Данте, «Комедия». История, застывшая в Слове. Книга 1. «Ад». Комментарии Аркадия Казанского

И С ВЕЧНОСТЬЮ ПРЕБУДУ НАРАВНЕ.

ВХОДЯЩИЕ, ОСТАВЬТЕ УПОВАНЬЯ. 9

Предыдущие три терцины представляют собой надпись над вратами Ада. Это – клятва человека, которого приобщают к некоей тайне, под грифом: «Совершенно секретно»; это клятва и самого Данте: «Донести до людей правду, только правду и ничего кроме правды об увиденном».

Согласно христианской мифологии, Ад был сотворён, чтобы служить местом казни для падшего Люцифера. Ад был создан раньше всего преходящего; древней него лишь вечные созданья (Небо, Земля и ангелы), он пребудет наравне с Вечностью, так что никакой надежды (упованья) изменить этот порядок вещей у человека, входящего в него, нет.

Данте умозрительно путешествовал по звёздному небу, где всё вечно и таковым пребудет наравне с вечностью. Здесь прозвучало ещё одно предостережение: «Оканчивая свои земные дни, далее ты уже не властен над Судьбой, можешь оставить надежды и упования на произвол следующих поколений». Судить тебя будет не Бог, не «справедливый суд истории», а обычные земные люди со своими интересами, страстями, предпочтениями. Поэтому так важны будут для тебя твои земные дела и то, как о тебе будут вспоминать люди.

Данте, увидев эти слова, понял их страшный смысл, изложенный выше. Знаки сумрачного цвета – действие происходит на ночном звёздном небе, на котором, как на чёрной грифельной доске, еле видными точками светящихся звёзд начертана эта надпись.

Вергилий, видя страх Данте, посоветовал ему утвердить душу, не слушаться совета страха. Отправившись в дальний путь – туда, где томятся забытые тени (утратившие навсегда свет разума), самое главное, – сохранить ясным разум среди бесплотных теней, навсегда его утративших.

Протянув руку Данте, Вергилий ввёл его через ворота со страшной надписью. Войдя, поэт услышал в  такие вздохи, плач и крики, что поник душой. Это, – город, охваченный войной, который скоро падёт. Какофония услышанного ввела поэта в страх. Пушечная пальба, выстрелы мушкетов, ругань отчаявшихся защитников города, вопли и стоны раненых и умирающих. В полной тьме это сливалось в единый гул, кружащийся и несущийся в пространстве. Это, – голос войны. Люди здесь и души людей всего лишь прах земной, гонимый и рассеиваемый бурным вихрем войны. беззвёздной тьме

В то же время это, – голос истории. Разобраться в обрывках этих наречий, ропоте и словах – достойная задача для того, кто считает себя историком. Время и место должно иметь каждое событие в веках, иначе, оторванное от корней, оно несётся в непроглядной мгле, как прах, поднимаемый и развеиваемый ветром.

Время и место действия определено, осталось преодолеть бурные ветры и течения «Комедии». События «Войны за Австрийское наследство» гораздо ближе к нам, события 1743 года и действующие лица XVIII века известны гораздо лучше, чем «тёмные средние века», чем 1300 год, якобы от РХ = ХАОС.

Всех умерших своей смертью или погибших на войне воинов, ждёт полное забвение. Никто и никогда не вспомнит о них.

Кроме них здесь находилась стая ангелов, которая, не примкнув к восставшим против Господа ангелам, возглавляемых Люцифером, не демонстрировала при этом и своей верности Господу, соблюдая некий нейтралитет. После победы Господа, дорога на небо ангелам, соблюдающим нейтралитет, была закрыта, – небесам пятно их нейтралитета не нужно. Их не примет и пропасть Ада, чтобы не «возгордилась» вина, изгнанных туда восставших ангелов. Ангелы, сохранявшие нейтралитет, застряли в преддверии Ада – Лимбе.

На войне нейтралитет также не спасёт. Дома держащих нейтралитет будут разграблены, их жёны изнасилованы, животы беременных вспороты, дети обращены в рабство, мужчины и старики истреблены. В данном случае, ангелы – аллегория. Сам человек, окружающие его люди и память о нём в веках – вот, что является главным движителем разумного человека. Чем у большего количества людей на Земле ты оставишь память, желательно добрую, чем более веские причины благословлять тебя, ты оставишь на Земле, тем выше в кругах небесного Рая человеческой памяти веселиться твоей душе. И, обратно, – чем более веские причины проклинать тебя, ты оставишь на Земле, тем в более глубоких пропастях Ада человеческой памяти мучиться твоей душе!

Если душу никто не поминает, это мучение для неё невыносимо. А поминать души некому. Они брошены всеми, не стоят ни одного слова, – взгляни и мимо. У победы много отцов, поражение всегда сирота.

Перед глазами Данте вращалось звёздное небо с мириадами звёзд, которые никогда не опускаются за горизонт – в Ад и названий которых люди, живущие на земле, не помнят. Перед ним бежал стяг – знамя Млечного Пути, на котором не то, что назвать все его звёзды, но и перечесть их невозможно. Ночью они как бы есть, но днём люди о них ничего не могут сказать. На Земле это – остатки армии, которые, как бы малы они не были, поражали своим количеством.

Данте пришёл в ужас от неимоверного количества этих звёзд – душ, не веря, что смерть на войне истребила столь много людей.

Некоторые люди и души были знакомы Данте. Взглянув на разгромленную армию вокруг себя, он признавал многих из тех, кого видит в жизни, но вдруг увидел и себя, в детском возрасте, когда он, в своём малодушии, отрёкся от великой доли – царского престола, поддавшись давлению «Имеющего Власть», и отправившись на учёбу. Возможно, у него был некий выбор. Он увидел здесь Не преодолев его, рискуешь остаться в преддверии Ада навсегда. Тебя не пустят в Рай, и пропасть Ада тебя не примет. первый свой земной грех – малодушие.

Кажется, – как это может быть, ведь поэт ещё не умер. Однако, вспомнив сакральную формулу: «Король умер – да здравствует король!» становится понятно, – умер ли король, или просто смещён с престола, или сам от него отказался – фактически душа его, как душа короля, умерла и отправилась на тот свет – в Рай, Ад или, как в нашем случае, в преддверие Ада, ведь фактически он не был похоронен. Память об этом событии новые правители постарались стереть из памяти людей.

Увидев себя, поэт понял, – здесь вопят такие-же ничтожные, как и он сам.

Этот жалкий, ничтожный, забытый, как бы вовек не живший люд бежал нагим – звёзды и созвездия не имеют одежды. Данте создал многослойный образ, – сами созвездия, как бы покрыты красными и белыми укусами – звёздами разного цвета. В другом слое того же образа: звёзды уподоблялись осам и пчёлам, облепившим фигуры созвездий, их здесь были целые рои. Третий слой образа, – рои ос и пчёл, – шрапнель и мушкетные пули, летающие кругом. От огнестрельного оружия амуниция солдат не спасёт, перед ним все нагие. Убитые покрыты ранами, как созвездия звёздами. Четвёртый слой образа, – кровь и слёзы, текущие с лиц – красные и белые звёзды, которые, как бы стекая с лиц созвездий, уходят за горизонт, а горизонт – край «тёмной долины», покрытый деревьями и кустами, в темноте выглядящими, как мерзостные скопища червей, внизу, под ногами, неустанно поглощал звёзды, как кровь и слёзы. Кровь и слёзы падали с тел раненых и убитых, и черви земные поглощали их тут же, под ногами.

Вот и подтверждение, – место действия выбрано правильно. , сейчас они находились. Перед беглецами раскинулся широкий поток – Адриатическое море, на берегу которого, в окрестностях Анконы

Увидев впереди, у широкого потока реки Ахерон (Млечного Пути звёздного неба) толпу людских душ (звёзд), Данте спросил Вергилия: «Что это за люди? Почему этих людей гонит и теснит к этим волнам – волнам реки Ахерон?» Тот отвечал: «Подойди поближе, и увидишь». Поэт направился к берегу, на котором лежали грудами убитые и раненые воины.

Но не одни убитые на войне волнами прибывали к реке Ахерон. Война обнажила безжалостную картину смерти, делая её ужасающе наглядной. Обычная смерть человека – мгновенное событие, касающееся родных и близких, не может так тронуть человеческую душу, как поле боя, усеянное погибшими на войне. Кроме убитых и раненых здесь находились огромные толпы беженцев – картина любой войны.

Реки античной преисподней, описанные в древнегреческой мифологии, протекают и в Дантовом Аду. Это, – один поток, образованный слезами Критского Старца и проникающий в недра земли. Сначала он является как Ахерон (греч. – река скорби) и опоясывает первый круг Ада. Затем, стекая вниз, он образует болото Стикса (греч. – ненавистный), иначе – Стигийское болото, в котором казнятся гневные и которое омывает стены города Дита (Аида, Плутона), окаймляющие пропасть нижнего Ада. Еще ниже он становится Флегетоном (греч. – жгучий), кольцеобразной рекой кипящей крови, в которую погружены насильники против ближнего. Потом, в виде кровавого ручья, продолжающего называться Флегетоном, он пересекает лес самоубийц и пустыню, где падает огненный дождь. Отсюда шумным водопадом он свергается вглубь, чтобы в центре земли превратиться в ледяное озеро Коцит (греч. – плач).

Лету (греч. – забвение) Данте поместил в Земном Раю, откуда ее воды также стекают к центру земли, унося с собой память о грехах; к ней он добавил реку Земного Рая – Эвною (греч. – обновление).

Сейчас перед поэтами Адриатическое море и, конечно, не случайно. Это – первая цель, к которой они стремились и которой достигли [Рис. А. III.1]. Ближайший порт, – Анкона, из которого путь лежал на восток, в сторону Балканского полуострова.

А. III.1 Адриатическое море с основными портами.

От порта Анкона Данте с Вергилием пересекли Адриатическое море на корабле (ладье Харона). Венецианский залив с портами Венеция и Триест, порты Хорватии и Черногории, пролив Отранто были блокированы испанским флотом во время «Войны за Австрийское наследство» (1740—1748 годы). Следуя в сторону Османской империи, поэты направились в порты Адриатики, находящиеся под её контролем, скорее всего порт Дуррес на территории Албании, либо Котор на территории Черногории.

Справившись с «Атласом Звёздного Неба» Яна Гевелия, находим, – прямо перед созвездиями Геркулеса и Северной Короны находится созвездие Волопас [Рис. А. III.2], со второй по величине ярчайшей звездой северного звёздного неба – переменным красным гигантом Арктуром (звёздная величина +0,07).

А. III.2 Созвездие Волопас (BOOTES) из Атласа «Uranographia» Яна Гевелия 1690 года.

Слева созвездие Большая Медведица (Ursa Major), в руках Волопаса сворки, ни которых сидит созвездие Гончие Псы – Астерион (Asterion) и Чара (Chara), под ними созвездие Волосы Вероники (Coma Berenices). Справа созвездие Северная Корона (Corona) за спиной созвездия Геркулес (Hercules), ниже голова созвездия Змея (Serpens), разевающей пасть на созвездие Северная Корона. Волопас опирается ногой на созвездие Гора Менала (Mons Menalus), сегодня не существующее, в руках у него дубина. Созвездия Гончие Псы, Волосы Вероники и Гора Менала были введены Яном Гевелием, из них прижилось только созвездие Гончие Псы.

У Данте Волопас назван Хароном – перевозчиком в Страну Мёртвых.

Волопас кричит, – все, кто отправится с ним, должны навсегда проститься с небесами. Сев в его ладью, они будут переправлены к вечной тьме, холоду и зною, обречены на муки в кругах Ада. Обречённые забвению навсегда останутся в Лимбе. Круги Ада и Рая доступны только для избранных душ. В самом деле, – сравним количество ежедневно прибывающих к Ахерону бесплотных душ с возможностями одного перевозчика – Харона.

Волопас, видя Данте, крикнул ему, – живым здесь быть нельзя и лучше тому уйти. Может быть, на этой ладье – корабле, типа современного Красного Креста, он перевозил убитых к месту захоронения или раненых в госпиталь?

Харон – мифический перевозчик в Царство Мёртвых. Зная, – поэт не осуждён на адские муки, Харон считает, – ему подобает место в том лёгком челне, в котором Ангел перевозит праведные души к подножию Чистилища.

Вергилий объявил Харону = Волопасу Высшую волю Пославшей его, а тому посоветовал держать язык за зубами. Видно, – он был наделён исключительными полномочиями.

Распорядитель похорон мгновенно умолк, но глаза его – один из которых – красный гигант Арктур, вторая по величине яркая переменная красная звезда северного звёздного неба – испускали красный огонь вокруг себя. Созвездие Волопас на иллюстрированных «Звёздных Картах» изображается бородатым (с шерстистым ликом). Данте назвал его лодочником сумрачной реки, так как, с одной стороны, созвездие Волопас перемещается по чёрному ночному звёздному небу, с другой стороны, на Земле путникам предстояло ночное путешествие морем.

Раненые, особенно тяжелораненые на войне, слабы и бледны, практически наги, одеты только в нижнее бельё, а мёртвые отправляются на тот свет вообще без одежды. Приговорённые к Аду госпиталей раненые, обреченные Адским мукам проклятые души – нагие души, пришли в крайнюю тоску. Тут уже не до молитв Господу. Тяжёлая ругань и проклятия роду людскому, своему рождению и часу своего зачатия – истинная симфония войны. Потом, обречённо рыдая, раненые и похоронные команды двинулись к реке. Не все смогли попасть на отплывающий корабль Харона. Беглецы устроились среди раненых на корабле, чтобы скрыться от преследующих их врагов.

Созвездие Волопас, стоя поперёк небосвода, гонит перед собой при движении остальные звёзды и созвездия. При этом часть звёзд и созвездий перед ним опускается за горизонт – в Ад, а другие звёзды и созвездия никогда не уходят за горизонт, можно сказать, – их Харон не берёт с собой.

Созвездие Волопас, двигаясь по звёздному небу впереди созвездия Северная Корона, и движущегося позади него созвездия Геркулес, гонит перед собой все остальные звёзды и созвездия, так же пугая их своим красным глазом – ярким Арктуром. Прямым текстом названа весельная лодка. Звёзды осыпаются с небосвода, как осенние листья с ясеня, падая на чёрную землю – ещё один точный образ.

Сев Адама, рождённый на беду, уподобился стае птиц, дружно бросающейся на приманку в сети птицелова. Это, – воины, которых косили шрапнель и пули. Насколько точный образ, – посмотрите на стаю перелётных птиц, слётывающихся перед дальним осенним перелётом. Поразительно, как они, не ломая строй, дружно разворачиваются, устремляясь вверх или вниз. Синхронность их движений поражает.

Гонимые Хароном – Волопасом звёзды плывут по черноте звёздного неба, а сзади них уже собираются новые толпы звёзд – душ, готовящихся к переправе. На Земле не успевали вывезти одних убитых и раненых, как война насыпала горы новых. На звёздном небе – это восходящие из-за горизонта новые созвездия, усеянные звёздами.

Вергилий пояснил Данте, называя его сыном, – здесь собрались души из всех стран и держав, прогневившие Господа. Здесь, на поле боя, воевали солдаты, согнанные из многих стран. Они так торопились, – их теснило правосудие Господа. Хоть Ад и страшен, правосудие Господа – война – ещё страшнее. На звёздном небе звёзды не торопятся, но и никогда не прекращают своего вечного движения, выходя из темноты Ада при восходе и снова опускаясь в неё на закате.

Добрые души, не прогневившие Господа, идут другим путём, о котором говорил Харон, советуя Данте найти себе челнок полегче. Они переходят в Чистилище, минуя пропасть Ада.

Путники успели скрыться на корабле – ладье Харона вовремя; пушечная канонада была уже близко. Кончилось Рождественское перемирие, испано-неаполитанские войска возобновили артобстрел. До слуха поэта доносился гром пушечных выстрелов, на горизонте полыхало зарево пожаров. На небе занималась утренняя заря. Они скрылись в каком-то укромном месте; надо было выспаться перед следующей ночью.

Отметим ещё один образ, стоящий перед глазами Данте. Простор сотрясся, дохнула ветром глубина земная – яркий образ землетрясения, вызванного и сопровождающегося извержением вулкана Везувий. При этом видна вспышка и багровый блеск огромной силы [Рис. А. III.3].

А. III.3 Ночное извержение вулкана при виде с моря.

Поднимается огненный столп многокилометровой высоты, видимый за сотни километров, из которого постоянно сверкают молнии. Выброшенный извержением пепел и дым образуют гигантский гриб, смещающийся по ветру, из которого сыплется пепел и камни. Всё это сопровождается ужасающим грохотом и землетрясением. В заливах может появиться цунами.

Данте находился далеко от берега, поэтому самого извержения не видел. Была видна только яркая вспышка, огненный столп, молнии, чёрное облако, слышался отдалённый грохот, ощущались сотрясение воздуха и дрожь воды.

Поэты на пороге Ада, куда им предстояло бежать. Сзади их гнала страшная война. Для того чтобы спастись, им необходимо было переправиться через Адриатическое море. Появился корабль, который мог перевезти их под видом раненых. Едва они отплыли, артобстрел накрыл место их отплытия. Но, скорее всего, здесь изображено землетрясение, связанное с извержением вулкана Везувий. В своём путешествии по Адриатике беглецы вышли на траверз Везувия, который отсюда не был виден, но его извержение было видно и слышно хорошо. Наступил день; Данте, измученный переживаниями бессонной ночи, заснул, как убитый.

Реконструкция событий:

Несмотря на сильную качку, капеллан, после ночного перехода и погрузки на корабль, весь день проспал мертвецким сном. Очнувшись ночью, в темноте на палубе, освещённой полной Луной, он привстал и огляделся. Яков сидел рядом, посасывая трубку. Свежий ветер свистел в снастях, крепкая волна, догоняя, била в мостик, раскачивая корабль, рассыпаясь брызгами.

«Отдохнули, Вашство?» – спросил Яков: «Поешьте немного» – он протянул ему краюшку хлеба и большой кусок сала. Потом вытащил из мешка бутыль и чарку, налив вина, протянул капеллану.

«Хорошо!» – крякнул капеллан, выпив чарку вина, зажевав хлебом с салом: «А куда мы идём, Яков?»

«В Дуррес, в Албанию, что под турком» – ответил Яков: «Бог даст, до завтра дойдём».

Яркая, кроваво-красная вспышка на западе, по корме, внезапно осветила полнеба, и начала полыхать, как на дальнем пожаре. Над горизонтом вырос огромный огненный столп, расходящийся в высоте, как вершина огромной пинии, чернеющей тучей, освещённой снизу багровым пламенем. Скоро донёсся ужасающий непрекращающийся грохот, чуть позже начала ощущаться дрожь воздуха и воды; волны покрылись мелкой рябью.

«Везувий проснулся!» – уважительно сообщил Яков: «Вот уж силища, так силища, велик Бог, точно, как тогда».

«Да, Везувий, да как сильно» – подтвердил капеллан: «В точности, как тогда, когда дед пропал. Как думаешь, Яков, облако нас не накроет?»

«Не должно» – сказал Яков, повертев головой, оглядывая волны и снасти, определяя направление ветра: «Севернее снесёт, аккурат в то место, откуда отплыли, слава Богу. И следов наших там не останется. А что, деда-то не нашли?».

«Как найти, Яков?» – печально ответил капеллан: «Пеплом всё засыпано многометровым, жара там держится, да и Везувий не засыпает, никто туда не суётся, и теперь не скоро сунется».

«Да, велик Бог» – согласился Яков: «Крепко Громовержец своё стережет, не отдаст. Нам-то главное до суши добраться поскорей, Вашство, а то не могу, укачивает. Без люльки бы вообще сдох».

«Ничего, доберёмся» – подбодрил его капеллан: «Держись».

«Ворочается Сварожище с боку на бок, никак не уложится» – уважительно прошептал возникший ниоткуда, Оськин. На корабле все, как заворожённые, следили за невиданным зрелищем, один Сисим спал богатырским сном, постелив плащи на сундуки.

На горизонте грохотало и полыхало, чёрная туча, подсвеченная багровым пламенем, полыхающая молниями, вытягиваясь, смещалась в правую сторону, растекаясь по небу. На корабле все затихли, только бородатый рулевой с красными от ветра глазами, тянул свою заунывную песнь.

Я УВОЖУ К ОТВЕРЖЕННЫМ СЕЛЕНЬЯМ,Я УВОЖУ СКВОЗЬ ВЕКОВЕЧНЫЙ СТОН,Я УВОЖУ К ПОГИБШИМ ПОКОЛЕНЬЯМ. 3БЫЛ ПРАВДОЮ МОЙ ЗОДЧИЙ ВДОХНОВЛЁН:Я ВЫСШЕЙ СИЛОЙ, ПОЛНОТОЙ ВСЕЗНАНЬЯИ ПЕРВОЮ ЛЮБОВЬЮ СОТВОРЁН. 6Я, прочитав над входом, в вышине,Такие знаки сумрачного цвета,Сказал: «Учитель, смысл их страшен мне». 12Он, прозорливый, отвечал на это:«Здесь нужно, чтоб душа была тверда;Здесь страх не должен подавать совета. 15Я обещал, что мы придём туда,Где ты увидишь, как томятся тени,Свет разума утратив навсегда». 18Дав руку мне, чтоб я не знал сомнений,И обернув ко мне спокойный лик,Он ввёл меня в таинственные сени. 21Там вздохи, плач и исступлённый крикВо тьме беззвёздной были так велики,Что поначалу я в слезах поник. 24Обрывки всех наречий, ропот дикий,Слова, в которых боль, и гнев, и страх,Плесканье рук, и жалобы, и всклики 27Сливались в гул, без времени, в веках,Кружащийся во мгле неозарённой,Как бурным вихрем возмущённый прах 30И я, с главою, ужасом стеснённой:«Чей это крик? – едва спросить посмел:«Какой толпы, страданьем побеждённой?» 33И вождь в ответ: «То горестный уделТех жалких душ, что прожили, не знаяНи славы, ни позора смертных дел. 36И с ними ангелов дурная стая,Что, не восстав, была и не вернаВсевышнему, средину соблюдая. 39Их свергло небо, не терпя пятна;И пропасть Ада их не принимает,Иначе возгордилась бы вина». 42И я: «Учитель, что их так терзаетИ понуждает к жалобам таким?»А он: «Ответ недолгий подобает. 45И смертный час для них недостижим,И эта жизнь настолько нестерпима,Что всё другое было б легче им. 48Их память на земле невоскресима;От них и суд, и милость отошли.Они не стоят слов, – взгляни – и мимо!» 51И я, взглянув, увидел стяг вдали,Бежавший кругом, словно злая силаГнала его в крутящейся пыли; 54А вслед за ним столь длинная спешилаЧреда людей, что, верилось с трудом, —Ужели смерть столь многих истребила? 57Признав иных, я вслед за тем в одномУзнал того, кто от великой долиОтрёкся в малодушии своем. 60И понял я, что здесь вопят от болиНичтожные, которых не возьмутНи Бог, ни супостаты Божьей воли. 63Вовек не живший, этот жалкий людБежал нагим, кусаемый слепнямиИ осами, роившимися тут. 66Кровь, между слёз, с их лиц пустых теклаИ мерзостные скопища червейЕё глотали тут же под ногами. 69Взглянув подальше, я толпу людейУвидел у широкого потока.«Учитель», – я сказал: «Тебе ясней, 72Кто эти там и власть какого рокаИх словно гонит и теснит к волнам,Как может показаться издалёка». 75И он ответил: «Ты увидишь сам,Когда мы шаг приблизим к АхеронуИ подойдём к печальным берегам». 78Смущённый взор склонив к земному лону,Боясь докучным быть, я шёл вперёд,Безмолвствуя, к береговому склону. 81И вот в ладье навстречу нам плывётСтарик, поросший древней сединою,Крича: «О, горе вам, проклятый род! 84Забудьте небо, встретившись со мною!В моей ладье готовьтесь переплытьК извечной тьме, и холоду, и зною. 87А ты уйди, тебе нельзя тут быть,Живой душе, средь мёртвых!» И добавил,Чтобы меня от прочих отстранить: 90«Ты не туда свои шаги направил:Челнок полегче должен ты найти,Чтобы тебя он к пристани доставил». 93А вождь ему: «Харон, гнев укроти.Того хотят – там, где исполнить властныТо, что хотят. И речи прекрати». 96Недвижен стал шерстистый лик ужасныйУ лодочника сумрачной реки,Но вкруг очей змеился пламень красный. 99Нагие души, слабы и легки,Вняв приговор, не знающий изъятья,Стуча зубами, бледны от тоски, 102Выкрикивали Господу проклятья,Хулили род людской, и день, и час,И край, и семя своего зачатья. 105Потом, рыдая, двинулись заразК реке, чьи волны, в муках безутешных,Увидят все, в ком Божий страх угас. 108А бес Харон сзывает стаю грешных,Вращая взор, как уголья в золе,И гонит их и бьёт веслом неспешных. 111Как листья сыплются в осенней мгле,За строем строй, и ясень оголённыйСвои одежды видит на земле, – 114Так сев Адама, на беду рождённый,Кидался вниз, один, – за ним другой,Подобно птице, в сети приманённой. 117И вот плывут над тёмной глубиной;Но не успели кончить переправы,Как новый сонм собрался над рекой. 120«Мой сын», – сказал учитель величавый:«Все те, кто умер, Бога прогневив,Спешат сюда, все страны и державы; 123И минуть реку всякий тороплив,Так утеснённый правосудьем Бога,Что самый страх преображён в призыв. 126Для добрых душ другая есть дорога;И ты поймёшь, что разумел Харон,Когда с тобою говорил так строго». 129Чуть он умолк, простор со всех сторонСотрясся так, что, в страхе вспоминая,Я и поныне потом орошён. 132Дохнула ветром глубина земная,Пустыня скорби вспыхнула кругом,Багровым блеском чувства ослепляя;И я упал, как тот, кто схвачен сном. 136

АД – Песня IV

Круг первый (Лимб). – Некрещёные младенцы и добродетельные нехристиане. Данте путешествует через Грецию и Афины, встречаясь с величайшими душами.

Ворвался в глубь моей дремоты соннойТяжёлый гул, и я очнулся вдруг,Как человек, насильно пробуждённый. 3Я отдохнувший взгляд обвёл вокруг,Встав на ноги и пристально взирая,Чтоб осмотреться в этом царстве мук. 6Мы были возле пропасти, у края,И страшный срыв гудел у наших ног,Бесчисленные крики извергая. 9Он был так тёмен, смутен и глубок,Что я над ним склонялся по-пустомуИ ничего в нём различить не мог. 12«Теперь мы к миру спустимся слепому», —Так начал, смертно побледнев, поэт:«Мне первому идти, тебе – второму». 15И я сказал, заметив этот цвет:«Как я пойду, когда вождём и другомВладеет страх, и мне опоры нет?» 18«Печаль о тех, кто скован ближним кругом», —Он отвечал: «Мне на лицо легла,И состраданье ты почёл испугом. 21Пора идти, дорога не мала».Так он сошёл, и я за ним спустился,Вниз, в первый круг, идущий вкруг жерла. 24Сквозь тьму не плач до слуха доносился,А только вздох взлетал со всех сторонИ в вековечном воздухе струился. 27Он был безбольной скорбью порождён,Которою казалися объятыТолпы младенцев, и мужей, и жён. 30«Что ж ты не спросишь», – молвил мой вожатый:«Какие духи здесь нашли приют?Знай, прежде чем продолжить путь начатый, 33Что эти не грешили; не спасутОдни заслуги, если нет крещенья,Которым к Вере истинной идут; 36Кто жил до христианского ученья,Тот Бога чтил не так, как мы должны.Таков и я. За эти упущенья, 39Не за иное, мы осуждены,И здесь, по приговору Высшей воли,Мы жаждем и надежды лишены». 42Стеснилась грудь моя от тяжкой болиПри вести, сколь достойные мужиВкушают в Лимбе горечь этой доли. 45«Учитель мой, мой господин, скажи», —Спросил я, алча веры несомненной,Которая превыше всякой лжи: 48«Взошёл ли кто отсюда в свет блаженный,Своей иль чьей-то правдой искуплён?»Поняв значенье речи сокровенной: 51«Я был здесь внове», – мне ответил он:«Когда, при мне, сюда сошёл Властитель,Хоруговью победы осенен. 54Им изведён был первый прародитель;И Авель, чистый сын его, и Ной,И Моисей, уставщик и служитель; 57И царь Давид, и Авраам седой;Израиль, и отец его, и дети;Рахиль, великой взятая ценой; 60И много тех, кто ныне в горнем свете.Других спасённых не было до них,И первыми блаженны стали эти». 63Он говорил, но шаг наш не затих,И мы всё время шли великой чащей,Я разумею – чащей душ людских. 66А в тридцать три – Христа. Он был поэт, он говорил:Да не убий. Убьёшь – везде найду, мол.Но гвозди ему в руки, чтоб чего не сотворил,Чтоб не любил и ни о чём не думал.И в области, невдале отстоящейОт места сна, предстал моим глазамОгонь, под полушарьем тьмы горящий. 69Хоть этот свет и не был близок к нам,Я видеть мог, что некий многочестныйИ высший сонм уединился там. 72«Искусств и знаний образец всеместный,Скажи, кто эти, не в пример другимПочтённые среди толпы окрестной?» 75И он ответил: «Именем своимОни гремят земле, и слава этаУгодна небу, благостному к ним». 78«Почтите высочайшего поэта!» —Раздался в это время чей-то зов:«Вот тень его подходит к месту света». 81И я увидел после этих слов,Что четверо к нам держат шаг державный;Их облик был ни весел, ни суров. 84«Взгляни», – промолвил мой учитель славный:«С мечом в руке, величьем осиян,Трём остальным предшествует, как главный, 87Гомер, превысший из певцов всех стран;Второй – Гораций, бичевавший нравы;Овидий – третий, и за ним – Лукан. 90Нас связывает титул величавый,Здесь прозвучавший, чуть я подошёл;Почтив его, они, конечно, правы». 93Так я узрел славнейшую из школ,Чьи песнопенья вознеслись над светомИ реют над другими, как орёл. 96Мой вождь их встретил, и ко мне с приветомСемья певцов приблизилась сама;Учитель улыбнулся мне при этом. 99И эта честь умножилась весьма,Когда я приобщён был к их соборуИ стал шестым средь столького ума. 102Мы шли к лучам, предавшись разговору,Который лишний здесь и в этот миг,Насколько там он к месту был и в пору. 105Высокий замок предо мной возник,Семь раз обвитый стройными стенами;Кругом бежал приветливый родник. 108Мы, как землёй, прошли его волнами;Сквозь семь ворот тропа вовнутрь вела;Зелёный луг открылся перед нами. 111Там были люди с важностью чела,С неторопливым и спокойным взглядом;Их речь звучна и медленна была. 114Мы поднялись на холм, который рядом,В открытом месте, светел, величав,Господствовал над этим свежим садом. 117На зеленеющей финифти травПредстали взорам доблестные тени,И я ликую сердцем, их видав. 120Я зрел Электру в сонме поколений,Меж коих были Гектор, и Эней,И хищноокий Цезарь, друг сражений. 123Пентесилея и Камилла с нейСидели возле, и с отцом – Лавина;Брут, первый консул, был в кругу теней; 126Тарквиний Кассий Марцию подвинул,Лукрецию, Корнилию; потомЯ Юлию заметил с Саладином. 129Потом, взглянув на невысокий склон,Я увидал: учитель тех, кто знает,Семьёй мудролюбивой окружён. 132К нему Сократ всех ближе восседаетИ с ним Платон; весь сонм всеведца чтит;Здесь тот, кто мир случайным полагает, 135Философ знаменитый Демокрит;Здесь Диоген, Фалес с Анаксагором,Зенон, и Эмпедокл, и Гераклит; 138Диоскорид, прославленный разборомЦелебных качеств; Сенека, Орфей,Лин, Туллий; дальше представали взорам 141Там – геометр Эвклид, там – Птолемей,Там – Гиппократ, Гален и Авиценна,Аверроис, толковник новых дней. 144Я всех назвать не в силах поименно;Мне нужно быстро молвить обо всём,И часто речь моя несовершенна. 147Синклит шести распался, мы вдвоём;Из тихой сени в воздух потрясённыйУже иным мы движемся путём,И я – во тьме, ничем не озарённой. 151

Данте был пробужден тяжёлым гулом, который страшил его, как гул пушечной канонады. Однако он, выспавшийся, осматривается кругом. Разбудил его тяжёлый гул зимнего прибоя у скалистых берегов Балканского полуострова, куда беглецов доставил перевозчик – Харон. Если следовать из порта Анконы на восток – это район современной Албании или Черногории – горных стран с обрывистыми берегами [Рис. А. IV.1]