скачать книгу бесплатно
До дверей подъезда я дошел спокойным неторопливым шагом, чтобы он видел, что я ни капельки его не боюсь. Меня переполняли гнев и ярость. Будь у меня силы, я бы разломал все их блочные стены.
Глава 5
Как обычно в жаркую погоду, вечером жители нашего квартала от мала до велика выползали на улицу, посидеть на холодке.
Взрослые садились отдельно, ребятня – отдельно, старики – своей группкой. Поскольку я был высокого роста, мне всегда давали на три-четыре года больше, чем было на самом деле, и потому мне не составляло большого труда присоединиться к компании взрослой молодежи, которую составляли парни от восемнадцати до двадцати пяти лет. Главной темой их разговоров, повторявшейся практически ежедневно, был отъезд, точнее сказать, эмиграция в Европу. Одни мечтали уехать во Францию, другие – в Германию, третьи – в Скандинавию. Я редко к ним прислушивался – мне казалось, меня это не касается. До последнего времени я был уверен, что должен решать свои проблемы здесь, где живу. Но после посещения центра профессионального образования тема переезда на Запад стала интересовать меня гораздо больше.
Буквально на следующий день я постарался поподробнее разузнать об особенностях жизни во Франции, Испании и Германии. Расспрашивал знакомых, написал несколько писем дальним родственникам, живущим во Франции. Я собирал информацию о жизни в этих странах и начал задумываться о способах покинуть Алжир. Время от времени я делился с приятелями своими соображениями, но никогда не сообщал конкретных деталей; меня в первую очередь интересовала их реакция. Мне хотелось раззадорить их, пробудить в них желание шевелиться. Чем больше я узнавал, тем более реальные очертания приобретал мой план и тем больше крепла моя решимость уехать.
Как-то вечером один из друзей сказал мне:
– Слышь, а ведь ты не сможешь отсюда свалить. Ты несовершеннолетний. Придется ждать, пока тебе не стукнет двадцать один год!
– Без тебя знаю, – ответил я. – Но я уже все продумал. Есть два способа уехать из Алжира, даже если ты несовершеннолетний. Во-первых, твои родители могут обратиться с ходатайством к властям и подписать бумагу, в которой говорится, что они согласны отпустить тебя в европейскую страну на определенный срок. Правда, надо иметь на руках подтверждение принимающей стороны, то есть гарантию того, что тебе будет где жить. Во-вторых, можно попытаться пересечь границу нелегально. Проводники берут за это примерно две тысячи франков. Они сажают тебя на торговый корабль в Оране и везут до Сета или до Марселя.
Друзья смотрели на меня разинув рот, изумленные точностью сведений, которыми я располагал.
– Ого! – воскликнул один из них. – Видать, ты серьезно изучил это дело.
– Можно подумать, ты и впрямь собрался линять! – удивленно добавил второй.
Я немного помолчал, подогревая их интерес, и небрежно протянул:
– Возможно…
Затем, понимая, что полностью завладел их вниманием, я продолжил:
– Первый вариант отпадает сразу. Мои родители ни за что не подпишут разрешение на отъезд. Но главное, окончательное решение принимает консульство – французское, испанское или какое другое. Именно они дают визу на въезд в страну. А мы с вами прекрасно знаем, что получить визу можно только по блату. Зато второй вариант вполне реален – при условии, что наберешь требуемую сумму денег. Лично я думаю, что уезжать лучше вдвоем или втроем. Вместе не так страшно.
Ребята слушали меня, затаив дыхание.
– Чтобы план удался, – добавил я, – сразу по приезде в Европу желательно разделиться. Просто чтобы не привлекать к себе лишнего внимания.
Повисло молчание. В этот миг я почувствовал, что отношение друзей ко мне изменилось. Как будто я вырос в их глазах. Перешел из разряда болтливых юнцов в категорию серьезных парней, с которыми не грех и посоветоваться.
В последующие дни мы не раз собирались на улице и обсуждали достоинства и недостатки первого и второго вариантов.
Что касается меня, то я вернулся к прежнему занятию – обходил домохозяек и собирал на продажу поношенные вещи. У меня появилась ясная цель: уехать в Европу. Что я там стану делать? Этого я пока не знал, хотя кое-какие туманные идеи и бродили у меня в голове. Впрочем, я не слишком волновался. С моими-то способностями, с моей находчивостью! Как-нибудь не пропаду! Мы договорились с друзьями, что все наши разговоры сохраним в тайне. И поклялись друг другу, что никому не проболтаемся о своих планах. Я всецело им доверял. В нашей культуре слово чести – не пустой звук. В Оране человека часто оценивают по тому, насколько твердо он держит данное слово.
Заниматься детальной проработкой плана ребята поручили мне. Я постарался собрать воедино всю полученную информацию и потратил целый день на ее обдумывание. Вечером я изложил им свою программу, включавшую несколько пунктов:
1. Немедленно решить, кто из нас едет (нас было пятеро, и все мечтали убраться из Алжира, но я знал, что перейти от слов к делу готов далеко не каждый).
2. Выбрать один из двух вариантов.
3. Определить, в какую из стран Европы бежать.
4. Составить список знакомых, к которым можно будет обратиться за помощью.
5. Разработать для каждого свой план действий по прибытии в Европу.
Я еще не успел договорить, но уже почувствовал, как между нами пробежал холодок. Ребята испугались. Я понял, что обязан разрядить атмосферу, пока она не обернулась паникой. И как можно серьезнее произнес:
– Лично я еду.
На несколько минут установилась мертвая тишина.
– Кто еще? – спросил я.
Почти сразу мне ответили двое друзей. Итак, нас стало трое. Двое остальных смущенно молчали. В глубине души я надеялся, что они откажутся участвовать в побеге, потому что мне казалось, что в группе не должно быть больше трех человек, иначе все предприятие станет слишком рискованным. Один из двух молчунов сказал наконец, что ему надо подумать, но… В общем, он сомневается, стоит ли ввязываться в это дело. Второй заговорил о том, что у него здесь слишком много разных обязательств и он не может вот так запросто все бросить.
Чтобы избавить их от ненужного смущения, я сказал:
– Если у нас все получится, вы можете последовать нашему примеру через пару-тройку месяцев.
Глава 6
Назначенная дата отъезда приближалась. Теперь от решающего дня нас отделяло всего семь недель. Страх во мне рос с каждым днем. Но радостное предвкушение открыть для себя новый мир придавало мне сил и энергии и не позволяло свернуть с пути, следовать которым я решил давно.
Как и оба моих товарища, я много работал на рынке, чтобы собрать сумму, необходимую для уплаты проводникам. И все-таки расчеты показывали, что скопить достаточно к нужному дню я не успеваю. Я чувствовал себя в цейтноте. В тот день, когда эта ужасная истина стала очевидной, на меня накатило отчаяние. Я сидел, закрыв лицо руками, и погружался в пучину тоски. Что бы там ни говорили люди, но удары судьбы вовсе не делают меня сильнее – напротив, ослабляют.
В голове у меня вертелся один и тот же вопрос: где раздобыть недостающую сумму денег?
Друзья мои были такие же бедняки, как и я, – у них не разживешься. Родители ни за что не согласятся на мой отъезд. Да и в любом случае, у матери, с ее зарплатой простой работницы, никаких накоплений отродясь не водилось. Про отца я предпочитал не думать. Если честно, я не виделся с ним уже целый год. Возможно, я для него вообще никогда не существовал.
Совершенно машинально я развернул газету, оставленную кем-то на скамейке. Газета была недельной давности. Я и взял-то ее только потому, что в ней напечатали статью про мою любимую футбольную команду.
Не знаю почему, но, читая – признаюсь, без особого интереса – комментарии игроков, я вдруг решил, что надо поговорить о деньгах с дедом. Он наверняка что-нибудь придумает. А главное, поймет мое стремление бежать – не зря он сам когда-то покинул родные места. И даже если не сможет помочь мне деньгами, задерживать меня точно не станет.
У нас в семье обо всем, что по-настоящему важно, принято говорить обиняками, используя поговорки и всякие фигуры речи.
Я дождался момента, когда дед садился пить чай. Обычно в это время он бывал в самом лучшем настроении. Пожалуй, впервые в жизни я с таким вниманием наблюдал, как он готовит свой любимый напиток. Для него приготовление чая продолжало оставаться изысканным ритуалом, каковым оно считается в области Сахары.
Я следил за каждым его движением, подгадывая, в какой миг лучше всего к нему обратиться и завести разговор на интересующую меня тему. Нарушать его священнодействие я не собирался – ни в коем случае. Как только чай был заварен, я принялся вслух вспоминать пословицы и поговорки, посвященные путешествиям и разлуке с родиной.
Я не мог заставить себя произнести слово «Франция». Вспоминал Европу, Испанию… Я не представлял себе, как подступиться к главному. Меня охватила растерянность. От былой веры в себя не осталось и следа.
И тогда заговорил дед:
– Сынок! Франция – очень большая и богатая страна. Но и бедных в ней хватает. Жизнь там не легче, чем у нас, а может быть, и тяжелее. Денег у людей больше, и ссорятся они между собой яростнее, чем мы.
Он пристально посмотрел мне в глаза, словно давал понять: то, что он сейчас скажет, не просто важно, а очень важно. Он всегда так делал, если желал, чтобы его слова прочно засели у меня в башке. Или если считал, что должен предостеречь меня от опасности.
– Хочешь не иметь проблем – поезжай один, – продолжил он. – И пока не найдешь места, в котором тебе будет хорошо, держись ото всех подальше.
Я наконец решился заговорить о деньгах, но дед прервал меня:
– Я знаю, что ты нуждаешься в некоторых средствах. Не волнуйся, я тебе помогу. Но сначала, будь добр, объясни мне, как и с кем ты собираешься ехать во Францию.
Я посвятил его в наши планы, только соврал насчет даты предполагаемого отъезда. И сейчас же пожалел о своей лжи – его лицо светилось таким доверием ко мне, какого я никогда не читал на лицах своих родителей. Гораздо позже мне стало известно, что он отнес в ломбард свои восточные ковры и медные подносы. И раздобыл деньги, которых мне не хватало.
С первого шага
Тоска по корням,
Яростный поиск себя.
Я все еще иду к своим истокам —
И нет конца моему пути.
Мы всемером жили в маленькой двухкомнатной квартире. По вечерам я запирался в туалете – это было единственное спокойное место, где никто не мог меня потревожить.
Я считал и пересчитывал денежные купюры. После обмена динаров на черном рынке в моем распоряжении оказалось две тысячи пятьсот франков. Огромная для меня сумма. Прежде я и помыслить не мог, что стану обладателем такого богатства. Моя мать на государственном заводе получала пятьсот франков в месяц.
Впрочем, мои восторги быстро рассеялись. Бо?льшую часть этих денег придется отдать проводникам. Мне останется совсем немного. Эта мысль меня огорчала, но не настолько, чтобы вызвать чувство вины.
Шли дни. У нас – двух моих приятелей и меня – постепенно сам собой сложился своего рода ритуал. Каждый вечер мы встречались возле порта, там, где швартовались корабли, отбывающие в Европу.
Это место всегда, еще до того, как мы выработали план побега, производило на нас чарующее впечатление. Здесь у нас словно вырастали крылья за спиной. Мы мечтали вырваться из нищеты, но еще больше – из удушливой атмосферы, в которой жили.
О том, как будет протекать наше путешествие, мы не имели ни малейшего представления – не знали даже, на каком корабле поплывем. Связник назвал нам дату и час отъезда и указал точное место встречи, но больше не сказал ничего. Мы догадывались, что человек, с которым мы имели дело, – второй, если не третий в целой цепочке, из чего вытекало, что расспрашивать его о подробностях бесполезно.
Каждый раз он все более угрожающим тоном обязательно повторял одно и то же:
– Если не хотите неприятностей, не вздумайте ни с кем болтать! Я работаю не один – не забывайте об этом! Так что – молчок!
Поначалу эта грубость и страх, засевший у него в глазах, немного пугали меня. Однако позже нам стало известно, что он – всего лишь жалкий посыльный у настоящих проводников.
Тем временем, встречаясь в порту, мы стали вести себя по-другому. Вместо того чтобы смотреть друг на друга, мы устремляли взоры на море. И могли сидеть так часами… Нас завораживала та потаенная сила, что скрывалась за зеленовато-голубым простором, насыщенным острым запахом моря…
В мечтах мы садились на один из пришвартованных в гавани кораблей и устремлялись в загадочные дальние страны. Нам нравилось угадывать по внешнему виду кораблей, под каким флагом они ходят и куда плывут.
Самое яркое впечатление производили на нас огромные торговые суда. Никто из нашей троицы никогда не пересекал Средиземное море. Украдкой косясь друг на друга, мы старательно прятали страх и печаль, кажется, навечно застывшие на наших лицах. Ни один из нас ни разу не позволил этому страху вырваться наружу, ничем не дал остальным понять, что сомневается в успехе предприятия.
Мы дали друг другу слово и не нарушим его, что бы ни случилось!
Не знаю почему – возможно, не желая искушать судьбу, – но мы старались не думать о том пугающем будущем, что ждало нас впереди. Тем более не обсуждали вероятность пойти на попятный путь – эта тема была у нас под запретом. Мы заметили, что, не сговариваясь, обходили стороной даже самый слабый намек на то, что отъезд может сорваться.
Между тем тревожных вопросов возникало все больше, а ответов на них не было. Куда они нас спрячут – неужели в трюм? Может, запихнут в контейнер? Сколько времени продлится путешествие? В какой порт мы прибудем?
Как ни странно, подобные размышления укрепляли наш дух. И изгоняли из головы другие мысли – те, от которых кровь стынет в жилах, а ноги делаются ватными, – мысли о жизни и смерти. Что касается лично меня, то я был убежден: ничего плохого с нами не случится.
Несмотря на страхи, мы никогда не задумывались над тем, что будет, если нас поймают. У себя в квартале я видел парней, которых арестовали на таможне. Первым делом их волокли в тюрьму. Но даже потом, когда, освободившись, они возвращались в родительский дом, соседи смотрели на них как на прокаженных. Я частенько наблюдал за ними. У них на лицах застыла печать поражения. Они стыдились смотреть людям в глаза. Как бы там ни было, вновь вписаться в рутину привычной жизни им было трудно.
Главная опасность подстерегала нас не за морем, а здесь. Но она была не в силах поколебать нашу решимость. Мы понимали, что должны вырваться из этого гетто. И если ценой свободы будет смерть – что ж, мы заплатим эту цену!
По поводу нелегального пересечения границ ходило множество слухов. Болтали, что проводники – матросы с греческих кораблей – выбрасывали беглецов за борт, едва корабль выходил в открытое море. И мы знали, что доля истины в этих байках все-таки есть. Иначе почему кое-кто из тех, кто уехал много лет назад, ни разу не дал о себе знать?
Все мы умели здорово драться. Нож, мачете, палка, даже сабля – всеми этими предметами мы владели виртуозно. Кадер был чемпионом по боевым искусствам и как никто орудовал нунчаками, побеждая почти в каждой уличной потасовке. Я предпочитал выкидной нож, с которым легче было застать противника врасплох. И только Юсеф ходил безоружным, повторяя, что ему это ни к чему.
И вот этот знаменательный день – день, которого мы ждали с таким нетерпением и которого так боялись, – день нашего отъезда настал.
Связник назначил нам встречу на складе, расположенном в нескольких километрах от порта. На самом деле когда-то там был завод, но он давно закрылся. Нас, кандидатов на побег, собралось в этом мрачном местечке десятка два человек. Самых разных возрастов, но почти все – мужчины. Женщина была всего одна. Разумеется, с ней был муж – мы решили, что муж, – который держал ее за руку. Люди разбились на маленькие группки и тихо переговаривались. У меня сложилось четкое впечатление, что никто не торопился знакомиться и называть свое имя. В глазах у всех читались тревога и грусть. Рядом с нами сидел на земле мужчина лет сорока с четками в руках; он низко опустил голову, и по щекам его катились слезы. Как ни удивительно, но его вид придал мне храбрости и изгнал из моей души вползавший в нее липкий страх.
Вскоре явился проводник. Он созвал нас в кружок. Это был высокий широкоплечий мужчина с тюрбаном на голове. Я заметил у него изрядное пивное пузцо, а вот лица разглядеть не сумел – он носил большие солнечные очки и густую бороду, явно фальшивую. Тоном, не допускающим возражений, он приказал нам разбиться на группы по пять человек и каждой группе сообщил ее номер. Мы попали в четвертую. Затем он рассказал, что сейчас поведет нас на корабль.
Только сейчас нам стало известно, что нас спрячут между контейнерами с грузами.
– Не вздумайте высовываться! – повысив голос, сказал он. – Даже если прижмет, сидите и терпите. Если на вас наткнется корабельная охрана, вам каюк. Имейте в виду, заступаться за вас там будет некому!
И добавил c кривой ухмылкой:
– Не дрейфить! Я сказал, что доставлю вас куда требуется, значит, так и будет!
Затем по-военному отсалютовал и развернулся на каблуках.
Я, холодея от ужаса, сидел на земле. Слова проводника не только не успокоили меня – напротив, пробудили все мои уснувшие было страхи. Выходит дело, на корабле есть своя полиция! Кадер заметил, как я испугался.
– Да врет он все, – сказал он и положил руку мне на плечо. – Наверняка надеется стрясти с нас побольше бабла.
Он немного помолчал, а потом тряхнул головой, словно говоря: «Да он держит нас за лохов! Ну-ну! Не на таковских напал!» И улыбнулся.
– Как только он поймет, что больше с нас взять нечего, сразу отцепится, – продолжил он. – У них же тут целая система! Представляешь, сколько они каждый день имеют? Да тут все должно работать как часы!
Его рассуждения показались мне вполне логичными. Проводники заинтересованы в том, чтобы «машина», делающая деньги из воздуха, не давала сбоев. Слова Кадера немного успокоили меня, хотя и не окончательно, тем более что я видел, как после «беседы» с этим стервятником исказились от страха лица остальных наших товарищей.
Как только стемнело, к складу подъехал грузовичок, выкрашенный серым – точь-в-точь как полицейские фургоны. Он вкатился внутрь помещения, и из него выпрыгнул уже знакомый нам подручный проводников. В руке он держал электрический фонарик. Встав позади машины, он распахнул дверцу и окинул взглядом собравшихся вокруг людей. Затем махнул рукой, показывая, чтобы мы забирались в кузов. И пяти минут не прошло, как мы уже стояли, тесно притиснувшись друг к другу, прижимая к себе сумки с вещами. Нам повезло – мы трое влезли в грузовик последними и оказались с краю, поэтому нам было чем дышать, – внутри фургона висел тошнотворный запах тухлятины. Двадцать минут спустя шофер заглушил мотор. От неожиданности мы вздрогнули.
– Мы уже на корабле, – тихим голосом сказал Кадер. – С ума сойти!
Несмотря на темноту, я чувствовал охватившее людей возбуждение. Юсеф положил руку мне на голову и жарким шепотом проговорил мне прямо в ухо:
– Никто не посмеет нас остановить! Этот мир принадлежит нам!
Глава 7
Май 1975 года, семь часов утра.
Я еду в поезде «Марсель – Париж».
Еще вчера такие слова, как «Европа», «Запад», «Франция», звучали для меня магическим заклинанием. Сегодня они – часть моей жизни, и я вместе с другими людьми, оказавшимися в этой стране, учусь постигать, что они означают в реальности. Мне самому не верится, что все это происходит со мной! Еще несколько дней назад мир для меня делился на две части: Запад и все остальное. Сегодня я так больше не думаю. Я понимаю, что Земля – едина и неделима и она принадлежит всем, кто ее населяет.
Эти мысли возникали в моем мозгу неким откровением, и от них мне становилось легче на душе.
Для многих моих ровесников из Орана Запад оставался недостижимой мечтой. Мне повезло, размышлял я, ведь я преодолел первый этап на пути достижения своей цели.
Но стоило мне припомнить все те слухи, что ходили у нас по поводу нелегальных эмигрантов, по поводу тысяч людей, безжалостно убитых проводниками и выброшенных в море, как кровь стыла у меня в жилах.
