
Полная версия:
Мужчина
Но такова была его суть. И таким любила его жена. И таким отцом он был, совсем не пытаясь показаться тем, кем он не был и никогда не будет. Статный и высокий, чисто и опрятно одетый, представительный, всегда деловой тон речи, выдержанный темп. Молчаливый, когда его никто не спрашивает, умеющий слушать.
Именно таким и должен быть настоящий человек. Человек, в которого не добавлено ничего лишнего. Не кичащийся богатством и ценящий то, что у него есть. Она не имела никакого морального права спросить у него, изменилось ли его отношение к жене после того, как она родила и располнела. Судя по всему, нет. Он лишь умело направил свою любовь в другое русло, став относиться к любви всей своей жизни, принявшей немного другой облик, немного по-другому. Приняв на себя много лет назад определенные обязательства, он не имел никакого права даже подумать о том, чтобы от них отказаться. Человек дела, он был верен своим внутренним принципам, которые направляли его жизнь. Именно эта черта его характера так её восхищала. Слишком мало встречалось ей в жизни мужчин, подобных ему, преданных семье до глубины души. А сейчас, как– то всё сейчас по-другому.
Чистота сердец выцветает, и в мире остаётся лишь голая пошлость, зияющая чёрными дырами в обидах и горечи, которые не залечить ничем. Семья перестала значить что– либо, и позволено всё. Неуёмный безудержный флирт и ничего не значащие измены. Люди обижают друг друга. А прощения просить то ли не хотят, то ли забывают. Думают, что итак всё пройдёт, и раны затянутся сами собой. Уходят, закрыв дверь и махнув рукой. Объяснять что– либо, не считая нужным.
Чистой воды безобразие.
Хотя все давным-давно слышали и знают один простой закон: мы в ответе за тех, кого приручили. Но о нём постоянно норовят забыть, норовят попробовать взмахнуть той волшебной палочкой. А потом ещё, и ещё. И хотят заглянуть на страницу вперёд, не дочитав предыдущей. Делая из своей жизни невообразимое месиво, хотя никогда не имели на это права.
И потому она восхищалась им. В своём скромном величии он умело сочетал всё. И хотя её рука уже было тянулась к заветной палочке, она понимала, что не вольна поменять в их жизнях ровным счётом ничего.
И всё– таки чудеса иногда случаются, и порой мы встречаем на пути людей, которые хотя бы на короткое мгновение дают нам понять, что жизнь полна волшебства, которое будет нас ждать, пока мы не перестанем в это верить.
Для этого лишь достаточно протянуть руку.
Ведь он намеренно развернул книгу так, чтобы она смогла увидеть название.
МЫ ЛЕТИМ
«Дней лет наших – семьдесят лет, а при большей крепости – восемьдесят лет; и самая лучшая пора их – труд и болезнь, ибо проходят быстро, и мы летим»
(Псалом 90: 10)
Люди приходят в нашу жизнь случайно. И также случайно уходят из нее со скоростью света.
«Нет ничего вечного» – произнесла женщина лет семидесяти четырех, лежачая больная палаты динамического наблюдения отделения неврологии.
Галина Васильевна? Антонина Ивановна? Мы так и не успели познакомиться с ней поближе. Когда у тебя кровоизлияние в мозг и ты на волоске от смерти, на тумбочке твоей больничной палаты будут лежать толстая пачка влажных салфеток, пригоршня таблеток, освежитель воздуха, бутылка воды с дозатором, баночка с детским питанием, пюре, соки. У Антонины Ивановны на тумбочке лежал православный молитвослов, и стояло четыре иконы.
Нет ничего вечного на земле. О чем думать человеку, находящемуся в полном сознании? Человеку, которому нельзя встать и одеться, нельзя почитать, нельзя посмотреть телевизор, нельзя сходить в туалет самому? Всё, что можно – тихо лежать, устремив весь свой взор в стену или на потолок. Лежать, вновь и вновь перебирая в памяти дни своей жизни один за другим, лежать, ожидая и надеясь.
Веру нельзя привить силой. Вера не передается по наследству. Её нельзя купить за деньги. Но это именно то, что даст сил перенести ещё одно (последнее?) испытание. Даст будущность. Даст надежду. Даст мир в сердце.
– Дай Бог тебе, доченька, здоровья, – произнесла Антонина Ивановна.
Так говорила мне только покойная бабушка и Антонина Ивановна.
Если в сердце у человека любовь, даже будучи прикованным к кровати, он передаст ее тебе любым способом.
Люди приходят в нашу жизнь случайно. И также случайно уходят из неё со скоростью света. Придя в палату вечером, Антонину Ивановну я не увидела. На её месте лежала другая женщина. И на тумбочке рядом не было ни одной иконы.
«Дней лет наших – семьдесят лет, а при большей крепости – восемьдесят лет; и самая лучшая пора их – труд и болезнь, ибо проходят быстро, и мы летим»…
ВАНИЛЬ
«Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете;стучите, и отворят вам;ибо всякий просящий получает, и ищущий находит,
и стучащему отворят»
(Евангелие от Матфея 7: 7– 8)
Чёрные как гуталин брови всегда отличали выражение твоего лица. Улыбаясь, ты всегда приводил их в движение одной лишь тебе свойственной мимикой. Когда смеялись губы – смеялись и твои брови. Выразительные и чёткие. Я всегда их любила. Наверное, с тех самых пор, когда увидела впервые.
Это странно и, наверное, может показаться смешным, но ещё задолго до того, как произошла наша первая встреча, и мы сказали другу первые «привет», я уже точно знала, что будет задолго после. Хотя, наверное, я просто очень сильно хотела верить.
Ведь то, что мы встретились, ни что иное как чудо. Сейчас, когда ты сидишь в соседней комнате и пьёшь кофе, сидя за своим столом, и стучишь по клавишам, кажется, что так было всегда. И не может возникнуть даже мысли о том, что всё могло быть иначе. Что в соседней комнате мог сидеть кто– то другой, или мог не сидеть никто, и твои брови улыбались бы кому– то ещё.
Каждое утро, просыпаясь раньше тебя, я первым делом смотрю на твои брови, чёрные как гуталин, и мысленно улыбаюсь твоим далёким снам. Потом, пока ты спишь, иду в комнату к нашим детям. Конечно, они как всегда скинули одеяла на пол, и мирно посапывают во сне. Я накрываю их снова, и, тихо притворив дверь в их спальню, выхожу на балкон. Вид оттуда открывается чудный. Я особенно люблю сидеть там рано утром одна, завернувшись в плед. С кружкой тёплого молока в ладонях, я закрываю глаза и думаю.
И пока я думаю, миллионы мыслей проносятся в моей голове. Особенно часто я люблю вспоминать тот день, когда ты, хотя и страшно спешил, вернулся и помог мне поднять с пола пакеты, которые я уронила, когда ты, не заметив меня, толкнул очень сильно в бок. Я поблагодарила тебя, и взглянула тебе в глаза. Не знаю, что ты почувствовал в тот момент, но наверняка ты понял главное: мои и твои глаза улыбались вместе. Ты дал мне номер твоего телефона, и попросил перезвонить. Прощаясь, ты с благодарностью посмотрел на меня. Наверное, за то, что я так долго ждала.
Мы часто встречались с тобой после этого. И много и обо всём говорили. Ты рассказал, о чём мечтаешь, когда ты один, а я поведала обо всех своих секретах. Ты до сих пор не рассказал о них никому.
В день нашей свадьбы солнце светило так, будто все годы до этого садилось на несколько минут раньше, чтобы сберечь побольше тепла для этого особенного дня. И для тебя и для меня он был первым. На внутренней стороне наших обручальных колец мы решили выгравировать слово «Чудо». Потому что именно оно дало нам возможность стоять перед алтарём друг рядом с другом. Ты был предельно серьёзен, но твои брови не могли удержаться от великой радости и так и ходили ходуном. Я держала тебя за руку и не знала, в раю я или на земле, и не могла поверить в то, что происходит. Слёзы лились из моих глаз и падали на прозрачную фату, но мне было абсолютно всё равно. Рядом со мной, в двух шагах от меня стоял ты. Такой красивый и серьёзный, готовый взять меня в жёны и хранить и оберегать меня. И тогда, стоя там перед алтарём, я в самый последний раз вспомнила о том, о чём больше никогда в жизни не буду мечтать, потому что в этом больше не будет необходимости. Ведь ты уже был рядом. Я посмотрела в небо на качающиеся на ветру макушки деревьев, и едва слышно, лишь приоткрыв губы, произнесла «спасибо». Ты сжал мою руку, и мечты улетели далеко– далеко навсегда. И тогда нам разрешили поцеловать друг друга. Как мужу и жене. В первый раз в жизни.
Когда я открыла глаза, ты уже улыбался. И вместе с тобой улыбались твои брови. «Привет», сказал ты, и едва заметная слеза появилась и тут же исчезла на твоей чёрной как ночь реснице. Я крепко сжала тебя в объятьях, потому что очень хорошо понимала, о чём твои слёзы.
Каждое утро, просыпаясь раньше тебя, я первым делом смотрю на твои брови, чёрные как гуталин, и мысленно улыбаюсь твоим далёким снам. Потом, пока ты спишь, иду в комнату к нашим детям. Конечно, они как всегда скинули одеяла на пол, и мирно посапывают во сне. Я накрываю их снова, и, тихо притворив дверь в их спальню, выхожу на балкон. Вид оттуда открывается чудный. Я особенно люблю сидеть там рано утром одна, завернувшись в плед. С кружкой тёплого молока в ладонях, я закрываю глаза и думаю.
Иногда я думаю о том, а что бы было, если бы я никогда не мечтала о том, что встречу тебя? Перестала бы верить и поверила тем, кто советовал спуститься на землю?
Но эти вопросы всегда остаются без ответа. Я просто смотрю на макушки деревьев, покачивающиеся на ветру, и слушаю то, что они говорят мне в предрассветный час.
Сейчас, когда ты сидишь в соседней комнате и пьёшь кофе, сидя за своим столом, и стучишь по клавишам, кажется, что так было всегда.
Я точно знала, что будет именно так. Я просто очень сильно хотела верить.
СУДЬБА
У него в жизни всё вроде бы хорошо. Ему 45. Он занимает высокий пост и зарабатывает неплохо. У него есть семья, жена и две взрослые дочери. Регулярно, раз в год, они с семьей ездят отдыхать. Раньше, когда с деньгами было получше, ездили за границу. А теперь отдыхают не так далеко и не так престижно, но ритуал всё– таки соблюдать стараются. Хотя жена, конечно, не довольна. Другие, вон, и в Египет ездят. И кредит ведь для этого взять можно. Но он итак день и ночь работает, и брать для таких целей кредит считает попросту лишней тратой.
Да и вообще всю жизнь они жили очень показательно. Всегда стремились покупать первоклассные вещи, одеваться по моде, обставлять квартиру со вкусом, свободно расслабляться в обществе свободных людей. Хотя, если посудить, этого, по большей части, хотела она. Да и жениться захотела тоже она. «Много таких, как ты, вокруг меня ходит, а ты женись!» И женился. Ведь в конце концов мужчине нужны дом, семья и уют. Что бы там ни говорили. Тем более такому мужчине, как он. Покладистому и добродушному. Ещё в детстве он отличался послушным характером и спокойствием. Никогда не хулиганил. Мог битый час просидеть рядом со старшей сестрой, которая рассказывала ему что– то, и увлечённо слушать, ни разу не отвлёкшись.
Также и родителей беспрекословно слушал. Во всём. По крайне мере, старался.
Однажды, когда он учился на втором курсе университета, приехал домой на каникулы. Но приехал не один. А с любимой девушкой. Невестой. На так называемые смотрины. Родителям показать. В то же время домой в отпуск приехала старшая сестра и средняя сестра на каникулы. Но всё пошло не так, как он планировал. Родителям невеста не понравилась. В её обществе они вели себя, как подобает, но сёстрам мать сказала, что отец в ярости. В советское послевоенное время люди были полны ещё больших предрассудков, и женитьбу на метиске – полукровке (мать невесты была русской, а отец– калмык) общество непременно осудило бы.
Настало время уезжать. Родители сыну так ничего и не сказали, а старшая сестра, провожавшая брата до вокзала, в тамбуре при прощании поведала об опасениях матери, как воспримет женитьбу строгий отец. И посоветовала подумать хорошенько о принимаемом им решении и напомнила, что родителей нужно уважать и беречь. На том и простились.
Как послушный сын, он сделал всё, чтобы не доставлять лишних хлопот родителям.
Через три года успешно закончил университет, поехал работать по распределению. Но ту девушку домой к родителям больше никогда не привозил.
Женился он уже в возрасте 27 лет, и его мать долго переживала, что сын всё не женится.
ПИРОГ
«И сказал Господь Бог: не хорошо быть человеку одному; сотворим ему помощника, соответственного ему».
(Бытие 2:18)
Когда всю жизнь живешь с кем– то под одной крышей, привыкаешь друг к другу. Привыкаешь настолько, что весь дом ассоциируется с этим человеком. Я и не жил здесь без тебя. Никогда не жил. А только вдвоем с тобой, моя любимая.
А сегодня я похоронил тебя.
Мне сказал кто– то из родственников, я уже не помню, кто точно, там было много народу. Ну, вот кто– то сказал из толпы «Дядя Вася, подойдите попрощаться». Черт вас подери, идиоты! Дядя Вася, подойдите попрощаться!? Что вы вообще понимаете? Как я могу попрощаться с ней? Я могу попрощаться со всеми вами вместе взятыми, и больше никогда вас не видеть, но с ней! Я бы никуда не отдавал её, пусть она так и лежала бы в нашем доме, и я каждый день поправлял бы ей платок. Что вы понимаете, дурачьё?
Мы с ней выжили в голодное военное время в самой глухой глуши, мы росли вместе с ней. Мы, немцы, сосланные в глухую сибирскую деревню, успевшие закончить только 4 класса средней школы. Наших отцов расстреляли, а матерей с детьми посадили в товарный поезд и отправили в Сибирь. Прямой железной дороги тогда ещё не построили, и мы ехали двадцать один день, трясясь от страха и голода как скот через весь Казахстан.
Я никогда за всю свою жизнь не проронил и слезинки. Никогда. А тогда ноги мои подкосились, сердце сжало тисками так, что не мог устоять на месте, слезы хлынули из глаз.
– Держите его, девочки, держите,– завопили вы.
Я подошел к тебе близко – близко, склонился над твоим гробом так низко, как только мог, чтобы в последний раз посмотреть на твое лицо. Поцеловал тебя в последний раз, солнце мое.
Ты прости меня за всё. Ты сильно болела и уже много лет не узнавала меня. Уходила из дома, и мы с дочерью искали тебя по всему городу. А иногда я злился на тебя и называл «чёртовой дурой». Ударил тебя однажды. Мы с твоей внучкой хотели обработать твои раны, я держал тебя, обнимал, как мог, а она разводила лекарство, наносила его и заклеивала раны пластырем. Ты никак не хотела держаться на ногах, падала, и у меня не хватало сил держать тебя. Вот тогда– то я и ударил тебя…
Милая моя, любимая моя, дорогая, ради всего святого умоляю – прости меня…
Ты терпела меня всю свою жизнь, родила мне троих замечательных детей, выращивала в нашем саду прекрасные розы, ухаживала за нашим огородом, пекла самые вкусные пироги.
Как же мне жить теперь без тебя, моя Фина?
Говорят, браки совершаются на небесах. Теперь, только теперь в свои восемьдесят пять лет я понял, что это так. Рядом со мной всю мою жизнь была самая лучшая женщина на свете, а я не понимал этого. Не хотел и пальцем о палец ударить, чтобы сделать тебя счастливой. Ведь вам, женщинам, гораздо тяжелее живется в этом мире. А нам, мужикам, что нужно от жизни? Спать можно и одетыми, мы ныть не будем. Поесть можно где угодно, столовых везде предостаточно. Собраться с мужиками, посмотреть футбол. За детьми жена смотрит, помогает бабушка. Мы, конечно, отцы, но все равно восемьдесят процентов времени с детьми проводят женщины.
От нас требуется лишь самая малость – поддержать, нежно обнять, подставить плечо. Вам, таким сильным, таким стойким, таким хрупким просто нужно знать, что мы рядом. А мы, мужчины, изо всех сил не хотим дать вам понять этого. Но вы, в этом и парадокс и загадка, которую мы никогда не будем в силах разгадать, всё равно знаете об этом.
Мы кричим: сколько можно спрашивать, поел ли я, неужели итак не понятно? Мы грубим в ответ, огрызаемся или игнорируем, не помогаем, когда вы просите, и уходим, хлопнув дверью. Но всё это значит только одно, и жизнь не стоила бы и ломаного гроша, если бы это было не так, – за всем этим стоит непоколебимое, недвижимое никакими силами: Дорогая моя, милая моя, ненаглядная, я так тебя люблю. Но я не могу сказать тебе об этом, потому что я сильный мужчина, а мужчинам не свойственно выражать свои эмоции. Я люблю тебя. Люблю так, как любит всякий мужчина. Всем сердцем, всею душой, без оглядки. Но мы как маленькие мальчики, которые из вредности на то, что говорит мама, делают наоборот. Выходим гулять, не надев шапку, приходим домой, когда стемнеет, и отдаем все свои машинки соседскому Гришке или Кольке.
Всю мою жизнь, каждый без сомнения день, все годы с тобой – ты и наши дети были для меня главнее всего. Только вот я, моя любимая, ни разу не сказал тебе об этом…
Я взял тебя замуж, твое имя было вписано в моём паспорте, а моя фамилия – в твоём, мои дети называли тебя «мамой», весь город знал, что ты моя жена. Но в твоей душе все годы твоей жизни чёрной дырой зияла незаполненная пустота – отпечатки невысказанных слов, и тоска потухших глаз.
Одно лишь меня обнадеживает, и огоньком теплится в моей душе, что ты, как и все другие женщины; как мать, знающая, что она самая главная женщина в жизни сына, твоим проникающим в суть всех вещей на Земле женским сердцем знала и понимала одно: то, о чём я молчал, то, что осталось невысказанным, и до конца моих дней тяжким грузом будет лежать у меня на сердце – безграничная любовь к тебе. Любовь, не знающая конца. Любовь, не сравнимая ни с чем. Так, как в тёмной безлюдной ночи в поле под звёздами нет спасения от холода, – он настигает со всех сторон и пробирается под одежду – и что бы ты ни делал, остаётся только ждать наступления утра, когда тёплые солнечные лучи отогреют и вернут чувствительность мышцам. Так знаешь ты, что как бы далеко ни ушёл, всегда вернёшься. Потому что мужчина может лишиться всего и добиться этого снова, но если где – то на Земле есть женщина, которая испекла для него пирог и ждёт, он придёт именно к ней.
Он может прийти не сразу. Может пройти время, пока он поймет, что этот пирог – для него, и его действительно ждут. Но как только он почувствует теплоту, – женских глаз, женских рук, женского сердца, и тепло от пирога – он изменит курс своего направления и начнёт думать. О женских глазах, о нежной женской красоте, и о том, почему она решила испечь пирог именно для такого мужчины, как он.
Ведь мужчин в мире великое множество. И один достойнее другого, и они соревнуются друг с другом. Но женщина выбирает своего мужчину сердцем. Женское сердце редко ошибается, и всегда в несколько раз больше мужского. Именно поэтому никакая женщина не побоится испечь ещё один лишний пирог.
Стоял октябрь, и по утрам были заморозки. Все были тепло одеты. У женщин на головах были повязаны платки, мужчины – надели кепки, скрывающие уши. Я никак не мог найти свою зимнюю шапку – ушанку, и тоже надел кепку. Я был в кожаной куртке, которая сочеталась с кепкой, и выглядел с иголочки. Ты бы точно могла мною гордиться. Тебя мы одели в новый костюм, а на голову повязали красивый цветастый платок.
Всё произошло очень быстро. Эти парни живо разбросали землю лопатами, приготовили верёвки. На улице было холодно, и никто не хотел стоять там слишком долго. Все подходили к тебе по очереди, прикасались к твоим ногам и рукам, целовали. Ты просто лежала там с закрытыми глазами и слушала их всех. Хотя я не думаю, что в этой суете кто– то сказал тебе что– то очень важное. Там были все наши дети. Твои родственники. Дорогая моя, если бы ты знала, как все они любили тебя.
Когда пришла моя очередь, я не смог проронить ни слова. Я просто склонился над тобой, и слёзы тотчас хлынули из моих глаз. Да и нужно ли было говорить тебе что– то? Всё самое важное, самое сокровенное, самое дорогое говорится без слов. Оно чувствуется на уровне сердца. И ты, сам не знаешь как, понимаешь это всем своим естеством, каждой клеточкой тела.
Теперь, кто бы ни готовил на твоей плите, им ни за что не удастся испечь точно такие пироги, как пекла ты. И наш дом опустел навеки. Но я знаю, что мы еще встретимся. Мы встретимся с тобой, моя Фина, и я вновь загляну в твои красивые и тёплые глаза. Но будет это немного позже.
А пока мне нужно научиться жить без тебя. Жить и благодарить Бога за каждый прожитый с тобою день, за каждое сказанное тобою ласковое слово, за каждый твой взгляд, за каждый испеченный с любовью пирог…
Когда всю жизнь живешь с кем– то под одной крышей, привыкаешь друг к другу. Привыкаешь настолько, что весь дом ассоциируется с этим человеком. Я и не жил здесь без тебя. Никогда не жил. А только вдвоем с тобой, моя любимая.
БЛАГОДАРЮ ВАС, ЧТО ПРОЧИТАЛИ ДО КОНЦА!
Надеюсь, что Вам понравилось! Приглашаю Вас пройти по ссылке на мою авторскую страничку, где Вы сможете найти больше произведений. Пожалуйста, оставьте Ваши отзывы и комментарии в графе « Отзывы» – Ваше мнение очень важно для меня как для автора и оно важно для других читателей сайта!
Всех Вам благ!
С уважением, Эдуарда Кених