Крестоносец

скачать книгу бесплатно

Рашид ад-Дин Синан, Старец c Горы.

Пролог

Саутгемптон, ноябрь 1189 года

Глубокий сумрак окутывал единственную комнату лачуги, в которой мы с Рисом, напряженные до предела, ждали в засаде. Мы безмолвно застыли у петель хлипкой двери: так наша будущая жертва, войдя, заметит нас, когда будет уже слишком поздно. Крепко сжимая кинжал, я припал одним глазом к дырке в стене из обмазанных глиной жердей, вглядываясь в улочку, стараясь дышать тихо и размеренно. И пытался убедить себя, что поступаю правильно.

Миновало уже немало времени с тех пор, как ночь опустилась на трущобы, беднейшую часть города, и прохожих на улице было мало. Вскоре после нашего прихода на дворе у мясника забили свинью, и ее отчаянный визг заставил меня стиснуть зубы. Прошли две говорливые женщины-соседки – вот и все. На душе лежала тяжесть. Я не был уверен, что тот, кто мне нужен, жандарм[2 - Жандармы – в Средние века так назывались тяжеловооруженные воины, как конные, так и пешие.] по имени Генри с лопатообразной бородой, вернется домой раньше жены. Не хотелось вовлекать ни в чем не повинную женщину в мое темное дело. Я постарался встряхнуться. Если она вернется, мы заткнем ей рот кляпом, завяжем глаза и продолжим дожидаться мужа. Я старался не думать о ребенке, про которого мне говорили.

Я сменил положение и пошевелил плечами, чтобы не дать мышцам онеметь. Потом обвел взглядом комнату. Тусклый оранжевый свет огня, тлевшего в главном очаге, выхватывал из темноты два стула, стол на козлах, деревянный сундук для одежды и застеленную покрывалом соломенную лежанку в углу. Привязанный к задней стене хижины пес молчал – он проглотил хлеб, захваченный мной именно для такого случая, и теперь не возражал против нашего нешумного общества.

Не знаю, как долго тянулось наше ожидание. Я мерз и не раз принимался ходить по комнате, ступая с кошачьей осторожностью, чтобы разогнать стынущую кровь. Рис не шевелился. Только движение наблюдавших за мной глаз говорило о том, что это не статуя. Вот ведь преданное сердце, думал я, радуясь, что он пошел вместе со мной на это непростое дело.

Наконец послышались приближающиеся к дому шаги. Я снова прильнул к своему глазку, в глубине души надеясь, что они пройдут мимо.

Шаги замерли перед дверью. Я толкнул Риса. Тот кивнул. Он стоял ближе к двери, готовый к прыжку.

Звякнул крючок, и я напрягся. Изнутри мне не удалось завести его в гнездо в косяке.

Пришедший выругался:

– Опять не заперла!

Дверь со скрипом распахнулась внутрь. Собака заскулила и запрыгала на цепи, махая хвостом.

На пороге были видны чьи-то очертания. У человека имелась борода, но какая именно, я не мог сказать из-за плохого освещения. Рис прыгнул на мужчину сзади: одной рукой он обхватил его правое плечо, а второй пытался поймать левую, метавшуюся в воздухе. Держа клинок наготове, я бросился вперед. Вырвавшись из хватки Риса, противник заехал мне кулаком в скулу. Перед глазами замелькали звездочки, я пошатнулся.

Благодарение Богу, наша жертва предпочла отбиваться, а не кричать. Пока я приходил в себя, они с Рисом повалились на пол, катаясь и обмениваясь ударами. Чья-то нога задела котел, подвешенный на цепочке над очагом. Крышка глухо стукнулась в стену, похлебка расплескалась по комнате. Залаяла собака.

Когда в голове прояснилось, я с силой пнул противника в живот. Разинув рот, как запутавшаяся в сетях рыба, он обмяк в объятиях Риса. Валлиец ловко просунул руки за спину врага у него под мышками и сцепил в замок за его шеей. Такой крепкий захват было почти невозможно разбить, но я тем не менее приставил острие кинжала к глазу бородача. Тяжело дыша, человек посмотрел на оружие, на меня, потом снова на клинок.

– Только крикни, и это будет последнее, что ты сделаешь в жизни, – прошипел я.

Борода лопатой поднялась и опустилась, когда он испуганно кивнул.

– Ты Генри, жандарм?

Снова кивок.

– Узнаешь меня? – спросил я, показывая лицо.

Генри замотал головой, но я разглядел в глазах проблеск. Он солгал.

– Несколько месяцев назад ты разговаривал с рыцарем по имени Роберт Фиц-Алдельм.

Королевская свита проезжала через Саутгемптон перед коронацией, и мой враг не терял времени даром. Даже будь у меня сомнения, неприкрытый страх во взгляде Генри развеял бы их. Вот тот, кто мне нужен, решил я, и продолжил:

– Фиц-Алдельм спрашивал про смерть своего брата, приключившуюся семь лет назад в таверне неподалеку.

Той ночью я убил одного из братьев Фиц-Алдельмов и заслужил пожизненную ненависть другого, Роберта. Я пришел в это место позаботиться о том, чтобы его свидетель, Генри, не поставил под удар мое положение при королевском дворе.

– Ну? – Я кольнул жандарма кинжалом.

– Я говорил с Фиц-Алдельмом. Да, сэр.

– Ты поклялся, что видел меня – меня! – близ той самой таверны.

– Ва… вас, сэр? – Он избегал встречаться со мной взглядом.

Я сжал его подбородок и заставил поднять голову.

– Так утверждает Фиц-Алдельм.

Взгляд его уперся в меня, потом скользнул в сторону.

– Я… я обознался, сэр. Это было давно. Память у меня не та, что прежде.

– Ты в жизни меня не видел и присягнешь в этом перед любым, кто спросит.

– Охотно, сэр, – пробормотал он. – Охотно.

– Это тебе за молчание. – Я извлек кошель, хранившийся у меня за поясом после выезда из Лондона, и помахал им перед носом Генри. – Тут жалованье жандарма за три года.

Впервые – подобие улыбки.

– Ни звука не сорвется с моих уст, сэр. Душой клянусь. Пусть меня заберет Сатана, если я вру.

Наступил миг, которого я боялся с той самой поры, как начал охоту на единственного человека, если не считать Фиц-Алдельма, – человека, знавшего или подозревавшего о моей тщательно оберегаемой тайне. Все еще не отваживаясь совершить задуманное, я посмотрел на Риса. Парень, мрачный от подозрений, послал мне взгляд, в котором читалось: «Не верю я ему». Я снова посмотрел на Генри, который заискивающе улыбнулся.

Я подумал про Фиц-Алдельма и его неутолимую ненависть. Он не смирится просто так, если Генри изменит показания.

– У тебя жена и ребенок, – сказал я, благодаря Бога за то, что их нет в доме.

Сильный страх исказил его лицо.

– Да, сэр. Дитенку всего три месяца от роду. Наш первенец, мальчик. Они пошли навестить ее мать.

– Это близко?

– На другом конце города, сэр.

– Когда они вернутся?

– Только утром, сэр.

Я с огромным облегчением выдохнул и спросил:

– Они дороги тебе?

– Да, сэр. – Голос его дрогнул. – Они для меня – все. Не причиняйте им вреда, умоляю!

Я содрогнулся от отвращения при мысли о том, что способен угрожать двум безвинным созданиям. И внезапно принял решение.

– Им не причинят зла, – сказал я. – Клянусь тебе Христом распятым.

Генри издал вздох облегчения, и мы с Рисом обменялись многозначительными взглядами. Затем мой кинжал рассек Генри горло слева направо.

Его глаза, расширившиеся от удивления и боли, встретились с моими. Говорить он не мог. Я тоже. На меня брызнула горячая кровь. Генри задергался и напрягся, но Рис крепко держал его. Жизнь утекла из жандарма, и он безвольно опустился на пол. Когда Рис отпустил его, послышался глухой стук.

Будто догадавшись о судьбе хозяина, пес заскулил.

Мы с Рисом смотрели друг на друга поверх трупа Генри.

– Я убил его.

У меня тряслись руки.

– Убили, – деловито согласился Рис.

– Мне… – Я посмотрел на перепачканные кровью пальцы, на покрытую пятнами тунику. Коснулся щеки, и рука стала липкой. Стыд и печаль бичевали меня. – Что я наделал?

– Сэр!

Никогда Рис не обращался ко мне таким тоном. Я смотрел на него, ошарашенный выражением безжалостной решимости на лице парня.

– Если бы Генри, – продолжил он, – отступился от своих слов, Фиц-Алдельм поджарил бы ему пятки, вы это знаете. И запел бы наш жандарм, как птичка в клетке. – Я грустно кивнул. – Кошель с серебром был приманкой. Для отвода глаз. – Я слушал, как ребенок, которому втолковывают простые вещи. – Убийство было единственным выходом.

«Не совсем так, – подумал я. – Я мог ничего не предпринимать. Попытка Фиц-Алдельма очернить мое имя могла провалиться. Рис сделал бы важное свидетельство в мою пользу. Он как-никак тоже знаком королю, а Генри – никто. Никто с женой и малолетним сыном, кричала моя совесть».

Рис возвратил меня к жестокой действительности, и я послушался его совета. Дело сделано, сказал он, и казнить себя смысла нет. Я не спорил, когда мы вытерли большую часть крови и завернули Генри в одеяло, снятое с соломенной лежанки. Потом наступило самое тягостное время – мы ждали у остывающего тела, когда можно будет уйти незамеченными.

Отупевший от пережитого ужаса, я во всем подчинялся Рису. Никогда прежде мне не доводилось закапывать человека в навозной куче, а потом, переодевшись в его запасную одежду, погребать собственное платье. Никогда прежде не кормил я собаку убитого мной человека. Я стоял в лачуге и смотрел, как пес пожирает кусочек сыра, лежавший на столе.

– Нам пора. – Рис, невозмутимый, как всегда, стоял рядом. – Рассвет близится.

Он протянул мне мой плащ. Хоть что-то приятное, подумал я. Мы оба заблаговременно сняли плащи и тщательно проверили, нет ли на верхней одежде пятен крови. Я накинул его на плечи.

Расправившись с угощением, пес просительно посмотрел на меня.

Я думал про жену Генри: оставшись без мужа, она скоро начнет голодать. Я положил на стол тихо звякнувший кошель. При осторожных тратах хватит на три года с лишним. Монеты не вернут ей мужа, сказал я себе, но это лучше, чем ничего.

Осознание этого нисколько не облегчило груза вины.

Часть I. Сентябрь 1189 года – июль 1190 года

Глава 1

Лондон

Ричард посмотрел поверх кипы пергаментов на столе. Обладатель могучего телосложения, он был плохо приспособлен к тому, чтобы сидеть на стуле, но все равно выглядел по-королевски, облаченный в малиновую тунику, штаны тонкой работы и кожаные сапоги. Он нахмурился:

– Божьи ноги, Руфус! Скверно выглядишь! Ты заболел?

Я замялся. По правде, после смерти Генри меня заедало чувство вины. Исполнив в Саутгемптоне королевское поручение – передав важные послания Ричарда капитанам стоявших там судов, – мы с Рисом вернулись ко двору. Теперь все устремили взгляды на меня: король, Уильям Маршал, его доверенный советник, юстициар Уильям Лоншан, мой враг Фиц-Алдельм и несколько писцов. Таращились даже пажи, застывшие на месте с кувшинами вина.

– Я вполне здоров, сир, спасибо. Погода не самая благоприятная для путешествий, так что я немного простыл.

И я кашлянул – достаточно убедительно, как мне показалось.

Удовлетворившись таким ответом, Ричард спросил:

– Письма передал?

– Да, сир. И доставил ответы капитанов.

Я вручил скатанные в свиток пергаменты пажу, а тот бегом отнес их королю.

– В таком случае ляг лучше в кровать. Я не могу допустить, чтобы один из лучших моих рыцарей разболелся.

Письмоводитель Ричарда взломал первую печать и уже разворачивал свиток, готовясь зачитать его королю.

Со времени коронации в сентябре Ричард полностью сосредоточился на сборе средств и подготовке к давно задуманному походу в Святую землю. Родилась шутка, что все в его королевстве пошло на продажу: власть, чины, графства и шерифства, замки, города и маноры. Ни дня не проходило без того, чтобы дворец не осаждали лорды и епископы, стремившиеся сохранить свои титулы или земли и разжиться новыми.

Радуясь, что король переключил свое внимание на другие дела, я пробормотал слова благодарности и удалился.

Фиц-Алдельм, ранее посланный к новому шотландскому королю Вильгельму и только что вернувшийся, обжег меня полным злобы взглядом. Ненависть всколыхнулась во мне, но не так, как прежде. Следом нахлынула вина. «Убийца, – думал я. – Я – убийца». Я был проклят вдвойне, потому что, если бы понадобилось убить Генри снова, я бы сделал это. Теперь Фиц-Алдельм лишился оснований обвинять меня в гибели брата.

Ричард крикнул мне вслед, чтобы я отдыхал столько, сколько понадобится.

«Мне нужен священник, а не лекарь», – подумал я. Но грех мой был так тяжек, что я не решался исповедаться. То была моя личная вина, заслуженная кара за содеянное. Так или иначе, мне придется нести ее молча.

Что до Риса, то его наш поступок не тяготил, но он видел, в каком я настроении. Он проводил меня в таверну на окраине города и начал ставить передо мной один кувшин вина за другим. О Саутгемптоне не упоминалось. Вместо этого мы говорили про Утремер, Святую землю, и про победы, ждущие нас там. Еще мы пели – исполняли похабные песенки под треньканье менестреля на гитерне[3 - Гитерн – струнный щипковый инструмент, распространенный в средневековой Европе.]. Мое настроение несколько улучшилось. Поддерживаемый твердой рукой Риса, я пошел, шатаясь, обратно во дворец. Не помню, как он уложил меня в постель, но как-то уложил: на следующее утро я проснулся с трещащей головой в своей кровати. Чтобы не показываться королю – ведь тот велел поправляться, а мне стало только хуже, – я остался под одеялом и жалел себя. В итоге терпение Риса иссякло. Поставив рядом с кроватью горшок и кувшин с водой, он бросил меня наедине с моими страданиями. Мне не хватило сил и духу позвать его назад, не говоря уж о том, чтобы сделать ему внушение.

Я провалился в сон, где меня без конца терзали последние слова Генри: «Они для меня – все. Не причиняйте им вреда, умоляю!» Снова и снова я видел, как Рис крепко держит его, а мой кинжал рассекает ему горло. Вздрогнув, я пробудился. В желудке ощущалась тяжесть, я потянулся за горшком и изверг выпитую незадолго перед тем воду. Лицо мое покрывала холодная испарина, с губы стекала слюна. Так я и лежал, свисая с кровати, слишком разбитый, чтобы пошевелиться.

Даже звук шагов на входе в комнату не заставил меня поднять голову. Это Рис, мелькнула неясная мысль, а быть может, жандарм Ришар де Дрюн, еще один мой приятель и товарищ по оружию. Сейчас начнет меня подначивать, как поступил бы и Филип, если бы вошел. Оруженосец Ричарда – некогда в этом звании состоял и я, – Филип был самым близким из моих друзей, с которым я делился почти всем. Я подумал, не рассказать ли про Саутгемптон, но, представив его ужас и отвращение, решил, что не стоит. Убийство Генри останется мрачной тайной, моей и Риса.

– Снова выпил лишнего, да?

Раздался тихий смех.

Удивленный – Беатриса нечасто заглядывала одна в мою комнату, ибо показаться здесь без компаньонки значило поставить под удар свою репутацию, – я вскинул голову:

– Госпожа. – Я утер губы и попытался улыбнуться. – Всего один кубок сверх меры, быть может.

Обладательница каштановых волос, пышной фигуры и очаровательной улыбки, Беатриса была служанкой одной из придворных дам Алиеноры. Я начал ухаживать за ней двумя годами раньше. Вопреки долгим разлукам, так как она неотлучно состояла при своей госпоже, а я – при короле, наша страсть каждый раз вспыхивала заново в миг встречи. Во время тайных свиданий в конюшнях или съемных комнатах над тавернами мы занимались всем, только не возлежали друг с другом как мужчина и женщина. Эту последнюю преграду Беатриса отказывалась переступить.

– Вот когда мы поженимся, Руфус… – взяла в привычку говорить она.