скачать книгу бесплатно
Нильс знал, что вызывает его слишком часто. Но именно благодаря ревностному уходу сад с фигурно подстриженными кустами и опрятной живой изгородью, с увитыми зеленью воротами и безупречными каменными дорожками выглядел так красиво.
Тихо. Здесь всегда тихо.
Нильс дернулся, положил руки на колеса, крутнул вперед-назад, развернул коляску и покатил к музыкальному автомату.
Он купил его, когда ему было двадцать лет: настоящий “Seeburg”, изобретение шведа по фамилии Шёберг.
Раньше Нильс иногда менял пластинки, печатал новые названия, помещал их под стеклянную пластину.
Он достал из ящичка монету, сунул в щель. Звякнув, монета привела в действие механизм и снова оказалась в ящичке.
Все эти годы Нильс бросал в аппарат одну и ту же монету.
Дрожащей рукой он нажал клавишу “С7”. Пластинка с жужжанием упала на вертушку.
Откатываясь в сторону, Нильс услышал характерное вступление “Stargazers” – быстрые барабаны. Его отбросило в прошлое, в день, когда он увидел “Rainbow” – конец семидесятых, Консертхюсет, Стокгольм.
Группа опоздала больше чем на час, но когда Дио вышел и запел “Kill the King”, человеческое море хлынуло к сцене.
Нильс подъехал к большим окнам. Во второй половине дня он всегда опускал солнцезащитную штору на больших западных окнах, чтобы уберечь свои картины от прямого света.
Через нейлон сад казался темнее и серее.
Али, наверное, это место кажется печальным доказательством отсутствия детей и внуков.
Нильс знал, что дом – чудовищно помпезен, что парк слишком велик, а в бассейне никто не плавает.
Предприятие Нильса выпускало сложную электронику для радаров и электронных систем управления. У него был невероятно выгодный контракт с правительством, Нильс почти двадцать лет экспортировал продукцию с двойной областью применения.
Рука вдруг покрылась гусиной кожей.
Ему показалось, что сквозь громкую музыку он слышит детский голос, нараспев читающий какой-то стишок.
Нильс развернул кресло и выкатился в прихожую.
Голос доносился с закрытого верхнего этажа. Нильс стал подниматься по лестнице, по которой не ступал много лет. Дверь в спальню оказалась приоткрыта.
Музыка в автомате смолкла, пластинка с щелчком вернулась на место, к другим пластинкам, и стало тихо.
Нильс начал бояться темноты через полгода после того, как ему приснился кошмар про жену. Эва вернулась из царства мертвых, но стоять могла, только если толстый деревянный шест пронзал ее от промежности до макушки.
Жена злилась на Нильса из-за того, что он не помог ей, не позвонил в больницу.
Окровавленный кол доходил до пола, и Эва шла за Нильсом, странно-широко расставив ноги.
Нильс положил руки на колени. Руки дрожали, подергиваясь в напрасной, чрезмерной жестикуляции, которая ничего не означала.
Когда дрожь утихла, Нильс затянул ремень на бедрах, чтобы не соскользнуть с сиденья, если дрожь начнется снова.
Он завернул в салон, осмотрелся. Все как обычно. Люстра, персидские ковры, мраморный столик и густа- вианские диван и кресла, доставшиеся Эве по наследству.
Со стола исчез телефон.
Ощущение, что Эва в доме, иногда бывало невероятно отчетливым. В такие моменты Нильс думал, что у ее старшей сестры имеется запасной ключ и та иногда проскальзывает в дом, чтобы пугать его, как в “Скуби-Ду”.
Нильс снова покатил в кухню и вдруг краем глаза уловил, как что-то трепыхнулось мимо. Он быстро повернул голову, и ему показалось, что он видит в старинном зеркале чье-то лицо. Однако он, как и много раз прежде, понял, что это просто пятно сырости на стекле.
– Лиззи? – тихо позвал Нильс.
Звякнул кухонный ящик, послышались шаги. Нильс остановился с тяжело бьющимся сердцем, развернул кресло и снова представил себе, как кровь стекает по колу между ног Эвы.
Он бесшумно нажал на колеса и покатил к большим дверям веранды; колеса тихо шуршали по паркету.
Когда Эва, широко расставив ноги, проходит через кухню, кол скребет по плиткам пола, за ней тянется кровавый след, кол упирается в порог столовой.
Снова послышался тот же глупый стишок.
Наверное, на кухне работает радио.
Нильс посмотрел на закрытую дверь столовой. Дверь отражалась в окне, выходящем в сад.
Руки тряслись, шея онемела. Нильс едва сумел нагнуться, чтобы нажать кнопку солнцезащитной шторы.
Серый нейлон пошел вверх, словно занавес, и сад мало-помалу предстал яснее в красках восхода.
Шезлонги в саду, сосновая хвоя набилась в складках подушек. Освещение бассейна погашено, от воды поднимается пар.
Как только экран поднимется, Нильс сможет открыть дверь и выехать.
В саду он подождет Али, попросит его осмотреть дом, признается, что боится темноты, что каждую ночь у него зажжен свет, и, может быть, заплатит ему дополнительно, чтобы тот еще немного побыл с ним.
Нильс дрожащей рукой повернул ключ в замке. Щелкнуло; он нажал на ручку и немного подтолкнул дверь.
Отъехал назад, посмотрел на столовую, увидел, как дверь медленно открывается от сквозняка.
Он покатил прямо в дверь веранды, как можно скорее, его развернуло, и он мельком заметил фигуру, приближающуюся сзади.
Выкатываясь на выложенный каменными плитами пол и ощущая дуновение прохладного воздуха на лице, Нильс услышал тяжелые шаги.
– Али, это ты? – испуганно крикнул он, продолжая двигаться вперед. – Али!
Сад был тих и неподвижен, сарай с инструментами закрыт. Утренний туман плыл над землей. У воды подрагивал под ветерком какой-то пух.
Нильс попробовал развернуть кресло, но колесо застряло между плитами. Нильс едва дышал. Он попытался унять дрожь, сунув руки под мышки.
Кто-то приближался со стороны дома, Нильс видел человека через плечо.
Человек в маске, с черной сумкой в руке. Он шел к Нильсу, с лицом скрытым, как у палача.
Нильс дергал колеса, но не мог освободиться.
Он хотел еще раз позвать Али, но тут холодная жидкость полилась ему на голову, по волосам, на шею, залила лицо и грудь.
Уже через пару секунд он понял, что это бензин.
Черная сумка оказалась пластиковым баком от газонокосилки. Человек в маске топил его в бензине.
– Постойте, пожалуйста, у меня много денег… клянусь, я переведу вам все, что у меня есть, – задыхаясь, проговорил он и закашлялся от паров бензина.
Человек в маске обошел его, вылил остатки бензина ему на грудь и бросил пустую канистру на землю перед креслом.
– Пожалуйста, прошу вас… я сделаю что угодно…
Мужчина достал коробок спичек и произнес несколько непонятных слов – слов, которые упали в бушевавший в нем ужас, завертелись, будто монетка, что бросают в воду, загадывая желание.
– Не надо! Не надо…
Нильс попытался отстегнуть ремень на бедрах, но ремень перекрутился и затянулся. Руки впустую дергали ремень. Мужчина в маске не торопясь зажег спичку и бросил ее Нильсу на колени.
Со свистом и гулом человек обратился в факел.
Ангел смерти объял его своими страшными крыльями.
Пижама и волосы горели.
Сквозь голубое свечение Нильс видел, как мужчина в маске отшатывается от жара.
Детский стишок вертелся в голове у Нильса, а вокруг бушевало пламя. Невозможно было втянуть воздуха в легкие; он словно тонул, а потом его внезапно охватила боль, абсолютная и всепоглощающая.
Он никогда в жизни не мог представить себе ничего настолько кошмарного.
Нильс согнулся в позу зародыша, словно издалека слыша треск металла: это кресло стало скручиваться от жара.
Он успел подумать, что с подобным звуком новая пластинка выскакивает из музыкального автомата, а потом потерял сознание.
Глава 28
Когда надзиратели на посту услышали, что заключенный из Халля миновал перекресток в кульверте и направляется в крыло “D”, оживления тут же прибавилось.
Через панцирное стекло они увидели непривычное – Йона Линна завтракал за одним столом с лидером “Братства” Рейнером Кронлидом. Оба о чем-то переговорили, Йона встал из-за стола, прихватил с собой стаканчик с кофе и бутерброд и пересел за соседний стол.
– Что он, мать его, затеял? – спросил один надзиратель.
– Может, узнал что-то о новом парне.
– Или речь о побывке.
– Вчера он получил разрешение, – кивнул третий. – Это его первая побывка.
Йона взглянул на трех надзирателей, наблюдавших за ним через стекло, повернулся к Сумо и задал ему тот же вопрос, что несколько минут назад – Рейнеру Кронлиду:
– Что я могу сделать для тебя завтра?
Сумо сидел уже восемь лет за двойное убийство; причиной было недопонимание. Лицо Сумо осунулось от горя, он всегда выглядел печальным, словно только что плакал, а сейчас пытается собраться, чтобы голос звучал твердо.
– Купи розовую розу… самую красивую, какую сможешь найти, пойди к Оути и скажи ей, что она моя роза… И скажи, что я прошу прощения… прощения за то, что сломал ей жизнь.
– Ты не хочешь, чтобы она пришла сюда? – Йона взглянул ему в глаза.
Сумо только покачал головой. Он перевел взгляд на окно, посмотрел на серую решетку с накрученной поверх нее колючей проволокой, на грязно-серое уныние над стеной.
Йона повернулся к следующему человеку за столом. Люка Богдани, малорослый человек, чья неудачливость словно отпечаталась у него на лице.
– А для тебя?
Люка подался вперед и прошептал:
– Проверь, не наложил ли братец лапу на мои деньги.
– О чем я должен спросить?
– Никаких вопросов. Посмотришь на деньги, пересчитаешь. Должно быть ровно шестьсот тысяч.
– Ну нет, я не стану этого делать. Я хочу выйти отсюда, а деньги эти краденые, и если мои…
– Хрен легавый, – фыркнул Люка и перевернул свой стаканчик с кофе.
Йона продолжил ходить по столовой от стола к столу. Он спрашивал у других заключенных, что может сделать для них во время своего отпуска. Запоминая их пожелания и поручения, он ждал, когда приведут Салима Рачена.
Йона объяснил премьер-министру, что ему, чтобы подобраться поближе к Рачену, понадобится увольнение на тридцать шесть часов, начиная с понедельника.
– Тогда у вас останется не так много времени в тюрьме, чтобы понять, что он знает, – предостерег его министр.
Йона не стал объяснять, что ограничением может послужить не время, а условия.
Перед тем как покинуть комнату для свиданий, Йона спросил, какие у него полномочия на случай экстремальной ситуации. Дернув углами узкого рта, министр ответил:
– Вы пытаетесь остановить террористов. Ваши полномочия почти безграничны.
Рейнер Кронлид встал из-за стола, нервно провел рукой по рту и уставился на шлюзовую дверь в коридоре. Он замер, вытянув шею, облизал губы и снова опустился на стул. Все, кто сидел за столом “Братства”, подались вперед, когда он заговорил.
Йона увидел, как расслоился свет в коридоре за панцирным стеклом, как дрожащая серая вертикаль ширится и разделяется на три фигуры.
Замок зажужжал, и двое надзирателей ввели нового заключенного, Салима Рачена.
Дежурный офицер кивнул и поставил подпись.
У Салима Рачена было круглое интеллигентное лицо. Жидкие волосы зачесаны набок через темя, серая полоска усов.
