Львиное Сердце

– Я благодарю графиню за гостеприимство. Она не посчиталась ни с какими затратами, сделала все от нее зависящее, чтобы визит в Стригуил стал приятным для нас. – Ричард снова воздел кубок в направлении Ифы. – За графиню!

– За графиню! – вскричал де Шовиньи.

Загрохотали отодвигаемые скамьи. Пирующие вскочили, подняв кубки, и подхватили тост.

Все еще обиженный из-за наложенного на меня наказания, я сделал вид, что присоединяюсь ко всем.

– Многие из вас были со мной во время похода под Аск, – продолжил Ричард. – К несчастью, не все пошло так, как задумывалось, но замок был спасен, а валлийцы бежали. Я хотел бы задержаться здесь и найти дикарей, виновных в нападении, но пришел вызов от господина моего отца. Графиня тем не менее обещала, что не останется ни одного неперевернутого камня, ни одной непроверенной крысиной норы.

Зал снова огласился одобрительными криками.

Ричард выждал, когда гомон уляжется.

– По дороге на Аск валлийцы устроили бы бойню стократ худшую, если бы не поступок четверых отважных воинов.

Сам себе не веря, я посмотрел на Хьюго. Впавший в уныние после выволочки со стороны Ифы, я напрочь забыл про обещание герцога.

– Эти четверо, все – оруженосцы, стали преградой для валлийской атаки, грозившей перерасти в потоп. Меня печалит, что один из них погиб, но остальные выжили. Я хочу почтить их храбрость. Где они? – Ричард обвел взглядом столы с сидящими за ними рыцарями и тех, кто стоял позади. – Выйдите вперед!

Взволнованный, но еще робкий, я обернулся на Хьюго. Тот от души пихнул меня в спину.

– Не заставляй герцога ждать, – прошипел он.

Пока мы шли к помосту, все в зале смотрели на нас. Реджинальд, прислуживавший у противоположной стены, успел присоединиться к нам раньше, чем мы приблизились к Ричарду. Я бросил быстрый взгляд на Хьюго и Реджинальда: те волновались не меньше меня, и это послужило небольшим утешением. Проделав остаток пути ровным шагом, мы все одновременно, точно репетировали это движение сто раз, опустились на одно колено.

– Сир! – хором провозгласили мы.

– Встаньте. – Приказ Ричарда прозвучал тепло. Затем он возвысил голос, чтобы все могли слышать: – Пусть эти трое – простые оруженосцы, храбрости им не занимать. Графине повезло, что они состоят в числе ее людей.

Ифа ответила улыбкой. Я ждал того, что случится, и, вполне вероятно, один из всех заметил проблеск негодования в ее взгляде, направленном на меня.

Реджинальду Ричард пожаловал прекрасной работы кинжал в отделанных серебром ножнах, а улыбающемуся во весь рот Хьюго вручил новенький куполовидный шлем с прилаженной к нему пластиной для защиты лица. Оба также получили по кошелю с серебряными пенни. Меня герцог оставил напоследок, что в равной мере подхлестывало мое возбуждение и беспокойство.

– Руфус, – сказал Ричард. Лукавый взгляд. – Думаю, следовало бы называть тебя Фердией, но имя Руфус тебе подходит.

– Зовите меня Руфусом, сир, – ответил я, радуясь, что вовсе не испытываю негодования, просыпавшегося, когда так ко мне обращался Фиц-Алдельм.

– Графиня говорит, что ты покинул Стригуил без разрешения.

Сердце у меня упало. Наверняка мне предстоит получить еще одну взбучку, а не награду вроде тех, которых удостоились мои друзья.

Я кивнул:

– Да, сир.

– Ты ведь ирландец. Это не твоя война.

Я постарался как можно тверже встретить взгляд Ричарда.

– Она не была моей, сир. Но я решил, что мой друг Уолтер может находиться в Аске. Я беспокоился за него и хотел помочь.

– Уолтер? – Ричард наморщил лоб. – Не так ли звали того оруженосца, найденного во рву, да упокоит Бог его душу?

– Так, сир.

Я вновь увидел перед собой моего бедного друга, нагого и изувеченного.

– Выходит, в итоге эта драка стала твоей, – проговорил герцог.

– Да, сир.

Меня обуревали смешанные чувства: гордость за то, что я сделал все, что мог, ради Уолтера; стыд из-за того, что я так и не смог его спасти; вина, поскольку я сражался в одном строю с теми, кто, по сути, был моими врагами. На поверхность выплыли противоречия, которые я так долго загонял вглубь. Хьюго и Реджинальд – славные парни, но англичане. Мне следует ненавидеть их, твердил я себе, искоса посмотрев на обоих. Вместо сердитых взглядов я получил в ответ широкие улыбки и тоже улыбнулся им, ощущая не ненависть, а напротив, товарищеское расположение.

Я поднял голову и обнаружил, что Ричард смотрит на меня понимающим взором.

– Связи, выкованные в бою, – крепкая штука. Они тверды, как сталь, и так же неподатливы. Человек без раздумий способен отдать свою жизнь за брата по оружию. – Помедлив, герцог добавил: – Именно это, Руфус, ты готов был сделать ради тех оруженосцев, что стоят рядом с тобой?

– Да, сир, – сказал я, подумав о том, что отец тут же отрекся бы от меня за такое потворство англичанам. Но я был не в силах лгать.

Ричард выглядел довольным.

– Это написано у тебя на лице. – Он щелкнул пальцами, появился слуга. Взяв принесенный им хауберк, герцог сделал шаг вперед. – Изрядно поношенный, Руфус, но вполне годный. Прими его в знак моей благодарности за то, что ты сделал у ручья. Храбрый поступок.

Короткие рукава кольчуги в руках у Ричарда выдавали возраст доспеха, как и блестящие новые кольца, вставленные на груди и животе взамен старых. Тем не менее подарок был царским, не имевшим цены. Для меня он был дороже золотой короны.

– Спасибо, сир, – хрипло произнес я, принимая кольчужную рубаху.

Следующим подарком был кошель с серебряными пенни. И снова я выразил благодарность. Судя по весу, этого должно было хватить на собственную лошадь. Воистину королевские дары.

– Тебе следует упражняться во дворе, по крайней мере пока.

В голосе Ричарда послышалась веселая нотка, и я увидел, как он мельком повернулся к Ифе, но та сделала вид, что не заметила.

– Да, сир.

В душе я надеялся, что он попросит графиню смягчить мое наказание, но я знал, что лучше не лезть с просьбами. Склонив голову, я отступил туда, где стояли Хьюго и Реджинальд. Мы поклонились, отошли на положенное расстояние и лишь потом повернулись и возвратились на место.

Ох, эта дерзость молодых! Проходя мимо Фиц-Алдельма, я поймал его кислый взгляд. Не ему достались похвала королевского сына, герцога Аквитании, подумал я, и ценный подарок в виде доспеха. Приподняв тяжелую кольчугу, чтобы он видел ее, я осклабился, понимая, что мой враг ничего не осмелится сделать мне в разгар пира.

Брови Фиц-Алдельма сдвинулись, а губы прошептали проклятие в мой адрес.

Я прошествовал мимо, чувствуя себя так, будто выбил его из седла на турнире.

Наступила уже ночь, а празднество все продолжалось. Ифа давно отошла ко сну, но Ричард, де Шовиньи и десятка два рыцарей оставались за столом, пили и пели. К ним присоединились многие обитатели замка, по большей части те, кто был в походе с герцогом. Но хозяин Хьюго вскоре ушел отдыхать, поэтому друг отыскал меня и Реджинальда в задней части зала. Там мы хорошенько приложились к вину из запасов графини и повели бесконечные разговоры про нашу с Ричардом встречу. Реджинальд, как мог, скрывал зависть к полученным мною дарам, но Хьюго, неизменно добросердечный, без конца повторял, что, раз я поднял тревогу и первым встретил валлийцев, мне полагается главная награда.

Я смущенно возражал, что они с Реджинальдом сражались так же храбро, как я, и были настолько же близки к смерти, но Хьюго и слышать не хотел. На четвертый или пятый раз я бросил эти попытки. Напившись сильнее меня, друг достиг той точки, когда человек перестает прислушиваться к собеседнику. Похлопав его по плечу, я указал пальцем на дверь.

– Уборная. – Язык мой тоже заплетался. – Уборная.

Справив нужду, я решил проветрить голову, поднявшись на стену. И стал взбираться по лестнице. Если повезет, то, когда я вернусь, Хьюго перестанет возносить хвалы в мою честь. Скорее всего, с усмешкой подумал я, он к тому времени уже уснет. Да и для меня самого мысль о собственных одеялах выглядела все более привлекательной.

На идущем вдоль стен мостике не было никого, что меня не удивило. У солдат и лучников был во внутреннем дворе свой праздник: был еще виден догорающий большой костер и несколько растянувшихся на земле фигур. Я повернулся к внешней стороне и облокотился на дощатый парапет, радуясь одиночеству. Глядя через реку, на северо-запад, я ощутил острую тоску по дому. Доведется ли мне вернуться в Кайрлинн? Увижусь ли я с родителями и братьями еще по эту сторону Небес?

Меня охватила печаль, потому как ответа на этот вопрос не было.

На лестнице раздался звук шагов, я обернулся.

Появилась голова, без шлема. Значит, это не часовой, возвращающийся из отхожего места. Быть может, Хьюго, подумал я, обрадовавшись. Он-то поймет, как я хочу снова увидеть мою семью. Его послали в Стригуил, чтобы он учился быть оруженосцем, и Хьюго много лет не виделся с родными.

– Хьюго? – окликнул я.

– Эй! – Человек был крупнее и грузнее, чем мой друг. – Кто тут?

Узнав в незваном госте Фиц-Варина, я приуныл. Какое несчастливое стечение обстоятельств привело его сюда, я не знал и выяснять не собирался, сразу направившись к лестнице.

– Божьи кости, какой-то валлиец пришел, чтобы нас убить!

Не желая, чтобы поднялась тревога и меня обвинили в этом, я с жаром возразил:

– Никакой я не валлиец!

Язвительный смех.

– Я твой корявый говор за милю узнаю, Руфус. Тебе, дворняжка ирландская, французским овладеть не дано.

– А ты на моем языке говорить умеешь? – огрызнулся я.

Он коротко хохотнул.

– А на кой он мне сдался? – Фиц-Варин приблизился, наполняя пространство между нами запахом вина и пота. – В давние времена, быть может, это был язык святых и ученых. А теперь на нем говорят такие, как ты: дикари, которые и задницу толком подтереть не способны.

Ненависть к подобным ему с новой силой всколыхнулась во мне. Но поскольку голова все еще шла кругом от выпитого, острый ответ не шел на язык. Не найдя, что сказать, я сплюнул ему под ноги.

– Английский ублюдок, – сказал я, тщательно стараясь произносить французские слова.

Пьяный или нет, Фиц-Варин мигом накинулся на меня. Его ручищи сдавили мне горло. Я дернулся, чтобы вырваться из хватки, но, уступая в силе, не мог помешать его пальцам сомкнуться вокруг моей шеи. Мы оказались друг к другу близко, точно любовники; его лицо перекосилось от ярости, а мое начало раздуваться. Рыцарь надавил еще сильнее, корчась от напряжения.

Странное безволие захлестнуло меня. Вскоре я лишусь сознания. Фиц-Варин убьет меня, подумал я, видя, как огненные пятна вспыхивают перед глазами, и я ни разу не надену подаренную Ричардом кольчугу.

Странная мысль для человека, находящегося на пороге смерти.

Странно было и то, как внезапно во мне пробудилось жгучее желание выжить.

Собрав все силы, я впечатал колено в пах Фиц-Варину. Вскрик и слегка ослабевшая хватка подстегнули меня. Я повторил прием дважды, причем с последней попытки врезал ему прямо по яйцам. Он выпустил меня, отшатнулся, и я смог глотнуть воздуха. Вопреки боли, пульсировавшей в посиневшем горле, это был один из сладчайших вдохов за всю мою жизнь.

Сдавленное проклятье заставило меня поднять голову. Страх наполнил мое сердце – стоит поддаться ему, и он перейдет в панику. Фиц-Варин еще не покончил со мной. Он снова ринулся вперед, вытянув мускулистые ручищи. Моя правая рука нырнула к поясу в поисках кинжала, но тщетно – я оставил нож на столе, после того как отрезал ломтик сыра.

По правде говоря, я должен был погибнуть. Фиц-Варин был вдвое тяжелее и сильнее меня. Он напал, я присел, уворачиваясь от его цепких пальцев. Верхняя часть его туловища с силой ударилась о край стены, сразу несколько досок сломались с громким треском. Увлекаемый собственной инерцией, рыцарь сорвался с мостка, едва не утащив меня за собой.

Опустившись на колени, я выглянул наружу. В парапете зияла здоровенная дыра. Фиц-Варина не было видно. До моих ушей донесся глухой стук – внизу, у берега. Я испытал облегчение и, вынужден это признать, радость. Мерзавец погиб. Никто не выжил бы после падения с такой высоты.

Миг спустя послышался окрик с дальнего участка стены. К горлу подкатил ком, меня едва не вырвало. Часовой услышал. Меня поймают на месте, с поличным, и обвинят в смерти Фиц-Варина. Теперешнее наказание, назначенное графиней, покажется цветочками по сравнению с карой за убийство.

Мои молитвы были услышаны – часовой находился довольно далеко и не заметил, как я, подобно злодею-убийце, тайком спустился с лестницы. Те немногие, кто оставался в замковом дворе, также не видели, как я вхожу в большой зал. А те, кто оставался внутри, были пьяны в стельку и даже не поняли, что я уходил. Найдя Риса, который, свернувшись, как щенок, спал возле моей лежанки, у дальней стены, я лег и укрылся одеялом. Сердце мое колотилось, пока я ждал тревожного крика часового.

Вскоре он раздался и привлек на улицу немало людей, которые, насколько я понимаю, полезли на укрепления. Я не посмел сделать то же самое и остался лежать, обуреваемый смешанными чувствами. С одной стороны, я боялся, что меня все еще могут уличить, с другой – радовался, что в Стригуиле стало одним моим врагом меньше. Прошло некоторое время. Если не считать храпа, в большом зале царила тишина. Согревшись под одеялом, изрядно пьяный, я провалился в сон.

Мне снились здоровенные лапы Фиц-Варина, сдавливающие мне горло.

Разбудили меня громкие голоса. Я вздрогнул и с трудом удержался от того, чтобы сесть, показав тем самым, что я не сплю. С пересохшим от страха ртом, уверенный, что меня схватят и допросят, я замер, как покойник.

– Как его звали?

Судя по голосу Ричарда, он шагал по залу.

– Фиц-Варин, сир, – ответил Фиц-Алдельм.

– Он должен был поехать к королевскому двору?

– Да, сир. Это был добрый рыцарь.

– Жалкая смерть. Оперся на парапет, прогнившие доски не выдержали и сломались.

– Ну, она была хотя бы быстрой, сир.

– Поднимем кубок в память о нем, – сказал Ричард.

Голоса затихли, удалившись.

Уверившись, что моя роль в гибели Фиц-Варина осталась нераскрытой, я почувствовал, как тяжесть свалилась с моих плеч.

С удивлением поймав на себе взгляд Риса – верно, его разбудил шум, – я приложил палец к губам. Малец кивнул и снова закрыл глаза. Даже если он знает, что я выходил, и заподозрит, что я причастен к случившемуся, то все равно не скажет ни слова. Что до Фиц-Варина, то я не испытываю ни малейших угрызений совести из-за его смерти.

За разные деяния предстоит мне держать ответ перед Господом, но не за это.

Часть II. 1182–1183 годы

Глава 8

Год был в самом разгаре: в воздухе пахло весной, начинался сезон турниров. Однако Уильям Маршал скучал. Стоя в большом шатре Молодого Короля в Ланьи-сюр-Марн, поблизости от Парижа, он наблюдал, как вызванные его господином оружейники предлагают свои товары. В свои тридцать пять Маршал был восемью годами старше Молодого Короля, но сейчас, когда Генрих охал и ахал при виде военного снаряжения, эта разница в возрасте казалась ему чуть ли не вдвое большей. Оружие и доспехи, решил Маршал, привлекают внимание принца меньше, чем одежда или украшения. Нет ничего дурного в том, что наследник престола интересуется подобной мишурой, но все-таки дела государства должны интересовать его в большей мере. Но это было не в характере Молодого Короля. Так продолжалось с тех пор, как Маршал поступил к нему на службу двенадцать лет назад. Человек не может быть талантлив во всем, твердил себе Уильям. Его господин наделен притягательностью, благородством и добрым сердцем: превосходные качества! Тем не менее мысли Маршала то и дело обращались к более серьезным вещам.

Генрих старательно готовил наследника к управлению государством. В пятнадцать лет Молодой Король замещал отца на троне на время его отсутствия, но лишь отбывал номер – развлечения притягивали его сильнее, чем дела королевства. Шесть лет назад, посланный на помощь брату Ричарду во время войны в Аквитании, он явился с опозданием и ушел прежде, чем закончились военные действия. Будь эти случаи единичными, размышлял Маршал, их можно было бы списать на ошибки юности и не забивать голову, но перечень провинностей был бесконечным. В последние годы Генрих мало спрашивал со старшего сына, и Молодой Король чувствовал, что с ним обходятся несправедливо. По его мнению, он не получил ничего, что мог бы по праву назвать своим, тогда как Ричард и Джефри уже располагали собственными владениями. Каждый раз, когда Молодому Королю доводилось встречаться с Филиппом Капетом, юным французским монархом, он все горше сетовал на судьбу. Это была больная тема, обсуждавшаяся постоянно.

Внимание Маршала вновь обратилось к представленному товару – превосходному, решил он. На покрытых материей козлах были разложены рядами новомодные шлемы, закрывающие лицо, – смазанные маслом, начищенные до блеска. Были здесь и хауберки, которые с задней стороны шеи присоединялись к шлему при помощи заклепок – фасон, входивший в моду у молодых рыцарей, – а также дюжины мечей и кинжалов. У стенки шатра аккуратно выстроились остроугольные щиты с нарисованными на них анжуйскими львами.

Молодой Король выбрал меч и стал осматривать клинок. Его создатель, кузнец в новенькой тунике, плохо сочетавшейся с мозолистыми ручищами, принялся расхваливать достоинства изделия:

– Видите, сир? Я выгравировал ваше имя.

Огрубевший палец кузнеца скользнул по стальному лезвию близ рукояти.

Молодой Король присмотрелся, и широкая улыбка озарила красивое лицо. Высокий, широкоплечий, с густой гривой каштановых волос, он напоминал и своего отца в молодости, и брата Ричарда, только выглядел более приветливым.

– Генрих, Молодой Король, победитель всех врагов! – воскликнул он.

Кузнец закивал:

– Я решил, что надпись понравится вам, сир, ведь это истинная правда.

Это была бессовестная ложь, но Молодой Король расправил грудь и посмотрел на спутников, стоявших ближе всего к нему: Адама д’Икбефа и Тома де Кулонса. Те энергично закивали. Маршал считал себя гораздо более умелым бойцом, чем его господин, но не было смысла противоречить или возражать присутствующим соперникам. Выходцы из мелких баронских семейств, они изловчились и вошли в милость к принцу. Маршал не выдал своей досады. Годы, проведенные на службе у наследника Генриха, приучили его сдерживать чувства. Когда взгляд Молодого Короля остановился на нем, Уильям склонил голову, как бы поддерживая мнение.

Заказав меч с инкрустацией, а также подходящий к нему кинжал и ножны для того и для другого, Молодой Король переместился к очередному столу, покинув счастливо улыбающегося кузнеца. Д’Икбеф и де Кулонс следовали за ним по пятам, словно пара голодных охотничьих псов.

Следующий продавец, знакомый Маршалу бронник, внимательно смотрел, как Молодой Король примеряет сначала один шлем, потом другой. Ободренный одобрительными замечаниями покупателя, он прочистил горло и напомнил про баснословный долг по предыдущему заказу.

– Покорнейше прошу простить, что вообще упоминаю об этом, сир, – сказал бронник. – Но прошло уже полгода.

Любезное выражение сошло с лица принца. Он пренебрежительно отмахнулся:

– Я сын короля. Ты все получишь в свое время.

– Благодарю, сир. – Хотя д’Икбеф и де Кулонс угрожающе надвинулись на него, бронник все-таки решил еще раз попытать счастья: – Если бы я мог попросить хотя бы несколько монет, прежде чем вы заберете тот шлем…

– Христос на кресте! – рыкнул Молодой Король так, что бронник вздрогнул. – Ну неужели мне нет спасения от этих стяжателей? Уильям!

Маршал поспешил подойти к господину. Среднего роста, жилистый и мускулистый, он держался уверенно. Волосы были коротко подстрижены на старинный манер, а под длинным носом топорщились усы, которых в то время никто уже не носил.

– Сир?

– Уладь-ка дела с этим малым. – Голос Молодого Короля приглушенно звучал из-под надетого на голову шлема с плоским верхом. – Как тебе этот?

– Он вам очень идет, Хэл, – ответил Маршал, назвав наследника уменьшительным именем, бывшим в ходу среди его родных и друзей.

Бросив предупреждающий взгляд на д’Икбефа и де Кулонса – те сделали шаг назад, – он вполголоса спросил у бронника:

– Сколько должен тебе Молодой Король?

Сумма, две полные марки, была значительной. Тем не менее Маршал дал слово, что она будет уплачена на следующий день. Оставалось понять, где найти эти деньги. Привыкший жить на широкую ногу наследник тратил намного больше получаемых им средств, весьма внушительных. Как ближайший соратник Хэла, Маршал частенько оплачивал его счета. Издержки возмещались лишь время от времени. Уильям, естественно, записывал каждую трату и говорил себе, что, когда его господин взойдет на трон, все долги будут погашены. Либо ему достанется одна из высших должностей в королевстве. твердо решил Маршал про себя. Всего лишь справедливая награда за долгие годы верной службы.

Снаружи послышались шаги. Молодой Король даже ухом не повел. Он восхищался остроугольным щитом, на котором в глаза анжуйских львов были вставлены кусочки стекла. Мастер уверял, что стекляшки будут отражать солнце и слепить врага.

Маршалу достаточно было услышать приветствие, чтобы сообразить, кто пришел. Он поспел ко входу как раз в тот миг, когда сквозь полог вошел, пригнув голову, граф Джефри Бретонский, второй брат Молодого Короля. Не такой великан, как Хэл или Ричард, он тем не менее был выше большинства мужчин. Его приятное лицо несколько портила почти постоянная ухмылка, которая стала шире при виде Маршала.

– Добро пожаловать, сир. – Маршал опустился на одно колено, с присущим ему умением скрывая неприязнь к Джефри. – Мы вас не ждали.

– Прекрасно. Хотел удивить брата. – Взгляд Джефри остановился на Молодом Короле, до сих пор не замечавшем его. – Вот она, наша сорока, в поиске новых блестяшек.

– Ему нужен новый шлем для турнира, сир, – сказал Маршал, едва сдерживая раздражение. Вкусы Джефри были почти такими же, как у Молодого Короля, о чем свидетельствовал подбитый беличьим мехом плащ с золотой каймой и расшитый драгоценными камнями пояс.

– Ну еще бы, – бросил Джефри через плечо. – Братец!

Маршал поднялся, стараясь обуздать гнев. Любой другой представитель королевской семьи позволил бы ему встать сразу после приветствия. Но только не Джефри, этот медоточивый змий. Однако на лице Маршала не отразилось даже тени переживаний. При дворе Молодого Короля, как и при любом другом, всегда следует быть настороже. Людям вроде д’Икбефа и де Кулонса, не переставшим льстить даже при появлении Джефри, доверять тоже нельзя. Хотя они служили Молодому Королю почти так же долго, как Маршал, этих троих никогда не связывали дружеские чувства.

Балдуин де Бетюн, только что вошедший, был верным товарищем. Остроглазый, великолепный наездник, он был близок Маршалу, как брат.

– Жди беды, или я ничего не смыслю, – шепнул он Маршалу, кивнув в сторону Джефри.

– И мы ничего не в силах поделать, – ответил тот.

Здороваясь с Джефри, Молодой Король держался настороженно, но просветлел, когда брат сообщил о намерении присоединиться к нему на турнире, проводимом Филиппом Французским.

– Никто не устоит против нас в поле, – провозгласил Молодой Король.

– Не устоит, – согласился Джефри и приблизился к брату. – Но победы над французскими рыцарями – не единственная цель моего визита.

Молодой Король, уставший наконец от осмотра оружия и доспехов, бросил на гостя острый взгляд.

– Говори. – Заметив, что Джефри указал многозначительным взором на присутствующих, в особенности на оружейников, принц добавил: – Каждому из моих спутников я готов доверить собственную жизнь, однако согласен с тобой. Разумнее беседовать там, где не так много любопытных ушей.

Любопытствуя, Маршал с радостью последовал за Молодым Королем, когда тот вышел из шатра вместе с братом. И сделал вид, что не замечает ядовитых взглядов д’Икбефа и де Кулонса, которых не позвали. Де Бетюн остался осматривать оружие, но один из рыцарей Джефри, худощавый молодой человек с редеющими волосами и колючими голубыми глазами, шел рядом с Маршалом.

– Овейн ап Гриффит, сэр, – представился юноша негромко. – А вы – Уильям Маршал.

– Верно. – Маршал усмехнулся, уже привычный к этому. – Прошу простить меня, сэр, но вас я не знаю.

– Неудивительно, сэр, я лишь недавно нахожусь при дворе графа Джефри.

– Судя по имени, вы из Уэльса, – сказал заинтригованный Маршал. – Немного найдется валлийских благородных семей, состоящих на службе у анжуйского дома. Большая часть из них либо норовит поднять мятеж, либо уже вовлечена в него.

Овейн скроил гримасу.

– Ваша правда, сэр. Мой собственный отец погиб лет десять назад, сражаясь против короля. Меня взяли в заложники, чтобы старший брат, наследник, вел себя должным образом. И послали к королевскому двору в Оксфорд. Граф Джефри во время последнего своего приезда видел, как я упражняюсь на ристалище, и предложил вступить в его дружину. Его господин отец дал мне разрешение, и вот я здесь.