На морозную звезду

– Рада, что вам нравится. – Роуз одарила их прелестной улыбкой и покрутилась на месте. Юбка приподнялась, и подуй ветер посильнее, он мог бы подхватить девушку и пронести высоко над крышами Лондона. – Удивительное везение, не находите? Ведь я заказала его из Парижа, и оно пришло как раз к сегодняшнему вечеру.

Её улыбка стала шире, она подала мужчинам руки, и те с готовностью приняли их. В клуб они зашли вместе.

Внутри их ожидал столик с накрахмаленной белой скатертью, притулившийся в углу в задней части зала. Музыканты играли что-то пронзительное и дерзкое, Форстер не мог не узнать этот стиль. Джаз пробрался в Лондонские ночные клубы, прибыв с жаркого Американского Юга и пройдя через спикизи[6] Чикаго и Нью-Йорка. Форстер наклонился, чтобы получше рассмотреть играющих, но не вышло – всему виной было неудобное расположение занятого ими столика.

– Отсюда удобно наблюдать, – объяснил Марвин, лукаво подмигнув своим спутникам. – Люди всегда смотрят вперёд, никто даже не предполагает, что кто-то может наблюдать за ними со спины.

– М-м, это так волнительно, дорогой, мы будто тайные агенты, – хихикнула Роуз, поправляя причёску. – Может, закажем что-нибудь выпить?

– Я принесу. – Марвин вскочил на ноги. – Чего бы вы хотели?

Форстер спрятал улыбку. Восхищённые взгляды Марвина, прикованные к Роуз, становились всё более очевидными, и он не мог понять: то ли Роуз действительно их не замечала, то ли притворялась.

Выпив по две порции джин-кобблера, они встали со своих мест и присоединились к танцующим. Но Форстер не ощущал тех электрических разрядов, что пронизывали тело в ночь вечеринки. Вскоре он вернулся за столик и погрузился в меланхолию: Рождество не за горами. Ещё одно Рождество, которое он проведёт в компании Марвина, поскольку за последний год отношения с собственной семьёй у Форстера окончательно разладились. Можно даже сказать, закончились: ближайшие родственники стали для него чужими. Печальные воспоминания, цепляясь друг за друга, вытягивали на поверхность другие, ещё более угрюмые. И как только они оседали, Форстер был готов задохнуться от боли.

Он потерялся в собственной жизни.

Из грустных размышлений его вырвал Марвин, вручив очередной коктейль.

– Забудь о них, – он перегнулся к Форстеру через стол, чтобы перекричать нарастающий ритм джаза. – Они и мизинца твоего не стоят, и если они не способны принять тебя таким, какой ты есть, значит, они поголовно дураки. Ты заслуживаешь лучшего.

Горло перехватило от его слов.

– Спасибо. – Форстер сделал глоток и указал рукой с бокалом в сторону танцевальной площадки, где, встряхивая волосами, покачивалась в такт музыки Роуз. – Видел уже знаменитую пару?

– Нет. Судя по всему, мой источник ошибся. А может, у них изменились планы. Это в любом случае не имеет значения, рано или поздно я найду, о чём написать.

Форстеру оставалось только кивнуть, его взгляд стал пустым, стеклянным.

Быть может, ему следовало остаться дома и написать пару картин с праздничными пейзажами Лондона. Изобразить домики в георгианском стиле с венками омелы на выкрашенных в красный дверях, или окна, бросающие на прохожих свет, или детей, прижимающихся носами и ладошками к витринам магазинов игрушек, или пухлых малиновок на заснеженных ветвях деревьев. Все эти картины потом можно было бы продать на уличном вернисаже. И всё же глубоко внутри, в тёмном месте, где единственным звуком было его сердцебиение, Форстер уже знал: он бы не сделал ничего из этого. Нет, он бы остался дома ради того, чтобы пораньше лечь спать и увидеть сон о той ночи в поместье на утёсе. Ночи, где под неистовый ритм барабанов сверкали звёзды и переливались волны шампанского в лагуне. Ночи, где было совершенно неважно, что он Потерянный Мальчик. Ночи, где его бесцельные блуждания одобрили, где в награду за них он получил карту сокровищ. Ночи, пронизанной волшебством, которое впиталось в самого Форстера и проникло в его мысли наяву, словно преследуя и не давая думать ни о чём другом.

Быть может, в одном из этих снов он всё же запомнил бы её лицо.

Часть 2

1923–1924

Но волшебство должно спешить дальше, а влюблённые остаются…

Фрэнсис Скотт Фицджеральд. «Прекрасные и проклятые»

Глава 4

Роуз, держа мундштук с сигаретой в одной руке, второй резко вывернула руль, чтобы вписаться в крутой поворот на узкой дороге.

– Осторожнее, леди. – Марвину, находящемуся на заднем сиденье, пришлось придержать свою федору[7], когда его по инерции сильно качнуло в другую сторону. Форстер, сидящий впереди, рядом с Роуз, рассмеялся.

– Простите, мальчики, за рулём я порой бываю так же несдержанна, как и с выпивкой. – Роуз подмигнула Марвину в зеркало заднего вида.

Форстер был рад выбраться из Лондона. Ещё недавно зеленело лето, и не успел он моргнуть, как наступила осень и нарядила природу в яркие одежды. Здесь, в сельской местности, деревья были облачены в золото, а воздух имел вкус лесных ягод. Форстер глубоко вдыхал его, расслабленно прикрыв глаза, пока ветерок трепал его зачёсанные назад кудри. Может, сегодняшний день и выдался слишком прохладным для поездки на «Форде-T»[8] с откидным верхом, принадлежавшем Роуз, но он был великолепен и сладок, как красное налитое яблоко. Сзади был пристёгнут сундук-кофр со всем необходимым для предстоящего празднования дня рождения Форстера. Рядом на сиденье стояла корзинка для пикника из «Фортнум энд Мэйсон», в которую Роуз строго-настрого запретила заглядывать. Марвин расположился рядом с ней под предлогом охраны содержимого, но до переднего сиденья то и дело доносился аромат французской выпечки, и Форстер начал подозревать, что его друг тайком отщипывал от чего-нибудь кусочки.

Показалась линия деревьев, перерастающая в плотную стену леса. Роуз слегка сбавила ход. Листья, окрашенные в огненную палитру осени, переливались жгучим оранжевым, шафраново-жёлтым и красновато-рыжим. Воздух стал более густым, пахнущим мхом. Время, казалось, замедлило свой бег. Если бы не гул мотора, сопровождавший их на грунтовой дороге, что, изгибаясь, вела в затаённое сердце леса, Форстер мог бы поклясться, что они проскользнули сквозь какую-то трещину во времени. Попали в далёкий древний мир. Полог стал гуще, папоротники задевали колёса, день клонился к ночи. Оскалился осенний ветер, и Форстер поёжился, плотнее запахивая шерстяную куртку, чтобы уберечься от его укусов.

– Может, всё-таки скажешь, где это мы? – поинтересовался он. Роуз улыбнулась и перевела на него озорной взгляд вместо ответа, перестав следить за дорогой, на что Форстер поморщился и поспешно предупредил: – Осторожнее, тут ствол поваленный.

Роуз, как и всегда, оставшись невозмутимой, резко повернула руль, объезжая препятствие.

– Мрачное местечко, не правда ли? Погодите, это вы ещё не видели дом. Мы почти у цели, он должен быть где-то… Ах, вот и он.

В конце широкой подъездной дороги стоял старый охотничий домик, принадлежавший семье Райт.

Марвин наклонился вперёд, закинув руку на спинку сиденья Форстера, и оба они оглядели строение – здание восемнадцатого века из красного кирпича, с тремя килевидными фронтонами, которые возвышались над окружающими деревьями, как башенки сказочного замка. За прошедшие столетия лес подступал всё ближе, и теперь, казалось, вот-вот – и поглотит дом целиком. Толстые корни деревьев тянулись через весь внутренний двор, испещрённый ими, как трещинами, а ветки царапали оконные стёкла.

– Это идеальное место для нашего праздничного уик-энда, – заверила Роуз, посылая Форстеру воздушный поцелуй. – Оно полностью в нашем распоряжении и такое же очаровательно-меланхоличное, как наш дорогой Форстер.

Марвин фыркнул.

– Давайте заглянем внутрь. – Форстер спрыгнул на землю, отстегнул сундук-кофр и направился ко входу, предоставив Марвину забрать корзину для пикника и поднять крышу «Форда».

Внутри домик оказался меньше, чем ожидал Форстер, и холоднее, как будто среди полуразрушенных каменных стен скрывался какой-то призрак. Роуз принялась зажигать свечи, пока Форстер бродил по комнате, восхищаясь тёмно-зелёным цветом краски, покрывавшей стены, и картинами в старомодных рамках.

– У этого дома есть душа, – сказал он Роуз, размышляя, не следовало ли ему захватить с собой альбом для рисования. Однако за этот год он не закончил почти ни одной работы. Его альбом превратился в сросшуюся с прикроватной тумбочкой реликвию, что изо дня в день преследовала Форстера своими нетронутыми листами, пока он не ужаснулся осознанию утраченного времени. Завтра утром, когда он проснётся, ему уже будет тридцать.

«Уже тридцать, а похвастаться нечем», – пожаловался он Марвину всего неделю назад. Именно эта жалоба послужила катализатором «коварных» замыслов его друзей. Форстер позволил им шептаться и обсуждать их планы, надеясь, что ему удастся раздобыть хотя бы бутылку приличного шампанского. Он никак не мог ожидать ни охотничьего домика, ни неподдельного энтузиазма со стороны Роуз и Марвина. Впервые за этот год в нём пробудился интерес. Хорошие друзья были подобны свету звёзд в самую тёмную ночь, они наполняли сердце Форстера благодарностью.

– Вы ещё самого интересного не видели, – объявила Роуз, когда Марвин присоединился к ним, и упорхнула в полутёмный коридор. Малиновый пояс на её платье ярким ориентиром маячил впереди, пока они поднимались по винтовой лестнице, ступени которой стали гладкими по прошествии многих лет.

Они дошли до самой высокой точки, где кирпичные стены уже превратились в руины, и Форстер оказался прямо под пылающим огнём закатным небом, а лес под ним раскинулся во все стороны. Роуз хлопнула в ладоши.

– Сюрприз! Мы устроим ужин под открытым небом и выпьем за последнюю ночь твоего третьего десятка!

Подчиняясь собственным прихотям, они переоделись в тёплые пижамы, водрузили на головы цилиндры и расселись на ковре, чтобы полакомиться привезёнными с собой толстыми ломтями хлеба, обильно смазанными солёным маслом, острыми треугольниками чеддера, сливочным сомерсетским бри и помидорами с начинкой из трав. Всё это, впрочем, было лишь прелюдией для десерта – большого яблочного пирога со взбитыми сливками. Они запивали всё это марочным шампанским, пока небо не окрасилось в чёрный. Форстер откинулся назад, расслабленно потягивая напиток из бокала. С их места ему открывался прекрасный вид на небо: он разглядывал звёзды, сверкавшие ярче драгоценных камней над верхушками деревьев, мысленно соединяя их в созвездия.

– Хотела бы я потанцевать среди звёзд… – Роуз притворно вздохнула. Она часто старалась изобразить из себя романтичную и легкомысленную, но в то же время мудрую даму, и Форстер находил это очаровательным. Утончённость её натуры была сродни эстетике его незаконченных работ, но под всем этим билось самое доброе и верное сердце, которое он когда-либо встречал.

Марвин с готовностью протянул руку, но Роуз отмахнулась от неё:

– Нет-нет, милый, я слишком много съела, чтобы выделывать на крыше танцевальные па. Вдруг я упаду и разобьюсь?

– Тогда, надеюсь, твой призрак будет навещать меня до конца моих дней, чтобы я не скучал по тебе слишком сильно. – Марвин драматично развёл руками, глаза Роуз загорелись от восторга, а Форстер чуть не подавился шампанским.

– Ты веришь в такого рода сверхъестественные явления? – спросил Форстер. – В духов и призраков?

Перед глазами возник непрошенный образ воинской могилы отца, но он прогнал его. Он подумал, вспомнила ли мать о том, что завтра у него день рождения. Позволяла ли она мыслям о нём посещать её голову. Занимал ли он по-прежнему место в её сердце. Форстер сделал ещё глоток из своего бокала, надеясь, что пузырьки растворят комок в горле, возникший, когда он представил лицо матери. То, каким оно было много месяцев назад в их последнюю встречу – искажённое горем и жестокостью, когда она ополчилась на него. Их отношения ухудшались постепенно, они медленно накалялись, пока не вылились в разлад, со страшной силой ударивший по Форстеру. От которого он так и не оправился. И вряд ли когда-нибудь сможет. Её слова ранили самые потаённые, самые нежные уголки его сердца, её предательство ядом просочилось в его душу. Дрожащей рукой он отставил бокал, заставив себя задвинуть эти воспоминания на задворки сознания и сосредоточиться на словах Роуз.

– Моя дорогая подруга Летиция в прошлом месяце обратилась к медиуму, и, я вам скажу, она была совершенно уверена, что слышала голос своего покойного брата из её уст. – Роуз выпрямилась, наливая себе ещё шампанского.

– Все они шарлатаны. – Марвин забрал бутылку у Роуз, чтобы наполнить свой бокал и долить Форстеру.

– Я бы не была столь в этом уверена, Марвин. – Роуз в задумчивости сделала глоток. – Она не рассказала этой женщине ни слова о бедном Дэвиде. Откуда же та могла узнать, что нужно говорить на диалекте Уэст-Кантри?

– Может, ей было достаточно послушать речь Летиции, чтобы сделать некоторые выводы? – насмешливо сказал Марвин.

– Иногда мне кажется, что в жизни должно быть что-то бо́льшее, – Форстер перевёл взгляд обратно на звёзды. Он устал ждать чуда, какого-то знака, хоть чего-нибудь. Устал от того, что его ожидания не сходились с реальностью. Устал от того, что так и не смог достичь тех целей, которых рассчитывал достичь к этому моменту своей жизни.

– Чувствуешь уныние накануне юбилея, старина? – Марвин легонько подтолкнул его локтем. – Всё не так уж и плохо тут, за отметкой в тридцать. Взгляни на меня: мне тридцать два, а я всё такой же красавчик!

Роуз рассмеялась, и Форстер не смог сдержать улыбки. Марвин и Роуз были его обретённой семьёй – семьёй, которую он выбрал сам. Семьёй, настоявшей на том, чтобы отметить его юбилей. Семьёй, горячо поддерживающей его независимо от того, куда Форстера заводят собственные мысли.

Ближе к полуночи Роуз приготовила роскошный торт с шоколадным кремом и тремя свечками, которые мерцали, как крошечные фейерверки. Когда Форстер задул их, они с Марвином зааплодировали.

– Теперь загадай желание, – велела Роуз.

Форстер наблюдал, как дымок от свечек поднимался в небо и растворялся в бархате ночи. Шампанское бурлило в его жилах, дарило лёгкость. Словно он восседал на спинке одного из порхающих рядом мотыльков. Те знай себе размахивали невесомыми крылышками и кружили у источника света. На дворе стоял октябрь, а ему уже почти целый год снилось лицо девушки, которое он не мог вспомнить, с той единственной ночи, что случилась одиннадцать месяцев назад и никак не покидала его мыслей. И он не знал, почему.

Глубоко в лесу, в ведьмин час, когда в небе перемигивались мириады звёзд, Форстеру исполнилось тридцать, и он задумался, а не околдовали ли его. Он прикрыл глаза и подумал о желании, которое только что загадал – увидеть ту девушку ещё раз.

Глава 5

Ноябрь был странным месяцем. По мере того, как день годовщины той вечеринки приближался, а затем прошёл, Форстер становился всё более беспокойным. Каждый день, уже ближе к вечеру, когда на улицах зажигались фонари, он отправлялся на прогулку по лондонским улицам. Поначалу Марвин находил данное времяпрепровождение занимательным, он стремился быть тем, кто первым найдёт приглашение, тем, кто разнесёт весть о приближающемся торжестве, тем, кто прибудет в поместье в числе первых. Но пошла третья неделя ноября, а затем четвёртая, и Марвин стал чаще отказываться от их совместных, ставших традицией прогулок, в пользу посещения необходимых для его карьеры светских мероприятий.

Но Форстер продолжал блуждать по городу, заглядывал в каналы и фонтаны, прогуливался по паркам и улицам. Он повторял про себя всё, что ему известно о предыдущих приглашениях, будто зачитывал легенду. Легенду, которая обязательно станет явью, если рассказать её достаточное количество раз. Ракушки в фонтанах, бумажные пакеты из тележек с имбирными пряниками и свитки, падающие у Биг Бена – последние им с Марвином выпала удача обнаружить самостоятельно. Может, были и другие варианты подсказок, дававшиеся на первые, скромные вечеринки, но Форстер о них ничего не знал. Каждый вечер он неустанно продолжал свои поиски до тех пор, пока вечерняя тьма не становилась такой густой, что едва ли в ней можно было что-то различить. Пока не становилось ясно, что и в этот раз никакого приглашения не появится. Только тогда он спешил домой, возвращаясь в их с Марвином квартиру часто в то же время, когда тот приходил с открытия клуба или какого-то другого приёма. И видел одно и то же – Марвина, качающего головой в ответ на его немой вопрос: «Нет. Сегодня тоже без новостей».

– Значит, это не ежегодное мероприятие, – сделал вывод Форстер в последний день месяца. – Или оно никак не связано с ноябрём.

– Да, – ответил Марвин, хмуро глядя на календарь. – Похоже на то.

Ноябрь закончился почти так же, как и начался: дождь стекал по оконным стёклам, а небо превратилось в бесконечное серое море.

Но первого декабря ударили морозы.

Иней хрустел под ногами, как сахар, рисовал красивые узоры на листьях и траве, холод затруднял дыхание. Суббота выдалась кристально чистой и ясной, как хрусталь. И Роуз, и Марвин, несмотря на выходной день, вызвались сопровождать Форстера на его прогулке. Темнело, а они бродили вокруг озера в Сент-Джеймсском парке в поисках тех самых подсказок и пеликанов, которых можно было здесь встретить. Деревья, растеряв всю листву, выглядели голыми и довольно корявыми, покрывшись белой наледью. Старый королевский парк, казалось, затаил дыхание в ожидании первого снегопада.

– Если вы планируете дальнейшую прогулку в моём обществе, то мне срочно требуется что-нибудь согревающее, – объявила Роуз в тот момент, когда Форстер приметил маленький киоск с розовым шампанским, приютившийся под фиговым деревом.

– Я принесу. – Марвин направился к киоску, перейдя на лёгкий бег, а Роуз с Форстером неспешно продолжили свой путь по берегу озера.

– Ты вообще собираешься что-нибудь менять? – Взгляд Форстера, брошенный на девушку, был крайне многозначительным.

Роуз теребила меховые манжеты своего пальто. Сапфирово-синее, оно было по последней моде, с запáхом и заниженной, но подчёркнутой поясом талией. Ниспадая до икр, оно открывало вид на зашнурованные ботинки и в целом очень сочеталось с персиковым цветом лица и золотисто-карими глазами Роуз. От внимания Форстера не ускользнуло, что Марвин не один раз задерживал на ней свой взгляд.

– О чём это ты? – притворилась непонимающей она.

– Не играй с ним, Роуз. Только не с ним, – Форстер понизил голос, слегка повернувшись к ней. – Он рискует отдать тебе своё сердце.

Её взгляд заметно смягчился:

– Я понимаю.

Форстер внимательно смотрел на неё. На её порозовевшие щёки, на то, как Роуз прятала от него свой взгляд, как нервно заламывала пальцы. Смотрел и не мог понять, какова же природа её чувств. Прежде чем он смог её определить, с неба упали первые снежинки.

– Ах, – тихо изумилась Роуз, когда они с Форстером одновременно запрокинули головы. Пока они гуляли, небо затянуло облаками, и теперь на них посыпались снежные хлопья, которым не было видно конца и края. Форстер заулыбался: снег всегда заставлял его чувствовать себя семилетним ребёнком, который проснулся в рождественское утро и поспешил к окну, чтобы посмотреть на обряженные в белое улицы.

Марвин вернулся с тремя бокалами.

– Их раздавали бесплатно, – пояснил он, пожимая плечами и передавая один Роуз.

Её ответная улыбка вышла лёгкой и нежной, и уголки губ Марвина отозвались на неё, растянувшись шире и застыв в приподнятом положении. Чёрные кожаные перчатки Форстера со скрипом сжались вокруг ножки бокала. Он предоставил парочке немного уединения, отвернувшись и прислонившись плечом к фонарному столбу. На его глазах вода в озере темнела, словно мокрый шёлк. День ото дня, чем ближе было зимнее солнцестояние, тем раньше ночь опускалась на Лондон.

– Ох, – на личике Роуз появилось недовольство, – видимо, это очередная акция от общества трезвости.

Она показала своим спутникам донышко её бокала, где была выгравирована маленькая маскарадная маска с надписью: «Про́клятые».

Марвин разразился обличительной речью в адрес общества трезвости и всего движения воздержания от алкоголя, но Форстер его даже не слушал. В душе затрепетала надежда, она взбудоражила его сердце, и Форстер не мог поверить в свою удачу. Он выплеснул остатки шампанского в озеро и принялся разглядывать дно своего бокала. Форстер будто знал, что непременно найдёт то, что искал – его взгляд удовлетворённо наткнулся на маскарадную маску. Впрочем, его надпись оказалась другой: «Прекрасные». Он безудержно рассмеялся, не в силах остановиться, чем заслужил обеспокоенные взгляды со стороны Роуз и Марвина.

– А я буду всё так же блистать, как лишённая всякого смысла фигура в совершенно бессмысленном мире, – процитировал он, наблюдая за тем, как к Роуз приходит осознание.

– «Прекрасные и Проклятые», – поражённо выдохнула она.

– Нам явно налили что-то не то, – Марвин подозрительно покосился на бокал в своих руках.

– Нет же, дурачок, мы только что нашли приглашения на вечеринку! – Роуз подхватила смех Форстера и не удержалась от того, чтобы подразнить Марвина. – Ты что, не читал классику?

Марвин недовольно отмахнулся от неё, но Роуз даже не заметила, всё внимание сосредоточив на более тщательном изучении рисунка на донышке.

– Должно быть, маска – тоже подсказка. Я думаю, чтобы пройти на вечеринку, нужно будет скрыть свои лица. Бал-маскарад, подумать только! Чудесно.

Форстер переключился на идущий снегопад, подняв глаза к холодному чёрному небу.

– Марвин, а ведь в прошлом году, когда мы нашли свитки у Биг-Бена, в Вутерклиффе[9] шёл снег.

– Ну да… – Марвин задумчиво нахмурился.

– Мы ошибались! – захлёбываясь восторгом, продолжил Форстер. – Эти вечеринки никогда не устраивали в одно и то же время, поэтому она и не состоялась в ноябре. Приглашения появляются с первым снегом. Эти вечеринки знаменуют начало зимы.

Теперь, когда его осенила эта догадка, Форстер не понимал, как он не додумался до этого раньше. Разумеется, такое воистину волшебное мероприятие следовало не календарю, а смене сезонов и неосязаемой магии, что приносил с собой первый снегопад.

– Любопытно, – подхватил Марвин. – Может, они призваны отвлечь от наступающих холодов и длинных ночей.

– Предлагаю сейчас не зацикливаться на этом, нам нужно собираться, – терпение Роуз стремительно таяло. Она уверенно зашагала обратно. – Этот бал будет декадентской сказкой, и будь я проклята, если мы не будем выглядеть соответствующе.

Глава 6

Как Форстер и мечтал, он снова вошёл в двери особняка на утёсе. Сегодня тот сиял нитями электрических огней, наполняясь мелодией джаза, и ночь обещала бодрые танцы под зажигательную музыку.

Высокие вазы, расставленные вдоль стен зала, пестрели масками – шедеврами кутюрье из шёлка и атласа, переливающимися яркими красками и сверкающими блёстками. Каждая таила в себе ещё не рассказанную историю. Благодаря Роуз их трио прибыло уже в масках. Мутно-голубые глаза Марвина смотрели сквозь прорези маски рыжего лиса, и уголки его усатого рта подёргивались, когда он брал с подноса проходившего мимо официанта бокал с шампанским. Оно сверкало и пузырилось, такое же золотистое, как маска официанта. Роуз отдала предпочтение цветку, имя которого она носила, и её маску украшали нежно-розовые лепестки роз. Форстер отказался от её предложения выпить шампанского, решив сохранить ясную голову в этом году. Зарисовать некоторые мельчайшие детали вечера до того, как образы этой ночи ускользнут к утру из его памяти, – лунный блеск жемчуга, украшающего стройную шею, шелест снега за свинцовыми переплетами окон, огни, мерцающие, как мириады звёзд, – было не единственной целью Форстера. Он хотел найти Её. Обладательницу лица, которую он мог встретить лишь в своих снах. Форстер нахмурился под своей атласной маской полуночно-чёрного цвета. Он поправил её, устраивая на круглых очках в тонкой оправе, чтобы скрыть беспокойство, отразившееся на его лице. Все вокруг были в масках. Его осенило, что он может и не узнать лица той девушки, если оно будет скрыто от посторонних глаз. Сердце больно забилось в такт неровному ритму джаза, и все желания и сомнения Форстера померкли на фоне одной-единственной мысли: таинственная девушка могла даже не появиться на этой вечеринке.

– Дорогой, ты хорошо себя чувствуешь? – Роуз обеспокоенно дотронулась до его руки.

Форстер кивнул и выдавил из себя слабую улыбку, когда им разрешили пройти в бальный зал. Бал-маскарад был в самом разгаре. Шуты танцевали фокстрот с кошками, трио бабочек порхало неподалёку в бирюзовых и фиолетовых шифоновых платьях, расшитых бисером, и по их обнажённым рукам скользили шёлковые шали, ниспадая с плеч, когда девушки двигались в ритме знойного джаза. Глядя на разворачивающееся перед глазами торжество, никто бы и не подумал, что снаружи снег окрашивал мир в белый цвет.