скачать книгу бесплатно
– Хорошо, – произносит он. – Значит, ты и я. Вместе.
– Всегда, – заверяю я его.
Брат замолкает. Я слышу, как мама приглушенным голосом разговаривает с кем-то на галерее; наверное, с Сэмом Кейдом. Вслушиваюсь в тихое журчание их голосов и через некоторое время слышу, как дыхание Коннора делается медленным и глубоким; полагаю, он наконец-то уснул по-настоящему.
Это означает, что и я наконец могу уснуть.
* * *
С утра мама прямо-таки удивляет нас завтраком – пончики и пакетики молока. Они с Сэмом уже давно на ногах, полностью одеты и пьют кофе. Я тоже прошу кофе и получаю в ответ «заткнись». Коннору все равно. Он выпивает свой пакетик молока – и мой тоже, который я передаю ему, пока мама не смотрит.
Но настоящим сюрпризом становится известие, что она не отсылает нас к бабушке через полстраны. Вместо этого отправляет нас обратно в Нортон. Не домой, но близко к тому. И я не могу отделаться от чувства облегчения – и одновременно от легкого раздражения. То, что мы будем так близко от дома, кажется мне опасным по множеству причин… и не столько из-за того, что папа может нас найти, сколько из-за того, что я сразу же понимаю: это означает, что на самом деле я не могу вернуться в наш прежний дом. В свою комнату. Находиться так близко – и все же не дома? Это намного хуже, чем уехать за сотни миль. И еще хуже то, что я не смогу поговорить с Далией. Не смогу написать ей. Не смогу даже намекнуть, что я поблизости. Это полный отстой.
Но я не говорю этого маме.
Коннор немного оживляется, когда осознаёт, что вместо того, чтобы неделями торчать у бабушки, нам предстоит жить у Хавьера Эспарцы, который на свой лад потрясающе крут. Когда он рядом, мне как-то спокойнее; я не сомневаюсь, что он сможет защитить нас. Коннору нужна мужская рука. Он сдружился с Сэмом Кейдом, но я знаю, что у Сэма своя битва. Он отправится на охоту вместе с нашей мамой, в этом нет сомнений.
Итак, мы будем жить в хижине мистера Эспарцы, которую он иногда делит с полицейским офицером Кецией Клермонт. Она тоже по-своему крутая. Они совершенно точно спят друг с другом, хотя, наверное, нам не положено этого знать. Но Кеция мне нравится. К тому же это значит, что мы будем под двойной защитой. Я знаю, что именно поэтому мама приняла такое решение, однако я все равно рада – из-за Коннора. Надеюсь, что общение с мистером Эспарцей ослабит стену молчания, за которой он спрятался.
Сборы проходят быстро. За столько лет в бегах мы с Коннором стали настоящими профи в том, чтобы за пару минут покидать все вещи в сумки и быть готовыми выехать. На самом деле Коннору даже не приходится этим заниматься. Он уже собрал свои вещи, пока я еще спала. Мы соревнуемся в этом, ведя подсчет баллов, и сейчас брат молча указывает на свою сумку, давая мне понять, что выиграл. Опять. Он уже уткнулся в книгу – это его способ отгородиться от любых попыток завязать с ним разговор. К тому же он любит читать.
Жаль, что я не разделяю это увлечение. В очередной раз обещаю себе одолжить у него несколько книжек.
Мы садимся в машину и вливаемся в поток транспорта на затянутом туманом шоссе полчаса спустя с того момента, как мама поставила пончики на стол.
Я в основном дремлю, надев наушники, чтобы заглушить тягостное молчание. Мама и Сэм не говорят ни слова, Коннор переворачивает страницу за страницей. Я развлекаюсь тем, что составляю новый плей-лист: «Песни для обзывательств и надирания задницы». Это скучная поездка, и пульсирующий ритм вызывает у меня желание выйти на пробежку. Быть может, мистер Эспарца позволит мне бегать, когда мы поселимся в его доме, хотя лично я в этом сомневаюсь: мы окажемся под домашним арестом, скрываясь от всех шпионов в округе – не только от отца и его приятелей в реальном мире, но и от всех воодушевившихся интернет-троллей[2 - Троллинг – форма социальной провокации или издевательства в сетевом общении, использующаяся как персонифицированными участниками, заинтересованными в большей узнаваемости, публичности, эпатаже, так и анонимными пользователями без возможности их идентификации.]. Один случайный снимок – и кто-нибудь снова выложит мою фотку в «Реддит» или на «4chan», и тогда все станет очень плохо – и очень быстро.
Так что, скорее всего, пробежки мне не светят.
Мы едем пару часов, потом останавливаемся возле большого торгового центра, где Сэм покупает четыре новых сменных телефона. Я на некоторое время оживляюсь, обнаружив, что ему пришлось купить настоящие смартфоны, пусть даже мне непривычно с ними обращаться, такие они громоздкие. Но телефонов-раскладушек в продаже не было. Смартфоны самые обычные, черные, без каких-либо отличительных черт. Мы распаковываем их в машине и сообщаем друг другу наши новые номера. Мы давно уже привыкли к этому. Мама хотела бы купить нам с Коннором телефоны разного цвета, просто для того, чтобы мы их не перепутали, но Сэм не подумал об этом: все четыре смартфона совершенно одинаковые. Мама конфискует наши с Коннором смартфоны и проделывает обычные манипуляции, отключая все интернет-функции и блокируя как можно больше приложений. Потом отдает смартфоны обратно. Всё как обычно. Она никогда не хотела, чтобы мы увидели весь тот поток грязи, который льется на папу и на нас.
Я кладу телефон в карман, втыкаю наушники в свой «Айпод» и врубаю музыку. И, уже слушая «Флоренс + Зе Мэшин», осознаю?, что Сэм не включил двигатель. Он достает из кармана листок бумаги, вводит записанный на листке номер в свой смартфон и звонит.
Я вынимаю наушники из ушей и ставлю песню на паузу, чтобы слышать, о чем он говорит.
– Да, здравствуйте. Можно агента Люстига? – Несколько секунд Сэм молчит, выслушивая ответ. – Хорошо. Могу я оставить для него сообщение? Передайте ему, чтобы позвонил Сэму Кейду. Он знает это имя. Вот мой номер… – Зачитывает цифры с коробки. – Попросите его перезвонить, как только будет возможность. Он знает, зачем это нужно. Спасибо.
Завершив звонок, Сэм заводит машину, мы выезжаем на дорогу и катим дальше. Я понимаю, что он не намерен что-либо объяснять нам, поэтому беру инициативу на себя.
– Кто такой агент Люстиг?
– Мой друг, – отвечает Сэм. Он честен с нами или, по крайней мере, настолько честен, насколько считает возможным. Это мне в нем и нравится.
– А зачем тебе разговаривать с ФБР?
– Потому что они выслеживают вашего отца, – говорит он. – И к тому же нам нужно кое-что выяснить об «Авессаломе». Я надеюсь, что у ФБР может оказаться больше сведений.
Я знаю про «Авессалома». Нахмурившись, спрашиваю:
– Почему?
– Потому что «Авессалом» мог послать за нами еще кого-нибудь, помимо Грэма, – объясняет он, предварительно взглянув на маму, чтобы убедиться, что можно рассказать мне об этом. – И этот «кто-то» мог выследить нас вплоть до того мотеля. Вот почему мы приобрели новые телефоны.
Мама наконец-то вступает в разговор:
– «Авессалом» может быть не одним человеком, а целой группой. Если так, то они, возможно, помогают вашему отцу скрываться и одновременно выслеживают нас для него.
– Если есть такая опасность, почему вы везете нас обратно в Нортон? Почему мы не можем просто остаться с вами? – спрашивает Коннор. Он опускает книгу, но закладывает пальцем страницу, которую читал.
– Ты серьезно? – Мама пытается изобразить удивление, однако голос ее звучит просто мрачно. – Ты же в курсе: я ни за что не захочу везти вас туда, где будет опасно. Моя задача обратная – держать вас подальше от опасности. И кроме того, вам и так уже пришлось достаточно трудно. Вам обоим нужно побыть в безопасном месте и отдохнуть.
«А тебе – нет?» – думаю я, но не говорю этого вслух, вопреки обыкновению. Вместо этого заявляю:
– Ты же понимаешь, что тебе не нужно отправляться за ним. На него охотятся все копы, и ФБР тоже. Почему бы тебе просто не остаться с нами?
Мама некоторое время молчит, подыскивая ответ, и я гадаю: знает ли она сама, зачем ей это?
– Солнышко, я знаю вашего отца, – говорит она. – Если я окажусь на виду, он может совершить какой-нибудь промах и выйти из укрытия, чтобы отправиться за мной. И это будет значить, что его поймают быстрее, и тогда пострадает меньше людей. Но я не смогу пойти на такой риск, если вы будете вместе со мной. Понимаешь?
Сэм снова не говорит ни слова. Я смотрю на его руки, лежащие на рулевом колесе. Он хорошо умеет скрывать свои мысли и чувства – но не идеально, потому что я вижу, что костяшки его пальцев слегка побелели.
– Да, – тихо произношу я. – Понятно. Ты – приманка. – Верчу в пальцах свой «Айпод», но не надеваю наушники. – Ты собираешься убить его? – Я не знаю, какой ответ хочу услышать.
– Нет, милая, – возражает мама. Но я не слышу в ее словах убежденности. Я знаю, что Сэм хочет всадить пулю в голову моему отцу. Может быть, даже не одну. И я понимаю это желание. Понимаю, что мой отец – монстр, которого следует убить.
Но он также и папа, живущий в моей памяти. Сильный, добрый человек, укладывавший меня спать и целовавший на ночь в лоб. Мужчина, который, смеясь, кружил меня в воздухе под ярким летним солнцем. Папочка, целовавший мой ушибленный пальчик, отчего мне становилось легче. Любящий великан, поднимавший меня с того мягкого плетеного коврика и обнимавший теплыми сильными руками…
Отвожу взгляд и смотрю в окно. Я не собираюсь спорить с ними. Когда думаю о моем отце – одновременно монстре и добром папе, – у меня перехватывает дыхание, к горлу подкатывает тошнота, и я не знаю, что должна чувствовать. Нет, это ложь: я знаю, что должна ненавидеть его. Мама ненавидит. Сэм ненавидит. Все ненавидят его, и они правы.
«Но он мой отец».
Мы с Коннором никогда не разговаривали об этом, но я знаю, что он тоже это чувствует… то, как тянет и болит внутри, когда пытаешься совместить две эти совершенно разные картины. Я снова думаю о старом цветном коврике, о кусочке дома в логове монстра. И не могу решить: то ли он так пытался остаться папой, то ли никогда не был никем, кроме этого монстра, а «папа» был просто маской, которую он носил, чтобы обмануть нас.
Быть может, верно и то, и другое. Или не верно ни то, ни другое. Эти мысли утомляют, и я снова включаю музыку, стараясь полностью погрузиться в нее.
На некоторое время засыпаю, а просыпаюсь, когда мы уже подъезжаем к цели нашего пути. Сэм сворачивает с главного шоссе на более узкую дорогу, и мы проезжаем десяток мелких городков, прежде чем повернуть к Нортону и Стиллхауз-Лейк. Я вижу, как мимо проплывает старый транспарант, изрешеченный дробью, и ощущаю боль в желудке. Мне хочется выскочить из машины и бежать по дороге прямо к нашему дому, броситься на кровать в своей комнате и натянуть одеяло на голову.
Не доезжая до самого? Нортона, мы сворачиваем на проселок, идущий через лес. Проселок грязный и ухабистый, даже Коннору трудно читать, когда так трясет, и он с сердитым и упрямым вздохом закрывает книгу, заложив ее закладкой. Мы проезжаем примерно полмили, потом огибаем плавный поворот и направляемся к старому, маленькому, однако опрятному и ухоженному дому, окруженному высоким железным забором.
Хавьер Эспарца сидит на крыльце. Он старше меня минимум на дюжину лет, если не больше. Одет в темные джинсы и футболку цвета хаки и выглядит солдатом куда больше, чем люди в военной форме. Когда он встает, я вижу у него под рукой дробовик. А еще в кобуре у него на поясе висит полуавтоматический пистолет – мистер Эспарца носит его более открыто, чем мама, которая прячет наплечную кобуру под кожаной курткой. У его ног лежит огромный ротвейлер – с виду настоящий убийца.
Когда мистер Эспарца поднимается на ноги, то же самое делает и пес – мышцы напряжены, внимание сосредоточено на нас.
Мама выходит из машины первой, и я вижу, как мистер Эспарца слегка расслабляется. Он смотрит на своего пса, говорит что-то по-испански, и пес снова ложится – при этом держится совершенно спокойно, но не ослабляет внимания.
– Привет, Гвен, – обращается мистер Эспарца к моей матери, подходя, чтобы открыть ворота. – Какие-нибудь проблемы?
– Никаких, – отвечает она.
– «Хвоста» нет?
– Нет, – говорит Сэм, вылезая с водительского сиденья. – Ни впереди, ни позади. И ни одного дрона.
Я поднимаю брови и переглядываюсь с братом поверх багажника машины – мы уже вылезли наружу. «Дроны?» – одними губами произношу я, а вслух интересуюсь:
– Мы что, оказались в каком-то дурацком шпионском боевике?
– Нет, – возражает Коннор без единого намека на улыбку. – Это фильм ужасов.
Я проглатываю этот ответ на свой выпендреж и лезу в багажник, чтобы забрать свою сумку. Коннор достает свою. Поднятая крышка багажника на мгновение прячет нас от взрослых, и я быстрым шепотом спрашиваю:
– С тобой всё в порядке? Только честно.
Мой брат на секунду замирает, словно на стоп-кадре, потом смотрит прямо на меня. Глаза у него совершенно ясные. Он не выглядит встревоженным. Он вообще никаким не выглядит на самом деле.
– Не в порядке, – отзывается Коннор. – И ты тоже, так что перестань изображать, будто ты такая вся из себя ответственная.
– Я и есть ответственная, – высокомерно бросаю я ему, однако этим он меня, несомненно, уязвил. Не обращая на него внимания – потому что это лучшее, что я сейчас могу сделать, – подхожу к маме. Смотрю на пса, а он смотрит на меня. Они умеют чуять страх. А я до чертиков боюсь больших, злых и громких собак – с тех пор как одна из них бросилась на меня, когда мне было четыре года.
Я решаю взглядом показать ему, что не боюсь.
Коннор, остановившись рядом, тычет меня в бок. С силой. Я вздрагиваю и оглядываюсь через плечо. Он говорит мне:
– Собакам это не нравится. Не смотри ему в глаза.
– Ты что, заделался Говорящим-с-Собаками?
– Уймитесь вы, оба, – приказывает мама, и я молча тычу локтем назад, чтобы Коннор оставил меня в покое. Тот уклоняется с привычной легкостью, свойственной младшим братьям-занудам. – Хавьер, спасибо, что согласился на это. Даже не знаю, как тебя благодарить. Сейчас в этом мире есть всего три человека, которым я могу доверить своих детей, и вы с Кец входите в этот список.
Я все еще никак не могу привыкнуть к тому, что она зовет его Хавьером и на «ты». Представить себе не могу, что я тоже буду так его называть, особенно когда вижу его сейчас. Но я молча обещаю себе, что хотя бы попытаюсь. «Хавьер». Сэму достаточно лет, чтобы он мог быть моим отцом, но он… ну, Сэм. Мистер Эспарца… он другой. Клевый. Из тех людей, которые, по идее, мне нравятся, и, может быть, еще недавно так и было… но не сейчас. Может быть, когда мы поживем у него, мое прежнее отношение к нему вернется.
Я не люблю быть не в своей тарелке, поэтому делаю первое, что приходит мне в голову. Смотрю исподлобья на Хавьера Эспарцу, словно поверить не могу, что мне придется общаться с ним, потом встряхиваю головой, так что волосы падают мне на лицо, и издаю стон, притворяясь, будто моя сумка весит миллион фунтов.
– У нас будут спальни? Или нам придется спать в амбаре вместе с курами? – Когда мне не по себе, я нападаю. Это заставляет людей отойти с дороги и дать мне возможность сориентироваться. На этот раз я даже не жду, а прямо направляюсь к крыльцу и уже делаю два шага, когда вспоминаю про пса.
Он вскакивает с дощатого крыльца, словно подброшенный пружиной, и устремляет на меня взгляд своих огромных жутких глаз. Я скорее ощущаю, чем слышу его низкое тихое рычание и останавливаюсь, мгновенно осознав, что я подставилась. «Дура, дура, дура!»
Мистер Эспарца не двигается, только медленно протягивает руку к собаке, и рычание прекращается. Ротвейлер облизывает брыла и снова садится, миролюбиво пыхтя. Но я ни на секунду не покупаюсь на это миролюбие.
– Быть может, ты позволишь познакомить тебя с Бутом? Эй, Бут, веди себя хорошо.
Бут гавкает. Это громкий грудной лай, от которого мне хочется удрать прочь со всех ног, но я сдерживаюсь. Едва-едва. Бут встает, стекает вниз по ступеням – под гладкой шерстью перекатываются литые мышцы – и обходит меня по кругу. Я стою неподвижно, не понимая, что мне делать. Наконец Бут снова останавливается передо мной и садится.
– Э-э… – произношу я. Гениальная фраза. Но я больше ничего не могу придумать. Во рту у меня сухо. Я боюсь даже смотреть на пса. – Привет…
Медленно, очень медленно опускаю сумку наземь. Бут не шевелится. Я протягиваю к нему руку, он смотрит на меня в упор, потом поворачивает голову к мистеру Эспарце, точно спрашивая: «Она и вправду такая дура?» – потом обнюхивает мои пальцы и слегка касается их языком – мол, можешь быть свободна. Фыркает, словно ему не нравится вкус моего мыла, отворачивается и перебирается в тенек, где и укладывается, опустив голову на лапы. Вид у него совершенно разочарованный. Мне кажется, он ожидал, что день для него начнется с хорошей полномасштабной драки.
У меня с Бутом много общего.
Низко опустив голову и вообще не глядя на мистера Эспарцу, я спрашиваю:
– А теперь-то можно войти в дом?
– Конечно, – отвечает он. Голос у него спокойный и чуть-чуть веселый.
Не сводя глаз с Бута, я поднимаю свою сумку и медленно иду через открытое пространство к крыльцу.
– Хороший песик, – говорю Буту. Тот смотрит в сторону, однако чуть заметно виляет хвостом на мои слова.
Потом я поднимаюсь на крыльцо. Там стоит старое потрепанное кресло, а к стене возле двери все еще прислонен дробовик. Мне почти безумно хочется коснуться его, но, если я это сделаю, мама придет в ярость, поэтому я просто открываю дверь хижины и захожу внутрь.
– Круто, – кислым тоном произношу я, окидывая взглядом имеющиеся варианты.
Хижина совсем маленькая. Полагаю, тут совсем не так уж плохо: в камине горит огонь, прогоняя осенний холод, диван большой и с виду удобный, как и кресла. Рядом с маленьким кухонным уголком стоит такой же маленький обеденный стол, всё ужасно аккуратное и чистое.
Из главной комнаты ведут три двери: в санузел (один-единственный, боже ты мой!) и в две маленьких спальни. Я швыряю свою сумку на первую же кровать, которая попадается мне на глаза, и падаю ничком рядом с сумкой. Делаю глубокий вдох.
Кровать пахнет сосной и чистым бельем, и я крепко обнимаю подушку. По крайней мере, она такая, как нужно. В высшей степени.
– Эй, – говорит от двери Коннор. – А где буду спать я?
– А мне плевать, – бормочу я в подушку. – Я застолбила эту территорию под Атланту.
– Не будь такой с…
– Если ты назовешь меня так, как собрался, я напинаю тебе под зад, Коннор.
– Злюка, – произносит он вместо того, что намеревался сказать, и ругательство это звучит так по-детски, особенно будучи высказано тоном оскорбленной невинности, что я не могу удержаться от смеха. – Мне же нужно где-то спать.
– Ты займешь вторую комнату, – говорит мистер Эспарца, останавливаясь у него за спиной. Я бросаю на него быстрый взгляд и вижу, что он улыбается. – Та комната больше, но раз уж Ланни выбрала эту…
– Эй! – Я вскакиваю, но слишком поздно; Коннор уже вбегает во вторую комнату. Смотрю на мистера Эспарцу из-под завесы черных волос. – Это нечестно. – Он пожимает плечами. – Погодите… а где будете спать вы?
– На диване, – отвечает тот. – Все нормально, я привык и к худшему, а диван раскладывается в нормальную кровать.
Мистер Эспарца мыслит так же, как мама, которая всегда занимает самую ближнюю к двери комнату… чтобы оказаться между нами и тем, что может нам грозить.
– Надеюсь, вы не храпите, – фыркаю я.
– Ну да, храплю, – отзывается он. – Как целая лесопилка. Надеюсь, у тебя есть беруши.
Мне кажется, он шутит. Может быть. Не хочу спрашивать – на тот случай, если это не шутка. Просто падаю обратно на кровать, словно застреленная в упор, и смотрю в потолок. Он совершенно никакой. Да и вся комната… не будем о грустном. Зато она чистая, и в ней приятно пахнет. У меня в сумке есть пара вещей, которые смогут придать этой комнате больше индивидуальности. А у Коннора целая куча книг. Может быть, я смогу спереть штуки три-четыре.
Мистер Эспарца разворачивается, и я вижу, что в главную комнату входит мама, а за ней – Сэм Кейд.
– Хави, ты уверен, что всё в порядке? – В голосе мамы внезапно прорезывается неуверенность. На нее это совсем не похоже. – Знаю, что о таких услугах глупо просить. Я подвергаю тебя опасности и в то же время стесняю…
– Все отлично, – заверяет мистер Эспарца. – На некоторое время поселить у себя гостей – это даже мило. И вообще, дом может показаться ветхим, но он хорошо укреплен и оборудован сигнализацией и охранными прожекторами. У меня есть Бут, оружие и подготовка. С детьми все будет в порядке, Гвен. Я позабочусь об этом. – Он делает паузу, и я замечаю взгляд, брошенный им на Сэма. Я не могу точно сказать, что означает этот взгляд. – Выйти на охоту за твоим бывшим мужем – это дурацкая идея, Гвен.
