Все моря мира

– Неважно, – быстро прервал он открывшего было рот сказителя, которому явно очень хотелось объяснить, как халиф оказался раздетым и… возбужденным.

– Такое, – произнес Газзали аль-Сияб напряженным, но, к счастью, тихим голосом, – со мной никогда раньше не случалось! – Стражник, заметил ибн Зукар, казалось, готов был убить гостя. Ему и самому этого хотелось. Визирь хорошо понимал, что тот имеет в виду, и был уверен, что подробности ему не нужны. Что бы ни произошло в этой комнате, оно не имело никакого отношения к трудам ученых мужей. И, что бы здесь ни произошло, оно не получило завершения, о чем свидетельствовала все еще сильно приподнятая ткань, накрывавшая халифа.

Не то чтобы ему хотелось об этом знать.

– Убирайся, – сказал он, меняя тем самым собственную судьбу. – Ты получил свой кошелек, – прибавил он, – это более чем щедрое вознаграждение. Покинь дворец, возвращайся на базарную площадь. Занимайся тем, чем ты там занимаешься. – Он взглянул на сказителя жестко и холодно, он хорошо умел это делать. – Если хоть что-нибудь, хоть что-нибудь о случившемся этим утром станет известно в городе или в другом месте, тебя найдут, кастрируют и сдерут с тебя кожу перед тем, как ты умрешь, это понятно?

Сказитель уставился на него.

– Но… но, господин мой визирь, это было… мы не…

– Молчать! – рявкнул визирь. Слишком громко.

Он инстинктивно бросил взгляд на диван. Халиф не реагировал. Он лежал на спине. Тихо дышал, накрытый своей одеждой. Возвышение под ней сохранялось, притягивая к себе взгляд. Оно было воистину… визирь предпочел не подбирать слов или выражений к тому, каким оно было в действительности.

– Иди, – повторил он. – Ты не сделал ничего заслуживающего наказания, но тебе не следует здесь оставаться. Если… если великий халиф пожелает в дальнейшем, э… если он захочет, гм… если у него возникнет необходимость в твоем присутствии, тебя вызовут.

Слова могут быть такими неуклюжими, подумал визирь.

Прежде чем выйти, сказитель обернулся у двери.

– Он… проявлялась ли когда-либо прежде у благословенного халифа склонность засыпать вот так?

Этот человек невозможен! Зачем он вообще его пригласил?

Визирь не снизошел до ответа. Он оттолкнул сказителя и сам открыл дверь. Стражники стояли снаружи, как и положено. Он велел:

– Отведите этого человека к воротам. Проводите его учтиво.

Он старательно закрывал своим телом дверной проем, чтобы никто из стражников не смог заглянуть внутрь комнаты. Хвала Ашару и звездам, солнечный свет за аркадой был ослепительно-белым, они не могли ничего увидеть.

Сказитель наконец-то поклонился ему – не так низко, как при входе, недовольно отметил визирь, – и ушел. Ибн Зукар быстро закрыл дверь. Он оглянулся на халифа, лежащего все там же, все так же. Вздохнул. И принялся думать.

Лишь позже, когда раб, собираясь опять развести огонь, поскольку халиф продолжал спать, нашел в очаге золотую цепочку, ибн Зукар вспомнил, как тщательно сказитель укутал халифа до самого подбородка, скрыв его грудь.

Тогда визирь подошел и осторожно сдвинул вниз одежду. Бриллианта не было. Конечно, его не было. Он понял это еще в тот момент, когда цепочку достали из очага. Смерть взглянула ему в лицо, меч палача навис над ним, подобно изогнутой полосе мрака, затмившей яркое солнце.

Он вызвал начальника дворцовой стражи.

– Найдите этого человека! – приказал он. – Найдите его – или поплатитесь жизнью! Поднимите всех своих людей! Скажите им то же самое! Действуйте!

Он понимал, что может пока говорить вот так – о том, что жизнью поплатятся они, а не он, – но если они не найдут сказителя, это продлится недолго. Он им ничего не объяснил. Они были всего лишь стражниками, а он – визирем Абенивина. Но именно он пригласил этого человека во дворец. Он оставил его наедине с халифом!

А позже, в тот же день, одно бедствие начало громоздиться на другое, как бог громоздит одну гору на другую. Смертные так не могут, некоторые вещи смертным неподвластны.

И все же, думал визирь, держа в руке золотую цепочку и чувствуя, как обливается потом, твоя жизнь продолжается, пока… пока она у тебя есть. И ты делаешь все, что в твоих силах, чтобы выжить.

Газзали какое-то время шагал прочь от дворца, быстро, но не подавая вида, что спешит. Он делал это раньше, но никогда его добыча не была такой огромной. Я никогда не достигал таких масштабов, подумал он. Кто-то поздоровался с ним – он был новым обаятельным сказителем на базаре, в городе его уже знали. Газзали приветливо улыбнулся, но не замедлил шага. Он не представлял, как быстро во дворце поднимется тревога, но считал, что у него есть немного времени в запасе. Он искал взглядом Надию, либо в образе мальчика, либо снова облачившуюся в женскую одежду. Но не ожидал ее увидеть. У них было назначено место встречи. Не комнаты, которые он снимал, и не дом киндатов, где она жила до его приезда.

Она и Рафел точно все распланировали. Вплоть до запасных маршрутов на тот случай, если им перекроют какие-то возможности: например, если ей не разрешат пройти во дворец. Он все время делал мысленные заметки, пока они беседовали на корабле. Он мог многому научиться у этих двоих. И надеялся продолжать учиться, пока они не продадут те два сокровища, которые он принесет, и не станут невероятно богатыми.

Сначала тем не менее ему надо убедить их, что он поступил правильно, переключившись с убийства на кражу.

Возможность развития, так он это назовет! Это не просто кража, добавит он, а затем покажет им, что он принес. Он объяснит, что это за книга и почему, несомненно, будет лучше, чтобы за ними не охотились по берегам всего Срединного моря те люди, которых отправили бы на поиски убийц халифа. Он думал, что это правда, он убеждал себя в этом на каждом шагу, пока шел сквозь гомон и запахи базара. Впрочем, «несомненно» будет преувеличением, он это понимал. Он скажет «вероятно, будет лучше». У него проницательные партнеры.

Ему в голову пришла внезапная мысль. Возможно даже, что аль-Фаради, когда очнется, будет молчать о пропажах из чувства стыда. Маловероятно, но возможно!

Газзали принял решение быстро, под влиянием меняющихся обстоятельств. Это он тоже им скажет. И вот, скажет он, я принес вам две самые ценные вещи на свете…

Здесь, в дальнем конце меньшего базара, за пределами главного, раньше была лавка. Теперь она стояла пустой: окна забиты досками, никаких товаров, никакой вывески, указывающей, чем здесь когда-то торговали. Внутрь было не заглянуть. Он осмотрелся по сторонам. Никого, все тихо. Неслучайно, конечно. Он открыл низкую дверцу, оставленную незапертой, как было обещано. Пригнул голову и вошел.

Надия ждала его.

Она снова облачилась в женскую одежду, на этот раз с восточной вуалью, которую сейчас спустила на шею, чтобы та не мешала. Газзали должен был подстричь здесь бороду и закрыть рот повязкой, чтобы дойти до корабля. На маленьком столике он увидел зеленую мувардийскую шапочку, которую наденет вместо тюрбана. Смена одежды для него тоже была приготовлена. Он и Надия пойдут не вместе. Она зажгла две лампы – в комнате было почти темно, лишь узкие полоски света проникали сквозь щели в стенах. И еще на столике лежали длинные ножницы. Зеркала не было. Бороду не обязательно подстригать аккуратно, надо просто укоротить. Большую ее часть скроет повязка.

– Хорошо, – кивнула Надия. – Ты здесь. Теперь скажи мне, что он мертв.

– Подожди, – ответил Газзали.

– Нет. Он мертв?

– Подожди, – повторил он и начал разматывать тюрбан. Выражение ее лица нельзя было назвать приятным, но она ждала.

Он освобождался от тюрбана осторожно и, еще не полностью размотав его, достал изнутри великолепный камень, тот самый, который, если тщательно все организовать, изменит их жизни.

Газзали показал его ей, улыбаясь; «Бриллиант Юга». В этом тесном пространстве он еще больше потрясал своими размерами. Свет ламп отражался от граней, но казалось, что часть его проникает в зеленую глубину камня. Газзали снова ощущал его тяжесть в своей руке. Он был чудом света.

– Знаешь, что это такое? – спросил он.

– Большой бриллиант, – ответила она. – Ценный. Он мертв?

– Это самый большой бриллиант из всех, какие есть на свете, Надия! Он уникальный, знаменитый. Он стоит больше денег, чем мы когда-либо мечтали получить! Нам нужно только подумать, кто мог бы его купить, узнать, где эти люди, и, может быть, заставить богачей конкурировать между собой за обладание им!

– Он не умер, – ровным тоном произнесла Надия.

– Ты хоть смотришь на него?! – воскликнул Газзали. Он разозлился не на шутку. – Мне следует сдержаться и даже не показывать тебе вторую вещь, которая у меня есть!

Она ничего не ответила. У нее холодное выражение лица, когда она сердится, решил Газзали. Жесткое, неуступчивое. Как бриллиант, кисло подумал он.

Он приподнял подол одежды, развязал пояс, бросил его на земляной пол. Достал из-под шароваров книгу.

– И… вот это у него тоже было! Он показал мне эту книгу с такой гордостью! Ее для него украли, из Хатиба. Три года назад. Кража наделала много шума, никто с тех пор не знал, у кого она. Посмотри!

Я слишком много говорю, подумал он. Она заставляет меня нервничать.

– Что это за книга? – тихо спросила Надия. Даже не попытавшись взглянуть на нее.

– Оригинал, самый настоящий оригинал «Пролога» ибн Удада! Написанный им собственноручно! Это… Если найти правильного покупателя, она будет стоить не меньше бриллианта! Надия, я принес сокровища из этого дворца!

– А халиф не умер.

Он вздохнул:

– Надия, я принял решение быстро, когда увидел на его шее этот бриллиант. Не хотел, чтобы они преследовали нас с еще большей яростью! Я использовал только половину флакона. Он спит, или спал, когда я уходил. Остальное прошло точно так, как мы планировали! Визирь даже приказал мне уйти и велел учтиво проводить меня до ворот. Нам надо идти. Пожалуйста, давай обсудим это на корабле!

Она еще секунду стояла неподвижно, потом кивнула. Лицо ее ничего не выражало.

– Подстриги бороду, переоденься.

Газзали одарил ее своей лучшей улыбкой.

– Хорошо, – сказал он. – Очень хорошо! – Потом повернулся, взял длинные, больше похожие на садовые ножницы со стола, на который положил книгу и бриллиант.

И умер.

Она воистину мастерски владела ножами и коротким мечом, как и другими орудиями убийства. После того как она достигла нужного возраста, ее несколько лет обучал ремеслу телохранителя мужчина, которому она принадлежала. Шла гражданская война, внутри и вокруг Альмассара царили хаос, насилие и бесчинства. Ибн Анаш, союзник халифа, счел благоразумным позаботиться о собственной безопасности и обучить ее этим вещам. Его также забавляло то, что его телохранитель – женщина, другие так не делали, у других такого не было. Ему нравилось поступать подобным образом.

В данном случае он поступил не слишком мудро, хотя и был умным человеком, этот первый мужчина, которого она убила. Убила, позволив ему увидеть, как она это делает.

Глядя ему в глаза.

Она и правда ничего не имела против убийства ашаритов.

Для убийства этого ашарита сейчас она снова воспользовалась ножом; тонким, с изящной рукоятью, спрятанным в ножнах на правой голени, внутри сапога. Она не брала его с собой во дворец. Она заколола аль-Сияба ударом в основание черепа, как ее учили, повернув лезвие вбок, чтобы оно лучше вошло. Бесшумная смерть. Она шагнула влево, когда вонзала нож. Если сделать все правильно, крови должно быть мало, но следовало проявить осторожность. Она не могла выйти отсюда запачканной кровью.

И она решила, что они не могут рисковать, оставляя его в живых. Аль-Сияб просто слишком привык работать в одиночку, самостоятельно принимать решения. Игнорировать планы, партнерство. Они взялись выполнить задание! Им очень хорошо за него платили. Но нет, половина дозы яда, безрассудная кража вместо убийства, для которого их наняли двое очень опасных людей. А если его преследуют прямо сейчас?..

Она уже думала о том, какой ложью им придется объяснять, почему убийства не произошло. Всегда существовала вероятность, что аль-Фаради оставит в комнате стражников, что у Газзали не будет возможности вылить содержимое флакона в вино. Что на утренней встрече вовсе не подадут вина. Они могли бы сказать, что именно так и случилось, подумала она. Но все не так просто, решение будет зависеть от того, что объявят народу, или даже от того, о чем будут знать во дворце и не объявят… потому что люди, которые их наняли, будут очень хорошо информированы.

Они могли бы вернуть те деньги, которые им уже заплатили вперед. Вероятно, им придется это сделать, думала она. Рафел настоял, чтобы они ничего из них не тратили, она не возражала. Это задание так далеко выходило за рамки их обычных дел.

Оно даже отдаленно не напоминало, скажем, контрабанду солнечных дисков из Эспераньи в порт Марсены в винных бочонках с двойным дном ради уклонения от уплаты пошлины на предметы культа. Или взятку тамошнему знакомому, гораздо меньшую, чем размер пошлины. О таких делах они знали все. А это? Это были неизведанные морские просторы, полные водоворотов, будто они уплыли из Срединного моря далеко на запад и идут на север в бескрайнем открытом океане.

Аль-Сияб лежал мертвый у ее ног. Она сделала все аккуратно. Крови было мало. Будь она лучшим человеком, думала Надия, она бы больше сожалела о случившемся. Поправка: о сделанном ею. Сожаления она не чувствовала. Только гнев.

Вот что бывает, когда ашаритские корсары разоряют твою ферму, убивают твоего отца, а тебя увозят, и ты вопишь, дерешься и царапаешься, пока тебя не вырубают ударом рукояти меча, чтобы ты очнулась уже на борту галеры.

Даже этим утром в Абенивине она все еще не знала, живы ли ее мать и брат. Их отослали прочь, когда до фермы дошел слух о сухопутной вылазке отряда корсаров. Ее отец не захотел уехать. Он сказал ей, чтобы она тоже уезжала, но Надия отказалась. Нужно было загнать животных, и у нее было убежище, которое они соорудили давным-давно, на случай, если опасность (было много ложных предупреждений) на этот раз окажется настоящей.

Недостаточно надежное убежище. Не ложное предупреждение. Девочку, которую тогда звали Ления, вытащили из замаскированной ямы за свинарником и торжествующе проволокли по двору. Ее отец лежал в грязи, раненый, умирающий, но еще не мертвый. Поэтому она увидела удар меча, который оборвал его жизнь. Услышала восторженный крик, последовавший за этим ударом.

И запомнила это навсегда.

Она понимала, что лежащий здесь и сейчас мужчина был умным и обаятельным. Что у него был известный отец, пользующийся уважением в мире ученых и судей. И даже то, что аль-Сияб, как он и сказал, принес два сокровища ей, им. Как партнерам.

И все же. Это был поступок, продиктованный не добродетелью и лояльностью. Лишь необходимостью. Газзали понимал, что не сможет сбежать один. Ни от них и ни от тех, кто их нанял. Он нуждался в корабле. Дворцовая стража будет охотиться за ним, возможно, уже сейчас охотится, а также ищет мальчика, его помощника на базаре.

Нет, на Газзали аль-Сияба нельзя было полагаться. Это было рискованно. Он не сделал того, для чего они сюда приехали. И не потому, что не смог. Потому, что предпочел этого не делать. Из-за него им грозит гибель, ужасная и скорая. Из-за драгоценности. Из-за книги. В этом мире ты можешь умереть, если совершишь подобное.

Однако она забрала с собой и то и другое, когда уходила. И взяла также кошелек, спрятанный в его одежде. Есть вероятность, что когда этого человека найдут, то подумают, будто его убили ради этого кошелька.

Она вытерла нож и спрятала его в ножны. Выйдя на улицу, шагая к главной базарной площади, вливаясь в людской поток, она выглядела женщиной с укрытым вуалью лицом, которая несет книгу своему мужу, отцу, брату. Женщины не читают книг. Бриллиант она спрятала в одежде. На какое-то мгновение ей представилось, как он висит у нее на шее на цепочке.

Нелепая мысль. Не свойственная ей. Она явно потрясена больше, чем сознает. Но они никак не ожидали такого поворота событий… Этот план изначально был далек от совершенства, идеального плана для такого убийства вообще не существовало. Они сделали все возможное, чтобы предусмотреть разные варианты. Визирь или дворцовые стражники могли остаться в комнате, когда халиф вышел к сказителю. В этом случае Газзали должен был побеседовать с аль-Фаради (у него это хорошо получалось) и уйти. Они надеялись, что он будет достаточно привлекательным, в том или ином смысле, и его пригласят снова. И в следующий раз они с халифом останутся наедине. Рафел сказал, что у них будет основание простоять в гавани две недели, может, немного дольше, если пройдет слух, что приближается еще один караван. Они смогут объяснить, что ждут его.

А теперь? Теперь их пребывание в Абенивине закончено. Начнется охота. Если бы стражники схватили Газзали живым и сделали то, что обычно делают, чтобы заставить людей говорить, он бы заговорил. Когда его найдут, его смерть, возможно, приостановит погоню, по крайней мере на время. Они будут искать мальчика, да, но Энбилкара не существует.

Она убила уже двух человек. Обоих она знала. Одного долгое время, он был в основном добр, учил ее. Но он приказывал приводить ее к нему в постель, с самого начала, хотя она была совсем юной. Когда хотел. Он это делал.

Она убила двух ашаритов, мысленно поправилась Надия.

Она вздохнула глубже, продолжая путь. Никто не смотрел на нее. Близилось время полуденной молитвы, но если идти быстро, то она доберется до корабля раньше, чем зазвонят колокола.

Пока нет ни намека на какое-либо волнение в городе. Погожий весенний день в Абенивине. Легкий бриз. Она все еще думала об отце. В данный момент это было не очень хорошо. Она вспоминала его живым, потом видела тот последний миг, когда меч пронзил его, лежащего на земле, хотя жизнь уже вытекала из него вместе с кровью. На их собственную землю. Землю их дома.

Именно дома ты тогда лишилась, думала она.

На полпути к причалу она опять отделилась от толпы и пошла направо по извилистой улочке, где над головой висело выстиранное белье, потом свернула в очень узкий переулок. Убедившись, что вокруг никого нет, вошла в еще одну маленькую торговую лавку, которую они оплатили. Через еще одну незапертую дверь. Внутри переоделась во второй раз в приготовленную для нее одежду, сменила шляпу. Сняла вуаль и выбросила ее. Надия не носила вуаль ни на корабле, ни когда торговала с него.

Рафел был исключительно осторожен, планируя свои действия, и она тоже, после трех лет, проведенных с ним. Кое в чем они были очень разными, но не в этом. Теперь она станет узнаваемой, когда выйдет на улицу, но отсюда уже видна «Серебряная струя» в гавани, и им с Рафелом полагается находиться рядом, заниматься торговлей. Ей нужно, чтобы ее узнавали в этой части города.

Она не забыла перепрятать бриллиант в новую одежду красивого голубого цвета, какую подобает носить женщине, добившейся в торговле некоторого успеха. Как было бы забавно, если бы она забыла его взять. Или нет. На самом деле нет. Но она не отличалась забывчивостью.

Бриллиант был огромный и тяжелый. Она не знала, что существуют зеленые бриллианты. На этот раз книгу она тоже спрятала, в большом внутреннем кармане своего платья. Если бы кто-то из знакомых остановился поговорить с ней, он запросто мог бы спросить, что за книгу она купила для Рафела, попросить показать ее. Повинуясь секундному порыву, она оставила красный кожаный кошелек для того друга киндата, который должен был прийти сюда и забрать ее одежду. Преданность заслуживает награды, а награда обеспечит преданность в будущем.

Это был тот самый человек, который пустил ее к себе на первые ночи. Он должен забрать то, что осталось в обеих лавках, а после сжечь одежду. Он найдет мертвого мужчину в первом месте и кожаный кошелек здесь. Она надеялась, что он сохранит самообладание. Бывают рискованные случаи, когда нужно кому-то доверять, но иногда ты рискуешь жизнью. Каждый день, пока не умрешь.

«Уже двое, папа. Да хранит тебя Джад в свете», – сказала она призраку в своей памяти.

– Ты должна кое о чем узнать, – сказал Рафел.

Никто не остановил ее, чтобы поговорить, по пути к кораблю. Последний этап опасной прогулки прошел без приключений. В городе по-прежнему не было заметно никаких признаков беспокойства. По крайней мере, в районе порта. Она подняла руку, приветствуя двух знакомых купцов, но те были заняты беседой возле складских строений и лишь помахали ей в ответ.

Стоя на палубе и испытывая огромное облегчение от того, что она уже там, Надия кратко сообщила Рафелу о неполной дозе яда. А также, конечно, о том, что Газзали аль-Сияб, их партнер, мертв. Только это, без подробностей, хотя ее глаза, когда она смотрела на него, сказали, что это ее рук дело.

– Ты тоже, – сказала Надия. – Есть еще кое-что, о чем должен узнать ты. Идем вниз.

Они спустились по лестнице на корме туда, где у каждого имелась своя каюта и койка. Он повел ее к себе. Закрыл дверь, лицо у него было мрачным, но спокойным.

Она заперла каюту, задвинув железный засов. Повернулась и, ни слова не говоря, показала Рафелу бриллиант. Он уставился на него, широко раскрыв глаза. Теперь спокойствие его покинуло. Он снял шляпу и запустил пальцы в волосы. Она отложила бриллиант. Потом достала книгу и отдала ему.

Бен Натан открыл ее. У него невольно вырвался какой-то звук, больше всего похожий на «ах», и он резко сел на свою узкую койку. Маленькое круглое окошко в корме корабля было открыто и пропускало воздух и немного света. Она ясно видела его лицо. Оно ее пугало.

– Это же… – произнес Рафел бен Натан почти шепотом. Руки его дрожали. Она никогда раньше его таким не видела.

Книга, подумала она. Не бриллиант, который на маленьком столике у кровати казался таким огромным, какими не бывают бриллианты. И еще более зеленым.

– Никто не знал, где она! – Голос его дрогнул.

По-видимому, Газзали аль-Сияб не преувеличил важность второго сокровища. Рафел вытер лоб ладонью.

– Он украл и то и другое, – тихо произнесла Надия. – Сказал, что оставил халифа живым, на вид спящим, чтобы поднялось меньше шума, когда он проснется и кражу обнаружат.

– Это… бессмысленно, – возразил ее партнер. Его голос все еще дрожал.

– Может быть. Возможно. Понятно, что убийцу непременно искали бы. Но что, если аль-Фаради не захочет, чтобы стало известно, что эта книга была у него? По словам Газзали, халиф признался, что украл ее.

Рафел посмотрел на нее. Кивнул.

– Возможно. Да. Эта кража в Хатибе наделала много шума. Он, возможно, не захотел бы, чтобы о ней узнали. Но они все равно охотились бы за ней. И за бриллиантом. Нет?

– Это трудно делать, не поднимая шума. А им, быть может, не захочется объявлять об утрате драгоценности… и об обстоятельствах, связанных с этой кражей. Она действительно такая ценная, эта книга?

– Я даже не могу определить ее цену, Надия.

Ее очередь кивнуть.

– Ладно. Теперь ты, – сказала она как можно более спокойно. – Ты говорил, что тебе надо что-то мне сообщить.

У него на лице появилось знакомое ей выражение. И он рассказал ей.

Надия заморгала. Тяжело вздохнула, в двадцатый раз за этот день, как ей показалось. Села рядом с ним на койку. Она вдруг почувствовала слабость, поняла, что на этот раз у нее тоже дрожат руки. Ей это не понравилось. Она сцепила пальцы.

Они смотрели друг на друга. Вокруг и над ними слышались обычные звуки, которые издает судно в гавани. Шум самой гавани проникал в маленькое окно. Кто-то пронзительно хохотал. Кто-то другой долго кашлял. А здесь слышалось лишь их тихое дыхание. Она прислонилась к его плечу. Она даже не помнила, делала ли это когда-нибудь раньше, с кем бы то ни было, с тех пор как покинула дом. При этой мысли она выпрямилась. Тогда он прислонился к ней, тоже всего на секунду.

– Ты уверен? – спросила она.

Рафел кивнул:

– Я не хотел, чтобы он терял время, отмеряя дозу. И еще я подумал, что он, возможно, испугается, попытается увильнуть от выполнения задачи, использует слишком маленькую дозу, а потом заявит, что яд не подействовал. Он мне сказал, что никогда еще никого не убивал. Убить бывает трудно. Поэтому я сказал ему, что понадобится весь флакон.

– А это не так? Весь флакон был не нужен?

– Нет, – ответил Рафел. – Не нужен.

Светлейший Керам аль-Фаради, сын великого халифа и сам вот уже десять лет халиф Абенивина, все еще пребывавший в самом расцвете сил, к вечеру того же дня испустил последний вздох.

Он так и не проснулся на том диване, где лежал.

Перед его кончиной проявились некоторые симптомы. Прикладывая ухо к обнаженной груди халифа, лекари отмечали, что дыхание его становится все более поверхностным, а сердцебиение замедляется. Они не сумели назвать возможную причину этого. Или, что важнее, предложить эффективное лечение. Кровопускание не поможет, с этим все согласились. Они прикладывали холод ко лбу и к ногам халифа, потом перешли на нагретую ткань. Один лекарь неуверенно предположил, что сказитель применил какое-то колдовство, вызвал джинна – это было бы неописуемое злодейство. В дыхании халифа не обнаружили признаков яда, но отметили, что вино было налито в два бокала и один из них выпит до дна.