
Полная версия:
После развода. Просто уходи!
– Что?
– Поиздеваться, я так понимаю, решила?
– Федя, а ты случаем ничего не перепутал?
– Таня, я сказал: хочу есть, не капай на мозги.
– Я их сейчас пожарю, чтобы ты наелся. Давай-ка проясним. Ты заявляешься сюда, делая вид, что я обидела сорокапятилетнего дитятку, в то время как я сходила с ума после твоего заявления о разводе. Ты роли случайно не перепутал, дорогой?
Он, не слушая меня, берёт тарелку, набирает полную еды и садится за стол на своё привычное место.
– Дай пульт, – протягивает руку.
– А как же развод?
– А что с ним? Подам… – задумывается, – завтра.
Я задыхаюсь от возмущения и его непринуждённости.
– Нет, ты точно охренел. Я сейчас переверну твою тарелку, и ты снова пойдёшь ночевать на улицу.
– Да что ты хочешь от меня, не пойму? Я вчера всё сказал.
– Зато я не всё сказала и не всё услышала. Ложку положи.
Он опускает её на стол с таким громким стуком, что у меня в ушах звенит.
«Задолбала», – пыхтит под нос, будто я его не слышу.
– Что? – орёт на меня. – Что тебе нужно?
«Боже, это будет преступление в порыве страсти», – поднимаюсь на ноги и подхожу к плите. Бросаю оставшиеся пару картошин в раковину и перехватываю чугунную сковороду одной рукой, демонстрируя повернувшемуся ко мне Измайлову дно.
Надеюсь, такой закон всё же есть в уголовном кодексе. Потому что я буду настаивать на невиновности.
Он дёргается в сторону, увеличивая расстояние, заметив в моей руке чугунное орудие.
– Ещё раз крикни на меня, пожалуйста, – прошу почти спокойно.
– Тань, давай поговорим, – тут же просит спокойно.
– Мне что-то кажется, что ты не очень разговорчив, Федя. Поэтому постою тут.
Он кивает и сглатывает.
– А теперь говори.
– Что?
– Правду, милый.
– Я уже сказал.
– Эта правда меня не удовлетворила. Ты хоть знаешь, что творишь? Если у тебя есть претензии, вопросы или предложения – говори. Мы всё обсудим. А ты пришёл со своим «надоело».
– Потому что надоело, Таня. Что непонятного?
– У меня это «надоело» за годы нашего брака раз пять всплывало. Однако я всё ещё твоя жена. Потому что, когда в моей голове звучало это слово, я, засучив рукава, работала над нашей семьёй.
– Я не знаю, что ты придумала в своей голове, но я говорю тебе ровно то, что чувствую. Я устал. Я хочу…
– Чего? – спрашиваю, когда он замолкает на следующем слове. – Свободы? Не так ли?
– Пусть будет это слово. Вполне подходит.
Я качаю разочарованно головой.
– Тебе действительно плевать на меня и на нас? Захотелось новизны?
– Да нету никаких «нас», Таня. Ты что… ты реально не понимаешь этого?
Встаёт, упирает руки в бока и вздыхает, опустив голову так сильно, что подбородок касается груди. А у меня внутри всё замирает и перемалывается, будто кто-то вмонтировал в мою душу мясорубку и настало время её включать.
– Ты что такое говоришь? – спрашиваю надломленным голосом.
Внезапно теряю весь запал, и рука со сковородой опускается. Чуть ли не падает на пол, потому что силы покидают. Потому что речь уже не об этом проклятом «надоело», речь о любви, которой, как оказалось… нет? Но как давно её там нет?
– Хм? Я спрашиваю, что ты такое говоришь, Фёдор?
Мне до этого момента казалось, что это больше смахивает на какой-то бзик или попытку всколыхнуть нас обоих… да что угодно от дурной головы, но не то, что есть на самом деле.
– Я говорю, Таня, что мы были рядом по привычке, а не по любви. Может, вначале она и была. Но не сейчас.
Он указывает пальцем в грудь, чуть левее, если быть точной. Указывает туда, где у меня всё болит. Именно там. Но у него, видимо, нет.
– Тут уже ничего нет. Не осталось. Прости!
И от этого «прости» меня всю сотрясает. Это гнев, боль, претензия и снова боль.
– Уходи! – говорю твёрдо.
– Тань, я уйду, просто…
– Я сказала тебе: уходи.
Делаю шаг к столу. Хватаю его тарелку и бросаю её в раковину. Еда выплёскивается, и разбивается посуда. Но мне плевать.
– Ну и зачем ты это сделала?
– По той же причине, по которой ты сейчас указывал на грудь. У меня тоже ничего не осталось.
Он качает головой и поворачивается к окну.
– Дай хоть вещи собрать.
– На это потребуется время. Ты помылся, перестал вонять, теперь иди.
– Я…
– Да чтоб тебя! – психую и выталкиваю его сначала из кухни, затем снова за дверь.
Иду в комнату, выдёргиваю телефон с зарядкой из розетки, хватаю пиджак, в котором он был, сумочку и обувь и выбрасываю на лестничную площадку.
Не слушаю ни слова, закрываюсь на замок и иду в комнату делать единственное, что сейчас может успокоить – собирать его вещи.
Глава 6
Войдя в спальню, распахиваю шкаф. Его одежда. Аккуратно сложенные рубашки, свитера, которые я подбирала, чтобы ему шло, футболки и ящик с бельём в центральной части.
Я хотела сложить всё это в единственный на двоих чемодан, а остальное – в пакеты. Но, смотря сейчас на всё это, изнутри выплёскивается злость. На него – за то, что так поступает, на себя – что не могу просто принять, так как не услышала доводов. И они мне почему-то очень нужны. Может, из-за прошедших лет бок о бок?
Я не знаю. Правда.
Но мне очень обидно. И очень больно за себя.
Сорвав с вешалки первую попавшуюся рубашку – синюю, в мелкую клетку, – я размышляю.
Мне хочется её порвать. Порезать и бросить к его ногам, как он поступает со мной. И в то же время, зная ценность денег, потому что мы живём по средствам. Редко куда выбираемся на отдых по России. Тем более год назад, когда наша дочь выходила замуж за Максима, мы со свахой и сватом решили подарить им квартиру. Однокомнатную, но это было лучше съёмного жилья. Все сбережения ушли на эту покупку. До этого мы оплачивали Людмиле учёбу и… ну, копили.
Поэтому рука никак не двигалась к ножницам. Хотя всё внутри рвало от желания насолить Фёдору.
Я вздохнула и приложила плечи друг к другу, затем сложила рубашку пополам – на раз и ещё. Но убрать её в чемодан не успела. Муж начал стучать в дверь и нажимать на звонок, будто у него ОКР, ярость поднялась до максимального уровня.
Чем чаще он стучал и звонил, тем сильнее это выводило из себя.
Я эмоциональна, да. Но сейчас я была нестабильна. И мои руки сжали рубашку.
– Надоело? – шепчу. – Нет никаких «нас»? На, получай.
Растягиваю материал между рук со всей силы. Рву. Сначала не поддаётся, но потом ткань с треском расходится по шву. И ощущение, словно по моим нервам кто-то пускает ток, возбуждая их по-новому.
Кидаю обрывки на пол, хватаю следующую. Чёрную, строгую. Купила ему её в офис и первые в жизни запонки.
– Ты двадцать четыре года молчал, сволочь!
Ткань рвётся легче, чем я ожидала. Так же легко, как катятся слёзы по моим щекам, от которых я отмахиваюсь.
Я не узнаю себя. Не узнаю этот хриплый голос, эти трясущиеся руки. Но мне всё равно. Сейчас на меня это действовало как терапия. Может, просто отговорка, но я продолжаю.
Достаю ящик с бельём. Его носки. Эти дурацкие полосатые, которые он любил. Беру один – и режу ножницами пополам. На втором вырезаю круг.
– Вот тебе носки! Вот твоя жизнь!
Комната плывёт перед глазами. Я падаю на колени, сжимая в кулаках обрывки ткани.
– Почему… – уже тихо, почти шёпотом. – Почему ты не сказал раньше?..
Слёзы снова подступают, но теперь они горячие, злые.
Я поднимаю голову и вижу в зеркале своё отражение. Растрёпанные волосы, красные глаза, сжатые кулаки и разбитое сердце.
– Ладно, – вытираю лицо. – Ладно.
Встаю, собираю всю его одежду в чемодан и пакеты. Аккуратно, без эмоций. Будто я все их оставила в рваных линиях его рубашек и разрезанных носков и трусов.
– Ты хотел уйти? – говорю в пустоту. – Хотел свободы. Тогда забирай своё дерьмо с собой в свою новую свободную жизнь.
Выбрасываю пакет за пакетом в коридор. Затем подталкиваю каждый к двери. Хочется выкинуть, и, быть может, потом я пожалею о том, что не сделала этого. Но я просто открываю дверь и начинаю всё это выставлять на лестничную площадку.
Феди уже нет. Видимо, устал стучать в закрытую дверь. А может… Мой телефон звонит, и установленная на его контакт мелодия даёт понять, зачем он ушёл.
Падают одно за другим сообщения и снова звонки. Но я продолжаю заниматься выбрасыванием «мусора».
Дверь квартиры напротив открывается, и на меня смотрит баба Лида.
– А ты чего это, мусора столько накопила?
– И не говорите. Двадцать четыре года не выбрасывала. И вот время пришло.
Моя горькая усмешка её не трогает, и она, просто кивнув, уходит, обойдя эту китайскую гору пакетов.
Телефон снова вибрирует. Принесла его сюда поближе. Одно сообщение:
«Таня, давай поговорим нормально. Я внизу, в машине. Спускайся.»
Я медленно набираю ответ:
«Зеркало заднего вида на себя переведи и говори. Обратно ты уже всё равно не вернёшься.»
Делаю фотографию вещей в углу и отправляю ему вдогонку.
«Это ещё что?»
«Так выглядит свобода. Не узнал?»
Вместо СМС он звонит. Да и я не хочу тут вести переписку.
– Что?
Запираю дверь на два замка. У него от одного ключ есть на связке с теми, что от машины. Но второй мы используем редко и даже на связку не крепили никогда. Он всегда лежит в верхней полке прихожей. Поэтому Фёдор войти и не может.
– Какого чёрта ты творишь?
– Помогла тебе. Скажи спасибо. Ты хотел целую неделю собирать вещи и бежать к свободе, я сделала это за час.
– Таня, это уже переходит все границы.
– Ты прав, – соглашаюсь. – На развод не забудь подать, чтобы перейти последнюю.
– Это и моя квартира тоже.
– Ааа, так вот куда мы пришли. Я забыла.
Горькая усмешка умирает на моих губах. Потому что начинаются все эти разговоры, делая его слова о разводе реальными.
– А ты думала, я уйду и оставлю всё тебе?
– О, нет-нет. Что ты. Это слишком мужской поступок. Не в твоём стиле.
Я пытаюсь его задеть словами, как он задевает меня, даже если не понимает этого.
– Не в моём стиле? Что это ещё значит?
– Быть может, ты этого никогда и не поймёшь. Так какой смысл отвечать?
– Короче, понятно, – фыркает он. – Завтра пойдём в суд или МФЦ. Куда надо?
– Даже не узнал? Надеялся, что я, как всегда, прозвоню и потом тебе растолкую? Нет, милый, сам в этот раз. Действуй.
Сбрасываю вызов и остаюсь стоять на том же месте ещё пару секунд. Затем отталкиваюсь с «мёртвой точки» и, словно не в ванную иду, а фигурально – вперёд. Пытаюсь, во всяком случае. Потому что двадцать четыре года не сотрёшь и не вырежешь из памяти ножницами. Их нужно будет отпустить… и я это сделаю, но завтра. На сегодня с меня было достаточно.
Глава 7
Я выбираю четверг для ответственной миссии – поездка к Вике домой.
Как только работа подходит к концу, я прощаюсь с коллегами и вызываю такси.
Дорога к ее дому занимает полчаса. Вика живет на самой окраине города, потому что Игорь занимался резьбой по дереву, и для своего «хобби», как он сам это называл, ему требовалось пространство. Не представляю, как ей сейчас сложно.
Я позвонила ей в обед, но она не ответила, поэтому снова брать в руки телефон я не хотела и сразу поехала к ней домой.
У калитки я оплатила такси и медленно приблизилась.
Их пес, которого они подобрали лет десять назад щенком, уныло лежал у дверей мастерской. Он тоже тосковал по своему хозяину. Когда я открыла дверь и вошла, он лениво посмотрел в мою сторону, но не предпринял ни единой попытки встать с места.
– Привет, малыш, – подойдя к нему ближе, я присела на корточки и погладила его черную шерсть, поблескивающую на июльском солнце.
Он прижал уши к голове и позволил себе насладиться моим прикосновением, а после заскулил. Словно… рассказал, как ему больно.
– Знаю. Нам всем его не хватает.
– Таня? – позади послышался голос подруги.
Я поднялась и развернулась к ней.
– Привет.
– Привет.
Мы остановились на середине пути и обняли друг друга.
Вика прижалась ко мне плотнее, чем в обычных объятиях. Я не возражала. Если это то, что ей было нужно.
– Прости, что нагрянула вот так. Ты не ответила на мой звонок.
Мы отстранились друг от друга и медленно зашагали к дому.
– Меня не было. Оставила телефон. И вот, только недавно вернулась.
– Понимаю.
– Будешь что-нибудь? Вода, компот или чай, может?
– Чай, пожалуйста. Спасибо.
Мы прошли на кухню, и она засуетилась у гарнитура. Его сделал Игорь к двадцатой годовщине свадьбы. Я ей ужасно завидовала. Массив дерева, из которого он создал фасады, до сих пор источал аромат.
Переведя взгляд на подругу, я заметила собранные в пучок волосы, длинную юбку и отсутствие макияжа.
– Ходила в церковь? – спрашиваю, когда она садится напротив меня.
– Да.
– Как ты?
Она поджала губы и повернула голову к окну.
– Не знаю даже. Живу дальше. Привыкаю к тишине в доме.
– Катя скоро приедет?
Ее дочь жила в Анапе, так как там бизнес у ее мужа. Их встречи были редкими. Но каждое лето Вика и Игорь прилетали на юг позагорать, отдохнуть и увидеться с внуками и детьми.
Этим летом никто и не говорил о поездке, когда у Игоря случился инсульт. Катя только уехала обратно, как произошел второй и забрал Игоря.
Она просила Вику поехать с ней. Продать дом. Но подруга не смогла согласиться на этот вариант.
– Говорю, чтобы не тратилась и оставалась с мужем и детьми. Но эта упертая девчонка меня не слушает.
– Вся в тебя, – усмехаюсь очевидному.
Вика неожиданно улыбнулась.
– Ты права. А ты как?
– Ох… я даже не знаю, стоит ли нагружать тебя этим.
– Ты сделаешь мне одолжение.
И, посмотрев в ее глаза, я не смогла промолчать. Не то чтобы Вика не знала обо мне всё. Просто мне не хотелось говорить о своих проблемах, когда она оплакивает любимого человека. Но, возможно, это был ее способ хоть немного отвлечься.
– Ну, два дня назад Федя вернулся с работы, поел и сказал, что ему надоел наш брак и он хочет развод.
Вика смотрит на меня так, будто я сошла с ума.
– Он что, охренел?
Меня в очередной раз пробирает на смех.
– Господи, почему у меня, тебя и Ксюши одна и та же реакция?
– Что? Ты о чем?
– Мы все сказали эту фразу. Я – мужу, а вы обе – в качестве первой реакции.
– Да потому что я сейчас в шоке. Что случилось? Вы поссорились или что?
– Нет. Все было как обычно. Даже не знаю, откуда бы взяться кризису, который бы заставил его сказать эти слова.
– А что он еще то сказал? Должна же быть причина.
– Много чего, только ничего из этого не может быть причиной. Или же я попросту ищу не там, где нужно. «Нас нет».
– Что значит…
– Так он выразился вчера.
– То есть он тебя разлюбил?
Мои плечи опускаются.
– Думаю, да. Или нашел ту, кого полюбил сильнее.
– А я уверена, что там есть куда или к кому уходить.
– Насчет «куда» я бы поспорила. Я его выгнала из дома в первый вечер, и он ночевал в машине.
Вика начинает хохотать, и я улыбаюсь, что хотя бы это подняло ей настроение.
– Почему не поехал к ней? – задаю риторический вопрос.
– Ты права. Но что, если и она замужем? В таком случае не заявится же он к любовнице домой и не выселит мужа, в самом деле.
– Я уже и не знаю. Вчера мы опять поговорили, покричали, и я его выгнала снова. Собрала вещи и оставила на лестничной площадке. Утром уже не было ни единого пакета. Сказал, подаст на развод сам. Но он даже не знает, куда идти, чтобы написать заявление. Наверное, через «Госуслуги» это сделает.
– Хочешь, оставайся у меня на выходных.
– Спасибо тебе, с удовольствием. Но завтра мы поедем к Ксюше с Антоном.
– Зачем?
– Пиво и креветки.
– Жестоко. Я не помню, когда в последний раз их ела. Наверное, еще до первого инсульта Игоря.
Вика тут же поворачивает голову в сторону гостиной. Я мельком увидела там рамку с его фотографией и зажженной свечой.
Тянусь к ее руке и накрываю своей.
– Я так по нему тоскую. Сложнее справляться с привычками, которые выработались за годы. Вытаскиваю две кружки утром и засыпаю больше зерен, чем необходимо для одной порции кофе. Ставлю вечером его тапочки у кровати, чтобы он ночью не шел в туалет по холодному полу. У него ноги постоянно холодные.
Из моих глаз текут слезы от ее слов и боли, пропитывающей ее трогательные слова о любимом человеке, который был половиной ее души.
– А еще ужинать, обедать и завтракать в одиночестве. Сидеть и смотреть на его пустой стул. Это ужасно давит…
– Дорогая моя, мне так жаль.
– Мне тоже, – она кладет свою руку сверху на мою и образует замок.
– Я думаю, тебе стоит уехать до конца лета к дочери. Тебе это очень нужно.
– Знаю, но я так боюсь уходить отсюда надолго, словно… когда я вернусь, его тут больше не будет.
– Понимаю.
– Он был невероятным мужчиной и мужем. А уж каким он был отцом… ну, ты и сама знаешь.
– Знаю. Другим я его и не знала.
Вика вытирает глаза и садится прямее.
– Во сколько подъехать к ней?
– Думаю, к семи. И знаешь, подъезжай сначала ко мне.
– Зачем?
– Не я останусь у тебя. А ты у меня.
– Я не знаю, Тань.
– Зато я знаю. Тебе нужно выдохнуть. Очень нужно. Станет тяжело – сразу же вернешься, хорошо?
– Ты права. Хорошо. Я рада, что у меня есть ты.
– В любое время.
В этот момент в дом вошел Цезарь и заскулил.
– Он потерян.
– Я это вижу. Вы оба потеряны.
– Ох, я вспомнила кое-что. Пошли.
Мы выходим из дома и спешим к мастерской Игоря.
– Посмотри, – Вика указывает на накрытый белой тканью массив. А когда сдергивает, я восхищенно вздыхаю, прикрыв руками рот.
– Боже. Какая красота.
– Он сделал его к твоему дню рождения. Но я об этом совсем позабыла. Прости. Поэтому дарю от его имени лишь сейчас.
– Спасибо огромное. Он великолепен.
Я смотрю на журнальный столик.
Идеальный срез, необработанные края и каждое кольцо этого дерева ярко и с почетом сверкает под слоем лака.
Он невысокий, ярко-коричневый и блестящий, на устойчивой ножке.
Провожу пальцами по поверхности и словно вижу, с каким гордым лицом он бы подарил его мне две недели назад.
Я поворачиваюсь к Вике и обнимаю ее одной рукой.
Тут много накрытых белыми кусками ткани вещей. Законченных и в стадии работы. Тут пахнет лаком и деревом. Это было идеальное место для человека, создающего отличные, качественные вещи с душой и любовью.
– Я рада, что у меня был такой друг, как Игорь. И что у моей подруги был такой замечательный муж.
Глава 8
– Ох, моя дорогая, – Ксюша накинулась на Вику с крепкими объятиями, когда мы приехали к ней пятничным вечером и ступили на порог их квартиры.
Если честно, я боялась, что сегодня подруга позвонит или напишет, что не сможет прийти. Найдет какую-то отговорку, которую я, разумеется, приняла бы, да и Ксения с Антоном тоже. Но она этого не сделала. Вика приехала ко мне к шести, а после того, как мы разместили ее вещи в старой комнате Люды, поехали к друзьям.
– Я тоже рада тебя видеть. Прости, что пропала…
– Нет, что ты, – обрывает ее Ксюша. – Какие извинения, Вика? Ты здесь, и это главное.
Они отстранились, но продолжили держаться за руки.
– Мы всегда рядом, – заверила ее Ксения.
– Знаю, девочки. Спасибо вам за это.
– Мне кажется, или нужно нести стол в прихожую? – Антон появляется из-за угла и заставляет нас улыбнуться.
– Девчачьи разговоры. Ты тут ни при чем, – Ксюша толкает его локтем, когда он проходит мимо нее и обнимает нас с Викой по очереди.
– Рад вас обеих видеть. Располагайтесь.
– Спасибо.
– Что с нашими креветками? – Вика прочищает горло после очень сентиментального момента.
– Они ждут вас. Я уже закипятил воду и сварю их.
– Я пыталась помочь, но вы же знаете, какой упрямый этот человек, – шутит подруга.
– Ты никогда не знаешь, сколько добавить лимона. Не то что я, – подтрунивает Антон над женой, заработав еще один толчок.
– Зато мы пожарим остальные. Я купила немного королевских.
– Класс.
Организовав суету на кухне, мы открыли по бутылке пива. И под веселые шутки и смех стали готовить закуску.
Благо их кухня была объединена с гостиной, и в итоге получилось огромное пространство для большой компании. Мы не толпились, и каждому хватило места.
Это никогда не было посиделками ради алкоголя. Мы вшестером собирались у кого-то дома (зачастую по очереди) и проводили время вместе ради минут и мгновений, которые останутся в памяти каждого из нас.
Сегодня нас было четверо. И я ужасно боялась, что что-то пойдет не так. Но Вика справлялась с грустью. Мы все помогали ей держать улыбку. Но мы не забывали и Игоря.
Первой за него подняла тост сама Вика, когда мы уже сели за стол, дав понять, что говорить о нем можно и даже нужно. А мы были рады вспоминать замечательного друга. Словно он и вправду был среди нас и смеялся громче всех.
Это был наш первый сбор после похорон Игоря. И он удался.
Я любила людей в этой комнате и дорожила ими.
На кухню вышла Валерия и поздоровалась с нами всеми. Затем украла парочку креветок и съела их, схватив пару салфеток со стола.
– Отдыхаете?
– Немного.
– Ой, тетя Таня, вы сегодня одна? – громко ахнув, спрашивает она.
Тишина заполнила «эфир». На самом деле, я не поняла, почему она акцентировала на этом внимание.
– И так бывает, – я улыбнулась. – Женщина не всегда ходит подле мужа.
Это было ложью в контексте данного вечера. Мы никогда не собирались без своих пар, кроме этого дня. Но было не до уточнений. Я не хотела вдаваться в подробности. Уверена, Антон тоже знал обо всем от Ксюши, и нам не было необходимости обсуждать это сейчас.
– Что-то случилось с дядей Федей? – не унималась Валерия.
– А ты не должна уже была уйти, дочь? – вмешалась Ксюша, глянув на нее строгим материнским взглядом.
– Да ладно вам, ухожу уже, – сначала она насупилась, будто ей было не двадцать два, а пятнадцать. – Парень за мной заехал.
Она почему-то смотрела на меня так, будто хвасталась, или же мне просто показалось. В любом случае я не придала этому значения.
– Всем пока. Повеселитесь.
– И ты тоже.
Когда мы остались одни, веселье и впрямь набрало обороты.
Три часа мы отдыхали с душой. Играли в «лото», «крокодила», «кто я?», наклеивая стикеры на лоб. Пока не настало время расходиться. Конечно же, по старой привычке мы вымыли посуду и навели порядок на кухне. А пока занимались уборкой, решили купить «Монополию» для следующего раза, который обязательно будет.
– Спасибо вам, ребята, за гостеприимство и отлично проведенное время, – Вика обняла Антона и Ксению. Затем настала моя очередь.
– Может, все же останетесь переночевать? – снова спрашивает Ксения.
– О нет, я оставила вещи у Тани, поеду туда.
К тому же у нас был план – если она захочет, то просто вернется домой без всяких уговоров и попыток остановить.
– Ну как знаете.
– В другой раз можем собраться у меня. Комнат в доме много для ночевки.
– Так даже лучше будет.
Попрощавшись с друзьями, мы сели в такси, которое вызвали заранее, и поехали ко мне на квартиру.
– Знаешь, – заговорила Вика спустя время в пути, – я рада, что этот вечер не стал грустным или каким-то мемориальным. Ему бы понравилось, что мы вспоминаем его с улыбкой на лицах.
– А как иначе? Твой муж был организатором этой традиции.
– И правда, – рассмеялась она.
Такси припарковалось у входа в подъезд, и как только мы с Викой покинули салон, к нам подошел Федор.
– Я тебя жду несколько часов.
Испугавшись, мы с Викой закричали и, прижавшись друг к другу, развернулись к этому ненормальному.
– Напугал, господи.
Он сложил руки на груди, дав понять, что его это не волнует.
– И что, что ты ждешь?
– Это моя квартира тоже, – напоминает муж. – Я имею право в нее войти.
– Может быть и так. Но один ты туда не войдешь ни за что.
Вику он словно и не замечает.
– Дай мне ключ, – он схватил меня за локоть, когда я попыталась пройти мимо, и притянул к себе ближе.
Вика тоже встала рядом и угрожающе посмотрела на него.
– Руку убери, Федь, – потянула его пальцы в сторону, пока он не расцепил их. – И ответ на просьбу «нет». Я уже сказала тебе…
– Да плевать я хотел, что ты там говоришь, – взрывается он. – Ключ, говорю, дай, – протягивает руку, затем бросает небрежно. – Мало ли ты уже продала квартиру. Или собираешься это сделать.



