ЕВА. История эволюции женского тела. История человечества

В 2012 году, придя домой из кинотеатра, я осознала: нам нужно что-то вроде руководства для самки млекопитающего. Бескомпромиссный, жесткий, проработанный (но читабельный) отчет о том, кто мы есть. Как развивались наши тела, как они работают, что на самом деле значит быть женщиной. Что-то, что привлекло бы внимание как женщин в целом, так и ученых. Что-то, что разрушит мужскую норму и поставит на ее место лучшую науку. Что-то, что перепишет историю женских тел. Ведь именно этим мы сейчас и занимаемся в лабораториях, изучая половые различия. Мы создаем новую историю. Лучшую. Более правдивую.

Эта книга – и есть история[11]. Она прослеживает эволюцию женского тела, от груди до пальцев ног, и то, как эта эволюция формирует нашу жизнь сегодня. Собирая воедино эволюцию и связывая ее с недавними открытиями, я надеюсь дать самые свежие ответы на основные вопросы женщин об их телах. Зачем нам менструации? Почему женщины живут дольше? Почему у нас больше шансов развития болезни Альцгеймера? Почему девочки показывают лучшие результаты по всем академическим предметам до полового созревания, а после оценки резко падают? Существует ли на самом деле такая вещь, как «женский мозг»? И почему мы должны каждую ночь обливаться потом, когда наступает менопауза?

Чтобы ответить на такого рода вопросы, мы должны принять одну простую истину: мы и есть эти тела. Страдаем мы или радостны, дееспособны или инвалиды, в болезни или в здравии, пока смерть не разрушит нас, наши тела и содержащиеся в них мозги – это то, чем мы являемся. Мы есть эта плоть, эти кости, эта краткая гармония материи. От того, как растут наши ногти, до того, как мы думаем, – все, что мы называем человеком, в основном определяется тем, как развивались наши тела. И поскольку мы, как биологический вид, разделены по половому признаку, есть важные вещи, которые мы должны держать в уме, когда говорим о том, что значит быть Homo sapiens. Мы должны осветить женское тело. Ведь и современная медицина, и нейробиология, и палеоантропология, и даже эволюционная биология страдают, когда мы игнорируем тот факт, что у половины из нас есть грудь.

Итак, пришло время поговорить о груди. О груди, и крови, и жире, и вагинах, и матках – обо всем. Как они появились и как мы живем с ними сейчас, какой бы странной или смешной ни была правда. В этой книге я стремлюсь проследить то, что мы наконец начинаем понимать об эволюции женского тела и о том, как его история формирует нашу жизнь. И сейчас самое подходящее время: в лабораториях и клиниках по всему миру ученые выдвигают теории, приводят доказательства, задают вопросы об эволюции женщин. Мы наконец переписываем историю о том, кто мы есть и как мы появились, глава за главой.

Как думать о 200 миллионах лет

Так как же написать историю почти каждой женщины, везде и во все времена?

Если вы готовы, то все довольно просто. Вот как можно обрисовать эволюционную историю женщин: примерно 3,8 миллиарда лет назад на тонкой корке нашей одинокой маленькой планеты, вращающейся вокруг своей желтой звезды, жили изолированные микробы. 1–2 миллиарда лет назад появились эукариоты – одноклеточные организмы с ядром. (Амебы, помните таких?) Затем среди множества пересекающихся ветвей на нашем эволюционном древе появляется подтип позвоночных. Самые ранние записи окаменелостей позвоночных – то есть животных с хребтами – датируются 500 миллионами лет назад. Позвоночные животные по-прежнему составляют лишь около 1 % всех живых существ[12]. Таким образом, большая часть того, что мы с вами называем эволюцией, – то, о чем мы бесконечно спорим в тяжбах и комментариях на страницах статей, в противоречащих друг другу учебниках разных обществ, эта штука, доставившая столько неприятностей, – представляет собой лишь 13 % того времени, что на Земле вообще существовала жизнь.

Как только начинаешь думать о масштабе времени, быстро понимаешь, что человеческие тела новы, потому что все тела довольно новы. Не так уж и давно большие пальцы у нас на ногах были противопоставлены, как сейчас на руках. Поэтому то, что эволюция женского тела должна формировать наше восприятие жизни, это не преувеличение – это факт. Каждая особенность нашего тела имеет свою собственную эволюционную историю, и мы все еще эволюционируем. Эволюция – это выпуск мелких обновлений для существующих систем. Как только в теле появляется новая особенность, это новоизмененное тело взаимодействует с окружающей средой, и его взаимодействия влияют на появление других особенностей. Они приводят к последующим изменениям, которые часто возвращаются к первому, меняя и его: молоко ведет к соскам, а поведенческая забота, связанная с кормлением грудью, способствует развитию плацентарной матки. Затем плацентарная матка влияет на метаболизм и потребности потомства, поэтому начинает меняться грудное молоко, и со временем родовые пути превращаются в чашки Петри для бактерий, которые помогают новорожденным переваривать сладкое молоко. По сути, ребенок на выходе покрыт полезными бактериями, которые эволюционировали вместе с нашим грудным молоком.

Эволюция чем-то напоминает фильм П. Т. Андерсона «Магнолия», или «Столкновение» Пола Хаггиса, или «Вавилон» Иньярриту. Ее невозможно по-настоящему отследить, если не уделить внимание более чем одному главному герою. Это сложное повествование, в котором много причуд, случайностей и вещей, которые сначала кажутся бессмысленными, но на деле оказываются жизненно важными. Это не роман воспитания. Но зато, в отличие от чрезмерно упрощенных историй о нашем происхождении, это правда. Разгадка того, как на самом деле возникла каждая из наших черт, дает нам лучшее представление о том, что представляют собой женщины: половина очень молодого, сложного и завораживающего вида.

Настоящая проблема всех историй о происхождении человека состоит в том, что наши тела не являются чем-то одним. У нас нет единой праматери. Все системы в нашем теле разного возраста. Не только потому, что скорость клеточного обновления различается в зависимости от типа клеток и их местоположения (например, клетки кожи намного моложе, чем большинство клеток мозга), но и потому, что признаки, которые мы считаем отличительными для нашего вида, эволюционировали в разное время и в разных местах. У нас нет одной матери. Их много. И у каждой нашей Евы был свой особый Эдем: у нас такие груди, потому что млекопитающие эволюционировали, чтобы производить молоко. У нас есть матка, потому что мы эволюционировали, чтобы «высиживать яйца» внутри собственного тела. У нас есть лица и сенсорное восприятие, потому что приматы эволюционировали, чтобы жить на деревьях. Наши прямоходящие ноги, использование инструментов, жирные мозги, болтливые рты и климактерические бабушки – все эти черты, которые делают нас «людьми», появились в разное время в нашем эволюционном прошлом. По правде говоря, у нас есть миллиарды Эдемов, но всего несколько мест и времен, которые сделали наши тела такими, какие они есть. Эти конкретные Эдемы часто находятся там, где мы видоизменялись: когда наши тела развивались таким образом, что мы слишком отличались от других видов, чтобы иметь возможность и дальше размножаться с ними. И если вы хотите понять женские тела, вам нужно думать обо всех этих Евах и их Эдемах.

Поэтому каждая глава этой книги будет следовать за одной из наших определяющих черт вплоть до ее истоков – ее Евы, а иногда множества Ев и их Эдемов, от влажных болот позднего триаса до травянистых холмов плейстоцена. Я также рассмотрю споры о том, как эволюция этих черт влияет на жизнь женщин сегодня, принимая во внимание данные современной науки по каждой теме.

Хотя мне придется прыгать во времени вперед-назад, чтобы все охватить, черты будут появляться в книге примерно в том же порядке, в котором они впервые появились в нашей эволюционной линии. Таким образом, каждая глава будет основываться на предыдущей, двигаясь вперед во времени и следствиях, точно так же, как наши тела строили более поздние модели самих себя на основе предыдущих воплощений. Без покрытого молоком живота нашей пушистой Евы у нас, возможно, никогда не развилась бы грудь. Без использования инструментов, необходимых для гинекологии, мы, возможно, никогда не развили бы общества, способные поддерживать период детства, который сформировал наш массивный человеческий мозг. Без больших, сложных социальных групп, которые могли бы заботиться о пожилых (отчасти благодаря гинекологии), у нас, возможно, никогда не наступила бы менопауза. Каждая эволюционная случайность строится на предшествующей случайности; каждая новая функция зависит от обстоятельств, которые делают ее достаточно полезной, чтобы перевешивать ее стоимость.

Как только я определила порядок своего «руководства», выбрать признаки для глав было просто: я обращалась к нашему таксономическому адресу – организующему принципу, который биологи используют для определения того, что представляет собой организм. Таксономия описывает наше отношение к остальной жизни на планете в соответствии с чертами, которые мы разделяем с другими. Женщины, как и все люди, являются Homo sapiens. Поскольку мы млекопитающие, мы производим молоко. Поскольку мы плацентарные, у нас есть матка, и мы рожаем живых детенышей. Поскольку мы приматы, у нас большие глаза с цветовым зрением и уши, способные слышать широкий диапазон звуков. Поскольку мы гоминиды, мы двуногие, и у нас гигантский мозг. И так далее и тому подобное, поднимаясь по эволюционному древу. Изучая каждую черту в нашей истории, я задавалась вопросом, есть ли в ней особая история для женщин: способна ли эта черта иметь особенное влияние на нас? Есть ли новые исследования, которые ставят под сомнение наши предположения об этой черте и, следовательно, обо всем человечестве?

Наиболее распространенный способ, который биологи-эволюционисты используют, чтобы понять, как работают признаки, – это думать об имеющем этот признак последнем общем предке, которого мы разделяем с другими видами. Поэтому я нашла – или попыталась найти – Еву для каждой черты. Для прямохождения – Арди. Мы нашли ее только в 1992 году. Для молока – странного маленького зверька, похожего на ласку и жившего под ногами динозавров![13] В поисках Евы я часто обнаруживала удивительные исследования в области палеонтологии и микробиологии, которые бросали вызов еще большему количеству предположений о женских телах.

Наряду со всем этим я предлагаю вам подумать о себе: подумать о том, откуда взялось ваше тело, как его формирует эволюция женского пола – и как все это встроено в повседневную жизнь человечества. В своем эссе для книги Энни Лейбовиц «Женщины» Сьюзан Сонтаг писала: «Любое крупномасштабное изображение женщин связано с вечной историей о том, как женщины представлены и как им предлагается думать о себе». Таким образом, поднимается «вопрос о женщинах – эквивалентного “вопроса о мужчинах” не существует. Мужчины, в отличие от женщин, не находятся в стадии разработки». С научной точки зрения Сонтаг ошибается: эволюция не остановилась. Все наши виды продолжают развиваться. Но в том смысле, который она вложила в свои слова: что взгляд на женщин вызывает «вопрос о женщинах», а взгляд на мужчин не вызывает никаких вопросов, – она абсолютно права.

Зачем нам говорить об эволюции женщин, если ею не пренебрегали? Зачем нам фокусироваться на женских телах, если (до сих пор!) такой фокус – не редкость? Нет лучшего способа «показать» женщин, чем попросить читателя подумать обо всех женщинах, везде и всегда. И я делаю это. Я действительно прошу каждого из вас посмотреть на женские тела и хорошенько подумать, как они формируют то, что значит быть человеком.

Евы

«Морги» – Morganucodon. 205 миллионов лет назад. Ева молока. Первоначально была найдена в Уэльсе, но теперь останки находят даже в Китае. Она была похожа на помесь ласки и мыши. Предполагается, что это не наш прямой предок, а «образцовый» род. Наша настоящая кормящая Ева, вероятно, была очень похожа на Морги.

«Донна» – Protungulatum donnae. 67–63 миллиона лет назад. Ева плацентарных млекопитающих (не сумчатых, не однопроходных, а существ с маткой наподобие человеческой). Похоже, она появилась сразу после астероидного апокалипсиса, уничтожившего всех нептичьих динозавров, но линия ее вида может простираться до мелового периода. Эта Ева точно определена обширным сравнительным анализом ископаемых и генетическим анализом. Это была ласка-белка.

«Пурги» – Purgatorius. 66–63 миллиона лет назад, предок приматов и, как следствие, сенсорного восприятия приматов, рождавшихся на верхушках деревьев. Она – Ева восприятия, причина, по которой женщины ощущают мир так, а не иначе. Ее окаменелые останки были найдены в формации Форт-Юнион в Хелл-Крик, глубоко в бесплодных землях на северо-востоке штата Монтана. Она, скорее всего, была современницей Донны. Обезьяна-ласка-белка.

«Арди» – Ardipithecus ramidus. 4,4 миллиона лет назад. Первый известный прямоходящий гоминин. Превосходные останки, только недавно изученные. Они демонстрируют большой скачок, как во времени, так и в эволюции, по сравнению с Евами-белками, которые были до нее.

«Умелая» – Homo habilis. 2,8–1,5 миллиона лет назад. Она – Ева простых инструментов и связанной с ними разумной социальности. Активно использующий орудия труда, вид Нomo habilis сосуществовал в Африке с Homo erectus в течение полумиллиона лет. Ее останки были найдены в Олдувайском ущелье в Танзании.

«Прямоходящая» – Homo erectus. 1,89–110 000 лет назад. Она лучше владела инструментами, много мигрировала и имела большой мозг. Она – Ева более сложных инструментов и разумной социальной деятельности. Мы будем искать у нее один из истоков мозга, похожего на человеческий (и по крайней мере часть периода детства, который необходим для его развития).

«Разумная» – Homo sapiens. Примерно 300 000 лет назад и по настоящее время[14]. Ева языка, менопаузы, современной любви и социальных отношений.

Другие персонажи

«Люси» – Australopithecus afarensis. 3,85–2,95 миллиона лет назад. Многие ассоциируют австралопитеков с орудиями труда, и общее предположение состоит в том, что большинство из них (если не все) использовали орудия того или иного рода. Учитывая, что сегодняшние шимпанзе, как известно, пользуются инструментами, было бы странно предположить, что наши древние предки (такие как Люси) не делали так же, если не более разумно. Австралопитек входит в число самых известных гоминидов (к настоящему времени было найдено более трехсот отдельных скелетов) и является самым долгоживущим. Другими словами, их телосложение и образ жизни хорошо работали в течение очень долгого времени. Останки находят на территории современных Эфиопии и Танзании. Жили австралопитеки на деревьях и на земле и были полностью прямоходящими.

«Африканус» – Australopithecus africanus. 3,3–2,1 миллиона лет назад. Ее останки были найдены в южной части Африки, и неизвестно, является ли Африканус потомком вида Люси. Ее черепная коробка была больше, чем у Люси, а зубы меньше, но в остальном она все еще была похожа на обезьяну, хоть и была прямоходящей.

«Гейдельбергская» – Homo heidelbergensis. 790 000–200 000 лет назад, а возможно, и до 1,3 миллиона лет. Вероятный предок неандертальцев, денисовцев и Homo sapiens (или, по крайней мере, она имеет с ними общего предка) с расхождением от 350 000 до 400 000 лет назад. Европейская ветвь привела к неандертальцам. Африканская ветвь (Homo rhodesiensis) привела к Homo sapiens. Тем временем Heidelbergensis продолжал существовать и вымер как раз перед тем, как на сцене официально появился Homo sapiens. Это был первый вид, который строил простые убежища из дерева и камня. Она определенно владела огнем и охотилась с деревянными копьями – первая известная охотница на крупную дичь (в отличие от собирателей). Она жила в более холодных местах, и мы можем заметить в ее теле признаки адаптации к этим проблемам. Как следует из названия, ее останки были найдены в Германии, а затем также в Израиле и Франции.

«Неандерталка» – Homo neanderthalensis. 400 000–40 000 лет назад. Неандертальцы сосуществовали с Homo sapiens по мере их распространения по Европе, и два этих вида скрещивались между собой[15]. Антропологи нашли массу окаменелостей и сред обитания этого успешного вида. Прежние предположения о неандертальцах теперь опровергнуты: известно, что у них была сложная культура, включающая погребения, одежду, огонь, изготовление инструментов и украшений, и, возможно, они даже могли говорить. Их черепные коробки имели другую форму, но были не меньше, чем у Homo sapiens, – на самом деле иногда они были даже больше (что может соответствовать их более крупным, крепким телам). Однако они, кажется, развивались быстрее, чем мы; период их детства был короче.

«Денисова» – предположительно Homo denisova или Homo sapiens denisova, хотя официально они еще не описаны. 500 000–15 000 лет назад. Эта Ева известна только по трем зубам, кости мизинца и нижней челюсти, найденным в пещере в Сибири, и благодаря сравнительному секвенированию ДНК. Известно, что денисовцы жили не менее 120 000 лет назад, причем анализом донных отложений и исследованиями ДНК определяется более продолжительный период. Считаются небольшой популяцией, жившей в Сибири и Восточной Азии, в том числе на больших высотах на территории современного Тибета, потенциально передавая ген, который продолжает помогать популяциям в этих регионах успешно выживать на такой высоте. Исследования ДНК установили, что многие современные люди, особенно меланезийцы и коренные австралийцы, разделяют до 5 % своей ДНК с этими предками, а это означает, что, как и неандертальцы, древние люди, вероятно, скрещивались с ними. Все это межродственное скрещивание, по сути, делает «видовые» границы между более поздними группами гоминидов довольно размытыми.

Глава 1

Молоко

Как только угомонилась идея Потопа, заяц остановился среди травы и кивающих колокольчиков и помолился радуге сквозь паутину.

………………

Кровь потекла – и у Синей Бороды, и на бойнях, и в цирках, где божья печать отметила побледневшие окна. Кровь и молоко потекли.

Артюр Рембо. После Потопа[16]

Got Milk?[17]

РЕКЛАМНАЯ КАМПАНИЯ THE CALIFORNIA MILK PROCESSOR BOARD, 1993

Там, в мягкой траве, в вечерней влажности ждала она: покрытое каплями дождя мохнатое тело, не больше человеческого большого пальца.

Мы зовем ее Морги. Маленькая охотница. Одна из первых Ев.

Она ждала у входа в свою нору, потому что небо все еще было бледным – полосатые нити фотонов пробивались сквозь облака, за которыми сгущалась синева. Она ждала, потому что так велели ей клетки, все часики в ее системе, и глаза, и усы, подергивающиеся в воздухе, и температура грязи под подушечками лап. Она ждала, потому что в мире были монстры, и они тоже ждали – ее.

Когда наконец стемнело, Морги рискнула, пронеслась по земле в поисках добычи – насекомых, некоторые из которых были почти такими же большими, как она сама. Она услышала их раньше, чем увидела: пронзительный гул крыльев, хриплое постукивание ног. Стремительно сомкнулись челюсти. Ей нравился сладкий хруст хитина, нравилась капелька жидкости, стекающая по подбородку. Она облизнулась и возобновила охоту. Останавливаться всегда опасно. Повсюду челюсти. Когти и зубы. Дерево могло оказаться ногой; ветер в папоротниках мог быть горячим дыханием. Итак, она бежала, и охотилась, и бежала, и пряталась от влажного воздуха, тяжелого, как кулак. Она мелькала между ногами динозавров, словно кузнечик у ног слона. Их низкий рев был для нее не столько звуком, сколько землетрясением.

Так проходила каждая ночь Морганукодона: той, что жила под гигантами.

Устав, она вернулась туда, откуда начала, спасаясь от серого рассвета. Она ползла по тоннелю, как ящерица, волоча живот по знакомой земле, лапы тянули ее вперед, в тесную тьму дома. В норе было тепло от мягкого дыхания ее детенышей. От них пахло старым молоком. Обрывки кожистых яиц заплесневели в грязи вместе с мочой, калом и засохшей слюной, запахи смешивались в сырой яме, которую она вырыла для своей семьи. Место, защищенное от монстров, чьи шаги грохотали наверху. Достаточно защищенное.

Измученная, она устроилась поудобнее. Ее дети проснулись, слепые, и, пища, поползли друг через друга к ее животу, где капли молока выступили из кожи. Каждый боролся за лучшее место. Они лизали ее мокрый мех, и вскоре их мордочки покрылись молоком. Она вытянулась на боку, усами нашла ближайшего к своей голове. Лениво перевернула его на спину, уткнувшись носом в его развернутые уши, в его тонкие веки, все еще закрытые. Она провела своим шершавым языком по его животу, чтобы помочь ему испражниться. Сделать это самостоятельно он пока не мог.

Молоко, моча и остатки яиц в этой темной норке – вот истоки груди. Морги – настоящая Мадонна. Существа, подобные ей, выкармливали своих детенышей молоком не только для того, чтобы насытить их, но и для того, чтобы обеспечить их безопасность.

Проще говоря, у женщин есть грудь, потому что мы производим молоко. Как и все млекопитающие, мы выкармливаем своих детенышей приторно-сладкой водянистой слизью, которую выделяем из специальных желез. Почему человеческие груди расположены высоко, а не рядом с тазом, почему у нас их только две вместо шести или восьми и почему они в той или иной степени окружены жировой тканью, которую некоторые люди находят сексуально привлекательной, – все эти вопросы мы рассмотрим. Но основа такова: у людей есть грудь, потому что мы производим молоко.

И, насколько могут определить последние научные исследования, мы производим молоко, потому что раньше откладывали яйца и, как ни странно, потому что у нас давняя интрижка с миллионами бактерий. Оба обстоятельства можно проследить до Морги.

Что было первым, курица или яйцо…

Чудовища юрского периода каждый день топтались над норой Морги. Мясоеды размером с грузовик бегали, как страусы на стероидах. Некоторые и выглядели соответствующе. В морях жили похожие на Лохнесское чудовище плезиозавры. Все крупные ниши в экосистеме были заняты, поэтому большинство ранних Ев эволюционировало под чужими ногами, а это вряд ли то место, где хотелось бы находиться 200 миллионов лет назад. Даже сама земля была опасна: суперконтинент Пангея начал распадаться. Тектонические сдвиги разорвали мир Морги на части. Вода устремилась в расщелины, заполняя их под шипение лавы, порождая новые океаны.

Тем не менее Морги принадлежала к невероятно успешному виду. Ее окаменелые останки находят повсюду от Южного Уэльса до Южного Китая. Морги жила везде, где могла выжить. Она была адаптивной. Находчивой. И у нее было много детей. Генетик Дж. Б. С. Холдейн[18] любил говорить, что Бог обожает жуков, раз создал их так много; их поедание было успешной стратегией для насекомоядных вроде Морги. Ибо Бог любил как жуков, так и мохнатых, теплых, трепещущих сердцем Ев, которые их ели.

Но не только избыток жуков сделал вид Морги таким успешным. В отличие от Ев, которые были до нее, Морги кормила своих детенышей молоком.

Новорожденные животные сталкиваются с четырьмя основными опасностями: иссушением, хищниками, голодом и болезнями. Они могут умереть от жажды. Они могут стать чьим-то ужином. Они могут умереть от голода. И если им удастся избежать всего вышеперечисленного, они все равно могут умереть – от бактерий или паразитов, подавляющих их иммунную систему. Каждая мать в животном мире разработала стратегии для защиты своего потомства, но Морги удалось побороть все четыре опасности разом: ее дети питались веществом, выработанным ее собственным телом.

Когда мы говорим о грудном молоке, мы обычно определяем его как первую пищу ребенка. Нет ничего хуже, чем недокармливать ребенка, потому что новорожденному нужны ресурсы для образования нового жира, крови, костей и тканей. Из-за этого, когда новорожденные кричат, мы обычно предполагаем, что они голодны и хотят молока, но это не всегда так. Самое главное, что нужно младенцу после рождения, – это вода.

Все живые существа, млекопитающие или нет, в основном состоят из воды. В то время как тело взрослого человека состоит из воды на 65 %, тело новорожденного – на 75 %. Большинство животных, по сути, представляют собой пирожки с океаном. Если бы мы хотели описать жизнь на Земле в самых простых терминах, то могли бы сказать, что все живое – энергетические мешки, наполненные строго упорядоченной водой.

Мы используем эту воду для транспортировки молекул между клетками, между органами, для сращивания молекул и создания новых, для сворачивания белков, для смягчения различных наших выпуклостей, для перемещения питательных веществ и отходов в правильном направлении. Сама наша ДНК сохраняет свою форму благодаря окружению из тщательно структурированных молекул воды. Взрослый человек может обходиться без еды до месяца, а без воды мы умираем через три-четыре дня. Любой биолог скажет вам, что история жизни – это история воды. Наши земные клетки развивались в мелководных океанах, и они так и не оправились от этого.