скачать книгу бесплатно
– Нет чего? – спрашивает Сэм, и она вздрагивает. Я жестом прошу его не настаивать, и он умолкает. Я прячу пистолет в кобуру.
– Знаете что, Арден, давайте просто где-нибудь присядем. Есть здесь место, где вам будет более удобно?
Она всхлипывает и промокает глаза с тщанием человека, который знает, как не размазать тушь. Потом говорит:
– В доме. Я хочу сказать, там почти ничего нет. Я приехала сюда, чтобы работать.
– Хорошо, – соглашаюсь я, – пойдемте в дом.
* * *
Работы Арден оказываются просто потрясающими. Я мало разбираюсь в искусстве, но даже я могу сказать, что при помощи красок она создает на холсте нечто феноменальное – увековечивает распад, разрушение и красоту. Она берет Мейкервилл и из мрачного превращает его в поразительный. К стенам прислонены на просушку шесть картин. Арден работает в помещении бывшей почты-магазина, где, как ни странно, еще уцелели стекла в витрине. Витрина выходит на восток, так что утром через нее проникает солнечный свет. Сейчас в помещении горят лампы, к тому же Арден где-то раздобыла вполне чистый диван. Мне кажется, она иногда остается здесь на ночь; на диване лежит скатанный спальный мешок, а в углу – достаточно новое туристическое снаряжение. Арден принесла сюда еще и старый стол с откидывающейся крышкой – явно утащенный из антикварного магазина, – который темнеет у дальней северной стены. На столе стоит ноутбук. Здесь нет вай-фая, так что она, вероятно, пользуется для выхода в Интернет сменным сотовым телефоном и анонимайзером. Я тоже так делаю.
Арден уже чувствует себя лучше; вид ее картин, ее берлоги явно придает ей спокойствия и силы. Она подводит нас к дивану, мы с ней присаживаемся, а Сэм остается стоять, рассматривая картины. Арден все время посматривает на него, но обращается она ко мне.
– Что вам нужно? – встревоженно спрашивает она. – Это они вас послали?
– Нас никто не посылал, – отвечаю я. Это не совсем правда, но достаточно близко. – Мы просто подумали, что вы, вероятно, сможете помочь нам, Арден.
Она чуть выпрямляет спину, и от меня не ускользает настороженный блеск в ее глазах.
– Помочь с чем?
– С «Авессаломом». – Я отчетливо выговариваю это слово и вижу, как ее охватывает острая паника. Она сидит совершенно неподвижно, словно боясь сломаться. Я продолжаю, действуя вслепую, наудачу: – Они охотятся и за мной тоже. И за ним. Нам нужно узнать, как остановить их.
Арден резко выдыхает и складывает руки на груди. Жест защиты – но не против меня.
– Я по большей части стараюсь держаться вне поля зрения, – отвечает она. – Так что они не могут меня найти. Вам тоже нужно так сделать.
– Я пытаюсь, – говорю я ей, потом пробую разыграть другую карту: – Когда вы покинули эту группу?
На этот раз она даже почти не колеблется. Я чувствую, что ей отчаянно хочется рассказать эту историю ради простого человеческого контакта. Дружеского тепла, пусть даже мимолетного.
– Примерно год назад, – отвечает Арден. – Понимаете, я никогда не состояла во внутреннем круге. Сначала это была просто игра. Троллинг педофилов. Травля людей, которые заслуживали это. Или… по нашему мнению, заслуживали. К тому же нам платили за то, что мы это делали.
На этот раз уже я выпрямляюсь. Никогда не рассматривала подобный вариант.
– Платили? Кто?
Арден смеется. Этот смех звучит как шорох листьев в сухом мертвом лесу.
– Можно подумать, я знаю… Но платили хорошо. И меня все устраивало, пока… пока я не узнала, почему мы это делаем. Мелкой сошке вроде меня об этом, конечно, не рассказывали, но как-то раз один из вышестоящих участников группы проболтался и упомянул об этом.
Я сглатываю. Почему-то мне отчаянно хочется пить, как будто я ползком пробираюсь через пустыню. Но сейчас я на самом деле оказалась на незнакомой территории.
– Вы расскажете мне? Почему они это делают?
– Потому что люди, которых они шантажируют, перестают платить. Тогда нас посылают, чтобы наказать этих людей и заставить снова раскошелиться, – отвечает она. – У «Авессалома» есть много чего на этих людей, и если те перестают платить, на них спускают всех собак. Знаю, что я сука, но не настолько же! – Арден снова смеется, и смех ее звучит ничуть не веселее, чем в прошлый раз. – То, что кто-то ради бабла разрушает жизни людей… это попросту неправильно.
Чтобы выйти из ступора, я пытаюсь заново пересмотреть тот образ «Авессалома», который существовал в моей голове прежде. Я считала их группой фанатиков-манипуляторов, занимающихся этим из чистой жажды власти над людьми и кровожадности… но теперь все сделалось куда серьезнее. Циничнее. Платил ли им Мэлвин за то, что они выслеживали меня? Каким образом? Сидя в тюрьме, он не имел доступа к деньгам. Быть может, оказывал им какие-то услуги взамен?
Иметь дело с увлеченными, сумасшедшими троллями-психопатами – это одно. Иметь дело с теми, для кого охота на людей – просто работа… это может оказаться намного хуже.
– Арден, – я подаюсь вперед, стараясь выразить искренность и добрые намерения, – почему «Авессалом» обратился против вас?
Ее лицо искажает гримаса, она взмахивает рукой, указывая на свое тело.
– Они узнали. Многие из них ненавидят женщин. И все они ненавидят транссексуалок. Все было замечательно, пока у меня был член. Когда у меня его не стало, они взъярились так, как будто я пыталась отрезать их собственные. Начали размещать посты обо мне. Я отбивалась. Когда это продолжилось, я скачала с сервера кучу их платежных документов и сказала, что, если они от меня не отвяжутся, я опубликую эти документы. Я думала, что это их остановит. – Арден отводит взгляд. – В тот день у меня в гостях была подруга. Я вышла, чтобы купить нам китайской еды. А когда вернулась, в моей квартире был пожар. Сгорело все здание, погибли семь человек.
– И… вы считаете, что это не было несчастным случаем, – говорю я. – Извините.
Она кивает, борясь с новым приступом слёз.
– На какое-то время они решили, что разделались со мной. Но я постоянно переезжала, искала места, где можно спрятаться. Одно хорошо – у меня есть картины, и специалисты из галереи искусства, которым я их показывала, сказали, что я очень хорошо пишу. Мне нужно продать эти картины и уехать в другую страну. Может быть, в другом месте будет проще… Возможно, в Швеции.
– Те файлы, которые вы скачали, – говорю я. – Арден… они все еще у вас?
Я молюсь, чтобы она сказала «да», но Арден лишь печально смотрит на меня и качает головой.
– Файлы хранились на флешке. Она сгорела вместе со всем остальным. Теперь мне нечем сдерживать их, и я напугана до смерти. А вы, Гвен?
– Я тоже, – признаю?сь я. – Вы уверены, что не знаете ничего, способного помочь мне?
Арден раздумывает над этим. Снимает со своих джинсов случайно прицепившийся рыжий волос и отпускает его, глядя, как тот падает в луче света.
– Я знаю одну вещь, – произносит она наконец. – Тот ублюдок, который больше всех доставал меня… я знаю, где он живет. Это было последнее, что я узнала перед тем, как меня напугали настолько, что я не стала копать дальше.
Смотрю на Сэма. Тот оборачивается к нам и кивает.
– Тогда… вы скажете нам? Может быть, мы наведаемся к нему вместо вас?
Арден складывает руки на коленях, садится очень прямо и смотрит мне в глаза. В ее взгляде я читаю вызов. Гнев. Страх. Но самое главное – решимость.
– Я не была хорошим человеком, – говорит она. – Я ненавидела себя, я думала, что весь мир – дерьмо и что все заслуживают того, что получают. Я хотела, чтобы все страдали так же, как я. Но с тех пор я изменилась. И мне жаль всех тех людей, которых я преследовала в Интернете. Никогда не думала… – Она умолкает и встряхивает головой. – Я знаю, что это ничего не значит. Но если вы сможете прижать этого типа, может быть, это будет верный шаг… У вас есть ручка?
Я оставила ручку и бумагу в машине, но Арден лишь пожимает плечами, отходит к столу и достает из ящика все нужное. Затем записывает что-то на листе бумаги, возвращается и протягивает его мне. Я моргаю, потому что ожидала увидеть адрес.
– GPS-координаты, – поясняет Арден. – Они указывают на хижину в заднице мира, в штате Джорджия. Но будьте осторожны, Гвен. Будьте очень осторожны. Я – ужасный человек, но этот тип – само зло. Мне даже думать о нем жутко.
– Спасибо, – говорю я, убирая бумагу. Потом встаю, но задерживаюсь на несколько секунд. – С вами все будет в порядке?
Арден смотрит на меня снизу вверх. Глаза у нее ясные, идеально очерченный подбородок решительно вскинут. Я узнаю? этот взгляд. Видела его в зеркале. Он возникает, когда ты обуздываешь свой страх и используешь его как топливо для того, чтобы двигаться дальше.
– Пока что – нет, – отвечает Арден. – Но когда-нибудь будет. Да. Будет.
Я протягиваю ей руку, и она пожимает ее. Сэм подходит ближе, и я вижу, как тело Арден слегка напрягается. Она боится мужчин, и я задумываюсь о том, какие жестокости ей пришлось претерпеть. Но Сэм просто протягивает руку, как и я, и Арден в итоге отвечает рукопожатием и ему.
– Вы действительно хорошо рисуете, – говорит он ей. – Продолжайте и дальше. И берегите себя.
Она улыбается ему – слабо, настороженно.
– Буду. И вы тоже. Оба.
* * *
Звоню детям из телефона-автомата – трубка липкая от пота и пахнет прокисшим пивом. Коннор, как обычно, молчалив, а Ланни выдерживает вежливый отстраненный тон, и это показывает мне, как она злится на меня за мой отъезд. Меня это раздражает. Меня раздражает то, что мне пришлось оставить их. «Это ненадолго. Быть может, эта разлука пойдет нам на пользу».
Повесив трубку, я думаю о том, что, может быть, нужно предоставить Сэму продолжать погоню без меня. Но, несмотря на всю боль и вину, я знаю, что, скорее всего, не сделаю это. Мне нужно остановить Мэлвина.
«Еще несколько дней».
Для того чтобы добраться по указанным GPS-координатам, которые дала Арден, нам требуются еще сутки, и я надеюсь, что это не просто случайные цифры, которые она нацарапала, чтобы отделаться от нас. Однако Арден права, эти координаты ведут в полную задницу мира в Джорджии – такую глухомань не везде и найдешь. После небольшой дискуссии Сэм звонит своему другу, агенту Люстигу, и мы пересказываем ему то, что узнали от Арден. Люстиг заявляет, что проверит всё, когда у него образуются свободные люди.
Мы решаем, что это, возможно, никогда не произойдет и что нам недосуг ждать.
Несколько часов спим во внедорожнике, припарковав его на обочине трелевочной дороги, и когда Сэм наконец будит меня, уже стоит ночь. Холодная и сырая. Влага, оседающая из воздуха, рисует изящные кружевные узоры на лобовом стекле нашей машины.
– Нам нужно выдвигаться, – говорит Сэм. – Посмотрим, дома ли этот тип.
– Сообщи Люстигу, что мы идем туда, – предлагаю я.
– Майк скажет нам не ходить.
– Ну, тогда пусть сам тащится сюда и попробует остановить нас.
Сэм улыбается, набирает номер и попадает на автоответчик. Оставляет Люстигу краткий отчет о том, где мы находимся и что собираемся сделать, потом выключает телефон и кладет его в карман. Я тоже выключаю свой аппарат.
– Готова? – спрашивает он меня. Я киваю. И мы идем.
Это трудный подъем по крутому скользкому склону, и если б мы не знали, куда направляемся, то, несомненно, пропустили бы эту точку.
Я опускаюсь на колени под прикрытием невысокого кустарника, в тени кривой сосны. Маленькая хижина, максимум в две комнаты, но поддерживается в хорошем состоянии. Окна закрыты пестрыми занавесками. Аккуратная поленница ждет того времени, когда сможет подарить обитателями дома тепло и уют. Но сегодня никто не топит печь. Из трубы не идет дым.
В главной комнате мерцает свет. «Кто-то дома». Мы с Сэмом условились пронаблюдать и сообщить о том, что увидим, но внутрь не входить, пока не убедимся, что там никого нет. После предупреждения Арден нам вовсе не улыбается ввязаться в драку с психопатом. Поэтому мы намерены подождать, пока он уйдет… или вернуться попозже. Мне холодно, и я склоняюсь ко второму варианту, потому что вокруг и так непроглядно темно, а ветер совсем ледяной, такой, что у меня даже слезы наворачиваются на глаза. Каждый порыв буквально режет щеки, словно острый край бумаги. У меня окоченело все тело, я хочу вернуться домой, обнять своих детей и не разжимать объятия. Никогда.
Но я жду в течение нескольких долгих часов, пока в хижине мерцает свет, включается и выключается телевизор. «Уходи», – молю я человека внутри, но тот не уходит. Мысленно я прикидываю, что бы мы хотели получить от этой вылазки. Написанный от руки перечень настоящих имен других хакеров «Авессалома» – это было бы здорово. Такого, конечно же, не будет. Но мне пригодились бы какие-нибудь зацепки в Интернете, которые мы могли бы передать ФБР, чтобы те прошли по этому следу. Друг Сэма может добыть для нас полезные сведения.
Впрочем, по меньшей мере, мы нашли для Майка Люстига подозреваемого. Это уже должно кое-чего стоить.
В хижине играет радио. Что-то тихое и низкое. Кажется, джаз. Может быть, это стереотипы, но я ожидала, что хакер будет слушать треш-метал. Колтрейн[7 - Джон Уильям Колтрейн (1926–1967) – выдающийся американский джазовый саксофонист и композитор.] здесь звучит почему-то совсем неуместно. Я отмечаю это лишь в тот момент, когда музыка умолкает; примерно минуту спустя в переднем окне зажигается свет. Со своей позиции за кустами мне не видна та сторона дома, но я вижу золотистый отблеск, падающий из окна на землю. И вижу, когда он тоже исчезает.
Наша цель ложится спать. «Наконец-то». Включаю телефон, чтобы посмотреть, сколько времени. Почти два часа ночи. Сэм бесшумно поднимается на ноги, и я пытаюсь сделать то же самое. Я сильна и неплохо натренирована, однако ползанье по ночному лесу не входит в число моих навыков. Я просто стараюсь не сделать никаких явных глупостей. Сэм чиркает ладонью поперек горла – «с меня довольно»; он хочет временно оставить это и попробовать завтра. Нам нужно выбрать время, когда этого типа не будет дома, дабы избежать столкновения с ним. Я все понимаю, но меня злит эта задержка: быть так близко и не получить никаких ответов…
«Ты никому не хочешь причинять вреда, Гвен», – говорю я себе. Это вещают ангелы моей души. Мои демоны же кричат, что я, несомненно, хочу этого, что я хочу приставить пистолет к голове этого человека и потребовать ответа: по какому праву он превратил в ад мою жизнь и жизни моих невинных детей? Каким больным на всю голову ублюдком нужно быть, чтобы принять сторону маньяка, хладнокровно пытавшего и убивавшего ни в чем не повинных девушек? Да еще и получать за это деньги?
Я не хочу уходить. Я хочу войти туда и спросить. Но знаю, что Сэм прав, а я отношусь ко всему этому ужасно эмоционально и предвзято. Я хочу, чтобы мой бывший муж умер, потому что каждый момент, проведенный им на свободе, несет боль и смерть людям. И приближает Мэлвина ко мне и моим детям.
Я заставляю себя согласиться и киваю Сэму – «да». Мы не будем подходить ближе, мы уйдем и вернемся завтра.
Мой глаз ловит размытое движение. Резко поворачиваю голову вправо и вижу, как маленький кролик выбегает из укрытия и мчится через открытое пространство перед хижиной. За ним бежит черный кот – охотник преследует добычу. Оба движутся совершенно беззвучно. Жизнь и смерть – и все происходит у нас на глазах…
Бегущий кролик преодолевает примерно четверть пути через прогалину, когда неожиданно вспыхивает свет, ослепительно яркий, направленный так, чтобы осветить весь полукруг перед хижиной. «Датчики движения!» Я снова приникаю к земле и вижу, как Сэм делает то же самое. Мысленно даю себе пинка за то, что не рассмотрела прожектор, однако его сложно увидеть, пока он не включается, превращаясь в шар белого огня. Прожектор установлен глубоко под свесом остроконечной крыши, и когда я поднимаю руку, чтобы заслонить глаза от нестерпимого сияния, кажется, вижу, что он защищен чем-то вроде проволочной сетки.
До него нелегко добраться, его трудно обесточить или обмануть.
Кролик замирает, не пробежав и половины двора. Кот прыгает и впивается зубами ему в загривок. Кролик издает звук, до жути похожий на человеческий крик. Этот тихий писк обрывается, когда кот яростно встряхивает его, сжимая пасть. Коты – хорошие, эффективные убийцы.
Прикончив зверька, тот роняет обмякший меховой комок наземь, несколько раз поддает его лапой, потом уходит прочь, оставляя жертву лежать на месте.
Я думаю о своем бывшем муже.
Через тридцать секунд после того, как кот уходит, прожектор, срабатывающий от датчиков движения, выключается. Оглядываюсь на Сэма. Тот с угрюмым видом изучает место действия и наконец качает головой. Он считает, что эта хижина – очень плохое место. Вокруг нее витает ореол… я не знаю, как назвать это, разве что «тьма». Здесь наверняка происходили ужасные вещи. Я почти чувствую, как вокруг меня собираются призраки. Первый из участников группы «Авессалом», с кем я столкнулась, убил по меньшей мере двух девушек. А что сделал этот? Арден явно испытывала ужас перед ним.
Я впервые задумываюсь о том, один ли этот человек в своей хижине. Быть может, он разделяет пристрастия моего бывшего мужа? Быть может, держит здесь пленницу? Если мы уйдем прочь, то, быть может, оставим страдать кого-то еще?
Правильного выбора нет. По закону нам даже не положено здесь находиться. У нас почти ничего нет на этого человека, нет никаких доказательств того, что он сделал что-то плохое. Мы затеяли проникновение на частную территорию. Занимаемся преследованием, поскольку наблюдаем за этим местом уже несколько часов… и до сих пор даже краем глаза не увидели хозяина этого дома.
Все это время что-то грызло меня. А теперь вдруг смутный шепот на краю сознания превращается в крик. «Он должен был выглянуть наружу».
Охранный прожектор зажегся. Если этот человек так параноидально относится к тому, что сюда кто-то может заявиться, он должен был выглянуть наружу.
Я пытаюсь убедить себя, что он мог отвлечься, быть в другой комнате, в туалете, но все это по-прежнему бессмысленно. Хижина не настолько велика. Он все равно должен был хотя бы отдернуть занавеску или открыть дверь и заново включить прожектор, чтобы осмотреть окрестности.
Все эти лампы и телевизор включаются и выключаются с самого заката. В определенном порядке. Теперь, проигрывая все увиденное в памяти, я отчетливо это вижу.
Это просто таймеры. Боже… Там никого нет.
Конечно, я могу ошибаться, но мне наплевать. При виде смерти кролика, при виде капель крови, взлетевших в воздух, когда кот встряхнул его, я вспомнила фотографии, которые присылал мне этот человек – он или его мерзкие дружки. Снимки, которые очерняли жертв моего мужа, фотографии, на которых лица моих детей были прифотошоплены к телам жертв убийства и насилия, фото, изображавшие их в непристойном или ужасном виде. Этот человек – трус. Он скрывается здесь, в глуши, и терзает моих родных, – и вот я здесь, прямо у его порога. И не собираюсь уходить, не дав ему понять, что он больше нигде не найдет безопасности. Он нигде не спрячется от меня. Больше нигде.
Не думая о датчиках движения, я встаю и бегу к двери хижины.
Не успеваю сделать и пару шагов, как свет снова вспыхивает, но я не колеблюсь. Слышу, как Сэм бежит следом. Он не окликнул меня, и я немного удивлена тем, что Сэм последовал за мною. Я знаю, что он будет зол. Мы пересекаем открытое пространство и прижимаемся к стене по обе стороны от входной двери. Проходит, кажется, целая вечность, прежде чем свет выключается снова. Я моргаю, чтобы избавиться от кругов в глазах.
– Какого черта мы делаем? – шипит Сэм.
– Идем в дом!
– Гвен, нет!
– Да!
Нет времени для долгих споров, и он это знает. Бросает на меня взгляд, полный ярости и раздражения, однако все равно становится вполоборота, потверже расставляет ноги и впечатывает ботинок в дверь под самым замком. Дверь сотрясается, но не открывается. Сэм пробует снова. И снова.
Ничего. Эта дверь предназначена для того, чтобы выдержать худшее, чем удар ногой. Дверь – да, но не окна.
Обхожу хижину сбоку. Окно заперто, но раз уж мы за это взялись, я не намерена колебаться. Стекло оказывается вполне бьющимся, пусть даже толстым и двухслойным, и я, проделав достаточно большую дыру, протягиваю руку внутрь, нащупываю шпингалет и открываю окно, чтобы забраться внутрь.
Достаю пистолет, до этого мгновения лежавший в кобуре. Сэм уже держит оружие наготове, когда проскальзывает следом за мной и, перекатившись, встает на ноги.
