скачать книгу бесплатно
– «Лучше сразу признайся, детка, я не могу ждать вечно…» – голос мамы плыл из ее каюты.
Тогда я решила прогуляться до кухни. На лодке она называется камбузом. Там есть раковина, маленький холодильничек и даже плита, вечно заставленная пустыми картонными коробками и банками, которым мама пытается найти какое-нибудь новое применение. Камбуз расположен посередине лодки, в него ведут дверь с палубы и несколько деревянных ступенек. Спускаться нужно осторожно, потому что нижняя шатается. Я же обычно прыгаю вниз прямо с верхней.
Через кухню я прошла в коридорчик, ведущий к ванной комнате и нашим каютам.
– Как я выгляжу? – спросила мама, появляясь в противоположном конце.
Она была в новеньких джинсах и белой футболке с надписью Baby на груди. Буквы блестели и переливались. Футболка как футболка, все бы ничего – вот только недавно я купила себе похожую, а на маме она сидела лучше!
– Обалденно, мам! – сказала я, но тут сверху раздался знакомый стук.
Боковая дверца приотворилась, и в проеме показалась голова мистера Бистона.
– Это я, – произнес он, подозрительно осматриваясь.
Мистер Бистон – смотритель маяка. Он все время болтается поблизости. У меня от него мурашки: разговаривая, он как-то странно косится краем глаза. Они у него еще и разноцветные: левый – голубой, а правый – зеленый. Мама говорит, что ему просто тоскливо торчать на своем маяке, зажигать и выключать прожектор, всматриваясь в морские волны и общаясь с людьми только по радио, потому он к нам и таскается. Еще она говорит, что нужно его пожалеть.
– О, мистер Бистон! А я как раз собираюсь в книжный клуб. Жду только Милли, она будет здесь с минуты на минуту. Но я, пожалуй, пройдусь с вами до букинистического. – И с этими словами мама направилась за пальто.
Мистер Бистон по-крабьи вполз в дверь.
– Ну и как мы поживаем? – поинтересовался он, по обыкновению косясь на меня.
Губы у него такие же кривые, как и узел галстука. На рубашке недостает пуговиц, а во рту – зубов. Я поежилась. И зачем только мама оставила меня с ним наедине?
– Спасибо, хорошо.
– Да? Ну, славно, славно. – Смотритель, прищурившись, продолжал коситься на меня.
К счастью, Милли не заставила себя ждать, и мистер Бистон с мамой засобирались на выход.
– Я постараюсь вернуться не поздно, солнышко, – сказала мне мама на прощание и поцеловала в щеку, после чего стерла большим пальцем след от помады. – В духовке – пастуший пирог[1 - Пастуший пирог – картофельная запеканка с мясом, традиционное блюдо британской кухни.]. Поешьте с Милли.
– Салют, Эмили. – Гадалка, как всегда, пристально взглянула на меня. – Судя по твоей ауре, ты чем-то встревожена, – заметила она, в кои-то веки угадав. Даже странно.
Отбросив за спину черную вязаную накидку, Милли отправилась ставить чайник.
Я помахала маме и мистеру Бистону. Смотритель, дойдя с ней до конца причала, повернул налево и пошел по берегу залива обратно на свой маяк. На набережной уже зажглись фонари – бледно-желтые пятнышки на фоне оранжево-розового закатного неба. Мама свернула направо, к магазинчику.
Я смотрела им вслед, пока они оба не пропали из виду, а затем присоединилась к Милли, уже устроившейся на диване перед телевизором. Сидя с тарелками на коленях, мы жевали и смеялись над диктором, который то и дело запинался, рассказывая о погоде. Потом началась «Ферма Эммердейл». Милли посерьезнела, шикнула на меня и уставилась в экран.
Итак, у меня был свободный час.
Вымыв тарелки, я порылась в ручках и карандашах, стоявших в банке из-под варенья, взяла из шкафа в гостиной листок маминой лиловой бумаги и заперлась в своей каюте. Вот что я написала:
Уважаемая миссис Партингтон!
Прошу вас освободить Эмили от уроков плавания. Мы посетили врача, и он сказал, что у Эмили сильнейшая аллергия на воду. Ей НЕЛЬЗЯ даже приближаться к ней. Совсем. Никогда в жизни.
С наилучшими пожеланиями,
Мэри Пенелопа Ветрохват.
Когда мама вернулась, я сделала вид, что сплю. Она тихонько прокралась в каюту, чмокнула меня в макушку и убрала мне челку со лба. Ужасная привычка. Терпеть не могу, когда она так делает. Я еле удержалась, чтобы не поправить волосы еще до того, как мама вышла.
***
Несколько часов я лежала без сна. У меня к потолку приклеены светящиеся звездочки и месяц: я лежала и смотрела на них, пытаясь понять, что же все-таки со мной случилось.
Однако меня не покидало воспоминание о том, как ловко мое тело разрезало шелковистую воду… Прежде чем все пошло вкривь и вкось. Я продолжала слышать ту манящую тишину, вода словно играла со мной, казалось, что у нас с ней есть общий секрет. Но каждый раз, когда я с головой тонула в ощущении гладкой теплой воды на моей коже, в памяти всплывало лицо Мэнди, вырывая из забытья. Она свирепо глядела на меня. Раза два я уже почти заснула. Проваливалась в полудрему, где меня поджидали кошмары: я сижу в огромном аквариуме, а вокруг толпятся одноклассники, тычущие пальцами в стекло и хором скандирующие: «У-род-ка! У-род-ка!».
Нет! Я никогда больше не войду в воду!
Но вопросы не хотели меня покидать. Что же случилось в бассейне? Неужели теперь так будет всегда?
Как бы ни пугала меня идея вновь пройти через этот ужас, я знала, что не успокоюсь, пока не найду все ответы. Более того, меня буквально тянуло к воде. Получалось, что выбора попросту не было. Я ДОЛЖНА все выяснить, любой ценой.
К тому времени, когда из маминой каюты начало доноситься тихое посапывание, я приняла окончательное решение во всем разобраться, прежде чем кто-нибудь сделает это за меня.
Стараясь не шуметь, я поднялась с кровати. Вздрогнула, натягивая еще влажный купальник, поверх накинула джинсовую куртку. На цыпочках поднялась на палубу и осмотрелась. Пристань была пуста. На фоне ночного неба темнели силуэты гостиниц и магазинчиков, выстроившихся вдоль безлюдной набережной. Их можно было принять за театральную декорацию.
Огромная полная луна сияла над морем как прожектор. Я посмотрела на доску, перекинутую с лодки на причал, и меня замутило. «Давай же, всего-то пара шагов!» – подбодрила я себя.
И, сжав зубы и кулаки, я перебежала по сходням. Метнулась к швартовым тумбам в конце причала и уставилась на веревочную лестницу, уходящую вниз, в темноту, к воде. Море холодно поблескивало, и меня пробил озноб. Зачем, зачем я все это делаю?
В задумчивости я принялась накручивать прядку волос на палец. Всегда так делаю, если нужно пораскинуть мозгами, а настроения ходить туда-сюда нет.
Наконец я отбросила все сомнения и вопросы, а заодно и воспоминания о физиономии Мэнди. Я просто должна это сделать: узнать правду.
Застегнула куртку на все пуговицы, не желая лезть в воду без нее, и, задержав дыхание, ступила на первую перекладину веревочной лестницы. В последний раз поглядела на пустынную пристань и под тихое поскрипывание лодочных мачт, доносившееся с залива, осторожно начала спускаться во тьму.
Было время отлива, и последняя перекладина лестницы оказалась высоко над водой. «Сейчас или никогда!»
Не дав себе ни секунды на размышления, я зажала нос большим и указательным пальцами и прыгнула.
С громким всплеском плюхнулась в воду и тут же вынырнула на поверхность, хватая ртом воздух. На первых порах я не почувствовала ничего, кроме холода. «Да что же такое я творю?» – мелькнула запоздалая мысль.
Но я тут же взяла себя в руки и заколотила ногами. Довольно-таки беспорядочно поначалу. Через несколько секунд холод ушел, а с ним растаяли и мои тревоги. Волны, омывавшие мое тело, принесли необычайное спокойствие. Соль на губах, волосы, прилипшие к голове… Я нырнула и поплыла сквозь водную толщу, словно жила в море всю жизнь.
А потом случилось ЭТО. В ужасе я повернула назад, к пристани. НЕТ! Не хочу! Я передумала!
Протянула руку, но лестница висела так высоко, что я не могла дотянуться! «Что я наделала?!» Мои ноги опять склеились, они превратились в камень! Задыхаясь, я беспомощно замахала руками, хватая лишь пустоту. «Судорога, это просто судорога», – успокаивала я себя, не смея взглянуть на то, чем стали мои ноги.
И тут все изменилось так же быстро, как и началось. Я перестала этому противиться.
Мои ноги срослись. Они совершенно исчезли. И что с того? Туда им и дорога. Так и… должно быть!
Стоило прекратить дергаться, как я обнаружила, что прекрасно держусь на воде. Перестав сумбурно молотить руками, я превратилась в парящую орлицу, в аэроплан… в дельфина, радостно и стремительно рассекающего волны.
***
Все правильно. Ведь вы уже догадались, да? Неужели еще нет? Впрочем, неважно. Главное – обещайте, что никому-никому не расскажете.
Короче, я превратилась в русалку.
Глава 2
Событие из ряда вон выходящее, правда? Далеко не с каждой девочкой такое случается. Однако со мной вот случилось. Я – русалка. Русалка! Но как? Почему? И что, теперь я всегда буду русалкой? Вопросы роились в голове, а ответов не находилось. Одно я понимала: открылась совершенно неизвестная грань моей натуры – и еще ни разу в жизни мне не было так хорошо.
Я плавала, как… Ну, наверное, как рыба! В каком-то смысле я и была рыбой. Верхняя половина тела не изменилась: худенькие руки, мокрая прилипшая ко лбу челка, черный купальник.
Зато ниже белой полосы на талии я сделалась чем-то другим. Вернее, кем-то другим. Купальник исчез, сменившись сверкающей чешуей. Мои ноги стали длинным хвостом, переливающимся зеленым и фиолетовым цветами. Я скользила вперед, изящно им помахивая. Уже одно это было невероятно: чем-чем, а изяществом я никогда похвастаться не могла. Когда я плеснула хвостом по водной глади, он радужно вспыхнул в лунном свете. Достаточно было одного неуловимого движения моего удивительного хвоста, чтобы стремительно двигаться дальше, погружаясь все глубже и глубже.
Это напомнило мне, как мы с классом ходили на экскурсию в «Водный мир». Нас привели в туннель под водой, а вокруг плавали всякие рыбы. Складывалось впечатление, что находишься на морском дне. Только в этот раз все было по-настоящему! Я могла протянуть руку и коснуться колышущихся водорослей, напоминающих висящие вверх тормашками занавески. Можно было плавать наперегонки со стайкой пузатых серых рыбок, круживших вокруг меня словно в танце.
Я даже рассмеялась от удовольствия, и из моего рта вверх протянулась ниточка пузырьков. Казалось, я плавала от силы минут пять, но небо уже порозовело. Меня как громом поразила жуткая мысль: «А что если я не смогу вернуться?».
Однако едва я благодаря приливу дотянулась до веревочной лестницы, как мой хвост сделался вялым. Болтаясь на перекладине, я с изумлением наблюдала, как одна за другой исчезают сверкающие чешуйки и на месте хвоста появляются ноги. Ощущение было странным: чем-то оно напоминало онемение в челюсти после укола зубного врача.
Я немного пошевелила пальцами, окончательно прогоняя покалывание в ступнях, и пошла домой, пообещав себе, что вернусь, и как можно скорее.
***
Боб, наш инструктор по плаванию, стоял прямо надо мной и разговаривал по мобильнику. Однако я не могла разобрать ни слова. Вдруг кто-то схватил меня сзади за плечи.
– Это она? – прорычал мне прямо в ухо мужской голос.
Боб кивнул. Я попыталась вырваться, но незнакомец был очень сильный.
– Что вам нужно? – пискнула я.
– Будто не понимаешь. Уродка! – рявкнул человек, встряхивая меня за плечи.
– Я не уродка! – завопила я. – Не уродка!
– Хватит притворяться, – сказал женский голос.
– Я не притворяюсь, – извивалась я в железной хватке. – Я не уродка!
– Эмили, ради всего святого! – произнес вдруг мамин голос. – Я же знаю, что ты не спишь.
Я разлепила веки. Надо мной склонилось мамино лицо. Мама держала меня за плечи, легонько встряхивая.
– Что случилось? – Я рывком села в постели.
– А то, сонная тетеря, что ты в школу опаздываешь. Давай пошевеливайся.
Мама отпустила меня, встала и раздвинула занавеску в дверном проеме.
– И не забудь зубы почистить! – донесся ее голос уже из коридора.
За завтраком я пыталась вспомнить, что же кричала во сне. Все казалось таким реальным: незнакомец, эти голоса. Не говорила ли я вслух? Спросить маму я не смела, поэтому ела молча. Только сунула в рот третью ложку хлопьев, как тут случилось нечто ужасное.
Мама, как обычно, возилась рядом, разбирая огромную кипу бумаг, сваленных позади миксера.
– Куда же он делся? – бубнила она.
– Что ты на этот раз посеяла?
– Да список покупок. Я помню, что положила его вот сюда. – Мама склонилась над бумагами. – А, вот же он!
Подняв взгляд, я с ужасом увидела у нее в руках листок бумаги. То есть не просто листок, а ТОТ САМЫЙ ЛИСТ РОСКОШНОЙ ЛИЛОВОЙ БУМАГИ!
– Не-е-ет! – завопила я так, что хлопья полетели изо рта.
Вскочив, я бросилась к маме, собираясь выхватить у нее листок. Слишком поздно: она уже развернула его. Близоруко прищурившись, пробежалась глазами по строчкам.
– Нет, это не то, – пробормотала мама, складывая лист.
Дыхание у меня перехватило, и я с трудом проглотила остатки хлопьев.
– Погоди-ка, там же мое имя!
– Нет-нет, это вовсе не твое имя, мам. Это… это имя одной моей подруги. – Я попыталась вырвать у нее бумажку, но мама не обратила на меня внимания.
– Куда подевались мои очки?
Очки, разумеется, как всегда, висели у нее на шее.
– Давай я тебе прочитаю, – предложила я тоном самой заботливой из дочерей.
Однако мама уже нащупала свои очки, нацепила их на нос и внимательно изучила записку. Я попятилась было к выходу, но мама уже глядела на меня в упор.
– Эмили!
– Что?
Мама сняла очки и помахала листком у меня перед носом.
– Ничего не хочешь мне объяснить?
– Ну, значит… Хм… Можно взглянуть?
И я уставилась на листок, всей душой надеясь, что выражение моего лица говорит: «Что же это за бумажонка? Никогда прежде ее не видела, но так уж и быть, посмотрю».
Мама молчала, а я продолжала глупо таращиться, делая вид, что читаю, лишь бы не встречаться с ней глазами. Меня ждал заслуженный нагоняй.
Действительность оказалась еще хуже. Мама отложила злосчастный листок, взяла меня за подбородок, приподняла мою голову и произнесла:
– Я тебя понимаю, Эмили. Я все знаю.
