скачать книгу бесплатно
Казалось, будто прошло больше получаса. Наконец начался обратный отсчет.
«Вильям, – сказал я себе, – если уж старт с Земли столь тяжел, то тут тебе точно все зубы вышибет».
Я знал, что нам предстоит разогнаться до девяноста трех с лишним миль в секунду – трети миллиона миль в час! Если честно, мне было страшновато.
Шли секунды; затем последовал мягкий толчок, вдавивший меня в подушки, – и все. Я просто лежал, глядя в потолок, который опять стал потолком. Пол снова находился подо мной, но никакой чрезмерной тяжести я не ощущал. Я прекрасно себя чувствовал.
Я решил, что это только первый этап, а потом начнется настоящий ужас.
Экран под потолком кубрика засветился, и я увидел лицо мужчины с четырьмя полосками на воротнике; он был моложе капитана Делонгпре.
– Приветствую вас, друзья, – улыбнувшись, сказал он. – Говорит капитан Харкнесс. Корабль продолжит движение с ускорением в один «же» в течение четырех с небольшим часов. Пожалуй, пора подавать обед?
Он снова улыбнулся, и я понял, что желудок нисколько меня не беспокоит, если не считать чувства зверского голода. Видимо, он знал, что все мы, сухопутные крысы, страшно проголодаемся в ту же минуту, как только к нам вернется нормальный вес.
– Постараемся обслужить вас как можно быстрее, – продолжал капитан. – Можете отстегнуть ремни, сесть и расслабиться, но вынужден вас попросить соблюдать осторожность в одном: корабль правильно сбалансирован, так что тяга двигателя проходит в точности через наш центр масс. Иначе мы начали бы вращаться, вместо того чтобы двигаться по прямой, и могли бы закончить свой путь в ядре Солнца, а не на Ганимеде. Вряд ли кому-то хочется превратиться в импровизированное жаркое, так что прошу каждого из вас не покидать без необходимости окрестностей своей койки. Корабль снабжен автоматическим компенсатором импульса, но его не следует перегружать. Прежде чем отдалиться более чем на шесть дюймов от вашего нынешнего местонахождения, получите разрешение у своего корабельного помощника. – Он снова улыбнулся, и улыбка его вдруг стала крайне неприятной. – Любой нарушивший данное правило будет пристегнут силой, а когда мы перейдем в свободный полет, капитан назначит подобающее его проступку наказание.
В нашем отсеке никаких корабельных помощников не было, и нам ничего не оставалось, как только ждать. Я познакомился с другими мальчишками в кубрике – кто-то был старше меня, кто-то младше. Одному из них, рослому рыжеватому парню лет семнадцати по фамилии Эдвардс, которого тут же прозвали Горлопаном Эдвардсом, ждать быстро надоело.
Вряд ли стоило его винить, – казалось, будто прошли часы, но поесть нам так и не дали. Мне показалось, будто о нас забыли.
Эдвардс маячил возле двери, выглядывая наружу.
– Смешно! – наконец бросил он. – Не можем же мы тут торчать весь день. Я намерен выяснить, в чем дело. Кто со мной?
– Капитан велел сидеть на месте, – возразил кто-то из ребят.
– И что с того? Что он может нам сделать? Мы не члены команды.
Я заметил, что капитан обладает властью на всем корабле, но Эдвардс лишь отмахнулся:
– Ерунда! У нас есть право знать, что происходит, и право получить еду. Кто пойдет со мной?
– Нарываешься на неприятности, Горлопан, – сказал другой мальчик.
Эдвардс остановился. Думаю, замечание его обеспокоило, но пойти на попятный он уже не мог.
– Слушайте, – наконец заявил он, – нам полагается корабельный помощник, а нам его не выделили. Вы выбираете меня корабельным помощником, парни, и я приношу вам пожрать. Как насчет такого?
Возражать вслух никто не стал.
– Ладно, я погнал, – сказал Горлопан.
Не прошло и нескольких секунд после его ухода, как появился корабельный помощник с большой коробкой упакованных пайков. Он раздал их все, и остался один лишний. Затем он пересчитал койки.
– Разве тут не двадцать мальчиков? – спросил он.
Мы переглянулись, но все промолчали. Достав список, он начал вызывать каждого по имени. Эдвардс, естественно, не ответил, и помощник вышел, забрав с собой его паек.
Потом появился Горлопан и, увидев нас за едой, поинтересовался, где его обед. Мы объяснили, и он сказал:
– Черт побери, что же вы мне не оставили? Хорошая же вы компания.
Он снова вышел, но вскоре вернулся вне себя от злости. За ним вошел корабельный помощник, который пристегнул его к койке.
Мы как раз доедали свои пайки, когда снова засветился экран на потолке и на нем появилась Луна. Казалось, будто мы летим прямо к ней, причем на большой скорости. У меня начали возникать подозрения, что капитан Харкнесс где-то пропустил десятичную точку.
Лежа на койке, я смотрел, как растет лунный диск. Когда он заполнил собой весь экран и уже казалось, что мы обязательно в него врежемся, я заметил, что лунные горы смещаются по экрану справа налево. Я облегченно вздохнул, – возможно, капитан все-таки знал, что делает.
– В данный момент мы пролетаем мимо Луны и в связи с этим слегка меняем курс, – послышалось в громкоговорителе. – Наша относительная скорость в точке максимального сближения составляет свыше пятидесяти миль в секунду, что приводит к достаточно впечатляющему эффекту.
Впечатляющему – не то слово! Мы пронеслись вдоль лунного диска примерно за полминуты, после чего он скрылся позади. Вероятно, на него просто была постоянно направлена телекамера, но ощущение возникло такое, будто мы спикировали, резко свернули и помчались прочь. Вот только на таких скоростях круто не свернешь.
Часа через два двигатель отключился. К тому времени я успел заснуть, и мне снилось, будто я прыгаю с парашютом и он не раскрылся. Вскрикнув, я проснулся, ощутив невесомость и подкативший к горлу комок. Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы сообразить, где я.
– Разгон завершен, – сообщил громкоговоритель. – Сейчас корабль будет приведен во вращение.
Но это произошло не сразу, а очень медленно. Мы подплыли к одной из переборок и соскользнули вдоль нее к внешней стене корабля. Внешняя стена превратилась в пол, на котором мы стояли; бывший пол с койками на нем стал стеной, а бывший потолок с телеэкраном на нем – другой, противоположной. Мы почувствовали, как постепенно становимся все тяжелее.
Горлопан оставался пристегнутым к койке: корабельный помощник передвинул замки так, чтобы он не мог сам до них добраться, и теперь болтался на ремнях, словно младенец за спиной индианки. Он начал орать, чтобы мы помогли ему спуститься.
Никакая опасность ему не угрожала, и вряд ли он испытывал особые неудобства – восстановившаяся сила тяжести была намного меньше земной. Позже выяснилось, что капитан раскрутил корабль до одной трети «же» и так и оставил, поскольку именно такова была сила тяжести на Ганимеде. Так что срочная необходимость освобождать Горлопана отсутствовала.
Никто, впрочем, особо с этим не торопился. Мы все еще обсуждали случившееся, а некоторые ребята отпускали шуточки, которые Горлопану явно не нравились, когда вошел все тот же корабельный помощник, отстегнул Горлопана и велел нам всем идти за ним.
Вот так мне довелось присутствовать на капитанской аудиенции.
Чем-то это похоже на древние времена, когда местный повелитель сидел на троне и по справедливости судил своих подданных. Мы направились следом за помощником, которого звали доктор Арчибальд, к каюте капитана Харкнесса. В коридоре возле каюты уже собралось немало народа. Наконец вышел капитан Харкнесс, и дело Горлопана стало первым.
Свидетелями были мы все, но капитан допросил лишь нескольких – я в их число не вошел. Доктор Арчибальд рассказал, что обнаружил Горлопана бродящим по кораблю во время разгона, и капитан спросил Горлопана, слышал ли тот приказ оставаться в своей койке.
Горлопан пытался увиливать и возлагать вину на всех нас, но, когда капитан припер его к стене, он вынужден был признаться, что слышал приказ.
– Сынок, – сказал капитан Харкнесс, – ты недисциплинированный болван. Не знаю, на какие неприятности ты нарвешься, будучи колонистом, но на моем корабле ты уже ими обзавелся.
Немного подумав, он добавил:
– Говоришь, все из-за того, что ты проголодался?
Горлопан ответил, что да, он ничего не ел после завтрака и до сих пор так и не пообедал.
– Десять дней на хлебе и воде, – сказал капитан. – Следующее дело.
Следующее дело касалось такого же проступка, но совершенного женщиной – одной из тех крупных впечатляющих дам, которые считают, будто могут всеми командовать. Она поскандалила со своим корабельным помощником и отправилась к капитану, чтобы пожаловаться ему лично – во время разгона.
– Мадам, – ледяным тоном проговорил капитан Харкнесс, – из-за вашей непробиваемой глупости подверглись опасности мы все. Есть что сказать в свое оправдание?
Она разразилась тирадой о том, насколько груб был с ней помощник и что ей никогда в жизни не доводилось слышать о столь абсурдных судилищах, и так далее, и тому подобное. Наконец ее прервал капитан.
– Вам когда-нибудь приходилось мыть посуду? – спросил он.
– Нет, конечно!
– Так вот, теперь придется – на протяжении последующих четырехсот миллионов миль.
6. Е = МС
Когда нас отпустили, я отправился на поиски отца. Казалось, будто я ищу иголку в стоге сена, но, расспросив окружающих, я все-таки его нашел. У них с Молли была своя каюта. С ними находилась и Пегги, и я подумал, что она тоже занимает эту каюту, что вызвало у меня легкую досаду. Но потом я увидел, что коек всего две, и понял, что у Пегги место в общем кубрике. Как оказалось, в кубриках разместили всех детей старше восьми лет.
Отец был занят тем, что снимал койки со стены и перемещал их на нынешний пол. Когда я вошел, он прервал свое занятие, после чего мы сели и поговорили.
Я рассказал ему про капитанскую аудиенцию, и он кивнул:
– Мы видели на экране. Хотя твою сияющую физиономию я не заметил.
– Почему? – тут же поинтересовалась Пегги.
– Откуда я знаю? – Немного подумав, я добавил: – Слушай, Джордж, шкипер на космическом корабле примерно равен абсолютному монарху?
– Гм… – после некоторого размышления ответил отец. – Нет, он скорее конституционный монарх. Но он в самом деле монарх.
– Хочешь сказать, мы должны перед ним кланяться и называть его «ваше величество»? – поинтересовалась Пегги.
– Вряд ли это было бы разумно, Пег, – ответила Молли.
– Почему? Было бы даже весело.
– Что ж, – улыбнулась Молли, – потом расскажешь, как у тебя это получится. Подозреваю, он просто перекинет тебя через колено и отшлепает.
– Не посмеет! Я кричать буду!
Я вовсе не был в том уверен. Помня про четыреста миллионов миль грязной посуды, я решил, что, если капитан прикажет мне изображать лягушку, я радостно начну перед ним скакать.
Если капитан Харкнесс и был монархом, он не слишком держался за собственную власть. Первым делом он приказал нам провести выборы и организовать совет корабля, после чего мы его почти не видели.
Голосовать могли все старше восемнадцати. Но голосовать пришлось и остальным – нам велели создать младший совет, хотя непонятно, какой с него был толк.
Но кораблем с тех пор правил совет взрослых – настоящий совет. Он даже выступал в роли суда, и капитан больше не выносил наказаний. Отец рассказал, что капитан визирует все решения совета – ему приходилось это делать, чтобы они имели законную силу, – но я ни разу не слышал, чтобы он отклонил хотя бы одно.
И знаете, что первым делом постановил тот совет – после того как расписал часы приема пищи и прочее? Они решили, что мы должны учиться!
Срочно собравшийся младший совет принял резолюцию против подобного решения, но она ничего не значила. Учебы нам было не избежать.
В состав младшего совета входила и Пегги. Я спросил ее, почему она не отказалась, если не собирается ничем заниматься. На самом деле я просто ее поддразнивал, – собственно, она устроила за нас приличную битву.
Впрочем, учеба оказалась не столь уж плоха. В космосе почти нечего делать, и если ты видел одну звезду, можешь считать, что видел их все. А первым, с чего началась наша учеба, стала экскурсия по кораблю, против чего никто не возражал.
Мы разбились на группы по двадцать человек, и экскурсия заняла целый день – в смысле, «день» по времени корабля. «Мэйфлауэр» имел форму шара с конусом сбоку – вроде юлы. В вершине конуса находился выхлоп двигателя – хотя главный инженер Ортега, водивший нас по кораблю, называл его «соплом».
Если считать сопло кормой, то в круглом конце, на носу, находилась рубка управления, а в ее окрестностях – каюты капитана и офицеров. Сопло и все пространство, занимаемое реактором, отделял от остальной части корабля радиационный щит, проходивший прямо через корабль. От щита до самой рубки управления простирался большой трюм – цилиндр диаметром в сто с лишним футов, разделенный на отсеки. Мы везли с собой в колонию множество груза – землеройную технику, концентрированные удобрения, приборы и не знаю что еще.
Центральный цилиндр окружали жилые палубы – палуба А под самой обшивкой корабля, под ней палуба В, дальше палуба С, а потолок палубы D одновременно являлся внешней стеной трюма. На палубе D располагались столовые, камбуз, комнаты отдыха, изолятор и тому подобное, а три внешние палубы занимали кубрики и каюты. На палубе А через каждые десять или пятнадцать футов шли ступеньки, поскольку она была вписана во внешний контур корабля, и потолки на ней имели разную высоту. В самой дальней к корме части палубы А расстояние от пола до потолка составляло всего около шести футов, и там жили дети помладше, в то время как в самой широкой части корабля потолки на палубе А находились на высоте двенадцати или тринадцати футов.
Изнутри корабля трудно было понять его устройство – он не только был разделен переборками, но и вызванная вращением искусственная гравитация сбивала с толку. В любом месте палубы, где бы ты ни стоял, она казалась ровной, но резко уходила вверх впереди и позади. Однако до искривленной части дойти было невозможно – если ты продолжал идти вперед, палуба все так же выглядела ровной. Пройдя достаточно далеко, можно было описать круг и вернуться в начальную точку, совершив путешествие по всему кораблю.
Я никогда бы сам этого не сообразил, если бы мистер Ортега не набросал для нас схематический рисунок.
Мистер Ортега рассказал нам, что корабль совершает три и шесть десятых оборота в минуту, или двести шестнадцать полных оборотов в час, чего вполне достаточно, чтобы центробежная сила на палубе В составила одну треть «же». Палуба В находилась в семидесяти пяти футах от оси «Мэйфлауэра»; палуба А, где жил я, располагалась дальше, и сила тяжести там составляла где-то на десятую долю больше, а на палубе С, соответственно, на столько же меньше. На палубе D она была намного ниже, и если внезапно встать из-за стола в столовой, могла закружиться голова.
Рубка управления находилась на самой оси, и там можно было парить в невесомости, даже когда корабль вращался. По крайней мере, так мне говорили – внутрь меня ни разу не пустили.
Вращение корабля создавало еще один странный эффект: все окружающее располагалось «внизу» в том смысле, что единственным местом, где можно было разместить иллюминаторы, являлся пол палубы А, и именно там они и находились – четыре больших иллюминатора, каждый в своем отдельном отсеке.
Мистер Ортега показал нам одну из этих смотровых галерей. Иллюминатор представлял собой большую круглую кварцевую плиту в полу, с ограждением вокруг.
Первые вошедшие направились прямо к ограждению, но тут же попятились. Две девочки взвизгнули. Протолкавшись вперед, я взглянул вниз… и обнаружил, что смотрю прямо во вселенскую бездну, простиравшуюся на миллионы миль.
Я не попятился, – как говорит Джордж, я скорее акробат, чем акрофоб[3 - Акрофобия – страх высоты.], – но все же вцепился в ограждение. Вряд ли кому-то хотелось бы свалиться с такой высоты. Обработанный кварц не давал отражения, и казалось, будто между тобой и потусторонним миром ничего нет.
Из-за вращения корабля звезды плыли перед иллюминатором, отчего становилось только хуже. Слева вынырнул ковш Большой Медведицы, проследовал почти подо мной и ускользнул вправо, чтобы несколько секунд спустя появиться снова.
– Пожалуй, с меня хватит, – сказал я и уступил место другому желающему, но, похоже, никто особо больше не рвался.
Потом мы прошли через гидропонную ферму, но там не было ничего интересного – просто растения, производившие кислород для нашего дыхания. В основном это были водоросли, но имелись также и грядки с овощами. Я поинтересовался, как существовали растения до того, как на борту появились пассажиры, и мистер Ортега показал на кран для подачи углекислого газа на стене.
– Естественно, приходилось их снабжать.
Мне следовало догадаться и самому – простая арифметика.
Главный инженер повел нас обратно в одну из столовых. Мы сели, и он рассказал о реакторе.
Мистер Ортега поведал нам, что эволюция космических кораблей проходила в три этапа. Первыми стали ракеты на химическом топливе, не слишком отличавшиеся от больших немецких военных ракет времен Второй мировой войны, только многоступенчатые.
– Вы, ребята, молоды и не видели подобных ракет, – сказал он, – но они были самыми большими из когда-либо построенных космических кораблей – из-за своей крайней неэффективности. Как вам всем известно, первая ракета, достигшая Луны, была четырехступенчатой. Длина ее последней ступени почти равнялась длине «Мэйфлауэра», но ее полезная нагрузка составляла меньше тонны.
Эволюция космических кораблей характеризуется тем, что корабли уменьшались в размерах, вместо того чтобы увеличиваться. Следующей стадией развития стала ракета на атомной энергии. Это был немалый шаг вперед – отпала нужда в ступенях, и корабль типа «Дедала» мог стартовать с Земли даже без катапульты, а тем более дополнительных ступеней и долететь до Луны или даже до Марса. Но подобные корабли по-прежнему обладали недостатками ракет – они зависели от атомного реактора, который разогревал реактивную массу и выбрасывал ее через сопло, так же как их предшественники зависели от химического топлива, использовавшегося для той же цели.
Последним этапом эволюции стали корабли на преобразователях массы, такие как «Мэйфлауэр», и, вероятно, на этом она заканчивается – корабль на преобразователях массы теоретически способен достичь скорости света. Взять, к примеру, наш полет – мы разгонялись с ускорением в один «же» примерно четыре часа двадцать минут, набрав скорость свыше девяноста миль в секунду. Если бы мы двигались с таким же ускорением чуть меньше года, то приблизились бы к скорости света.
Кораблю на преобразователях массы вполне хватит для этого энергии. При стопроцентной эффективности потребуется около одного процента его массы в качестве энергии и еще один процент в качестве реактивной массы. Именно так станет летать «Звездный скиталец», когда он будет достроен.
Кто-то из детей помладше поднял руку:
– Мистер главный инженер?
– Да, сынок?
– А что, если он пролетит так еще несколько недель и преодолеет скорость света?
