Тайна поместья Эбберли

– На той стороне? – спросила Айрис. – Или на этой?

– На той, на бывших землях де Вернеев, – ответил мистер Хоутон. – В лесу. Анна начала строить недалеко от перекрёстка часовню. Ей пытались помешать. Часовню разрушали, она её строила заново, и так по кругу. За это время монастырь Святого Ботольфа выкупил бывшие земли де Вернеев из казны. Причем очень задёшево. Видимо, так всё изначально и задумывалось. Литкот добывал уголь, свободно возил его по землям монастыря и наверняка щедро делился прибылью с настоятелем. Анна вернулась в Лондон и вскоре овдовела. Она была молода, детей у неё не было, и вскоре она вышла замуж повторно за сэра Генри Вентворта. Вентворты владели кое-какими землями на западе графства, а в деревеньке Эбберли, здесь неподалёку, у них было что-то вроде охотничьих угодий с небольшим домом, и с де Вернеями они ранее были хорошо знакомы.

Айрис теперь слушала внимательнее, чем прежде, стараясь не упустить ни единого слова.

– По слухам, Генри Вентворт женился на Анне ради наследства, оставшегося ей после смерти мужа, но они составили хорошую пару. У неё были деньги, у него – умение заводить связи при дворе. А у Литкота дела шли неважно. Запасы угля внезапно иссякли, он держался только за счёт железной руды, хотя месторождение было бедным, но потом обрушился мост. А его сообщник, отец Эдмунд, начал терять зрение. Все заговорили о том, что Анна Вентворт их прокляла. А она на самом деле в одну из встреч с Эдмундом Корнхиллом сказала: «Гореть вам всем в аду за ваши преступления!» Или что-то похожее. Свидетелей было множество. Настоятель даже выдвинул против Анны Вентворт обвинения в колдовстве. Но вскоре ему стало не до неё. Сначала к нему прибыли посланники короля с предложением распустить монастырь, а когда он отказался, то через несколько дней прибыл воинский отряд. Эдмунда Корнхилла схватили и бросили в тюрьму. Вскоре его казнили, монастырь распустили – и слухи о проклятии Анны Вентворт только укрепились. Хотя есть и более простое объяснение: её муж Генри сделал карьеру при дворе, а когда решил вернуться в родные места, стал правой рукой шерифа Суррея и Сассекса, причем шерифы-то менялись каждый год, а он оставался. Он обладал властью достаточной, чтобы расквитаться с Эдмундом Корнхиллом за страдания своей жены. Поэтому неизвестный монастырь в глуши и был разогнан одним из первых.

– А как же всё остальное? – спросили сразу женщина в шляпе и её спутник.

– Да, почему рухнул мост? И почему настоятель ослеп? И что Вентворт мог сделать с углём под землёй? Выкрасть? – добавилось ещё несколько голосов из толпы.

– Совпадения, не более того, – развёл руками мистер Хоутон. – Но эти совпадения дали пищу для воображения суеверных и необразованных людей. Слухи распространялись как пожар… Литкот пробовал починить мост, но найти работников было невозможно. Люди говорили, что мост разрушил сам дьявол по сговору с Анной Вентворт, и кто начнёт его чинить, тот сам будет проклят, потому что мост был отнят у де Вернеев обманом. Литкот постепенно разорился, и во всём опять винили проклятие. Но это, разумеется, просто домыслы, леди Анна была обычным человеком, просто упорным и мстительным.

– А что с ней было потом? – спросила Айрис. – Мне говорили, что у всех Вентвортов несчастливая судьба.

Мистер Хоутон вздохнул:

– Эти сказки просто неискоренимы… Мисс, у тех, кто жил в правление Генриха Восьмого и его детей, почти у всех была тяжёлая, полная перипетий судьба. Вентворты не отличаются от прочих аристократических семей, у всех, если поискать, случались потери и трагедии. Но что касается Анны Вентворт, она прожила долгую жизнь. Правда, она потеряла четверых детей, но остальные-то выжили, и в Эбберли до сих пор живут её прямые потомки. На склоне лет её муж влюбился в дочь краснодеревщика из Лондона, сделал её своей любовницей, а жену отправил в Эбберли. Это она велела построить новый дом. Он не сохранился, но тем не менее именно Эбберли стало родовым гнездом Вентвортов, и они живут там по сей день. А если вам интересно, можем спуститься к реке, оттуда видно кое-что построенное при Анне Вентворт. На том берегу есть эллинг, его подновляли, но в основе строение шестнадцатого века. И с ним тоже связана одна очень мрачная история. – Проигнорировав просьбы рассказать, что это была за история, мистер Хоутон опять вернулся к тому, что, очевидно, привлекало его более всего, – к зданиям и архитектуре: – От тех времен на другом берегу сохранились два других примечательных сооружения. Первое – часовня, та самая, которую построила Анна Вентворт якобы на месте могил отца и брата. После того как земли монастыря отошли казне, её муж сумел выкупить то, что ранее принадлежало де Вернеям, и ей уже никто не мешал строить то, что она хотела. Второе сооружение – кенотаф, гробница без останков внутри. Анна Вентворт, конечно, не называла его так, она выдумала какую-то благочестивую историю, но неподалёку от часовни она поставила высеченную из камня точную копию церкви Святого Ботольфа. Не сохранилось ни одного рисунка, ни одной гравюры с изображением монастыря, и только благодаря кенотафу мы знаем, как выглядел храм. Это была невероятной красоты готическая церковь!

– Он до сих пор там? – спросила женщина в шляпе. – Этот кето… кенотаф?

– О да! У того места в лесу дурная слава, очень дурная. Его ещё при жизни Анны называли «Лес самоубийц». Разумеется, разрушить кенотаф боялись. Тем более он находился на землях Вентвортов. А ещё эта копия церкви устроена как ящик. То есть крышку можно сдвинуть. И, конечно же, пошли слухи, что Анна Вентворт поместила внутрь останки отца и брата. Примечательно, что всех де Вернеев до этого хоронили в крипте церкви Святого Ботольфа, и Анна, получается, перехитрила священников и всё же похоронила своих родных в церкви, пусть и крошечной, но зато той самой. Символически, разумеется.

Слушатели удивлённо загудели.

– Так вот, ещё при жизни Анны Вентворт кто-то настоял, чтобы кенотаф открыли. Внутри ничего не нашли, а двое парней, которых отправили сдвинуть крышку, вскоре погибли. Когда я был ребёнком, мы переправлялись на ту сторону посмотреть на часовню и кенотаф, и это было вроде испытания на смелость. Сейчас, конечно, я понимаю, что это просто камни, но тогда… Хотя не знаю, кого мы больше боялись: призраков или егерей. Девять лет назад часовню и кенотаф очистили от мха, подновили. Я в детстве даже и не знал, что копия церкви настолько точная и красивая. Загляденье! Но было сделано и одно страшное открытие… – Мистер Хоутон воздел руку вверх. – Учёные, которые проводили реставрацию и раскопки, сняли кенотаф с основания, основание подняли, а под ним нашлись два гроба. Останки были в очень плохом состоянии, но по возрасту и по тому, что в одном из гробов многие кости были переломаны, решили, что это отец и сын де Верней. Анна Вентворт всё же нашла их тела!

– Какой ужас! Кошмар! Боже мой! – зашептались вокруг.

– Тела перенесли на кладбище, а кенотаф возвратили на место, – поспешил успокоить всех мистер Хоутон. – Но оцените хитрость Анны Вентворт! Она специально сделала эту крышку, чтобы отвлечь внимание! Все были уверены, что тела лежат внутри кенотафа, а когда их там не оказалось, успокоились. Это всё было устроено лишь для отвода глаз.

– А можно на эту штуку посмотреть? – спросил какой-то мужчина. – Туда бывают экскурсии?

– Исключительно редко, – покачал головой мистер Хоутон. – Дело в том, что лес по ту сторону принадлежит Вентвортам, а заходить в частные владения мы можем только с разрешения. Иногда хозяева его давали, иногда нет. Мы переправлялись на лодках на ту сторону, осматривали часть парка Эбберли, которая примыкает к реке, а потом шли в «Лес самоубийц». Это была прекрасная прогулка и одновременно экскурсия. Я попробую связаться с владельцами, и, может быть, в этом году нам посчастливится увидеть кенотаф. Это произведение искусства! Я знаю, что большинство из вас не из этих мест и вскоре уедет, но тем, кто живёт поблизости, предлагаю записаться в агентстве, если желаете посетить те места. Я пока ничего не обещаю, но увидеть парк Эбберли и все эти старинные постройки – это редкая, редчайшая возможность!

* * *

Всю дорогу назад из Стоктона Уилсон пытался разговорить Айрис, но та отвечала на его расспросы неохотно. Да, ей понравилась экскурсия. Да, было жарковато. Да, самое интересное – это руины монастыря. И Анна Вентворт.

Айрис никак не могла заставить себя включиться в беседу. Мысли занимали Вентворты. Экскурсовод, по опыту зная, чем привлечь слушателей, рассказал то, чего было не найти в серьёзных книгах, полную странных совпадений историю де Вернеев и Вентвортов.

А она, несмотря на слова Уилсона про дурное место, всё же сходила пару дней назад посмотреть на часовню и маленькую, высотой чуть выше пояса, копию церкви – та показалась ей красивой, но странной, Айрис никогда не видела ничего подобного, но только теперь она поняла, зачем копия была здесь поставлена и что значила… Она бы посмотрела на неё совсем другими глазами, если бы снова оказалась там.

Эбберли было местом удивительным и немного пугающим. Сколько ещё загадок скрывалось здесь? И сколько таилось в библиотеке?

Когда они вернулись назад, мистер Уилсон, встретив на крыльце Джоан, даже пошутил:

– Мисс Бирн, видно, вконец напугалась. Им на экскурсии про проклятие рассказывали, про «Лес самоубийц», поди про женщину в чёрном тоже…

– Про женщину в чёрном? – повернулась к Уилсону Айрис. Словно в ответ на эти слова, у неё начала болеть голова.

Уилсон довольно хохотнул:

– А как же? У любого уважающего себя особняка должна быть своя женщина в чёрном! Или же в белом, это уж у кого какой вкус. И тут своя есть!

– Не болтайте, чего не следует, мистер Уилсон, – недовольно проговорила Джоан. – Вы всё шуточки шутите, а это ведь не просто так.

– Что не просто так? – спросила Айрис.

– Не на пустом месте эти рассказы. – Заметив, как Айрис изменилась в лице, Джоан добавила: – Да вы не переживайте так, мисс Бирн! Здесь она давно не показывается.

Джоан говорила это так, словно была убеждена: женщина в чёрном существует, просто сейчас занята чем-то другим и не посещает Эбберли.

Но Айрис не могла сейчас думать над этим, ей на самом деле было нехорошо. Возможно, немного перегрелась на солнце, пока была на экскурсии. Айрис пробормотала что-то про то, что у неё есть дела, и вошла в дом. Внутри царили прохлада и полумрак, пахло воском для мебели и выпечкой с кухни.

Айрис дошла до нижней ступеньки боковой лестницы и остановилась. Несмотря на головную боль, здесь ей стало лучше. Этот коридор с белым плиточным полом, череда тёмных дверей, желтоватые лампы, свисающие с потолка на коротких массивных цепях, домашние уютные запахи, даже потёртости на ковре, покрывавшем лестницу, – всё было болезненно, трогательно-прекрасным. Прекрасным не в том смысле, в котором прекрасны картины, развешанные в гостиных, или фарфоровые статуэтки в витринах… Это был дом, которого Айрис так не хватало, пока она жила в колледже. И было непонятно, почему это неуместное чувство нахлынуло на неё именно сейчас, когда ей было почти до головокружения плохо.

Она полюбила Эбберли. Вот и всё. Ей нравилось сюда возвращаться.

Айрис медленно поднялась наверх и, скинув у двери туфли и бросив шляпу на стол, упала на кровать, на прохладное покрывало.

Пролежала она так полчаса, а потом заглянула Джоан – проведать ее. В руках у неё был подносик со стаканом лимонада:

– Я немного волновалась за вас, – сказала Джоан. – Вы такая бледная пришли!

– Просто голова заболела. – Айрис села на кровати. – Наверное, от жары. Сейчас почти прошло.

– После лимонада ещё лучше станет. Могу вам аспирин принести.

– Нет, спасибо… Мне на самом деле уже лучше.

– Я уж подумала, вы из-за чёрной женщины…

– Нет, – улыбнулась Айрис. – Я не верю в такое.

Она сделала глоток лимонада. Как и всё, приготовленное миссис Хендерсон, он был невероятно вкусным.

Джоан покосилась на дверь, а потом подошла поближе к Айрис:

– А я думаю, что дыма без огня не бывает. Вот смотрите: местные здесь не работают. Ну неужели у них просто придурь такая? Или деньги не нужны? Они не просто верят, что этот дом несчастливый, они знают.

– Мне он не кажется несчастливым, Джоан. До того, как произошла эта история с леди Клементиной, Вентворты были счастливы. А когда пройдёт время, сэр Дэвид тоже… С ним всё будет хорошо.

– Дай-то бог! Молодой совсем, а целыми днями работает, или музыку слушает, или читает. Съездил бы куда! А то только фабрики да Лондон. Руперт-то, его брат, взял и женился, например.

– Я слышала, он серьёзно болен?

– Жениться это не мешает. Он, ну… Как вам сказать, хилый такой и перекошенный. Хромает сильно. Увидите, если здесь подольше проживёте, а не как предыдущий библиотекарь. – Джоан указала на стакан: – Вы допивайте, мисс, а я сразу вниз отнесу.

Айрис в пару больших глотков допила лимонад и отдала стакан Джоан. Та дошла до двери и взялась за ручку, а потом остановилась:

– Хотите про женщину в чёрном расскажу?

– Джоан! – едва ли не взмолилась Айрис. Её все эти стародавние истории не то что по-настоящему пугали, скорее рождали какое-то неприятное смятение.

– Это не выдумки! – с уверенностью произнесла Джоан. – Ни Пайк, ни Уилсон не верят, но объяснить-то никак такие совпадения не могут.

– Какие совпадения?

– Про чёрную женщину. Когда умерла та леди, которая мост разрушила и монахов погубила, здесь стала являться женщина в чёрном. Её многие видели и тогда, и позже… А потом она надолго исчезла. И знаете, когда её снова увидели? В то лето, когда леди Клементина пропала. И из деревни люди видели, и кто-то из садовников. Но после того она опять перестала являться. А на Рождество сюда приезжал Руперт с женой и ребёнком, и с ним была няня. Девушка из Корнуэлла, никогда здесь раньше не была, проработала у них всего месяц. И вот мы как-то болтали на кухне, про всякое, ну, знаете… А она и говорит: «Я возле нашего дома такую женщину странную вижу, вся в чёрном и исчезает как призрак. Прямо жутко становится! Один раз из окна выглянула, а она стоит у изгороди, точно статуя, не шевелится и смотрит на дом, как будто ждёт кого, а лица не разобрать…» А потом она с коляской на улице была и опять ту женщину увидела. И соседи видели. Такая странная, жуткая, всегда вечером приходит, в сумерках. Вот откуда той девочке про Анну Вентворт знать, а?

– Но если это призрак Вентвортов, то зачем ему появляться у дома того, кто Вентворт только по имени? – возразила Айрис. – Вряд ли призраки признают усыновление. Это просто какая-то женщина. Мало ли сумасшедших, которые подглядывают под чужими окнами?

Джоан с заговорщицким видом склонилась к Айрис:

– А откуда нам знать, Вентворт он или нет? С чего им было усыновлять этого ребёнка? Леди Клементина и своим-то не занималась… Ну, пока он не подрос. Она терпеть не могла все эти пелёнки и кормления. Здесь это не секрет!

– Так странно… – Айрис прикусила губу. – Я думала об этом же. Да не о женщине в чёрном! – махнула Айрис рукой, увидев, как загорелись глаза Джоан. – О том, зачем им вообще нужно было усыновлять ребёнка.

Джоан только пожала плечами.

* * *

Вечером Айрис опять должна была ужинать с сэром Дэвидом и Энид Причард. Это был не первый их ужин, так что она уже не волновалась, в том числе за свой внешний вид. Жемчуга здесь действительно не требовались, хотя Энид надевала очень красивые серьги с яркими лиловыми камнями, наверное аметистами. Больше у неё драгоценностей, видимо, не было. Что касается одежды, то Айрис за несколько недель поняла, что даже если Энид и носила исключительно эффектные туалеты, то все равно их было не так и много. В колледже Айрис была знакома с девушкой, у которой был такой подход: пусть у меня будет одно-единственное платье, но зато от Харди Эмиса[4]. Видимо, для Энид было так же важно одеваться в самое лучшее и казаться девушкой из состоятельной семьи – кузиной сэра Дэвида Вентворта.

Пока у Айрис сохли волосы, она села за маленький стол у окна и начала писать письмо матери. Во-первых, она обещала ей писать не реже чем раз в две недели, во-вторых, она хотела, чтобы мать прислала ей кое-какую одежду из той, что осталась дома.

Айрис выкинула три листа, прежде чем смогла написать десять хороших предложений: таких, какие бы одновременно удовлетворили любопытство матери относительно Эбберли и не выдали одержимость Айрис этим домом, его историей и его тайнами, а также её глупых надежд, что она сможет или найти в библиотеке невероятно ценное издание, или прольёт свет на тайну исчезновения леди Клементины. Она боялась, что мать её высмеет. Не в буквальном смысле, но миссис Кэтрин Бирн умела всего одной фразой показать смехотворность чего угодно.

Она так и не дописала письмо. Её отвлекали мысли о том, что она узнала сегодня о Руперте Вентворте. Нет, она вовсе не думала, что фамильные привидения могут послужить установлению родства, её заинтересовала идея Джоан, что Руперт вовсе не был Вентвортам таким уж чужим.

Потом пришло время одеваться к ужину, после ужина стало лень садиться за стол, утром же ждала работа. Подобным образом Айрис каждый вечер отвлекалась на что-то более важное, так что к письму вернулась лишь четыре дня спустя.

Глава 6

Тайна умрёт со мной

4 сентября 1964 года

Каждый день Айрис начинала работу в библиотеке едва ли не с замиранием сердца и думала, что, может быть, сегодня ей попадётся именно та книга, которую искали грабители. Она даже представляла, как войдёт в кабинет сэра Дэвида и скажет ему.

Но она не думала о спрятанном в библиотеке сокровище слишком часто. Её увлекала сама работа. Ей нравились отполированное дерево полок, запах бумаги и кожи, тяжесть томов в руках и то, какими по-особенному гладкими казались страницы, когда она трогала их в перчатках. Листать в них было сложнее, чем голыми руками, но это никогда не вызывало у Айрис раздражения. Она была не так уж терпелива с людьми, но когда дело касалось книг, её терпение становилось бесконечным.

В первой же книге, которую она в то утро сняла с полки, Айрис нашла дарственную надпись от автора. В большинстве случаев разбирать подписи не представляло сложностей: книги, особенно если речь шла о временах до Великой войны, писали люди с хорошим образованием, а в частных школах уроки чистописания были такими же обязательными, как математика и английский язык. Так что авторы, даже если обычно писали неразборчиво, дарственную надпись выводили старательно. Но так было далеко не всегда, и порой у Айрис уходило до получаса на разбор особенно длинного послания. А некоторые авторы писали целые сопроводительные письма к своим книгам, и Айрис попалось именно такое.

Покончив с одним томом, Айрис взялась за следующий, на вид скучный, обтянутый серой тканью: иллюстрированное издание «Оливера Твиста» 1900 года. Издательство «Меррил и Бейкер», 500 экземпляров, все номерные. У этого был проставлен в соответствующей строчке на первой странице номер 105.

В этой книге уж точно не было ничего особенного, и Айрис, списав нужную информацию с титульного листа, начала быстро просматривать страницы на предмет повреждений или надписей.

Книгу явно читали, но она была в отличном состоянии. Прекрасная плотная бумага, не потерявшие яркости иллюстрации. Айрис подумала, что долистывать до конца не имеет смысла, и уже собиралась закрыть книгу, как увидела вложенный между страниц листок.

Вынув его, Айрис замерла, не смея дышать.

Она столько раз рассматривала точно такие же, что этот узнала мгновенно: это был листок, вырванный из ежедневника леди Клементины.

Не прочитав ни слова, Айрис вскочила на ноги и подошла к соседнему столу. Из ежедневника было вырвано несколько листов – Айрис их не пересчитывала, но точно не меньше десяти, – и она боялась даже додумать мысль до конца… В голове вертелось: «А если это тот самый? Что, если тот самый?!»

Самый последний исписанный лист.

Она открыла ежедневник на нужном месте и даже до того, как дрожащими пальцами приложила листок к оборванному краю, поняла: это он. Это точно он.

Мир вокруг и само биение крови в сердце стали заторможенно-гипнотическими. Айрис положила листок рядом с ежедневником, и руки её двигались словно не в воздухе, а в воде, в чём-то даже более густом, чем вода.

Всё сошлось. В точности.

Заставив себя выдохнуть, Айрис несколько раз встряхнула руками, чтобы расслабилить плечи, точно сведённые судорогой.

«Это ничего не значит, – говорила себе Айрис. – Абсолютно ничего. Это опять может быть расписание поездов или напоминание позвонить кому-то».

Но она уже успела подсмотреть, пока прикладывала. Это был черновик чего-то, похожего на рассказ.

Прежде чем начать читать, Айрис не торопясь выложила на стол рядом листок бумаги, лупу и ручку и села на стул, выпрямив спину, как в школе.

Листок был исписан с обеих сторон. С одной – полностью, со второй – примерно на две трети. Большинство строк были зачёркнуты. У ежедневника была бледно-голубая линовка, и если в начале леди Клементина её соблюдала, то на обратной стороне уже не попадала в строки. Она или очень торопилась, или нервничала.

Айрис аккуратно положила ладони по обе стороны от листка и начала читать.

Кровь стучала в висках.

Айрис уже привыкла к почерку леди Клементины, так что даже зачёркнутые слова не вызвали у неё большого затруднения. Уже через тридцать минут у неё была готова копия письма.

«Писать вместо того, чтобы открыто, глядя в глаза, сказать лично, – очень трусливо, но мне проще будет

После нашего разговора я поняла подумала

Мне жаль, что наш разговор получился таким неприятным. Всё произошло внезапно Скажу честно, я была напугана, и моей первой Я повела себя не так, как должна была, и это полностью моя вина. То, что я услышала, настолько ошеломило меня, и я не Я не совладала с Я чувствовала себя так, будто меня загнали в ловушку, и поэтому наговорила все те жестокие и вот почему я

Меня и раньше спрашивали, почему я решила усыновить Это болезненный вопрос

Всё не так, как тебе представляется.

Как ты мог подумать, что мать могла бы

Тебе будет трудно в это поверить, но то, что ты знаешь всё на самом деле не так, как тебе представляется. Это не моя тайна, вернее не только моя, и даже сейчас она способна сломать Я не обещаю тебе всей правды, потому что ещё раньше я обещала другим людям, что эта тайна умрёт со мной.

Боюсь, что нового разговора у нас может не выйти, если мы опять Мы должны поговорить спокойно, не обвиняя друг друга. Не могу доверить это бумаге, но хочу, чтобы к нашей встрече ты пришёл с пониманием осознанием до того, как мы поговорим, ты знал: это ошибка. У меня есть объяснение и про усыновление, и про всё остальное. Ты должен его выслушать. Подойди к этому вопросу без предубеждения, иначе мы опять»

Возможно, это было последнее, что написала леди Клементина.

Почерк был более размашистым, чем обычно, да и по самим фразам, по многочисленным зачёркиваниям было понятно, что автор письма был крайне взволнован.

А что, если эти строки – ключ ко всему? К исчезновению, к десяти тысячам фунтов, к полному безвестию?

Очевидно, что у леди Клементины был секрет, который она не решалась доверить бумаге. Но был человек, который тоже его знал. Быть может, не во всех деталях, но знал. Леди Клементина писала, что он всё неверно понял. Возможно, она была права, а возможно, лгала и изворачивалась, например пытаясь выиграть время. Как муж, которого жена застаёт тискающим няню их детей, говорит, что его неправильно поняли. Айрис не хотелось думать о леди Клементине дурно, но она не была так наивна, чтобы полагать, что если кто-то пишет такие прекрасные книги, то он обязательно будет столь же прекрасным человеком.

Если верить письму, то из него следовало, что адресату была известна лишь малая часть правды, и леди Клементина соглашалась раскрыть ещё немного, но не всё. Она сказала «тайна умрёт со мной» и, вероятно, оказалась права.

А если нет? Если она всё ещё жива и раскрытие некоей тайны вынудило её исчезнуть? Вдруг кто-то узнал про неё нечто такое, что ей пришлось бежать?

Письмо было слишком неясным, полным намёков, понятных только тем, кто знал предмет того самого разговора.

Но леди Клементина дважды упомянула усыновление. Вряд ли речь могла идти ещё о каком-то усыновлённом ребёнке, кроме Руперта Вентворта. Возможно, усыновление и было ключом к её исчезновению. Айрис не раз слышала и даже сама думала о том, что усыновление Руперта не вязалось со всем остальным, что они знали о леди Клементине. Да, она была своевольной и непредсказуемой, но в её непредсказуемости была своя логика. Приёмный же ребёнок всегда был чем-то необъяснимым. И вот, возможно, всего за несколько часов до исчезновения, чем-то очень расстроенная леди Клементина пишет об усыновлении. Оно явно не к слову пришлось, а имело важное значение.