скачать книгу бесплатно
Лицо у достопочтенного Кливленда Паркса, председательствующего судьи, походило на сдувшийся воздушный шарик. Он нависал над судейской трибуной, подперев голову рукой.
– Ну и сколько еще прикажете ждать, мистер Фолкс? – саркастическим тоном поинтересовался он.
Глянув на часы, Норм пожал плечами.
– Прошу прощения, ваша честь, он должен быть здесь с минуты на минуту.
Женщина-секретарь немного пошуршала разложенными перед ней бумагами, и в зале вновь воцарилась тишина.
– Позвольте мне сказать, причем для протокола, мистер Фолкс: вы очень опытный обвинитель, и, я полагаю, давно уже в курсе, что ничто так не раздражает меня, как опоздания, – недовольно произнес судья.
Норм кивнул. Еще раз извинился и опять потянул за воротничок своей рубашки, когда брылястые щеки судьи Паркса начали менять цвет. Чем дольше тот сидел за своей трибуной, тем сильней краснела его физиономия. Вот в принципе и все, что выдавало скопившиеся в нем эмоции. Паркс никогда не повышал голос и не грозил обвиняющим перстом – просто сидел, кипя от злости. Его ненависть к опозданиям была хорошо известна.
Моя клиентка, пятидесятипятилетняя бывшая проститутка по имени Джин Мари (первое – это имя, а второе фамилия, если что), наклонилась ко мне и прошептала:
– И что будет, если этот коп так и не появится, Эдди?
– Появится, – заверил я.
Я знал, что полицейский в итоге все-таки придет. Но при этом и не сомневался, что он опоздает. Я сам и позаботился об этом.
Это могло выгореть только с Нормом в качестве обвинителя. Я подал ходатайство о снятии обвинений еще два дня назад, незадолго до пяти, когда сотрудник отдела регистрации уже ушел домой. Годы практики дали мне хорошее представление о том, с какой скоростью здешняя контора обрабатывает бумаги и назначает слушания. Учитывая, что очередь у них там будь здоров какая, мы, скорей всего, не смогли бы провести слушание до сегодняшнего дня, и судебной канцелярии наверняка пришлось пометаться в поисках свободного судебного зала. Ходатайства обычно подаются во второй половине дня, около двух часов, но и обвинение, и защита обычно узнают номер зала разве что за пару часов до судебного заседания. Впрочем, это неважно. Норму еще с утра предстояло принять участие в нескольких слушаниях по предъявлению обвинений, и мне тоже. Обычно, в каком бы зале суда это ни происходило, мы просили секретаря заглянуть в компьютер и сообщить нам, в каком месте будут рассматривать наши следующие ходатайства, намеченные на день. Как только секретарь называл номер зала, любой другой обвинитель тут же доставал мобильник и звонил своим свидетелям, сообщая им, куда подойти. Но только не Норм. У него никогда не было мобильника. Не верил он в них. Был убежден, что они излучают вредные для здоровья радиоволны. Я позаботился о том, чтобы разыскать Норма с самого утра, в суде по предъявлению обвинений, и сообщил ему о месте проведения этого дневного слушания. Норм должен был явно положиться на то, что его свидетель поступит так, как и должен был поступить, даже если б я и не назвал ему номер зала, – подойти к доске объявлений и посмотреть, где именно будет проводиться разбирательство по этому делу.
Находится она в кабинете под номером 1000 – в секретариате. Внутри этого офиса, наряду с толпами людей, ожидающих своей очереди уплатить штраф, имеется белая доска с написанным маркером списком судебных процессов и ходатайств, которые будут рассмотрены в этот день. Предназначена она для того, чтобы свидетели, копы, прокуроры, студенты юридических факультетов, туристы и адвокаты знали, где именно в здании в любой момент времени проходит то или иное судебное разбирательство. Примерно за час до рассмотрения своего ходатайства я поднялся в комнату под номером 1000, убедился, что стою спиной к секретарю, нашел свое дело на доске, стер номер зала суда и намалевал маркером новый. Маленькая хитрость. Не то что те долгие, рискованные операции, которые я проводил в свою бытность мошенником и разводилой на протяжении более чем десяти лет. Но даже теперь, став адвокатом, иногда позволяю себе возвращаться к своим старым привычкам.
С учетом того, как долго в этом здании приходится ждать лифта, я решил, что этот мой отвлекающий маневр задержит свидетеля Норма как минимум минут на десять или около того.
Детектив Майк Грейнджер ворвался в зал суда с двадцатиминутным опозданием. Поначалу я даже не обернулся, когда услышал, как позади меня открылись двери. Просто слушал, как Грейнджер перебирает ногами по плиточному полу почти с такой же быстротой, с какой пальцы судьи Паркса постукивают по столу. Но потом вдруг услышал еще и нормальные размеренные шаги. Это заставило меня обернуться.
Вслед за Грейнджером в зал вошел пожилой мужчина в дорогом костюме, который сел в задних рядах. Я сразу узнал его – по копне светлых волос, ряду ослепительно-белых зубов и бледному, как у офисного работника, лицу. Руди Карп был из тех адвокатов, которые месяцами вели дела, освещаемые в вечерних новостях, появлялись в судебных телепрограммах, светились на обложках журналов и обладали всеми навыками работы в зале суда, чтобы заслужить подобное внимание. Официальный представитель «звезд».
Очно мы с ним никогда еще не пересекались, охотясь в разных социальных кругах. Руди дважды в год обедал в Белом доме. Мы же с судьей Гарри Фордом раз в месяц пили дешевый скотч. Одно время я позволял бухлу взять надо мной верх. Но только не сейчас. Всего раз в месяц. Не больше двух стаканчиков. Теперь у меня все под контролем.
Руди махнул куда-то в мою сторону. Отвернувшись от него, я увидел, что судья сверлит взглядом детектива Грейнджера. Когда я повернулся обратно, Руди вновь помахал рукой. Только тогда я понял, что машет он именно мне. Я машинально помахал в ответ, отвернулся и попытался сориентироваться в ситуации, тщетно пытаясь сообразить, какого черта такая фигура делает на моем слушании.
– Хорошо, что вы наконец изволили присоединиться к нам, детектив, – едко произнес судья Паркс.
Майк Грейнджер выглядел как типичный ветеран нью-йоркской полиции. Вразвалочку выйдя вперед, он вынул из-под пиджака наплечную кобуру с пистолетом и прилепил к ней выплюнутую изо рта жвачку, прежде чем засунуть все это хозяйство под стол обвинения. В зале суда – никакого оружия. Сотрудники правоохранительных органов были обязаны предъявлять свои стволы местной службе безопасности. Старым опытным копам судебные приставы обычно давали поблажку, но даже самые испытанные ветераны знали, что на свидетельской трибуне нельзя находиться при оружии.
Грейнджер попытался было объяснить, почему опоздал. Судья Паркс сразу оборвал его, покачав головой, – мол, прибереги силы для выступления за свидетельской трибуной.
Я услышал, как Джин Мари тихонько вздохнула. Сквозь ее обесцвеченные патлы просвечивали черные корни, пальцы дрожали, когда она нервно поднесла их ко рту.
– Не дергайся. Я уже говорил, что в тюрьму ты не вернешься, – сказал я.
Для суда она надела новый черный брючный костюм. Смотрелся он на ней неплохо и явно придавал ей чуть больше уверенности в себе.
Пока я пытался успокоить Джин, Норм наконец перешел к делу, вызвав на свидетельскую трибуну Грейнджера. После того как детектива привели к присяге, Норм стал выяснять у него обстоятельства ареста Джин.
Выходило типа того: в тот вечер он проезжал через перекресток Тридцать седьмой улицы и Лексингтон-авеню и увидел Джин, стоящую возле массажного салона с коричневым бумажным пакетом в руке. Грейнджер знал, что в свое время у нее была целая куча приводов за проституцию, так что остановил машину и подошел к ней. Представился, показал свой значок. И в этот момент, по его словам, увидел «принадлежность для употребления наркотиков», торчащую из пакета Джин.
– И что это была за принадлежность? – уточнил Норм.
– Соломинка. Такие обычно используются наркоманами для вдыхания наркотиков через нос. Я четко видел такую соломинку, которая торчала из верхней части пакета у нее в руках, – ответил Грейнджер.
Судья Паркс не удивился, но тем не менее закатил глаза. Хотите верьте, хотите нет, но за последние шесть месяцев полиция Нью-Йорка арестовала с полдюжины молодых афроамериканцев за хранение принадлежностей для употребления наркотиков, поскольку те держали в руках стаканы с газировкой, из крышек которых торчали пластиковые соломинки.
– И как вы поступили потом? – спросил Норм.
– Для меня видеть при ком-то принадлежности для употребления наркотиков – уже основание для задержания. У миз[4 - М и з – госпожа…; нейтральное обращение к женщине в англоязычных странах. Ставится перед фамилией женщины – как замужней, так и незамужней. (Прим. пер.)] Мари имеются судимости за преступления, связанные с наркотиками, поэтому я обыскал ее пакет и нашел в нем наркотики. Пять маленьких пакетиков марихуаны на самом дне. Поэтому я арестовал ее.
Дело вроде шло к тому, что Джин опять сядет. Уже второе преступление, связанное с наркотиками, за двенадцать месяцев. И на сей раз никакого условного срока. Корячилось ей от двух до трех лет. И вообще-то я припомнил, что она уже отсидела небольшой срок за это преступление. После ареста провела три недели в тюрьме, прежде чем я уболтал поручителя выписать ей залог.
Я уже спрашивал Джин об обстоятельствах ее задержания. И она рассказала мне все как на духу. Джин всегда говорила мне правду. Детектив Грейнджер подкатил к ней в поисках небольших бесплатных развлечений на заднем сиденье своей машины. Джин сказала ему, что с нее хватит – она, мол, с этим давно завязала. В результате Грейнджер вышел из машины, выхватил у нее пакет, а когда увидел внутри травку, то сразу сменил тон – сказал ей, что с этого момента хочет пятнадцать процентов от ее выручки, или же арестует ее прямо здесь и сейчас.
Джин сказала ему, что уже платит десять процентов двоим патрульным из семнадцатого райотдела и что это ее вполне устраивает. Эти копы знали Джин, и им было легко закрывать глаза на ее мелкие проделки. Несмотря на свое прошлое, Джин была патриоткой. Торговала она стопроцентно домашней американской марихуаной, полученной прямо с лицензированных государством ферм в штате Вашингтон[5 - С марта 2022 г. к числу штатов, легализовавших употребление марихуаны как в медицинских, так и в рекреационных целях, присоединился и Нью-Йорк. Так что теперь Джин Мари может спать спокойно. (Прим. пер.)]. Большинство клиентов Джин были пожилыми людьми – они курили траву, чтобы избавиться от болей при артрите или не знаю уж от каких еще скорбей. Они были постоянными клиентами и не создавали никаких проблем. Короче, Джин сказала Грейнджеру, чтобы тот шел лесом, поэтому он повязал ее и состряпал всю эту историю.
Разумеется, ничего из этого я не мог доказать в суде. Не собирался даже пытаться.
Когда Норм уселся на свое место, я встал, откашлялся и поправил галстук. Расставил ноги на ширину плеч, сделал глоток воды и приосанился. Типа как настраивался на то, чтобы промурыжить Грейнджера по меньшей мере пару часов. Вынул из папки у себя на столе листок бумаги и задал свидетелю свой первый вопрос:
– Детектив, в ваших показаниях вы утверждаете, что обвиняемая держала пакет в правой руке. Мы знаем, что речь идет о большом коричневом бумажном пакете, который трудно удержать в одной руке. Я так понимаю, она держала его за ручки, приделанные к нему сверху?
Грейнджер посмотрел на меня так, словно я лишь зря трачу его драгоценное время на банальные дурацкие вопросы. Затем кивнул, и уголки его рта приподнялись в улыбке.
– Да, она держала сумку за ручки, – подтвердил он, после чего уверенно посмотрел на стол обвинения, давая сидящим за ним понять, что предвидел нечто подобное, – я не сомневался, что при подготовке к сегодняшнему слушанию Норм с Грейнджером уделили достаточно много времени законности использования коктейльных соломинок. Грейнджер был более чем готов к этому и ожидал, что сейчас я заведу долгий разговор об этих соломинках – используются ли они лишь для газировки, и так далее, и тому подобное.
Не произнеся больше ни слова, я сел. Мой первый вопрос был также и последним.
Я видел, что Грейнджер смотрит на меня с таким подозрительным видом, будто у него только что обчистили карманы, но он в этом не до конца уверен. Норм подтвердил, что у него нет желания повторно допрашивать свидетеля. Детектив Грейнджер покинул свидетельское место, и я попросил Норма предъявить мне три вещественных доказательства, приобщенных к делу.
– Ваша честь, вещественным доказательством номер один в этом деле является сумка. Вот эта, – сказал я, демонстрируя коричневый бумажный пакет с логотипом «Макдоналдса», уложенный в прозрачный пакет для улик. Потом наклонился и поднял с пола свой собственный пакет из «Макдоналдса». Поднял его к первому. – Этот пакет – точно такого же размера. Ровно двадцати дюймов глубиной. Я получил его сегодня утром вместе со своим завтраком.
Поставив оба пакета на пол, я взял следующую пронумерованную улику.
– А вот это – содержимое пакета обвиняемой, изъятое у моей клиентки при аресте. Вещественное доказательство номер два.
Внутри этого опечатанного пакета для улик лежали пять маленьких упаковок марихуаны. По объему их не хватило бы, чтобы даже заполнить чайное блюдце.
– Вещественное доказательство номер три – стандартная соломинка для газировки из «Макдоналдса». Длина ее – восемь дюймов, – объявил я, поднимая ее повыше. – Это точно такая же соломинка, как та, какую я получил сегодня утром.
Достав свою собственную соломинку, я положил ее на стол. Скинул упаковки марихуаны в свой пакет из «Макдоналдса» и показал его судье. После чего взял со стола свою соломинку и, держа ее за кончик, одной рукой опустил в пакет, а другой взялся за бумажные ручки.
Соломинка исчезла из виду.
Пакет я передал судье. Тот посмотрел на него, вынул из его глубин соломинку и бросил ее обратно. Повторил это несколько раз и даже поставил ее вертикально внутри пакета поверх пакетиков с марихуаной. Кончик соломинки оставался в добрых пяти дюймах от верха бумажного мешка. Я точно это знал, поскольку успел и сам провести подобный эксперимент.
– Ваша честь, здесь я вынужден полагаться на точность судебного стенографиста, но, согласно зафиксированным им показаниям детектива Грейнджера, тот «совершенно четко видел соломинку, торчащую из верхней части бумажного пакета». Защита, конечно, признает, что соломинка могла показаться над краем пакета, если б его верхняя часть была свернута вниз. Однако детектив Грейнджер только что подтвердил в своих показаниях, что моя клиентка держала пакет за ручки. Ваша честь, это последняя соломинка, за которую тут можно ухватиться – так сказать.
Судья Паркс поднял руку – он явно услышал от меня достаточно – и, повернувшись в своем кресле, перевел взгляд на Норма.
– Мистер Фолкс, я только что изучил этот пакет и соломинку вкупе с прочими предметами, находящимися на самом его дне. И меня не убеждают слова детектива Грейнджера о том, что он мог видеть соломинку, торчащую из верхней части этого пакета. Таким образом, у него не имелось никаких законных оснований для обыска пакета, и все собранные в результате улики не могут быть приняты судом. Включая соломинку. Я, мягко говоря, несколько обеспокоен недавней склонностью отдельных офицеров полиции относить коктейльные соломинки и прочие безобидные предметы к средствам для употребления наркотиков. Как бы там ни было, у вас не имеется никаких доказательств в поддержку обоснованности ареста, и я снимаю с подсудимой все обвинения. Я уверен, что у вас есть что мне сказать, мистер Фолкс, но в этом уже нет смысла – боюсь, что вы чертовски опоздали.
Джин обхватила меня за шею, едва не придушив. Я слегка похлопал ее по руке, и она отпустила меня. Пожалуй, у нее пропадет всякое желание душить меня в объятиях, когда она получит от меня счет. Судья и его помощники встали и покинули зал суда.
Грейнджер тоже метнулся к двери, по дороге нацелившись в меня указательным пальцем и изобразив выстрел из пистолета. Это ничуть меня не обеспокоило – я к этому давно привык.
– Так когда ждать от вас апелляции? – бросил я Норму.
– Не в этой жизни, – ответил он. – Грейнджер не интересуется всякой мелкой шелупонью вроде вашей клиентки. Похоже, за этим арестом стоит что-то еще, о чем мы с вами никогда не узнаем.
Собрав свое барахло, Норм последовал за моей клиенткой из зала суда. Теперь в зале остались только я и Руди Карп. Он несколько раз хлопнул в ладоши – типа как поаплодировал мне, и на лице у него появилось нечто похожее на искреннюю улыбку.
Встав, Руди произнес:
– Поздравляю! Это выглядело… весьма впечатляюще. Не уделите мне пяток минут своего времени?
– Зачем?
– Я хочу знать, не желаете ли вы занять место второго защитника в самом крупном процессе по делу об убийстве, который только когда-либо видели в этом городе.
Глава 2
Кейн смотрел, как мужчина в клетчатой рубашке открывает входную дверь своей квартиры и стоит на пороге, совершенно потеряв дар речи. Было видно, что тот в полном замешательстве, и Кейну стало интересно, о чем он сейчас думает. Поначалу человек в клетчатой рубашке наверняка решил, что смотрит на собственное отражение в зеркале – как будто какой-то шутник позвонил в его дверь и тут же установил зеркало в полный рост прямо напротив дверного проема. А затем, когда обитатель квартиры понял, что никакого зеркала нет, то потер лоб и отступил на шаг от двери, пытаясь осмыслить увиденное. Кейн впервые оказался от него так близко. Он уже давно наблюдал за ним, фотографировал его, имитировал его речь и походку… Оглядев этого человека с ног до головы, Кейн остался доволен своей работой. На Кейне была точно такая же рубашка, как и на мужчине у двери. Он выкрасил волосы в тот же цвет, и с помощью ножниц, бритвы и кое-какого грима ему удалось довольно точно скопировать линию залысин над висками. Очки в черной оправе были той же модели. Даже на серых брюках, на нижней части левой штанины, в пяти дюймах от обшлага и в двух дюймах от внутреннего шва, красовалось точно такое же пятно от отбеливателя. Ботинки были тоже такими же.
Нацелившись взглядом в лицо мужчины, Кейн отсчитал три секунды, пока тот не понял, что это не розыгрыш и видит он не собственное отражение в зеркале. Тем не менее мужчина посмотрел на свои руки, словно чтобы убедиться, что они пусты. Поскольку в правой руке Кейн держал пистолет с глушителем, опущенный дулом вниз.
Воспользовавшись замешательством своей жертвы, Кейн сильно толкнул мужчину в грудь, заставив его отступить. Вошел в квартиру, ногой толкнул дверь и услышал, как она ударилась о косяк.
– В ванную, быстро, ты в опасности! – выпалил Кейн.
Мужчина поднял руки, его губы беззвучно шевелились, пытаясь подобрать слова. Любые слова. Слова так и не пришли. Он просто пятился по коридору, пока не оказался в ванной комнате и не уперся задом в фаянсовую ванну. Его высоко поднятые руки дрожали, глаза метались по всей фигуре Кейна. Замешательство явно грозило перерасти в панику.
Кейн столь же внимательно изучал мужчину в ванной, подмечая небольшие различия во внешности. Вблизи выяснилось, что сам он похудощавей – тот весил на добрых пятнадцать-двадцать фунтов побольше. Цвет волос оказался близок к оригиналу, но все-таки не совсем то. И еще шрам – маленький, прямо над верхней губой мужчины, на левой щеке. Кейн не видел этого шрама на снимках, которые сделал пять недель назад, и не приметил его на фотографии из водительских прав мужчины, хранящейся в УАТ[6 - УАТ (англ. DMV – Department of Motor Vehicles) – Управление автомобильного транспорта, нечто вроде российского ГИБДД. (Прим. пер.)]. Наверное, шрам появился уже после того, как тот фотографировался на права. Правда, Кейн знал, что сможет запросто изобразить его. В свое время он как следует изучил технику голливудских гримеров – тонкий слой быстросохнущего латексного раствора способен воспроизвести практически любой шрам. Кейн кивнул. Единственное, в чем он в буквальном смысле попал в цвет, так это с цветом глаз – по крайней мере, контактные линзы удалось подобрать один в один. Подумалось, что, пожалуй, стоит добавить немного темных теней вокруг глаз, а может, и слегка осветлить кожу. Нос тоже был проблемой. Но той, которую вполне можно было исправить.
«Не идеально, но и не так уж плохо», – подумал Кейн.
– Что, черт возьми, происходит? – вопросил упершийся в ванну человек.
Кейн достал из кармана сложенный листок бумаги и бросил его к ногам мужчины, распорядившись:
– Подбери-ка и прочти вслух.
Наклонившись на дрожащих ногах, тот подобрал бумажку, развернул и прочел написанное. А когда опять поднял взгляд, Кейн уже держал в руке небольшой цифровой диктофон.
– Вслух!
– Б-берите все, что хотите, только не убивайте меня, – пролепетал мужчина, закрывая лицо руками.
– Эй, послушай-ка! Твоя жизнь в опасности. У нас не так много времени. Кое-кто идет сюда, чтобы убить тебя. Расслабься, я коп. Я здесь, чтобы занять твое место и защитить тебя. Как думаешь, почему я одет точно так же, как ты? – спросил Кейн.
Глянув сквозь накрывшие лицо пальцы, мужчина опять посмотрел на Кейна, прищурился и принялся качать головой.
– Да кому это понадобилось убивать меня?
– У меня нет времени на объяснения, но этот человек должен поверить, что я – это ты. Мы собираемся уберечь тебя от большой беды – обеспечить твою безопасность. Но сначала мне нужно, чтобы ты кое-что сделал. Видишь ли, я выгляжу в точности как ты, но говорю не так, как ты. Прочти записку вслух, чтобы я мог услышать твой голос. Мне нужно поймать ритм твоей речи, понять, как ты произносишь слова.
Записка задрожала в руках мужчины, когда он начал читать вслух, поначалу нерешительно, пропуская отдельные слова и запинаясь.
– Стоп. Расслабься. Ты в полной безопасности. Все будет хорошо. А теперь попробуй еще разок, с самого начала, – приказал Кейн.
Мужчина перевел дыхание и попробовал снова.
– Голодный фиолетовый динозавр съел добрую игривую лису, болтливого краба и бешеного кита и начал торговать и крякать, – произнес он со смущенным выражением на лице, добавив: – А что все это значит?
Кейн нажал кнопку «стоп», остановив свой цифровой диктофон, поднял пистолет и нацелил его в изумленно приоткрытый рот мужчины.
– Это предложение представляет собой фонетическую панграмму[7 - Панграмма – фраза, содержащая все буквы латинского алфавита. (Прим. пер.)]. Оно дает мне основу для твоего звукового диапазона. Прости. Я соврал. Я и есть тот человек, который пришел убить тебя. Ты уж поверь, мне и вправду хотелось бы пообщаться с тобой подольше. Это все значительно упростило бы…
Единственная пуля из пистолета с глушителем проделала небольшую дыру в нёбе мужчины. Пистолет был двадцать второго калибра. Никакого выходного отверстия. Никакой крови и мозгов, которые надо смывать, никакой пули, которую пришлось бы выковыривать из стены. Красиво и чисто. Тело мужчины свалилось в ванну.
Кейн бросил пистолет в раковину, вышел из ванной и открыл входную дверь. Осмотрел лестничную площадку. Немного выждал. Вроде никого не видать. Никто ничего не слышал.
Напротив от входной двери на площадке находилась небольшая кладовка. Кейн открыл ее, взял спортивную сумку и ведро со щелоком, которые там оставил, вернулся в квартиру и прошел в ванную. Если б после убийства этого человека можно было бы куда-нибудь перевезти тело, работу удалось бы завершить в другом месте и гораздо эффективнее. Но обстоятельства диктовали иное. Нельзя было рисковать, пытаясь вынести тело, даже по частям. За пять недель наблюдения Кейн видел мужчину выходящим из этой квартиры не больше десятка раз. В здании тот вроде никого не знал, у него не было ни друзей, ни семьи, ни работы, и, что немаловажно, никто его не навещал. Кейн был в этом полностью уверен. Но самого мужчину все-таки знали в этом доме и в окрестностях. Он здоровался с соседями в вестибюле, общался с продавцами в магазине и так далее. Мимолетные знакомства, но тем не менее хоть какой-то контакт. Так что Кейну требовалось разговаривать, как он, выглядеть, как он, и как можно точнее придерживаться его распорядка дня.
С одним очевидным исключением. Распорядку дня этого человека предстояло измениться самым необычным образом.
И прежде чем заняться телом мужчины, Кейну нужно было поработать над самим собой. Он воспользовался моментом, чтобы еще раз изучить лицо своей жертвы поближе.
Нос…
Нос мужчины чуть покосился на левую сторону и был толще, чем у Кейна. Должно быть, он сломал его всего пару лет назад, и у него не было либо страховки, либо денег, либо желания как следует привести его порядок.
Кейн быстро разделся, аккуратно сложил одежду и отнес ее в гостиную. Взял полотенце из ванной, намочил горячей водой под краном в раковине, затем отжал. То же самое проделал с маленьким полотенчиком для лица.
Мокрое банное полотенце он скатал в плотный рулон толщиной около трех дюймов. Накинул маленькое полотенчико на правую сторону лица – так, чтобы оно закрывало нос. Свернутое банное полотенце оказалось достаточно длинным, чтобы удалось повязать его вокруг головы.
Кейн подошел к выходу из ванной, взялся правой рукой за дверную ручку и подтянул дверь к лицу – так, чтобы край двери коснулся переносицы. Повязка должна была частично поглотить удар острого края двери, чтобы тот не рассек кожу. Кейн слегка наклонил голову влево и положил левую руку на левую сторону лица. Почувствовал, как напряглись шейные мышцы, преодолевая давление руки. Теперь уже голова не откинется влево от удара.
Сосчитав в уме до трех, Кейн отвел дверь от себя, а затем резко дернул к себе, ударив ее краем в переносицу. Придерживаемая рукой голова удержалась на месте. Нос – нет. Он понял это по хрусту костей. Ориентироваться приходилось только на звук, поскольку при этом Кейн абсолютно ничего не почувствовал.
Полотенце, обернутое вокруг головы, не позволило двери достать до головы и привести к перелому глазной орбиты. Подобная травма привела бы к кровоизлиянию в глаз, для устранения которого потребовалось бы обращаться к врачам.
Кейн снял с головы оба полотенца и бросил их в ванну на ноги убитого. Посмотрелся в зеркало. Потом глянул на нос мужчины.
То, да не совсем.
Ухватив себя за нос пальцами, Кейн резко мотнул головой влево, услышав при этом характерный хруст раздробленных хрящей – примерно такой же, как если насыпать хлопья для завтрака в салфетку и крепко сжать ее в кулаке. Еще раз посмотрел в зеркало.
