалистика стремится познать в преступлении те его свойства и качества, знание которых помогает следователю организовать поиск и обнаружение следов, обеспечивающих его раскрытие и расследование. Без изучения и выделения криминалистически значимых признаков преступлений невозможна была бы и разработка научно обоснованных методик расследования отдельных их видов. И то, что безразлично для уголовно-правовой квалификации тех же убийств, например, факт расчленения трупа, может оказаться существенным для выбора направлений расследования.
Читая статью С. А.Величкина, создается впечатление, что в поисках ответа на вопрос о сущности предмета криминалистики автор задержался где-то на рубеже XIX–XX столетия, не заметив тех изменений в развитии научного знания, которые происходили за истекшие годы. Самым наглядным тому подтверждением стал, например, призыв автора к дифференциации наук, изучающих явления, связанные с преступлением, как особо актуальному пути их развития «в объектно-предметной области исследования», и именно в настоящее время.[173 - Там же. С.75.] Судя по всему, С. А.Величкин не заметил, что с начала ХХ столетия, то есть более 100 лет назад, в развитии мировой науки стала преобладать тенденция к интеграции, то есть взаимопроникновению научного знания. И что именно по этому пути идет современная наука. Провозглашенная Величкиным С. А. в двадцать первом веке «актуальность дифференциации» наук, опоздав на сто с лишним лет, способна, в случае реализации идеи автора, привести лишь к одному – лишить криминалистику каких бы то ни было перспектив ее дальнейшего развития.
В последние годы было высказано еще одно, весьма противоречивое суждение о необходимости пересмотра взглядов на предмет криминалистики. Его автор – в прошлом следователь, кандидат юридических наук, а ныне известный писатель Е. В.Топильская, обозначив «точки соприкосновения» двух отраслей знания – криминалистики и криминологии, и указав на трудности разграничения многих совместно изучаемых ими явлений, призвала «перестать делить площадку» и «провести некую реорганизацию предмета изучения».[174 - Топильская Е.В. Криминалистика и криминология – две науки или одна? // Вестник криминалистики. № 4 (52). 2014. С.82.]
Суть идеи Е. В.Топильской сводится к необходимости перераспределения познаваемых смежными отраслями знания явлений с последующим их объединением под флагом комплексной науки, ориентированной «не только на раскрытие и расследование преступлений, и не только на предупреждение и коррекцию преступного поведения, а на решение проблемы в комплексе».[175 - Там же.]
В структуре такой комплексной науки автор предложила оставить криминалистике только то, что в действительности является ее предметом, а именно, «технические средства, приемы и методы раскрытия и расследования преступлений», передав в ведение криминологии вопросы «тактики и методики расследования преступлений в целом и производства отдельных следственных действий».[176 - Там же.] Разумеется, сохранив в предмете криминологии все, что относится к преступлению. Возможно, опасаясь обвинений в поглощении криминологией значительной части современной криминалистики, Е. В.Топильская замечает: «пусть это будет не поглощение, а слияние в одну комплексную науку», которая, несмотря на ее дополнение тактикой и методикой, должна, все же, сохранить свое прежнее название – криминология.[177 - Там же.]
Как можно понять из последующих рассуждений автора, в такой комплексной науке останется достаточно места и для криминалистики с ее собственным предметом, ограниченным техническим обеспечением процесса раскрытия и расследования преступлений. Технического обеспечения, – пишет Е. В.Топильская, – «для предмета самостоятельной науки вполне достаточно».[178 - Там же.]
Идея не нова, еще в 40-е годы прошлого века аналогичные предложения высказывал – член-корреспондент АН СССР, профессор М. С.Строгович,[179 - Строгович М.С. Предмет криминалистики и ее соотношение с уголовным процессом. // Труды Военно-юридической академии. Вып. II. Ашхабад. 1942. С.10.] с той лишь разницей, что тактику и методику расследования он относил к предмету уголовно-процессуальной науки. Эта идея поддержки не получила. В современной ее интерпретации замена процессуальной науки на криминологию вряд ли способна что-нибудь принципиально изменить. Даже, если вести речь не об изъятии части предмета криминалистики «в пользу» криминологии, а об объединении криминалистики с криминологией в одну комплексную науку, реорганизации предмета не получится. Ибо никакая наука не может быть составлена из двух, трех или более самостоятельных наук. Либо научное знание интегрируется путем слияния и взаимопроникновения и становится новой наукой с собственным индивидуализирующим ее предметом, либо сумма наук, как бы она ни называлась, так и останется искусственным образованием.
Поэтому вряд ли предложенное Е. В.Топильской объединение криминалистики с криминологией можно охарактеризовать как интеграцию научного знания. Интеграция наук должна привести и всегда приводила к появлению нового знания, в том числе к образованию новых наук, а не к простому суммированию старых, да еще и сохраняющих свою самостоятельность и свой предмет, как полагает автор.
И, тем не менее, интеграция криминалистики с другими и не только юридическими науками представляется актуальной и весьма перспективной особенно сегодня, поскольку позволяет криминалистике развиваться за счет привлечения научного инструментария иных отраслей знания, расширяющих возможности познания криминалистикой собственного предмета.
3.3. Учение о предмете криминалистики как теоретическая база для постановки ее актуальных задач
Вопрос о том, что изучает или, что должна изучать криминалистика, возникал всякий раз, когда ученые стремились доказать, что криминалистика имеет право на самостоятельное существование. Для этого достаточно было убедить всех сомневающихся, что предмет криминалистики обособлен и отличен от предмета познания смежных наук. В период формирования новой науки такие дискуссии воспринимались как вполне естественные. Однако, вряд ли сегодня среди ученых найдется кто-нибудь, кто был бы готов подвергнуть сомнению самостоятельность криминалистики. И, тем не менее, с упорством, заслуживающимлучшего применения, мы продолжаем спорить о том, что относится к ее предмету, а что нет, часто не обращая внимания на различия между предметом и определением предмета, между предметом познания в науке и предметом научных исследований, между предметом криминалистики и ее содержанием. В своем стремлении дать наиболее адекватное представление об особенностях, отдельных сторонах, признаках, аспектах, наконец, о самих познаваемых криминалистикой объектах авторы не замечают, что разговаривают со своими оппонентами на разных языках, подменяя вопрос о предмете криминалистики разнообразием предлагаемых определений, терминов, понятий и категорий. Нет необходимости их перечислять.
Важно, однако, не терминологическое разнообразие, граничащее с терминологическими излишествами, а то, что нет таких терминов, которыми можно было бы охватить все признаки и свойства изучаемых криминалистикой явлений во всем их многообразии. Вряд ли возможно прийти к пониманию сущности предмета криминалистики, даже если нам удастся убедить всех без исключения ученых в том, что для определения науки «закономерности» предпочтительнее экзотических «парадоксов», название технология лучше методики, а упоминание информации и информационных процессов точнее раскрывает предмет криминалистики, нежели «доказательства» и доказывание. Попытки дать самое лучшее, максимально полное, или, что еще хуже – исчерпывающее определение предмета криминалистики также бесплодны, как и стремление «объять необъятное».
Для осознания реальности, именуемой предметом криминалистики, вероятно, не это главное. Важно понимать, что наука сохраняет свое предназначение лишь до тех пор, пока остаются непознанными те аспекты (стороны, признаки, свойства и проч.) реальности (предмета познания), ради изучения которых наука в свое время и создавалась. И уже только по этой простой причине невозможно дать их терминологически точный и исчерпывающий перечень. Тем не менее, во всем многообразии свойств и признаков изучаемых криминалистикой явлений можно и нужно искать то самое существенное, что сегодня представляет наибольший интерес для научного исследования, ориентированного на потребности практики.
Поэтому, предлагая свои формулировки определения предмета науки, в них можно раскрыть с достаточной полнотой не многообразие предмета криминалистики, а только самое существенное в предмете, причем существенное именно сегодня. Сама же предметная область познания криминалистики и ее границы были определены еще в конце ХIХ столетия и с тех пор не менялись. Менялись, становясь более глубокими и разносторонними, наши знания о предмете криминалистики, и о том существенном в предмете, что нуждается в изучении и познании в данный, конкретный исторический период времени. Чтобы тема предмета криминалистики имела новые перспективы для разработки на науковедческом уровне ее нельзя ограничивать пространными рассуждениями и спорами о том, что следует включать, а что нет в определение предмета науки. Только в более глубоком познании самого предмета, а не в его расширении, и тем более не в бесконечных спорах о формулировках можно увидеть перспективу для научной разработки данного криминалистического учения сегодня. Но это возможно лишь при условии, если результаты науковедческих исследований будут ориентированы на постановку и решение наиболее важных задач науки, призванной содействовать эффективной борьбе с преступностью. Ибо «…вопрос об определении предмета той или иной области знания приобретает не только теоретические, но и важное практическое значение, так как от четкого понимания предмета науки во многом зависит постановка основных задач ее развития».[180 - Материалистическая диалектика. В пяти томах. Том 3. Диалектика природы и естествознания /отв. ред. В.П.Петленко. М., 1982. С.127.] Задач, вытекающих из современных представлений о тех сторонах действительности, изучение которых отличается актуальностью именно в данный исторический момент и только по этой причине становится полезным для современной практики. Для криминалистики эти задачи лежат в сфере создания наиболее эффективных средств познания истины в уголовном судопроизводстве. Поэтому изучение предмета науки должно быть обусловлено потребностями «обслуживаемой» криминалистикой сферой деятельности. Иными словами, усилия ученых будут продуктивны, если их направить на поиски практического смысла в разработке учения о предмете криминалистической науки.
Даже поверхностное ознакомление с историей развития учения о предмете криминалистики подтверждает мысль о том, что на каждом этапе своего исторического развития его новые определения, раскрывающие сущность познаваемых криминалистикой явлений, становились ответом на очередные запросы практики. В каждом новом определении предмета криминалистики находили отражение не весь спектр познаваемых криминалистикой явлений, а только наиболее существенные их аспекты, определяющие направления актуальных научных исследований в данный, конкретный исторический момент. Проще говоря, осознание предмета науки способствовало решению практических задач, стоящих перед ней в тот или иной исторический период. Так, в определении предмета криминалистики, предложенном С. Н.Трегубовым в 1915 году, акцент делался на необходимости изучения «наиболее целесообразных способов и приемов применения методов естественных наук и технических знаний к исследованию преступлений и установлению личности преступника».[181 - Трегубов С.Н. Основы уголовной техники. – Пг., 1915. С.14.] Таким образом, «приспособление» воспринималось как наиболее существенное в ее предмете. В направлении творческого приспособления данных этих наук в основном и развивалась криминалистика в начальный период своей истории.
Дальнейшие изменения объема знаний о существенных аспектах познаваемых криминалистикой явлений привели к изменению и самого определения ее предмета. В нем стали отражать не только текущие задачи науки, но и новые тенденции в научных исследованиях. И если в начале века они связывались с представлениями о криминалистике как о технической прикладной научной дисциплине, то уже к середине ХХ века определились новые приоритетные направления научных исследований. Стало возможным предложить для практического использования более разнообразный арсенал криминалистических средств, приемов и методов. Создаваемые криминалистикой новые приемы и методы уже не «вписывались» в сформировавшееся ранее представление о них как о средствах, имеющих исключительно естественно-техническую природу. Многие гуманитарные и общественные науки становятся источником для их разработки. В результате начинают формироваться три самостоятельных раздела криминалистики: техника, тактика и методика расследования отдельных видов преступлений. Эта тенденция нашла свое выражение и в формулируемых определениях ее предмета, и в изложенных авторами взглядах на сущность криминалистической науки. К началу пятидесятых годов в целом сформировалось определение криминалистики, ставшее традиционным.[182 - Криминалистика. Ч.1. – М., 1950. С. 4.] Новой сущностью в этом определении стало указание не только на необходимость разработки криминалистикой технических средств, тактических приемов и методов собирания и исследования доказательств, но и на предупреждение преступлений как на сферу «интересов» криминалистической науки, призванной изыскивать соответствующие средства и способы.
Вплоть до 60-х годов ХХ столетия концентрация внимания на познавательных средствах определяла выбор основных направлений криминалистических научных исследований. Ни механизм, ни способы совершения преступления, ни преступные навыки, ни обычаи и средства общения преступников, ни язык криминального мира, ни личность преступника не изучались криминалистикой с должным вниманием. Все эти тенденции, проявившиеся в научных исследованиях, отразились и на формулировках определения предмета криминалистики того времени.
Между тем, прогрессивное развитие криминалистической науки требовало и далее постоянного осмысления возникающих и решаемых ею задач. Соответственно прогрессу знаний должны были меняться и представления о том существенном в предмете криминалистики, которому в научных исследованиях следовало отдавать приоритет. К середине 60-х годов ХХ века на первый план выходит задача более глубокого познания действующих в сфере изучаемых ею явлений закономерностей. Нельзя сказать, чтобы эти закономерности криминалистов не интересовали ранее. Все прекрасно понимали бессмысленность попыток познать явления, не имея представления об их взаимосвязях. К такому изучению призвана любая наука, ибо «объективные явления и закономерные связи между ними разной степени глубины – как утверждают философы, – подлинный предмет научного познания».[183 - Мостапаненко М.В. Философия и методы научного познания. Л., 1972. С.47.]
Без уяснения таковых они останутся лишь случайными, то есть безразличными для науки явлениями. Еще Аристотель отметил, что «… не существует науки о случайном бытии…, всякая наука имеет своим предметом или то, что есть всегда, или то, что бывает в большинстве случаев. В самом деле, как иначе человек будет учиться или учить другого? То, чем он занимается, должно быть определено как постоянное или как преобладающее… А то, что лежит вне этих рамок, … то, что бывает случайно, выходит из этих рамок…, науки о нём нет».[184 - Аристотель. Метафизика. – М.: Эксмо, 2006. С. 160.]
О закономерностях изучаемой действительности, как о существенном в предмете криминалистики, первым поставил вопрос Р. С.Белкин. В новом своем определении, при сохранении традиционных взглядов на предмет познания, автор отразил новую сущность, новые аспекты, стороны изучаемых криминалистикой явлений – их закономерности. Причем, не только закономерности деятельности, направленной на познание события преступления, но и закономерности самого преступления.[185 - Белкин Р.С. Общая теория советской криминалистики. – Саратов, 1986. С.54. Его же: Курс криминалистики. Т.1. – М., 1997. С.112; Криминалистическая энциклопедия. – М., 2000. С.7 и др.] Осознание того, что без выявления закономерных связей между познаваемыми явлениями невозможно в полной мере вникнуть в их сущность, становится необходимой предпосылкой для постановки перед криминалистикой новых задач. Эти актуальные для второй половины ХХ века задачи науки нашли выражение в новом определении предмета криминалистики, предложенном Р. С.Белкиным, и включившем в себя дальнейшую разработку специальных средств и методов, основанных на результатах познания закономерностей, имеющих место в механизме преступления и в познавательной деятельности участников уголовного процесса, направленной на установление истины по делу. Эти стороны предмета криминалистического познания – преступление и средства его исследования, сохраняя свою актуальность для изучения, начиная с 90-х годов прошлого века стали приобретать новые, ранее не известные науке в таких масштабах, как сегодня, черты, препятствующие эффективному внедрению и использованию криминалистических разработок в практике. Во всяком случае, те черты, о которых многие говорят как о реальной угрозе безопасности страны. Самыми заметными и существенными, но в то же время и наименее исследованными криминалистикой, стали явления коррупции в правоохранительной и судебной системе, прежде всего, в сфере борьбы с преступностью. Здесь, видимо, недостаточно создавать даже самые эффективные методики расследования должностных преступлений, совершаемых сотрудниками полиции всех уровней, следователями, прокурорами или судьями. Многие из этих должностных лиц оказались в силу своего служебного положения просто неуязвимы и поэтому недосягаемы для уголовного преследования. Безнаказанность порождает произвол. Причины разные, в том числе установленный законодательством иммунитет для значительной части должностных лиц, наделенных властными полномочиями и призванных вершить правосудие от имени государства. Нужны, очевидно, новые подходы к решению проблемы, в том числе, с позиций криминалистики.
Поэтому в учении о предмете криминалистики должно быть место для исследования и этой проблемы. В той его части, на основе познания которой можно по-новому строить профилактическую работу и разрабатывать криминалистические способы воспрепятствования коррупции и злоупотреблениям в правоохранительной сфере, равно как и помогающие их разоблачению.
Одним из направлений таких исследований могло бы стать изучение не только самой деятельности правоохранительных, в том числе судебных органов, но и механизмов (закономерностей) возникновения информации об этой деятельности. Как любое преступление отображается в самых разнообразных «следах» (в широком смысле слова), так и процедура его познания закономерно отображается в материалах уголовных дел и в сознании участников уголовного процесса. В тех же протоколах следственных и судебных действий, в материалах видео-, звукозаписи, фиксирующих ход и результаты процессуальных действий, в памяти участников судопроизводства и т. д. В результате возникает информация о тех мерах, которые предпринимались субъектами судебного исследования для достижения своих профессиональных целей (или криминальных намерений их коррумпированных представителей). Выработка заведомо неправосудных решений происходит, вероятно, по законам, отличным от принятия ошибочных. Причины, последствия и признаки «заказных» решений, надо полагать, иные, нежели признаки просто некомпетентных и непрофессиональных. И они могут быть диагностированы, распознаны, в том числе в рамках «криминалистического исследования материалов уголовных дел».[186 - Эксархопуло А.А. Специальные познания и их применение в исследовании материалов уголовного дела. – СПб, 2005. С. 109–154.] Принятие заведомо неправосудного решения в отличие от ошибочного, не бывает случайным. Его механизм, впрочем, как и возникающие при этом «следы», также подчинен определенным закономерностям. И их нужно изучать. Теоретическое обоснование тому можно найти в той части учения о предмете криминалистики, которая посвящена специфическим сторонам деятельности следственных, судебных и иных органов, и ее закономерному отражению в материалах уголовных дел.
Уже только по этой причине механизмы отражения познавательной деятельности субъектов уголовного процесса должны быть отнесены к существенным сторонам предмета криминалистической науки. Изучение указанной группы явлений и их закономерных связей имеет и непосредственный практический смысл. Ибо только по материалам уголовного дела можно судить, каким арсеналом располагал субъект судебного исследования, какие действия были им предприняты для выяснения обстоятельств события преступления, насколько правильно и квалифицированно этот арсенал был использован следователем, дознавателем и другими участниками уголовного процесса, чтобы преступление можно было назвать раскрытым, а истину установленной. Именно ошибками в выборе познавательных средств, неправильным или неквалифицированным их применением (а порой и злым умыслом), чаще всего обусловлены претензии к собранным в ходе раскрытия и расследования преступлений доказательствам.
Сегодня, повторюсь, эта тема приобретает особую актуальность, ибо именно в материалах уголовных дел концентрируется не только положительный опыт, но и злоупотребления при раскрытии, расследовании преступлений и рассмотрении дел в судах. Этот аспект предмета криминалистики и есть новая, малоисследованная сторона его сущности. Но, чтобы наши представления о задачах криминалистической науки были адекватны потребностям практики, полезно не только целенаправленно изучать эту существенную часть предмета криминалистики, но и направлять усилия на разработку средств и методов для практического их использования в исследовании материалов уголовных дел.[187 - Практика подготовки таких заключений ведет свое начало с середины 90-х годов. См.: Эксархопуло А.А. Специальные познания и их применение в исследовании материалов уголовного дела. – СПб: изд-во СПбГУ, 2005.]
3.4. Интеграция юридических знаний как путь прикладного развития криминалистики
В истории науки взаимодействие различных областей знания нередко приводило к возникновению новых, весьма перспективных направлений научных исследований. Этот процесс, как путь выявления новых проблем и новых их решений академик П. Л.Капица образно охарактеризовал как взаимное «оплодотворение» двух встречающихся друг с другом отраслей знания, в результате которого возникает нечто принципиально новое.[188 - П.Л.Капица подчеркивал в своем выступлении на собрании в АН СССР в 1956 году: «… принципиально новое в науке чаще всего рождается, когда две различные области встречаются друг с другом, они как бы оплодотворяют друг друга, и тогда и рождается что-то новое». (См.: Капица П.Л. Эксперимент. Теория. Практика: статьи и выступления// 4-е изд-е., исправленное и дополненное. – М.: Наука, 1987. С. 167).]
С начала ХХ века интегративные процессы, обусловленные общностью познаваемых явлений, приобретают характер наиболее заметных тенденций в развитии науки. Именно благодаря интеграции в ХХ веке удавалось найти новые решения научных проблем, а нередко на ее основе возникали и новые отрасли знания, получившие название «стыковых». Примеры с биофизикой, биохимией, математической физикой, физической химией и др. наглядно иллюстрируют возможности объединения усилий ученых разных специальностей для решения насущных проблем, стоящих перед наукой. Отмечены они и в истории развития правовой науки. Так, проблемы уголовного права и уголовного процесса, интегрированные с проблемами естественных и технических наук, породили в свое время новую область научного знания – криминалистику.
Взаимопроникновение разных отраслей юридических знаний нашло отражение и в российском законодательстве середины ХIХ века. В частности, нормативная база для исследования сомнительных документов была детально проработана в гражданском судопроизводстве. При этом правила исследования документов, выработанные в гражданско-процессуальном законе, напрямую использовались в уголовном судопроизводстве. Так, Устав 1864 года рекомендовал следователям и уголовному суду в случае обнаружения документов с признаками фальсификации, руководствоваться правилами, закрепленными в Уставе гражданского судопроизводства. «По подозрению в подлоге акта, не признанного еще подложным со стороны суда гражданского, – говорилось в ст.698 Устава, – суд уголовный производит исследование по правилам, постановленным в Уставе судопроизводства гражданского (ст. ст.547–554)».[189 - Уголовно-процессуальный кодекс России. Часть 1. Официальные тексты /под ред. В.А.Панюшкина. – Воронеж, 1998.]
Увы, но современные законодатели оказались невосприимчивы к позитивному опыту своих предшественников. Например, взаимосвязь современного уголовно-процессуального права с другими отраслями юридической науки, с тем же гражданским правом и процессом обнаруживается с трудом.
Между тем следует заметить, что в юридических отраслях знания и сегодня сохраняется немало «стыковых» проблем. Значительная их часть требует для своего разрешения объединения юридических знаний, прежде всего, наук уголовного права, криминологии, уголовного процесса и криминалистики. И такие исследования ведутся. Нельзя, однако, не заметить, что правовые науки по уровню своей интеграции заметно отстают от общих тенденций развития современного научного знания. Причина в том, что значительная их часть, как правило, обособлена, изолирована от разработок в смежных отраслях знаний. В лучшем случае более или менее полноценное взаимодействие юридических наук можно обнаружить в исследованиях криминалистов и процессуалистов, чья интеграция всегда воспринималась как необходимое условие их прогрессивного развития. Так, П. С.Элькинд, в частности, отмечала, что «… дальнейшее развитие уголовно-процессуальной науки и законодательства… возможно только при условии взаимопроникновения науки уголовного процесса и криминалистики».[190 - Элькинд П.С. Цели и средства их достижения в советском уголовно-процессуальном праве. – Л., 1976. С.109.]
Между тем, интеграция родственных отраслей знания, в частности, наук криминалистического цикла, не исчерпывает всех возможностей объединения усилий разных наук, и не только юридических, для решения специфических задач, не входящих в круг их непосредственных интересов. Новый взгляд, взгляд «со стороны» вполне мог бы стать источником новых и вместе с тем оригинальных решений. То, что не замечают ученые одной специальности, увлеченные собственными представлениями о путях решения той или иной научной проблемы, для других специалистов может иметь неожиданно простое решение, если проблему воспринимать под новым углом зрения и с новым научным инструментарием. Только отсутствием должного взаимодействия можно объяснить, например, тот факт, что разработка криминалистических характеристик экономических преступлений, в частности, исследование способов их совершения, до сих пор остается заботой исключительно криминалистов, чьи исследования в этой части базируются главным образом на результатах научных разработок в области науки уголовного права. Притом, что в «изобретении» способов совершения экономических преступлений немалая «заслуга» самих экономистов. То же можно сказать и о разработках криминалистических характеристик многих других видов и групп преступлений.
Несомненно, полезной для совместной разработки могут стать и проблемы гражданско-правовой или иной юридической оценки обстоятельств и фактов, имеющих уголовно-процессуальное значение.[191 - Один из примеров такой оценки мною приводится в статье: Эксархопуло А.А.Гражданское право как область специальных познаний, используемых для оценкисобытий, имеющих уголовно-процессуальное значение. // Юридическая практика. Информационный бюллетень. № 3(30). 2002. С. 131–147.] Такие факты и обстоятельства, выявляемые в процессе предварительного следствия и в суде, невозможно в полной мере, а главное, вполне квалифицированно оценить с тем уровнем профессиональной подготовки, которым обладают субъекты уголовно-процессуального доказывания. В частности, с позиций гражданского, коммерческого, банковского, налогового, таможенного, финансового и т. д. права. Здесь, несомненно, требуются более глубокие, узкоспециализированные познания в отраслевых юридических науках.
Можно долго рассуждать о необходимости интеграции научных знаний, прежде всего наук криминалистического цикла, и, тем не менее, вопрос останется решенным не до конца, если не учитывать прикладного, практического значения результатов интегративных разработок в решении реальных проблем правосудия. Приведу только один пример, которым легко проиллюстрировать значение комплексного подхода к решению, казалось бы, простого (с точки зрения отдельных наук) вопроса.
По уголовному делу о хищении бюджетных денежных средств, квалифицированном как мошенничество, обвинительный приговор был вынесен директору предприятия по переработке сельскохозяйственной продукции. Судья огласила только вводную и резолютивную его части, сославшись на ч. 7 ст.241 УПК, где говорится, что «в случае рассмотрения уголовного дела в закрытом судебном заседании или в случае рассмотрения уголовного дела о преступлениях в сфере экономической деятельности, … на основании определения или постановления суда могут оглашаться только вводная и резолютивная части приговора». Свое решение судья мотивировала тем, что ею рассматривалось дело о преступлении, которое входит в раздел «Преступления в сфере экономики». Нетрудно себе представить, как могли бы отреагировать на это явно незаконное решение специалисты разных отраслей наук криминалистического цикла.
Специалист в области уголовно-процессуального права, оценивая решение судьи, вероятно, обратил бы внимание на то, что норма УПК, устанавливающая право суда оглашать приговор частично, говоритне обо всех преступлениях, описываемых в данном разделе УК, а только о преступлениях в сфере экономической деятельности. И, вероятно, откроет уголовный кодекс, чтобы в этом убедиться. Ошибка судьи для процессуалиста станет очевидной.
Специалист в области уголовного права, в свою очередь, конечно же, заметит, что мошенничество, которое вменялось подсудимому, относится к преступлениям против собственности, а не к преступлениям в сфере экономической деятельности. Оба умозаключения – и процессуальное и материально-правовое дадут основания для оценки, принятого судьей решения о частичном оглашении приговора как ошибочного, и будут по-своему правы.
Между тем, вывод об ошибке, которым в силу своей узкой специализации вынуждены будут ограничиться представители уголовного материального и процессуального права, окажется неполным, а скорее всего не до конца обоснованным, если не обратиться к криминалистической оценке ситуации. Криминалист, вероятно, будет исходить из логической невозможности представить себе, чтобы судья не знала о существовании УК РФ, не знакомилась хотя бы с его оглавлением, и допустила ошибку, перепутав преступления против собственности (глава 21 УК РФ), к которым относится мошенничество, с преступлениями в сфере экономической деятельности (глава 22 УК РФ), для которых уголовно-процессуальный закон установил изъятия из общего правила об оглашении приговора (ч.7 ст. 241 УПК РФ). Поэтому криминалист будет искать объяснения «феномену» принятия судьей заведомо «ошибочного» решения и, несомненно, найдет таковые, в частности, в уликах поведения, хорошо известных в криминалистике как признаки сокрытия истины. Были такие признаки обнаружены и в данном деле, свидетельствуя не об ошибке, а об уловке судьи.
А проявились они в принципиальной невозможности подготовить полный текст приговора за то время и в тех условиях, в которых судья выносила свое решение. Во-первых, как выяснилось после вручения копий приговора заинтересованным сторонам, которое состоялось через две недели, значительная часть приговора, а это более 20-ти первых страниц печатного текста – текстуально полностью, слово в слово совпадала с текстом выступления государственного обвинителя в прениях. Участникам заседания было известно, что свое выступление государственный обвинитель завершил лишь за несколько минут до удаления судьи в совещательную комнату для вынесения приговора. А значит, у судьи не было физической возможности воспользоваться текстом этого выступления для включения его в свой приговор. Если, конечно, данный текст не был передан судье заблаговременно, до начала прений, что уже само по себе наказуемо как форма давления на суд.
Во-вторых, за то время, которое судья провела в совещательной комнате, о чем можно судить по протоколу судебного заседания, даже эти двадцать страниц приговора, в точности копирующие выступление государственного обвинителя, физически невозможно было даже переписать, не говоря уже о самостоятельной подготовке текста. Создание судьей в момент оглашения резолютивной части приговора лишь видимости существования его полного текста и явилось той «уликой поведения», которую криминалист имеет основание оценить как обман. Вот эту-то ложь с оглашением не существовавшего на момент его вынесения приговора и пришлось скрывать судье путем вольной интерпретации уголовно-процессуального и уголовного закона.
От интеграции достижений криминалистики с достижениями отраслевых юридических наук вполне можно ожидать полноценного развития и «криминалистики защиты», и «криминалистики обвинения», и «криминалистической цивилистики», и, возможно, других направлений научных исследований, объединенных в систему с условным названием «прикладная криминалистика». Не вторгаясь в предметную область криминалистической науки, каждая из этих новых научных дисциплин, сформировавшихся в результате интеграции с ней других наук, способна будет разрабатывать тактико-технические средства для собственной, специфической сферы правоприменительной деятельности – гражданско-правовой, административно-правовой и т. д.[192 - О таком решении вопроса, как о варианте научного обеспечения правоприменительной практики я впервые написал еще в 2004 году. (См. Эксархопуло А.А. Предмет и система криминалистики. Проблемы развития на рубеже ХХ – ХХ1 веков. – СПб, 2004. С. 49–54). Откликов, однако, в то время не последовало. Лишь спустя почти десять лет с аналогичной инициативой выступила Т.С.Волчецкая, отказавшись от своих прежних взглядов на идею расширения предмета криминалистики за счет включения в него некриминалистических сфер деятельности. (см.: Волчецкая Т.С. Перспективы и пути развития современной криминалистики. // Современное состояние и развитие криминалистики. Совместный российско-украинский проект: Сборник научных статей /под ред. проф. Н.П.Яблокова и В.Ю.Шепитько. – Харьков, 2012. С. 13–14).]
Термин «прикладная криминалистика» не означает ее вспомогательного характера по отношению к базовой криминалистике, тем более не указывает на их связь как части и целого. Название «прикладная» говорит лишь о том, что разработки науки ориентированы на решение практических, прикладных задач в конкретной сфере деятельности. В этом смысле и традиционная криминалистика, и отдельно криминалистика защиты или обвинения, и криминалистическая цивилистика – все они относятся к прикладным отраслям знания. И если традиционная криминалистика обеспечивает практическими рекомендациями уголовный процесс, то прикладная криминалистика должна будет заниматься обеспечением правоприменительной деятельности, выходящей за эти рамки.
3.5. Предмет прикладной криминалистики
Криминалистическая наука, будучи изначально ориентирована на разработку средств и методов, предназначенных для практического использования, имела, таким образом, все основания уже с начала своего зарождения называться «прикладной» научной дисциплиной. Между тем, на каждом этапе своего исторического развития в термин «прикладная наука» вкладывался различный смысл, что было обусловлено и местом криминалистики в системе наук и уровнем ее развития. В период формирования этот термин призван был подчеркнуть несамостоятельность, зависимость криминалистики от естественно-технических отраслей знания, данные из которых ею приспосабливались для нужд уголовного судопроизводства.
Так, еще в начале ХХ века один из пионеров отечественной криминалистики – С. Н.Трегубов, употребляя для ее обозначения термин «уголовная техника», считал, что новая наука является «прикладной, преследующей практические цели научной дисциплиной, не претендующей на самостоятельное научное значение. Будучи «тесно связанной с уголовно-процессуальным правом», уголовная техника имеет «своим предметом изучение наиболее целесообразных способов и приемов применения методов естественных и технических наук к исследованию преступлений и установлению личности преступника».[193 - Трегубов С. Н. Основы уголовной техники. – М.: ЛексЭст, 2002. С.18.] О криминалистике того периода как о технически прикладной дисциплине, превратившейся в самостоятельную науку лишь к концу 30-х годов, писал и известный украинский ученый В. И.Гончаренко.[194 - Гончаренко В.И. Использование данных естественных и технических наук в уголовном судопроизводстве. – Киев, 1980. С.19.]
Характеристикой «прикладная наука» подчеркивалась, таким образом, принадлежность криминалистики к естественно-техническим дисциплинам, данные которых ею использовались для собственных целей, и от которых она «отмежевалась».[195 - Там же. С.21.] Здесь термин «прикладная», очевидно, использовался, чтобы дать представление о зарождающейся криминалистике как части общей системытехнических дисциплин, в совокупности составляющих целое – «естественно-технические» отрасли знания.
Понимание прикладной сути криминалистики, означающей ее «зависимость» не только от естественно-технических, но и от других, в частности, наук уголовно-правового цикла, быловесьма характерно для периода ее становления. Так, Ганс Гросс отводил ей место «лишь в скромном ряду вспомогательных наук».[196 - Гросс Г. Руководство для судебных следователей как система криминалистики. Изд-е 4. – СПб, 1908.] Тем не менее, основоположник криминалистики, в отличие от некоторых своих последователей, не отказывал новой науке в самостоятельности. Он писал: «… будучи поставлена, как вспомогательная наука для уголовного права (Г.Гросс имел здесь в виду и материальное и формальное уголовное право, то есть – процесс – А. Э.), криминалистика, однако, оставляет за собой право на самостоятельность…».[197 - Ганс Гросс. Указ. соч. С. 10.]
Зависимость криминалистики от уголовного процесса, как признак ее прикладной сущности, и позднее подчеркивалась многими учеными. А. Н.Васильев, к примеру, утверждал, что «…криминалистика иначе как прикладной по отношению к фундаментальной науке уголовного процесса быть не может»[198 - Васильев А.Н. Критические замечания в отношении криминалистики и уголовно-процессуальной теории доказательств // Сов. Государство и право. 1979. № 4. С.88]. Здесь термин «прикладная» используется автором в буквальном смысле слова: криминалистика представлена как бы «приложением» к уголовному процессу. Указание на прикладной характер криминалистики призвано было подчеркнуть ее «вторичность», то есть зависимость от уголовно-процессуальной науки, которая «является для криминалистики ее руководящим методом»[199 - Там же.]. Очевидно, смысл приведенного рассуждения А. Н.Васильева не изменится, если слово «прикладная» заменить словом «подчиненная», что равнозначно «несамостоятельная», обязанная руководствоваться положениями фундаментальной науки уголовного процесса. Такой вывод следует из последующего комментария автора к выше сказанному. «Из понимания криминалистики как юридической науки – прикладной по отношению к фундаментальной науке уголовно-процессуального права – вытекает важный вывод принципиального значения об обязательности для нее принципов советского уголовного процесса, относящихся к расследованию преступлений».[200 - Криминалистика /под ред. А.Н.Васильева. – М., 1980. С.12.]
То, что криминалистика не может в своих разработках пренебрегать принципами уголовного процесса еще не дает оснований говорить об их соотношении как наук – прикладной и фундаментальной. Аналогичную связь можно обнаружить, например, между физикой и математикой – первая, как известно, не может обойтись без математического аппарата. Однако от этого физика не становится «прикладной» наукой по отношению к «фундаментальной» математике. Также и в отношениях криминалистики с уголовным процессом обнаруживается не столь односторонняя связь. Уголовно-процессуальное право не менее «зависимо» от криминалистики. По выражению П. С.Элькинд, наука уголовного процесса «опирается на достижения криминалистики».[201 - Элькинд П.С. Цели и средства их достижения в советском уголовно-процессуальном праве. – Л., 1976. С.109.]
Очевидно, что в принципе не существует таких наук, которые существовали бы изолированно, не использовали, или не руководствовались бы научными положениями из других отраслей знания. Думается, что терминологические конструкции – «фундаментальная» и «прикладная» применительно к наукам уголовно-процессуального права и криминалистике вообще неуместны.[202 - Это мнение, высказанное мною еще в 2004 году (см.: Эксархопуло, А. А. Предмет и система криминалистики: проблемы развития на рубеже ХХ – ХХI веков. – СПб: Издательский Дом СПбГУ, 2004. С. 51), нашло поддержку: См.: Ищенко, Е.П. К вопросу о природе и системе науки криминалистики //Криминалист первопечатный. № 7. 2013. С.11.] Речь может идти только о фундаментальных и прикладных исследованиях как отдельных, относительно самостоятельных направлениях «внутри» самих этих наук, либо как о результатах фундаментальных исследований, используемых в прикладных целях каждой из взаимодействующих наук.
Со временем отношение к сути криминалистики как «прикладной» науке существенно изменилось. Название «прикладная» уже стало восприниматься не как свидетельство ее вспомогательного характера по отношению к какой-то другой науке или комплексу наук, и тем более не как часть некоего целого, а как признак науки, разработки которой ориентированы на решение практических, прикладных задач. Это отличало прикладные науки от «фундаментальных», называемых иногда «теоретическими науками», которые ставили перед собой исключительно познавательные цели. В теоретических («чистых», фундаментальных) науках исследования восходят от конкретного к абстрактному, в то время как в прикладных науках – наоборот: от теоретических выводов к практическому их применению. Иными словами, цель фундаментальных наук состоит в том, чтобы познавать явления, в то время как цель прикладных – разрабатывать, создавать орудия, средства для практического применения на базе ранее познанного. Фундаментальные исследования идут, таким образом, не от сегодняшних потребностей практики, а ориентированы на будущее их использование, поскольку сфера практического применения результатов фундаментальных научных исследований заранее не может быть определена, о ней можно лишь предполагать. Академик П. Л.Капица в 1937 году так писал о соотношении «чистой» и «прикладной науки»: «… Я пользуюсь термином «чистая наука», так как не знаю, чем заменить это слово. Иногда говорят – теоретическая наука, но теоретической является всякая наука… Между прикладной и чистой наукой имеется только одно различие: в прикладной науке научные проблемы идут из жизни, в то время как чистые науки сами ведут к прикладным результатам, потому что никакое научное знание не может остаться не приложенным к жизни, – оно так или иначе найдет свое применение и даст практические результаты, хотя и трудно предвидеть, когда и как это произойдет»[203 - Капица П.Л. Эксперимент: теория и практика. Изд-е 4-е испр. и доп. – М., 1987. С.118].
Новое, более современное понимание термина «прикладная наука», то, о котором писал академик П. Л.Капица, и позволило Р. С.Белкину говорить о недопустимости отождествления понятий «прикладная» и «вспомогательная» наука применительно к криминалистике. «В отнесении науки к числу прикладных, – писал Р. С.Белкин, – нет ничего унизительного, и ее роль при этом не умаляется. Криминалистика действительно при делении наук на фундаментальные и прикладные относится к разряду последних, что вовсе не означает, что она не является самостоятельной или играет только вспомогательную роль».[204 - Белкин Р.С. Криминалистика: проблемы сегодняшнего дня. – М., 2001. С.44.]
Тем не менее, в рассуждениях Р. С.Белкина о прикладном характере криминалистики есть одна условность, которую трудно не заметить. О ней сам автор говорит как об условности, которая в делении наук на фундаментальные и прикладные становится все более различимой по мере развития процессов интеграции и дифференциации знания.[205 - Там же.] Но даже с подобной оговоркой Р. С.Белкин видит в делении наук на фундаментальные и прикладные, прежде всего, способ разграничить первые и вторые в силу некоей подчиненности прикладных наук наукам фундаментальным. Полагая при этом, что прикладные науки существуют не иначе как реализуя «в практике достижения фундаментальных наук», служащих «как бы мостом между теорией и практикой»[206 - Там же.]. То есть, опять же, понятиями «фундаментальные» науки и науки «прикладные» обозначаются связи некоторых обособленных отраслей знания, первая из которых является базой для второй. Такая связь действительно может прослеживаться в их взаимоотношениях. Но и здесь легко обнаруживается некая условность, и прежде всего в употреблении этих терминов для обозначения конкретных «НАУК», как обособленных и целостных систем знаний. В реальности же фундаментальных наук в «чистом» виде не существует, а есть фундаментальные научные проблемы и фундаментальные научные исследования. Также как нет чисто прикладных наук, а есть прикладные проблемы и прикладные научные исследования. К такому выводу в итоге приходит и сам автор. «В современных условиях применительно к достаточно развитым наукам, – пишет Р. С.Белкин, – точнее говорить о фундаментальных и прикладных исследованиях – практических приложениях результатов фундаментальных исследований (и то и другое в рамках каждой науки)».[207 - Там же. С.45.] Любая прикладная по своей предназначенности, то есть служащая, прежде всего, удовлетворению потребностей практики, наука, достигшая определенной степени зрелости, вынуждена обращаться к фундаментальным для нее же теоретическим разработкам. В криминалистике, таковыми, к примеру, стали исследования в области ее Общей теории.
Именно поэтому деление на фундаментальную («базисную», «чистую», «познавательную») и прикладную науку, как заметил П. Л.Капица, «во многом следует считать искусственным, и трудно указать точку, где кончается базисная и начинается прикладная наука. Это деление связано с тем, какие непосредственные цели преследует ученый – познавательные или прикладные»[208 - Капица П.Л. Указ. соч. С.396.]. Именно целью проводимого конкретным ученым исследования определяется относимость научных разработок к фундаментальным или прикладным. Отсюда вывод, из которого следует, что критерий деления научных исследований на прикладные и фундаментальные (то есть «чистые», «познавательные»), относится к числу субъективных категорий.
И еще один вывод из сказанного: прикладные и фундаментальные решения научных проблем – это не есть какие-то изолированные друг от друга направления научных исследований, даже когда речь идет об одной науке, а есть два аспекта любого исследования, лишь условно именуемого «прикладным» или «фундаментальным». Употребляя эти условные выражения, как пишет В. Н.Карпович, «следует иметь в виду, что четких границ между прикладными и «чистыми» (или фундаментальными) проблемами не существует: одна и та же проблема, исследуемая с практической или чисто познавательной целью, может иметь решение, обладающее как практической, так и познавательной ценностью. Эти взаимопроникновения и взаимосвязь двух аспектов науки (выд. мною – А. Э.) наиболее удачно выражены в афоризме: «нет ничего более практичного, чем хорошая теория».[209 - Карпович В.Н. Проблема, гипотеза, закон. – Новосибирск, 1980. С.35.]
Как можно видеть, один и тот же результат научного исследования в зависимости от того, кем и для каких целей он востребован, может иметь как чисто познавательную (базисную для других исследований), так и непосредственно практическую ценность.
Таким образом, внутринаучные теоретические разработки криминалистики (направленные на познание, например, закономерностей механизма преступного события), которые создают основу для ее прикладных исследований (имеющих, к примеру, цель создать на основе познанных закономерностей новые технико-криминалистические средства и методы обнаружения следов преступления), вполне допустимо рассматривать как разновидность фундаментальных криминалистических исследований. То же иллюстрируют и разработки в области теории криминалистической идентификации по отношению к судебной экспертизе. Фундаментальные положения данной теории реализуются в прикладных разработках конкретных экспертных методик, непосредственно востребованных и реализуемых практикой.
Иными словами, характеристика криминалистической науки как прикладной вовсе не означает ее противопоставление наукам фундаментальным. Внутри самой криминалистики также ведутся фундаментальные (теоретические) исследования, которые становятся базовыми для собственных прикладных разработок. Попытки отграничить одни от других бесплодны, впрочем, как и попытки найти четкие критерии для разграничения наук, которые можно было бы по этим критериям однозначно относить либо к фундаментальным, либо к прикладным. Различия, вероятно, существуют только в направлениях проводимых исследований и только в целевом их разнообразии.
Это означает, что любая отрасль научного знания, достигнув определенной степени зрелости, способна стать теоретической базой для формирования целого комплекса прикладных исследований и разработок. Причем в этих разработках могут решаться задачи, выходящие за рамки тех, которые обусловлены предметом данной базовой науки. Такие новые направления научных исследований, выходящие за рамки ее исторически сформировавшегося предмета, могут привести к появлению и новых научных дисциплин, и даже новых наук. Все они способны образовать некий комплекс, объединенный не одним предметом познания, а одним источником заимствуемых базовых сведений. Этот комплекс также принято именовать прикладным. Так, к примеру, еще в ХVIII веке начинала формироваться «Прикладная химия», ставшая отражением тесной связи неорганической химии с ремеслами, позже определившими уровень промышленного развития многих стран.[210 - http://xumuk.ru/encyklopedia/2/2836.html]
Сегодня «Прикладная химия» объединяет разные направления прикладных исследований, каждое со своим, обособленным предметом познания: Аналитическая химия, Химия высокомолекулярных соединений, Квантовая химия, Физическая химия, Химические основы биологических процессов и многое другое. Прикладной химией именуют и «химию войны», исследования которой привели к созданию химического оружия, ракетного топлива и т. д.[211 - http://khimie.ru/analiticheskaya-himiya/analiticheskaya-himiya-fundamentalnaya-ili-prikladnaya-nauka] То же можно сказать и о математике, и о физике, традиционно считающихся фундаментальными науками, на базе достижений которых, между тем, сформировались «прикладная» физика и «прикладная» математика.
Однако, не только «фундаментальные» науки способны порождать свои прикладные комплексы наук и новые прикладные направления научных исследований. Прикладными есть основания именовать любые направления научных разработок, которые базируются на заимствовании достижений из других отраслей знания, причем не только теоретических, но и ориентированных на решение практических задач. Результаты прикладных исследований в криминалистике также вполне могут стать базовыми, то есть условно «фундаментальными», для будущих прикладных разработок, при условии, однако, что ранее найденные решения криминалистических проблем будут интересны в новой области не столько своей практической, сколько познавательной ценностью. В таких разработках результаты ранее завершенных прикладных криминалистических исследований творчески приспосабливаются к решению задач иной сферы деятельности и таким образом становятся для новой области знаний «базовыми», то есть фундаментальными. Так происходит, когда научные рекомендации, нашедшие своего «потребителя» в лице следователя, эксперта и т. д., творчески приспосабливаются для решения задач, не связанных с уголовно-процессуальной деятельностью. Например, методика фотопортретной экспертизы может стать базовой (фундаментальной) для прикладных исследований в искусствоведении. Вспомним историю с «Вульфертовским» портретом, который исследовал профессор С. М.Потапов для выяснения вопроса о том, кого на данном портрете изобразил художник. В исследовании произведения изобразительного искусства выдающийся ученый – криминалист творчески «приспособил» известную в криминалистике методику отождествления лиц, изображенных на фотоснимках.[212 - Ираклий Андронников. Я хочу рассказать вам… – М.: Советский писатель. 1962. С. 62–67. См. также: Крылов И.Ф. В мире криминалистики. – Л., 1987. С. 187–190.]
Для многих юридических и не только юридических сфер деятельности такие заимствования из криминалистики, могут стать основой для собственных прикладных исследований. Впрочем, и в самой криминалистике многие исследования можно называть аналогично – прикладными. Так, созданные технические способы выявления потожировых отпечатков пальцев, например, с помощью нингидрина – это, безусловно, криминалистика, но в то же время и «прикладная химия». Разработка тактических приемов установления психологического контакта либо приемов, основанных на возбуждении ассоциативных связей, помогающих допрашиваемому лицу припомнить забытые факты – есть, конечно же, криминалистика, но одновременно и «прикладная психология».
Сферам деятельности, находящимся за пределами исторически сформировавшихся научных интересов криминалистики и ее предмета, можно и нужно искать пути научного – тактического, технического или методического обеспечения. В том числе, для совершенствования адвокатской деятельности, деятельности участников гражданского, арбитражного и административного судопроизводства, деятельности в других областях правоприменительной практики. Сегодня, однако, ни одна из соответствующих базовых правовых наук самостоятельно этими прикладными вопросами не занимается, несмотря на очевидную в этом практическую потребность. Современная криминалистика вполне могла бы стать источником для таких исследований.
Вполне возможно, что по терминологической аналогии с «прикладной математикой», «прикладной химией» или «прикладной физикой», эту функцию способно будет выполнить новое зарождающееся направление научных исследований, которое вполне уместно было бы именовать – «ПРИКЛАДНОЙ КРИМИНАЛИСТИКОЙ». Здесь термин «прикладная» употребляется в третьем своем значении, характеризующим криминалистику как науку, способную своими достижениями удовлетворить практические потребности иных областей знания.
Таким образом, под «прикладной криминалистикой» следует понимать те области научного знания, в которых находят применение известные достижения криминалистики дляразработки «некриминалистических» проблем иных наук или иных сфер общественной, в том числе правоприменительной, практики. То есть всех тех проблем, которые, находясь за рамками предмета криминалистической науки, нуждаются в привлечении криминалистических средств. Разумеется, при сохранении за базовой криминалистикой ее главной функции, а именно, предназначенности для разработки средств познания истины в уголовном процессе.
Ну а поскольку «Прикладная криминалистика» сегодня лишь зарождается как самостоятельная отрасль знания, постольку и стать таковой она сможет, лишь следуя общим закономерностям развития любой науки. Поэтому первым шагом формирования «Прикладной криминалистики», также как в свое время и традиционной криминалистики, должно стать обобщение, анализ и систематизация эмпирического материала, содержащего примеры полезного заимствования и творческого приспособления средств традиционной криминалистики для решения задач тех сфер деятельности, которые в этом нуждаются.[213 - См.: Эксархопуло А.А. Прикладная криминалистика. – Уфа: РИЦ БашГУ, 2018.]
3.6. Проблемы развития системы криминалистики
Начиная с Ганса Гросса, система криминалистических знаний претерпевала в своем развитии существенные изменения: появлялись новые разделы, отрасли, институты, перераспределялись сформировавшиеся. На каждом историческом этапе система криминалистики, подтверждая свою зависимость от состояния и тенденций развития науки в целом, отражала и ее новые достижения. Будучи одним из познавательных средств установления связи явлений, изучаемых наукой, систематизация призвана была способствовать «не только упорядочению и организации существующего знания, но и получению нового знания, и тем самым его расширению и развитию».[214 - Рузавин Г.И. Научная теория. Логико-методологический анализ. – М., 1978. С.24.] Те, кто стоял у истоков криминалистики, ясно понимали, что без систематизации накопленныхэмпирических и научных данных криминалистика не смогла бы стать и самостоятельной наукой. Один из ее основоположников – Ганс Гросс – писал, что «право потребовать признания за криминалистикой значения науки не только вспомогательной», мы получили лишь тогда, когда приемы и действия по осмотру «человеческих ног», вычерчиванию планов мест происшествия и т. д., после их научного обоснования, были подвергнуты разработке «и приведены в систему».[215 - Гросс Г. Руководство для судебных следователей как система криминалистики. Изд-е 4. – СПб, 1908. С.10.] (выд. мною – А. Э.).
В процессе своего исторического развития предложенная Гансом Гроссом система криминалистики неоднократно подвергалась пересмотру и изменениям, корректирующим прежние представления о связях и отношениях научных знаний, включаемых в эту систему. Нет поэтому ничего удивительного в том, что система Ганса Гросса, предложенная еще в конце ХIХ века, в современном восприятии выглядит несовершенной и на первый взгляд дажепротиворечивой. Труд свой, названный «Руководством для судебных следователей», Г.Гросс разделил на Общую и Особенную части. В Общей части речь шла о судебном следователе «вообще», о его квалификации, задачах и пр., а также о производстве некоторых следственных действий: «О допросах» и «О производстве осмотров». Завершала Общую часть глава, посвященная «Подготовительным действиям при выезде на место преступления», хотя по логике вещей рекомендации, касающиеся подготовки к выезду на место преступления, должны были предшествовать описанию правил «производства осмотров».
Между тем, в таком построении «системы» нет противоречия, поскольку рекомендации по осмотру места преступления у Г.Гросса представлены лишь общими предписаниями, которыми должен был руководствоваться следователь, чтобы обеспечить результативность своей работы. В то время как описание подготовительных действий, имея сугубо прикладное значение, содержало лишь сведения о подготовке к осмотру технических средств, названных Г.Гроссом «подручными».
То же можно сказать и об Особенной части системы криминалистики Ганса Гросса. Начиная с темы о «сведущих лицах», автор переходит к описанию различных приемов, которыми пользуются преступники, желая затруднить и тем самым воспрепятствовать работе судебного следователя. И лишь после освещения вопросов, которые в нашем представлении ассоциируются с современными проблемами противодействия расследованию, относимыми к проблемам тактики и частной методики, автор «Руководства для судебных следователей» обращается к тем вопросам, которые нам известны как технико-криминалистические. В частности, к описанию оружия, правил вычерчивания планов и схем, характеристике различных следов и пр. Завершает Особенную часть «Руководства» раздел, именуемый «О некоторых преступлениях в особенности». В нем помещены главы, в которых описываются способы совершения различных видов преступлений – телесных повреждений, краж, мошенничества, поджогов и др. То есть все то, что сегодня мы называем «криминалистической характеристикой преступлений».
Как видим, первое систематизированное издание криминалистических рекомендаций для судебных следователей в предложенной основоположником криминалистики последовательности, хотя и было еще далеко от наших представлений о системе криминалистики, но все же имело достаточно оснований, чтобы уже в своем первом исполнении называться «СИСТЕМОЙ».
Более современной выглядит система криминалистики, предложенная Гансом Гроссом в предисловии к IV изданию его «Руководства для судебных следователей», где автор раскрыл планы его будущего переиздания. В них Ганс Гросс предложил сформировать систему криминалистики из двух частей:
1-я часть. «Теоретическое учение о проявлениях преступлений»
2-я часть. «Практическое руководство для производства следствий».[216 - Г.Гросс. Указ. работа. С. ХУII.]
При жизни Гансу Гроссу эти планы реализовать не удалось.
В нашей стране система криминалистики развивалась иначе. Предложенное еще в середине 30-х годов трехчленное деление на криминалистическую технику, следственную тактику и частную методику сменилось двухчленным, в котором были выделены, подобно отраслевым юридическим наукам, Общая и Особенная части. В отличие от аналогичной двухуровневой системы Г.Гросса, Общая часть отечественной криминалистики 30-х годов включала в себя криминалистическую технику и тактику, Особенная – методику расследования отдельных видов преступлений. Сторонники деления криминалистики на общую и особенную части исходили из того, что при таком построении системы курса более четко прослеживается связькриминалистики с правовыми дисциплинами, а сама криминалистическая наука имеет больше оснований входить «составной частью в систему юридических наук, обслуживающих советское правосудие».[217 - См.: Митричев С.П. Предмет, метод и система советской криминалистики. – М., 1956. С. 26–27] Лишь в результате проведенной в 1955 году ВНИИ криминалистики Прокуратуры СССР дискуссии было принято решение вернуться к трехчленной системе.
Тогда же проф. А. И.Винберг предложил выделить вопросы о предмете, методе, системе криминалистики, истории ее развития в самостоятельный раздел под названием Введение в науку, включив сюда и «Криминалистическую идентификацию».[218 - См.: Винберг А.И. Криминалистика. Раздел 1. Введение в науку. – М., 1962.]
В дальнейшем проблемы систематизации криминалистических знаний в основном сводились к обсуждению предложений о создании нового раздела науки – Методологии или Общей теории криминалистики. В нем, помимо науковедческих вопросов, предполагалось включить теории и учения, в достаточной степени уже разработанные и имеющие общее для всех остальных ее разделов значение. Среди них, прежде всего, теорию криминалистической идентификации, которая, несмотря на инициативу А. И.Винберга, до конца 70-х годов ХХ века сохраняла свое место в разделе Криминалистическая техника.
Таким образом, к началу 80-х годов ХХ столетия сформировалась четырехчленная система криминалистики – общетеоретическая (методологическая) часть, криминалистическая техника, тактика и частная методика. В таком виде система криминалистики долгое время не подвергалась принципиальной корректировке, если не считать некоторых изменений терминологического характера. В частности, произошла замена названий отдельных разделов и отраслей. «Следственную» (тактику), «судебную» (баллистику), «уголовную» (регистрацию) стали именовать «криминалистической» (тактикой, баллистикой, регистрацией). Терминологически разнообразно обозначали и первый раздел криминалистики: наряду с названием «Общая теория» употреблялось – «Методология», «Методологические и теоретические основы» криминалистики и т. д.
Помимо терминологических нововведений, каждый из четырех сформировавшихся разделов криминалистики пополнялся новыми отраслями, что было вполне естественно для развивающейся науки. В меньшей степени таким изменениям подверглась криминалистическая тактика, поскольку круг следственных действий, формирующих этот раздел криминалистики, мог пополняться или изменяться только по воле законодателя, а новшества в этой части были явлением достаточно редким.
В конце ХХ века время от времени возникали, не получая, однако, всеобщего одобрения идеи перемещения различных отраслей криминалистики из одних ее разделов в другие. Неоднозначной, в частности, оказалась «судьба» учения о криминалистической версии, которое одни авторы включали в криминалистическую тактику,[219 - См., например: Аверьянова Т.В., Белкин Р.С., Корухов Ю.Г., Россинская Е.Р. Криминалистика. 3-е изд. перераб. и доп. – М., 2008; Криминалистика: Учебник /под ред. проф. Е.П.Ищенко и проф. В.И.Комиссарова. – М., 2007.] другие в общую теорию (теоретические и методологические основы) криминалистики,[220 - См.: Яблоков Н.П. Криминалистика: учебник. 2-е изд. перераб. и доп. – М., 2009; Курс криминалистики в трех томах. Том 1. /под ред. О.Н.Коршуновой и А.А.Степанова. – СПб, 2004 и др.] третьи одновременно в оба эти раздела по принципу «общего» и «частного» учений.[221 - См.: Криминалистика /под ред. Т.А.Седовой и А.А.Эксархопуло. – СПб, 1995, 2001. Макаренко И.А., Эксархопуло А.А. Криминалистика. Учебник для бакалавриата. – М.:Юрлитинформ, 2014.] Вносились предложения сформировать и самостоятельный раздел криминалистики (организационный), куда предлагалось включить учение о версии.[222 - См., например: Криминалистика: учебник /под ред. проф. А.Г.Филиппова и проф. А.Ф.Волынского. – М., 1998.]
Однако и после признания большинством ученых четырехчленного деления криминалистики как наиболее рационального к вопросу о реформировании ее системы ученые продолжали возвращаться, внося свои предложения, которые касались, тем не менее, лишь внешней, порой, исключительно терминологической атрибутики.
К началу 80-х годов ХХ века система криминалистики, состоящая из четырех разделов и начинающаяся с общетеоретической части, получила, таким образом, общее признание. По этой системе составлялись программы, издавались учебники, и велось преподавание криминалистики в ВУЗах страны.
Предложения сформировать пятый ее раздел были редкими и не получали поддержки. Так, еще в 1961 году Н. В.Терзиев посчитал целесообразным выделить в системе криминалистики самостоятельный раздел под названием «Следственные версии и планирование расследования».[223 - Терзиев Н.В. К вопросу о системе науки советской криминалистики. // Правоведение. № 2. 1961. С.155.] Мало кто обратил в те годы внимание на это предложение. Та же судьба постигла и идею А. А.Эйсмана, который в конце 70-х годов предложил обособить в первой частикриминалистики «науковедческий» раздел – «Введение в криминалистику» наряду с ее «Общей теорией».[224 - Советская криминалистика. Теоретические проблемы. – М., 1978. С.27.] О предложениях А. А.Эйсмана и Н. В.Терзиева вспомнили спустя несколько десятилетий, правда, с новой аргументацией и, как правило, без ссылок на их первоисточник.
Между тем, развитие системы криминалистики не может быть признано научно-обоснованным и иметь перспективы до тех пор, пока не будет внесена ясность в вопрос о том, как эта система в принципе должна формироваться на современном этапе. Для этого следует определить: 1) цели систематизации научных знаний (о системе чего должна идти речь – о системе учебного курса или о системе науки); 2) критерии разграничения соответствующих структурных элементов этой системы, то есть основания систематизации, и 3) характер связей между ними.
В большинстве своем, исследуя проблемы систематизации криминалистического знания по разделам и отраслям, авторы предлагаемых новшеств не делали особых различий между системой учебного курса, системой учебников по криминалистике и системой науки, ограничиваясь в лучшем случае лишь указанием на существование таковых. В действительности эти различия были и остаются достаточно существенными и весьма принципиальными, чтобы ими пренебрегать.
Так, В. Е.Корноухов, отмечая необходимость «четко разграничивать систему науки и систему учебников по криминалистике», утверждал, что «система науки одна, а систем учебников может быть много». В обоснование автор ссылался на то, что в специализированных учебных заведениях криминалистика изучается по учебникам, составленным по иной, отличной от традиционной, системе. Причину разнообразия отражаемых в этих учебных изданиях систем криминалистики автор видел в необходимости ориентироваться на подготовку специалистов определенного профиля.[225 - Корноухов В.Е. Система науки криминалистики. – В кн.: Курс криминалистики. Общая часть. – М., 2000. С.18]
Сама по себе мысль о разнообразии учебных курсов криминалистики уже была ранее высказана Р. С.Белкиным, но это разнообразие связывалось автором не с систематизированным изложением криминалистики, а с освещением ее проблем, которые правомерно было рассматривать лишь как узловые или наиболее важные для данной аудитории проблемы науки.[226 - Белкин Р.С. Курс криминалистики. Том 1. – М., 1997. С. 393.] Кроме того, – отмечал Р. С.Белкин, – «курс может быть избирательным, когда его содержание представляет собой часть систематизированного курса, соответствующего функциональному назначению учебного заведения, профилю подготовки обучающихся …» (выд. мной – А. Э.).[227 - Там же.] Как можно заметить Р. С.Белкин, в отличие от В. Е.Корноухова, говорит, по сути дела, не о множественности систем криминалистики, представленных в учебных изданиях, а о разнообразии курсов, читаемых по данной научной дисциплине. В них тот или иной объем криминалистических знаний предлагается для освоения с учетом специализации учебных заведений, уровня образования, профиля обучения, и отражается не в разных «курсах» криминалистики, а в виде отдельных проблем или частей содержания единого курса.
Нельзя не заметить и то, что в приводимых В. Е.Корноуховым примерах разнообразия систем криминалистики, анализируется не содержание учебных курсов криминалистики, а материал учебников по данной научной дисциплине. Между тем, «система учебного курса криминалистики» и «система учебника по криминалистике» – надо думать, не одно и то же. Любой учебник всегда содержит те или иные предпочтения авторского коллектива и объективно не может отражать всю систему криминалистики, освоение которой в требуемом для данного уровня образования объеме только и дает основание говорить о том, что обучающийся получил необходимую подготовку по данной научной дисциплине. В этом смысле любой учебник по криминалистике также представляет собой лишь сведения об определенной части учебного курса, который восполняется лекциями, практическими занятиями, дополнительной литературой и т. д.
Наиболее полно система учебного курса криминалистики если и может быть представлена, то только согласованной учебной программой, содержащей перечень обязательных для изучения разделов криминалистики, изложенных в определенной последовательности и в соответствии с государственным образовательным стандартом. С этой программой совпадают лишь основные разделы учебников по криминалистике, более или менее полно отражая своим содержанием систему всего учебного курса. Поэтому системы построения учебников, подготовленных для лиц, изучающих криминалистику избирательно, в соответствии с их узкопрофессиональной ориентацией, это, скорее, «извлечения» из системы криминалистики, а не криминалистика в системе учебного курса.
В отличие от учебного курса, система криминалистической науки представлена, несомненно, большим своим разнообразием. Построенная по тому же предметному признаку, система науки может совпадать с системой учебного курса только в одном из множества вариантов ее систематизации. Но и это совпадение можно будет наблюдать только в общей базовой совокупности основных структурных элементов системы, представленной теоретическими основами, криминалистической техникой, тактикой и частной методикой расследования.
При общности систем учебного курса и криминалистической науки, построенных по предметному признаку, существенными окажутся их различия по выполняемым функциям. И если систематизация учебного курса, имея цель добиться лучшего освоения знаний, которые дает наука, нуждается в унификации, то есть в единообразии построения системы этих знаний, то систематизация криминалистической науки, призванная выполнять исследовательскую функцию, не может и не должна ограничиваться жесткими рамками.
Поэтому выбор оснований или критериев систематизации знаний в науке часто зависит от задач, поставленных перед разработчиками конкретных внутринаучных проблем. А эти задачи достаточно разноплановы, чтобы можно было без ущерба для науки все те знания, которые составляют ее содержание, объединить в одну единственную систему. Представление системы научного знания в виде неподвижной, жесткой схемы, в отличие от учебного курса, где единообразие есть залог успешного их освоения, только вредит науке. Убедиться в этом нетрудно на примере разнообразия тематики многих криминалистических научных исследований, которые невозможно жестко «привязать» к какой-либо структурной части криминалистики в ее традиционной четырехчленной системе. В особенности это касается научных проблем, разрабатываемых на межотраслевом или междисциплинарном уровне. Так, ни к одному из четырех разделов в соответствии с четырехчленным делением криминалистики, мы не сможем безоговорочно отнести такие, например, темы научных исследований как: «Идентификация личности», «Криминалистическая диагностика лжи», «Осмотр места происшествия по делам, связанным с применением огнестрельного оружия», или «Поиск вещественных доказательств». Отчасти в них находят отражение проблемы техники, отчасти тактики, отчасти частной методики расследования, но при этом любая из названных тем научных исследований может рассматриваться как проблемная одновременно для всех разделов криминалистики. Очевидно, что эти темы, являясь межотраслевыми и даже междисциплинарными, уже только по этой причине не «вписываются» безоговорочно ни в один из известных разделов криминалистики. И таких разрабатываемых в криминалистической науке проблем, которые невозможно однозначно оценить как проблемы только «технические», «тактические» или «методические», множество.
Все возрастающее влияние «стыковых» проблем на развитие криминалистики требует изменения подходов и к систематизации знаний, составляющих содержание науки. Однако, ни одна из предлагаемых в литературе систем криминалистики в своем одном и единственном варианте не учитывает этих процессов как тенденций, раскрывающих закономерности развития научного знания. Между тем, с этими объективными процессами развития криминалистики нельзя не считаться, предлагая критерии и оценивая возможности для формирования ее многоуровневой системы. Разнообразие уже решенных и вновь возникающих научных проблем и порождает, прежде всего, множественность оснований для систематизации криминалистических знаний, составляющих содержание науки. В этом смысле нельзя не согласиться с И. А.Возгриным, обратившим внимание на то, что «систематизация содержания любой частной науки может производиться по нескольким основаниям, в зависимости от того, какой аспект выбран для построения ее системы».[228 - Возгрин И.А. Введение в криминалистику. – СПб, 2003. С.76.]
Только подвижная, динамичная, «многоаспектная» система науки, построенная по различным основаниям, учитывающим разнообразие тематик и направлений научных исследований, дает возможность уяснить, к какой области в структуре науки следует отнести конкретную научную проблему, разрабатываемую на межотраслевом уровне, и в какой связи она состоит с другими проблемами, решаемыми данной наукой.
Здесь не о чем дискутировать, ибо любой способ систематизации научного знания, в рамках которой находит место своим исследованиям конкретный ученый, имеет право на существование, разумеется, если система научно обоснована. Рассуждая о преимуществах той или иной предлагаемой системы науки криминалистики, ученые фактически отстаивают не «лучший», а «один из» многих ее вариантов, имеющих в равной мере право на существование наряду с другими вариантами, лишь в совокупности и во всем своем многообразии образующих СИСТЕМУ науки.
