Когда талант смеется

– Ааааа, – ошалел я на мгновение и начал вспоминать прошлый сон. Все встало на свои места.

– Говорил я тебе, говорил же, кого принимают в эту академию? Дураков! Вот кого! – снова прокаркал Сиг.

– Будь добр, – произнес Атлахт, – заткнись.

Я сидел за той же партой, где и оказался прошлой ночью. Таинственная академия Инзениум, куда меня собирались принимать. Черт, что же происходило? Что за странный, подозрительно молодой учитель? Да еще и учитель «истории талантов». Что за…

– Объясните еще раз. Что это за академия? Что у вас за предмет «история талантов»? Зачем он нужен? – потребовал я.

– Итак, – учитель встал со своего места и прошел ко мне. По пути с его плеча слетел Сиг, а Атлахт развернул ближайший стул и сел прямо передо мной. – Начнем с академии. «Инзениум» – это академия талантов. Здесь обучаются таланты со всей Намры. Главный принцип, которому мы собираемся вас научить – это способ защищаться. То есть, уметь переносить умственные силы в физическую способность.

– Как это? – не понял я.

– Поступишь – поймешь и научишься, – коротко объяснил Атлахт. – Это что-то вроде смены энергии. Знаешь принцип, по которому дельцы «черного рынка» могут красть таланты?

Я ошарашенно смотрел на него. Он совсем свихнулся, откуда мне это знать? Я был похож на человека, который крадет таланты или у которого его украли?

– Ну, все может быть, – пожал плечами господин Церизи и ответил на мой немой вопрос: – Так вот, они просто переносят «талант» в физическую форму с помощью машины Дэуса, оно что-то вроде оболочки шара, а потом внедряют его в чужое тело. То есть, в тело того, кто за этот талант заплатил.

– Ээээ, подождите. Еще раз, но медленнее, – попросил я.

Атлахт заулыбался.

– Есть машина, называемая машиной Дэуса. Она может вытащить талант из тела человека и обратить его в физическую форму.

– Что значит «физическая форма»?

– Боевые способности, умение использовать оружие, да что хочешь – лишь бы это спасло тебя от внешней опасности.

Помотал головой, пытаясь уложить информацию в голове. Вроде получилось.

– Что это – машина Дэуса?

– Это машина, которая помогает переносить силы из эфирного состояния в физическое. Твой талант никак не связан с твоей силой. Понимаешь? – в какой-то момент Атлахт приблизился ко мне. – То есть, ты не можешь защитить себя от дельцов. Когда времени на это нет, ты используешь талант, и ОН превращается в силу.

– Что за чушь? – пробормотал я. – Как можно талант превратить в силу?

– Можно. Но видимо, придется рассказать тебе все, – даже как-то печально заметил Атлахт.

– А ты парень настырный, – каркнул Сиг.

– Я что сказал! – пригрозил Церизи.

– Молчу, молчу, – саркастично ответил ворон.

– Ты сказал, что расскажешь мне все, – напомнил я. Мне действительно нужна была вся информация.

– Раньше, еще до Оборотной революции во всем мире стали цениться знания и идеи, – начал рассказывать Атлахт. – Просто божественно. Представляешь, обыкновенная идея могла завоевать целый мир! Люди отдавали ради нее жизнь. Это и было самым дорогим товаром.

Да вроде и сейчас… также.

Но потом люди начали задумываться: «Почему некоторые рождаются такими, что у них с детства получается что-то удачно делать: рисовать, петь или лепить скульптуры?..» Ведь кому-то приходится тратить годы, чтобы обрести навык. А удачливых звали просто «талантливыми». При особом трудолюбии талантам не было равных. И люди – тяжелый вздох – пытались воспользоваться способностями талантов. Человечество зашло так далеко, что придумало способ передавать знания друг другу, не затрачивая сил. Они создали машину Дэуса. Вот только загвоздка в чем – не каждый знал, как именно она работает. Все думали, что она могла только забирать талант у одного и передавать его другому.

– А разве это не так? – удивился я.

– Конечно, нет. Ведь с самого начала машину использовали в других целях, не таких кощунственных. Представь, у тебя талант, связанный… ммм… предположим, с картинами. Ты – гениальный художник. И это умственная способность.

– Почему умственная?

– Потому что все картины сначала зарождаются в голове. Эти образы всего лишь в голове. Голова. Оттуда легче всего украсть талант.

– А физическая?

– Извини меня, талант, связанный с физическими способностями, затрагивает не только голову, но и все тело. Его нельзя украсть.

– А как же таланты с физической силой? Гениальные атлеты, бегуны…

– У таких людей есть только предрасположенность к таланту. Эти атлеты становятся такими благодаря своему труду и силе воли. И это никогда нельзя украсть.

– Но все же… дети, их таланты ведь крадут…

– Крадут. Ведь эта предрасположенность у них до конца не развита. Поэтому они тоже пока слабы.

– А как мы будем защищать себя?

– Здесь мы этому и учим. Машина, которая отбирает талант, может стать вашим лучшим защитником.

– Это возможно?

– Конечно. Но это трудно и займет не один год.

– А что за физические способности? То есть, они все похожи или зависят от таланта?

– Да, зависят, и еще как. Правда, мы еще не можем вычислить, какой физический талант проявится при передаче.

– Значит, какой будет у меня, еще неизвестно? – уточнил я.

– Да, и будет неизвестно долгое время, пока ты сам не узнаешь.

– Так. Стоп, стоп. А что с талантами, связанными с физическими способностями? Они не передаются?

– Нет. Или, как говорят математики, передаются, но их передача равна нулю.

– В смысле? Физическое обращается в то же самое физическое?

– Именно, – улыбнулся Атлахт. – А ты быстро смекаешь.

– Подождите, – поднял я руку, пытаясь уловить мысль. Что-то здесь было не так. Какой-то абсурд, что я не мог уловить. – Получается, физическая сила – это вся наша защита? Это невозможно!

– Возможно, – спокойно ответил Атлахт.

– Возможно?!

Варианты, варианты… Ну не Халками же станем, честное слово. Абсолютная защита? Нет, невозможно. Но что?

– Наш талант… – на миг в голове все просветлело от догадки, – дельцы не могут украсть талант. Дельцы не могут! Потому что талант меняет свой первоначальный облик! Ведь это так, да?

Тишина.

– Знаешь, а он не полностью дурак, – заметил Сиг.

– Эх, знаешь… – начал Атлахт.

– Заткнуться? – поинтересовался ворон.

– Да, будь добр.

– А ответ? – спросил я, потому что этот ворон нравился мне все меньше и меньше.

– Да, ты прав. Вы будете сами по себе сильны, и машина Дэуса не сможет выкачать талант, потому что он УЖЕ преобразован в физическую форму внутри вас. Он уже другой.

Ха!

– Гениально, – прошептал я.

– Еще как, – кивнул Атлахт. – Раз мы разобрали этот вопрос, давай вернемся к делам насущным. Тебя заберут из дома. Ты же сейчас там?

– Эээээ…

– Эээ?

– Ээээ…

– Что с ним? – спросил Церизи у своего тотема. Ворон лишь пожал плечами.

– Я же не говорил, что он не дурак. Я сказал не полностью дурак.

– Знаешь, что?

– Молчу, я, молчу. Но дело говорю, этот парень наверняка не дома.

Взгляд учителя истории искусств метнулся ко мне. Мне пришлось признаться.

– Я сбежал.

Глаза Атлахта внезапно стали больше, и он чуть слышно произнес:

– Это… меняет дело.

– В смысле?

– Учеба начинается на следующей неделе. Возвращаться домой не будешь. Вещи с тобой?

– Со мной, – подтвердил я.

– Хорошо. Разбирайся со своими делами. Насчет чипа. Он еще в тебе?

– Да, но… я собираюсь в ближайшее время от него избавиться.

Атлахт снова сел, приблизил свое лицо ко мне и с выдохом спросил:

– Кто?

– А? – не понял я.

– Какой врач?

У меня остался открытым вопрос, как он так быстро догадался, но произнести имя все-таки не решился.

– Я его ищу.

Церизи стремительно встал с места и прошел к учительскому столу. Он начал копаться в ящиках, откуда полетели бумаги, ручки, почему-то перья и блокноты. И все разного цвета.

– Нашел! – удовлетворительно показал Атлахт подозрительно черный блокнот, сильно напоминавший те, в котором мы писали цифры в школе. Он пролистнул пару страниц и остановил свой палец на определенной записи: – Кирес, двадцать лет в Сандарне, город Дирхам. Езжай туда!

Я сидел в некотором шоке и думал, что еще за нафиг. Тут что, только один нелегальный врач на всю Намру?

– Он вытащит тебе чип. Поторопись. Просыпайся живо и езжай туда.

– Эй, постой, постой, а в академию-то я как попаду?

– А он тебе объяснит, этот Кирес. Наш выпускник все-таки.

– Выпускник?!

– Ну а как же еще. Преподавал химию здесь, тот еще хмырь. Передавай ему привет от меня. Скажи, его самый любимый ученик, он поймет.

– Что?! Подожди, а если я его не найду?

– Да найдешь, скорее земля станет квадратной, чем этот старикан переедет с другого места.

– Но… но… – у меня оставалось столько вопросов, а времени было так мало.

– Запомни только одно… – начал Атлахт.

– Что?

– Единственное, что тебе поможет прийти сюда…

– ???

– Это…

– ?!?!?!

– Два зеркала, – улыбнулся Атлахт и толкнул меня. Спиной я почувствовал, что падаю в пустоту. Этот сон ускользал от меня. Комнату с Церизи обволокла пустота, и в определенный момент вокруг меня стало совсем темно.

И я просыпаюсь.

Середина ночи, в купе раздается чей-то громкий храп, рюкзак смирно лежит у меня под ногой. Через некоторое время я успокаиваюсь и пытаюсь обдумать свой сон, боясь, что могу его забыть. Но потом я снова хочу спать, поворачиваюсь на бок и последняя мысль, которая крутится у меня в голове, примерно такая:

– Да ну его.

6 глава. Дирхам

Город Дирхам встречает меня печальным пасмурным небом, предсказывающим небольшой дождь. Сказать, что этот город сильно отличается от столицы Намры, будет неправильно. Просто он другой. Здесь больше деревьев. Представляете, в городе на каждой улице стоит по несколько десятков деревьев и все вокруг пахнет зеленью. В нашем городке одни цветные клумбы с искусственными цветами и те, мне кажется, умирают. У нас каждый кусок земли на вес золота, каждый хотел бы иметь свой участок. Тут не до деревьев.

Но здесь нет широкой грязной реки, длинных мостов и запаха тухлой рыбы. Здесь есть степь – просторная, широкая, большая. Она хорошо просматривается из окна поезда. Несколько часов назад кончились зоны городских поселений, и я впервые вижу эти места. Кажется, мне понравится этот город.

Предполагаемый дождь ничуть не портит мне настроение, а даже больше воодушевляет пройтись по Дирхаму.

Город не маленький. За столько лет он успел разрастись, но, по сравнению с мегаполисами Намры, остается маленьким провинциальным городком, из года в год выпускающий преуспевающих врачей. Конечно, по школьной программе мы иногда выезжали из города, но таких широких пространств я никогда не видел. Моя жизнь находилась там, где от одного горизонта до другого была лишь вереница домов.

Возле железнодорожной станции стоят ларьки с едой. Так что, купив неплохого размера сэндвич и газировку (чего Нифилия Дмитриевна мне бы точно не простила), отправляюсь к дороге ловить такси. Адрес бабули оказался со старым названием улицы, и если бы таксист не прожил в этом городе пятьдесят с лишним лет, я его не скоро нашел бы.

Пока я методично жую сэндвич (газировку открыть не решился, боялся пролить), этот таксист успевает рассказать о своей жизни, последние новости города, да и свои личные. Жена, дети, домашний быт, работа водителя – выслушиваю это всю дорогу. Я начинаю прислушиваться к его словам, когда таксист переходит к городским новостям.

Впрочем, ничего нового я тоже не слышу. Вчера ограбили какой-то продуктовый магазин, цены на гречку повысились, зарплата маленькая и прочее, и прочее.

Через час мы подъехали к старенькому перекошенному дому на старой улице. Удивившись, спрашиваю таксиста:

– Где это мы?

– По адресу, который вы мне дали. Ей-богу, давно я здесь не бывал-то, – почесал нос таксист.

– Что с этим домом?

– Ааа, этот. Здесь раньше жили одни фармацевты. Ну, там… баловались с химией, и как-то на тебе! Дом взорвался. Ну как взорвался – целый-то стоит, но внутри, говорят, вдохнешь – все, болеть будешь долго, если сразу не уйдешь. Вот и боится правительство убирать этот дом. Да он, поди, сам развалится, пока эти чиновники что-то придумают.

– Вот как. А в дом зайти-то никак нельзя?

– Никак. На карантине он. Двери, окна – все заколочено. Столько лет прошло, никто не заходит. Да и страшно. Говорят, кто-то пытался, на входе и повалился в обморок. Долго лечился, а там и до смерти недалеко.

Долго сижу и думаю над своей ситуацией. И что мне теперь делать? Нужный дом давно стал ненужным для жильцов, и где мне теперь их искать? Сразу представился старый колдун в черной мантии, который по ночам варит зелье в этом доме.

– Что ты сидишь? – спрашивает у меня таксист.

Я смотрю на него как на сумасшедшего.

– Смерти моей хотите?

– А тебе-то что? Тебе вообще в тот дом, – таксист показывает на соседнюю многоэтажку. Высокое здание с огромными позолоченными колоннами, путь к которому выстелен бархатным красным ковром; львы, вырезанные мастером из дерева, ожидают у входа, а через резные двери заходят и выходят люди в дорогих одеждах.

– Эмммм… – ошарашенно протягиваю я.

– Смерти хотите… Что за молодежь неблагодарная пошла… – недовольно бурчит таксист. – Выходить будешь?

Взяв деньги, тот оставляет ошеломленного меня перед входом в здание и укатывает куда подальше.

Я не сразу иду туда. В голове быстро меняются представления, где мог жить простой учитель на пенсии.

Я едва захожу внутрь, как прыткий швейцар в черном костюме возникает рядом.

– Добро пожаловать в дом La bella Italia. Чем могу служить?

– А разве это не жилой комплекс? – решаюсь-таки спросить. Ну не в каждом доме меня будут ждать швейцары, пусть это и «Красивая Италия».

– Да, но с высокоразвитым сервисом! – гордо произносит мужчина, – Вы в гости?

– Да. Мне нужно эммм… в квартиру 127.

– Ааа, господин Кирес. Давно к нему никто не заходил. Прошу.

Я отправляюсь вслед, по пути озираясь вокруг. На стенах висят маленькие портреты с огромными рамами. Все они однотипны, несмотря на умелую руку мастера. Богатая обстановка наталкивает на подозрительные мысли.

Лифт со звоном останавливается на двенадцатом этаже. Впереди стоят таблички, указывающие вправо и влево. Та, что ведет вправо, указывает на номера «120—124», и, уже поворачивая налево, я вижу указатель с номерами «125—129». Швейцар услужливо дает мне дорогу, желает хорошего пути и отправляется назад к лифту. 127-ой номер находится в конце коридора. Ходить немного неудобно, так как мои ноги просто утопают в мягком ковре. Маленький звонок стоит на уровне моих глаз, а красная дверь открывается не сразу. В квартире звучит звонкая трель, но с первого раза мне никто дверь не открывает. И со второго. И с третьего. Когда я в шестой раз снова нажимаю на звонок, внутри что-то падает, кто-то ругается и раздается шепот: «Твою ж дивизию, попался».

Хорошее выражение, надо запомнить.

Дверь открывается.

Перед собой я вижу мужчину маленького роста с прямоугольными очками, залысинами на голове и недоверчивым взглядом. Мне он ничего не говорит, так что разговор приходится начинать самому.

– Добрый день. Мистер Кирес, если не ошибаюсь?

– Верно, молодой человек, – низким голосом произносит Кирес, – А вы кем будете?

– Ахилл Гульран. Я к вам по одному поводу от Нифилии Дмитриевны, вашей бывшей одногруппницы.

– Нифилия? Рыбкина что ли? Она какими судьбами? – ворчливо спрашивает мужчина.

– У нее есть просьба насчет меня.

– Мы с Нифилией хорошо не дружили, так что брысь отсюда, – хмуро произносит Кирес, собравшись закрыть дверь.

Таааак… А это уже плохо. Ногу я успеваю занести внутрь, а рукой держу дверь.

– А имя Атлахт Церизи ни о чем не говорит? – с вызовом спрашиваю я.

Рука, закрывающая дверь, останавливается. Его лицо наполовину скрыто, поэтому один глаз подозрительно уставляется на меня.

– Церизи? Знаешь, кто он?

– Преподаватель «истории талантов» в академии Инзениум, – выпаливаю сразу.

Дверь открывается нараспашку.

– Проходи, – пропускает Кирес.

Старичок, не волнуясь об открытой двери, сам проходит вглубь квартиры. Она абсолютно темная, только вдалеке в комнате горит свет. Пробираясь через длинный коридор (дверь я, конечно, закрываю), я отправляюсь за Киресом. После я вхожу в комнату, занимающую так много места: на стенах я вижу двери, которые якобы являются входом в другие квартиры, а на самом деле служат лишь прикрытием этой оооооогромной комнаты. Квартира Киреса, вероятно, занимает два этажа – двенадцатый и тринадцатый. И встает один вопрос – кто он?

– Не удивляйтесь, молодой человек, всего этого я достиг честным трудом, – не оборачиваясь, произносит хозяин владений.

– Работой обыкновенного учителя? – все-таки спрашиваю я.

– Почему обыкновенного? – удивляется Кирес, – Академия Инзениум обыкновенных учителей не принимает. Как и учеников.

И идет дальше.

Фраза немного… пугает.

В этой комнате нет обоев, вся и сплошь она покрыта зелеными досками, а пол весь белый из-за мела. Мы лавируем между небольшими горами из книг, то и дело спотыкаясь обо что-нибудь. В конце стоит огромный шкаф на всю стену. Я, наверное, плохо объясняю слово «огромный», так как стена была примерно шесть метров в высоту и где-то пятнадцать в ширину. Справа стояла лестница, а над полками висели записки, что-то вроде «Одежда», «2201 год», «2202 год» и так далее.

– Вечно забываю, что и где лежит, – пробурчал Кирес. Покряхтывая, он неожиданно ловко залезает на лестницу и принимается вспоминать.

– Так-с, Атлахт Церизи, где-то его подарочек у меня лежал, вот только бы год вспомнить… Когда там я ушел-то с академии? – обращается ко мне бывший учитель.

– Эммм… эммм… – нет, ну мне-то откуда знать.

– Ага, спасибо, 2209-ый, – он удовлетворенно открывает шкаф с нужной датой.

– Пожалуйста, – я пожимаю плечами.

Все абсолютно нормально.

Кирес прыгает вниз и ищет стол, где груды книг, учебников, тетрадей и листков меньше всего. Но после безуспешного поиска до него начинает доходить понимание бесполезности этого дела, и он одним взмахом отправляет одну гору со стола на пол. Раздается шум, за которым следует книжная лавина и соседние «горы» валятся тоже.

Не обратив внимания на маленькие катаклизмы, Кирес открывает коробку, вытащенную из-за шкафа, и достает мини-пистолетик со шприцом. Не видев прежде такого чуда, я все же спрашиваю:

– А что это?

Щелкнув по нему пальцами, Кирес внимательно разглядывает и только потом отвечает:

– Выделитель. Единственное, что позволит вынуть чип из твоей руки.

– Тогда почему не «выниматель» или как-то еще?

Кирес молчит. Еще пару раз прищелкнув и проверив состояние предмета, он отвечает:

– Он внедряет жидкость, позволяющую беспрепятственно удалить инородное тело из организма. Как раз то, что тебе нужно, не так ли?

Недоверчиво оглядев новое «чудо» технологий, я уточняю:

– Вы уже вынимали чип до этого?

– Ни разу, – улыбается Кирес.

Спасибо, успокоил.

– Но навыки и теория есть, – утвердительно кивает головой.

Уже лучше.

– Сколько времени это займет?

– Сам процесс? Пару минут. Только дай мне подготовить стол… Да и стул бы найти.

Мы окидываем взглядом картину искусственных катаклизмов. Походу я тут надолго задержусь.

– Ладно, ты пока устраивайся, – машет рукой бывший учитель и скрывается посреди джунглей.

Пользуюсь возможностью снова осмотреть эту странную комнату. О размерах уже сказал, но теперь стало видно, что в ней давно никто не убирался. Бывшие ярко-зеленые обои оказываются болотного цвета. Где-то отваливается штукатурка, где-то слезает краска. Горы книг повсюду на столах, да даже на полу. Проходить нужно с величайшей аккуратностью – есть шанс оказаться погребенным под этой лавиной. И никогда не вернуться. Ведь тут только один старикашка с ужасным слухом.

– Я здесь, – возвращается Кирес, таща за собой стул.

Бросаюсь помогать Киресу, так как бабуля терпеть не могла невоспитанности. Хоть ее рядом со мной уже нет, но уроки-то в голове.

– Поближе к стулу и присаживайся, – не поворачивая головы, говорит бывший учитель.

На столе он воспроизводит странный шум со склянками, бумагами и тем самым шприцом. Врачей с детства недолюбливаю, а нелегальных с непонятными методами лечения – тем более. Но выбора у меня, как всегда, нет.

Через пятнадцать минут сплошного перемешивания склянок, шуршаний бумаг и глубоких вздохов Кирес высоко поднимает шприц с жидкостью и произносит:

– Готов?

Я смотрю на этого человека со страшным шприцом, сглатываю слюну и желаю снова оказаться в кабинете стоматолога. Они хотя бы добрые. Но почему-то все равно говорю:

– Готов.

Медленно подойдя ко мне, Кирес заставляет меня повернуться спиной. Остается лишь снять футболку. Шершавая рука на ощупь отыскивает чип под кожей. Кажется, Кирес мне что-то говорит, но я лишь чувствую, как он вытирает нужное место спиртом. Я беру себя в руки, удивляясь, какие старинные и ненадежные методы он использует. В больницах все давно перешли на машины, да и время прививок занимает пару секунд на человека.

Несколько раз помянув известную дивизию, я чувствую, как шприц проникает под кожу. Через некоторое время неприятного дискомфорта Кирес вытаскивает шприц. Боль жуткая, но не ужасная. Ужасную, мне казалось, я уже испытывал. Это и придает сил. Но постепенно мне становится все хуже и хуже. Спина нестерпимо болит, словно внутри вены и кровь перемещаются с места на место. Все-таки я не сдерживаю стона и сползаю на пол. Что-то жидкое и противное медленно течет на пол по моей спине. Когда я открываю глаза и вижу пятнышки крови, мне кажется, что они вот-вот прожгут пол.

Кирес реагирует сразу. Он выливает всю жидкость с какой-то склянки мне на спину. Боль утихает, кровь перестает идти – все становится таким, как в самом начале. Словно ничего и не было. Вот только пятна крови говорят о пережитом шоке.

– Тихо, все в порядке, – бросает мне Кирес, поднимая окровавленный чип, – его осталось уничтожить, и ты свободен.

Мне нужно время, чтобы прийти в себя. Что за старомодные приемчики? Зачем я сюда пришел? Мне срочно захотелось увидеть спину. Что ты там наделал?

– Все уже прошло, – ласково произносит Кирес, – ты жив. И это главное.

Боль прошла – вот, что главное. Но мои безумные глаза наверняка пугают моего спасителя.

– Цена за свободу всегда высока, – замечает Кирес, – цени, что отделался лишь кровью.

Тяжелый вздох становится последним знаком моей слабости.

Ха!

Ты сам пришел!

Так прими это.

Ты решил, что я испугался?

– Спасибо, – отвечаю и встаю с пола. Пытаюсь стереть кровь с одежды. Не помогает. И вряд ли поможет. Мне нужна новая одежда.

Неподалеку лежит рюкзак. В нем находится новая футболка и штаны, а вот с обувью дело плохо. Придется окрасить в красный цвет.

С этой мыслью я начинаю топтаться в собственной крови.

– Впервые вижу настолько жестокого человека, – замечает Кирес. – Кровь – хороший краситель, но его не используют в покраске обуви.

У меня есть свобода и это главное. Ради нее можно использовать что угодно, даже собственную кровь. Да даже этого человека.

Кирес смотрит на меня с некоторой осторожностью.

– Извините, я просто… еще не пришел в себя.

– Вот как.

Он не поверит.

– Я работал с разными людьми. С некоторыми у вас похожий взгляд.

– Странный?

– Безумный.

Безумный здесь вы.

На минуту мне внезапно приходит мысль убить его. Старик живет один, без родных, явно не выходит из комнаты, если убрать мои следы, все пройдет гладко. Да и найдут его не сразу.

Но мне в голову внезапно приходят совсем другие слова совсем другого человека.

«Ты хороший и никого не будешь убивать. Ты – добрый, я это точно знаю».

Я просто не могу уничтожить то, что скрывал столько лет. Я просто не могу разочаровать своих родных.

– Извините, – тихо произношу я.

– Интересный вы молодой человек. Сейчас вы выглядите вполне нормальным.

По крайней мере, стараюсь.

– Что же с вами делать? – спрашивает Кирес так, словно это не я хотел его убить. Если он это понял по взгляду.

– Расскажите, как попасть в академию.

– В академию?

– В Инзениум, – раздраженно отвечаю я.

Тишина.

– Расскажу… еще как расскажу, – кивает головой учитель. – Да, ты просто обязан там учиться.