скачать книгу бесплатно
Полная история регги: от истоков до наших дней
Дэвид Кац
Плейлист (Рипол)
«Начало начал» – это полная история регги, от ямайских новаторов 1940-х до звезд XXI века. Дэвид Кац совершил глубокое погружение в культуру растафари и взял более 300 интервью музыкантов и свидетелей эпохи, которые составили живой рассказ о таких исполнителях, как The Skatalites, Боб Марли & The Wailers, Джимми Клифф и Ли Перри.
В книге прослеживается вся эволюция ямайской поп-музыки, включая ска, рок-стеди, даб, дэнсхолл, рагга и многие другие истоки и поджанры регги. Идеальная книга для всех, кто хочет узнать все о самой мирной музыке планеты.
В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.
Дэвид Кац
Полная история регги. От истоков до наших дней
© by David Katz 2019
© Соловьёв В.Б., перевод на русский язык, 2020
© Издание на русском языке, оформление. ООО Группа Компаний «РИПОЛ классик», 2021
* * *
«Я расскажу тебе, откуда пришла музыка регги: наши предки были схвачены в Африке и проданы в рабство, что означает: они нас поставили в самое низкое положение. Они привезли нас на землю индейцев и назвали “западными индейцами”, но мы-то знаем, что мы не индейцы. Белый человек дал нам европейские имена, но мы-то знаем, что мы не европейцы; мы происходим из Африки, но у нас нет африканских имен. Как и наши отцы до меня, мы создали музыку регги, чтобы утвердить себя – утвердить свое достоинство, сделать музыку, которая прозвучала бы на весь мир, чтобы мир понял: мы – это такой народ с дредами на голове, путь которому показывает свет с наших холмов. Этот свет отражен в нашей музыке регги, это свет справедливости, свет достоинства, потому что это единственное, что спасает нас от рабства, в котором мы оказались».
ЯББИ Ю, диджей, продюсер
«Наша цель всегда была в том, чтобы распространять регги-музыку, чтобы она стала известной, как любая другая музыка, потому что она такая же народная, как народная музыка в любой другой стране. Но мы – маленькая страна третьего мира, и нам сложно справиться с этой задачей. И все же с каждым днем понемногу падает один барьер за другим. Регги еще не вышел в большой мир, но уже выходит. Это все еще музыка андеграунда, музыка бунтарей, и на самом деле это хорошо, потому что ты и должен быть бунтарем, если хочешь, чтобы тебя услышали. Каждый ямайский музыкант имеет это стремление – он хочет увидеть свою работу максимально распространенной. Не просто с финансовой точки зрения, но с точки зрения художника. Мы все хотим, чтобы наша работа достигла самой широкой аудитории».
ЛЛОЙД «БРЕД» МАКДОНАЛЬД (группаSoul Syndicate)
Предисловие
Наперекор всем обстоятельствам, музыка регги восстала из глубин народной жизни Ямайки и сумела вдохновить весь остальной мир. Изначально отвергаемая даже в стране, где она родилась, эта музыка, несущая послание свободы, сумела затронуть многих: в такт регги раскачиваются и борцы за свободу, и те, кто эту свободу порой притесняет, но самое главное, ее понимают и принимают простые люди на всех континентах. Присущие регги музыкальные элементы все чаще проникают в другие стили поп-музыки: они стали основой современных танцевальных ремиксов, а такие поджанры регги, как ска, «музыка корней» и дэнсхолл, стали основой для дальнейших интерпретаций. Примечательно, что инновации ямайских тостеров, или диджеев, помогли породить культуру рэпа и хип-хопа, и динамичное перекрестное оплодотворение этих стилей продолжается.
Вопреки всем недоброжелателям этого направления, мы видим, что регги остается музыкой великой важности, и то, что регги изобретен самим народом – народом крошечного острова, наделенным творческой жилкой и тонким музыкальным слухом, – делает факт явления этой музыки тем более невероятным и необъяснимым.
Моим главным мотивом при написании этой книги было позволить людям, заложившим основу регги, рассказать свои истории. Вместо того чтобы рассуждать отстраненно, пусть первопроходцы ямайской популярной музыки выскажутся от первого лица. Кто именно создал эту замечательную музыку? Откуда они все взялись и как они стали музыкантами и продюсерами, операторами саунд-систем и пионерами звукозаписывающих студий? Как все вместе они создали эту отчетливо ямайскую музыку? Почему эта музыка стала именно такой, и как получилось, что она оказала такое значительное влияние?
Стараясь представить максимально честный портрет ямайской музыки, моя книга фиксирует спонтанные обстоятельства, которые подчас приводили к тем или иным музыкальным открытиям. Мудрость и остроумие музыкантов и тех, кто нес музыку в массы, оказались очень кстати. Живые обороты речи гораздо больше подходят к описанию регги и других стилей, чем монотонная сентенция стороннего наблюдателя. Поскольку все персонажи этой книги сыграли важную роль в сложной и комплексной истории регги, они, несомненно, и должны быть теми, кто задает вектор этой книги. Я старался представить информацию как можно точнее, и время от времени читатели смогут заметить противоречивые мнения, особенно когда дело касается серьезных стилевых сдвигов и песен, ставших хитами. Но и в этих противоречиях содержится истина.
При написании книги я хотел отдать дань создателям музыки, которая была постоянным и глубоко волнующим саундтреком на протяжении большей части моей жизни. Впервые я узнал о регги еще подростком, услышав такие песни, как Police And Thieves Джуниора Марвина; пластинок у меня не было, но, к счастью, эту музыку крутили прогрессивные радиостанции Сан-Франциско. Фильмы The Harder They Come (1972 г.; главную роль в нем сыграл ямайский певец Джимми Клифф) и Rockers (1978 г.; в нем было целое созвездие исполнителей регги) еще больше приблизили меня к реалиям этой музыки, так же как книги, погружающие в тему: Reggae Bloodlines (1992), Catch a Fire (под этим же названием в 1973 г. вышел альбом Боба Марли и The Wailers на лейбле Island) и Reggae International. Но настоящим потрясением для меня стал опыт посещения мощной, сотрясающей землю и воздух саунд-системы Джека Руби в 1982-м. Проведя несколько месяцев в Лондоне (мне тогда было 17), я получил еще одно откровение: город был наполнен ямайскими сообществами и пиратскими регги-радиостанциями; вдобавок ко всему я попал на ежегодный Ноттинг-Хиллский карнавал, который проводится в августе в округах Кенсингтон и Челси; после всего этого контекст музыки регги прояснился для меня еще больше. Через несколько лет, во многом благодаря регги, я переехал в Лондон, и моя встреча в 1987-м с Ли «Скретчем» Перри во многом определила мою дальнейшую жизнь. Оказавшись в команде Ли Перри, я смог познакомиться со всей лондонской братией регги, но и это было лишь прелюдией к тому, что обрушилось на мои чувства позже, на самой Ямайке, где регги растет как трава и культурные откровения сыплются на тебя как из рога изобилия.
Регги – это в первую очередь связи; его стиль несет в себе определенная группа певцов и музыкантов, связанных с определенными продюсерами. Найти своих героев стало для меня во многом интуитивным процессом, которому помогли те же связи, которые всегда так важны в любом деле, но особенно это верно на Ямайке, потому что там братство регги – это одна большая семья. Продюсер Банни Ли познакомил меня по телефону с легендарным певцом Дэннисом Брауном, а певец Макс Ромео привел меня к гитаристу Эрлу Смиту, который знал, где находится перкуссионист Стикки Томпсон; Уинстон Джарретт знал, где найти его коллегу, певца Стренжера Коула, а тот уже направил меня к клавишнику Глэдди Андерсону. Иногда просто появление в нужном месте могло творить чудеса: днем в студии Leggo на Оранж-стрит я поймал тостеров Брауна и Таппу Зуки, перкуссиониста Скалли и продюсера Линвала Томпсона, а после встретил басиста Флабба Холта и трубача Джонни Мура; вскоре в Tuff Gong я встретил певцов Элберта Гриффитса и Карла Докинза, плюс тостера Диллинджера и таких музыкантов, как Альва Льюис и Бонго Херман. Правильное знакомство действительно может решить все; так, Клемент Додд, он же Сэр Коксон, отказался от интервью, когда я впервые подошел к нему в его магазине в Нью-Йорке, но после того как меня привели в его студию на Ямайке трио Silvertones, он согласился без малейших колебаний.
Самые первые интервью вышли из моих подготовительных исследований к биографии Ли Перри People Funny Boy («Мальчик для битья»). Ли настоял, чтобы я стал его биографом, и я полностью прочувствовал как благословение, так и проклятие этого поручения – для меня это было большое бремя, но в то же время и великая честь, от которой я не мог отказаться. Получилось ли в результате то, что хотел каждый из нас, – вопрос другой, но, тем не менее, именно тогда начались мои поиски правды, которые в конечном счете приведут меня к созданию этой книги.
Так же, как даб-музыка (регги без вокала) подводит к мысли о том, что отсутствующие части микса не менее важны, чем то, что лежит на поверхности, эта книга, по мере того как она создавалась, заставляла меня задумываться о том, что нужно сохранить, а что оставить за бортом, – и это всегда было трудное решение. За более чем пятнадцать лет я опросил примерно 300 персонажей, которые были и остаются движущей силой регги. Естественно, у меня не получилось включить в книгу весь материал, и я могу только извиниться, если какая-то песня или музыкант в ней не представлены. К сожалению, некоторые музыканты умерли еще до того, как я начал исследование, шанс встретить других мне не представился, а некоторые отказались от интервью по причинам, которые, вероятно, известны им самим или же их продюсерам. Конечно же я благодарен коллегам-журналистам и друзьям, которые позволили мне использовать выдержки из проведенных ими интервью.
Эта книга вовсе не претендует быть «самой полной» историей регги-музыки. Самые ранние воспоминания моих героев относятся к Ямайке 1920-х годов и ее джазовой сцене; также здесь есть рассказы из первых уст о послевоенном ритм-н-блюзе, музыке менто и калипсо, стилям, которые привели к рождению ска и рокстеди – непосредственных предшественников регги; о более ранних стилях колониального периода вы найдете лишь краткие упоминания. Первое издание книги заканчивалось у меня на середине 1980-х годов, когда регги готовилось перейти в цифровую фазу. Новое исправленное издание продолжает рассказ, приближая читателя к настоящему моменту. Справедливости ради стоит сказать, что изменения, случившиеся с ямайской музыкой, которая все больше становится компьютерной, слишком обширны и разно образны, чтобы охватить их целиком.
Я попытался выделить наиболее важные для Ямайки стили и песни, но эта книга не ограничивается ямайским хит-парадом. Местами я затрагиваю британский и североамериканский регги, но в целом книга твердо фокусируется на музыке, сделанной на Ямайке. Я не пытался преднамеренно заводить читателя в далекие дебри, но некоторые малоизвестные или забытые герои обретают в ней свой голос.
Эта книга привела меня в места, до которых иначе я бы точно не добрался. Большая часть пути была поистине удивительной. Я слышал, как Кен Бут поет а-капелла у себя дома в пригороде Кингстона, я ел жареную рыбу, приготовленную Конго Ашанти Роем в гетто Городка Независимости (Портмор), и передавал по кругу чашу в компании звезд регги на студии Freedom Sounds в Гринвич Фарм. Я анализировал Священные писания с Ябби Ю и Коко Ти, спорил о правах женщин с Майклом Роузом и Джуниором Ридом, обсуждал недостатки западной медицины с личным травником Огастеса Пабло. Меня овевал легкий бриз возле магазина Грегори Айзекса, я обменивался историями о путешествиях по Африке с Ю-Роем и Найни (Niney the Observer, Уинстон Холнесс), а Биг Ют и Принц Бастер рассказывали мне о бандитских войнах. Я пил пиво с Рико, потягивал водку с Рупи Эдвардсом, пил ром с Линтоном Квеси Джонсоном (LKJ) и грыз сахарный тростник с Бересом Хаммондом. Я обменивался джазовыми анекдотами с ребятами из Skatalites, обсуждал ритмические находки со Слаем и Робби и узнал, что кулинарное искусство Глена Брауна находится на одном уровне с его продюсерским гением, а Клайв Чин угощал меня лучшей китайской едой, которую я когда-либо пробовал. Я посетил Эфиопскую православную церковь, познакомился с сектами «Двенадцати колен израилевых», «Бобо Дред», теократией Наябинги и честно пытался разобраться с особенностями других ветвей растафарианства. Я тянул за бронзовый коготь орла, который служил дверной ручкой в офисе Эдварда Сиаги в Нью-Кингстоне; я слышал бешеный бой барабанов пукумины на церковном собрании в Сент-Томасе, и был потрясен пульсирующим сердцебиением барабанов Наябинги в приходе Сент-Элизабет. Слушать саунд-систему Merritone Уинстона Блейка в клубе Turntable («Вертушка») было изысканным удовольствием; а танцевать раб-э-даб в лунном свете в воскресенье вечером рядом с гостиницей Capricorn в Рейтауне было положительно небесным опытом.
Почти все, с кем я контактировал, относились ко мне с максимальной добротой. Мои герои откровенно делились со мной не только рассказами о своей музыкальной карьере, но также приглашали меня в свои частные владения, а иногда впускали в свою личную жизнь. Когда все шло не совсем по плану, это тоже становилось частью ценного опыта. Например, чтобы добраться до музыканта, который живет в глухой деревне, мне пришлось ехать по грунтовым дорогам, переезжать затопленные поля сахарного тростника, и все это на машине, которую вел начинающий концертный промоутер, по совместительству местный «гангстер». Один певец, живущий в центре города, настоял на том, чтобы мы взяли с собой его заряженный дробовик, когда я попросил его подвезти меня к местной автобусной остановке. Еще один музыкант пригласил меня в деревню, но забыл сказать, что на обратном пути он повезет в город партию поддельных сумок Gucci, а в них – такое количество марихуаны, какого я никогда раньше не видел. Как он справедливо заметил, этот опыт помог мне увидеть аспекты жизни, обычно спрятанные от среднего туриста, и таким образом лучше прочувствовать всю скорбь, которую испытывали герои моей книги.
В целом, я надеюсь, что эта книга будет способствовать лучшему пониманию сложной истории регги, и после ее прочтения значение и важность этой музыки станут только яснее. На ее страницах – живые свидетельства создателей регги, чье интенсивное творчество родило этот потрясающий, уникальный саунд.
Музыка регги вышла из отчаяния и была создана теми, у кого под рукой не было ничего, кроме средств для выражения отчаяния. Ее призыв к борьбе с несправедливостью и ее растущее влияние в мире продолжают оставаться для многих неиссякаемым источником вдохновения.
Глава 1
Буги-рок
Культура саунд – систем
«Первая битва саунд-систем на Ямайке произошла в 1952 году. Сражались Tom The Great Sebastian, принадлежавшая Тому Вонгу, и звук Каунта Ника. Том обыграл Ника, а потом вернулся на Уолтем-парк-роуд, где была система Ника, и еще пару раз разбил его. Том был великолепен, чувак! Ему друг прислал какую-то большую мелодию из Нью-Йорка, и толпа в ту ночь сошла с ума».
ДЮК ВИН
«Мы делали ритм-н-блюзовые песни – все ямайские артисты в те дни старались делать R&B».
СКАЛЛИ СИММС
Популярная музыка Ямайки претерпела ряд изменений, напоминающих движение по лабиринту, и эти преобразования отражали культурное и политическое развитие острова. Родившись из повседневной борьбы обездоленных в такой, казалось бы, периферийной островной стране, регги изначально был пронизан тоской по самоидентичности и во многом являет собой реакцию на столетия господства колониализма, которые и сформировали современное ямайское общество. Прогресс этой музыки шел сложным курсом, отражая муки становления развивающейся нации.
Когда Ямайка получила независимость от Великобритании в 1962 году, остров прославился музыкой ска (Jamaica ska), уникальным «раскачивающимся» стилем, который привлек к себе огромный международный интерес. Ска часто рассматривают как отправную точку всего современного регги. Но для того чтобы понять, как возник ска, необходимо проследить более ранние направления музыкальной культуры острова.
Наиболее важными из них являются ямайский ритм-н-блюз (непосредственный предшественник ска), конечно же джаз, местный народный стиль под названием «менто», но прежде всего культура саунд-систем – мобильных дискотек под открытым небом под оглушительные звуки динамиков, которые можно было установить где угодно и в любой момент; с 1940-х годов саунд-системы стали главным арбитром ямайских музыкальных вкусов.
Подобно тому как сами жители «острова чистых источников» имеют предков во всех уголках Земли, популярная культура Ямайки испытала на себе разнообразнейшие влияния. Хотя на протяжении более трехсот столетий остров был колонией Британии, основной моделью для городских музыкантов в середине прошлого века служила музыка черной Америки, что, пожалуй, неудивительно, учитывая близость острова к Штатам. США и по сей день продолжают обладать основной промышленной, финансовой и военной властью во всем Карибском регионе, включая культурное доминирование: американские радио- и телепрограммы заполняют собой непропорционально большую часть эфира Ямайки.
Не обошлось также без кубинского болеро и son-de-cuba; большое значение имели музыкальные стили соседних стран – Гаити, Доминиканской Республики и Панамы. Но, возможно, самые важные элементы были привнесены из африканской культуры, ведь Африка – это прародина ямайцев. Особые барабанные техники, сопровождающие обряды покомании[1 - Покомания – общее название группы ямайских афрохристианских сект и одновременно ритуальных действ, которые они производят.] и кумины[2 - Кумина – афроямайская религия, в основе которой лежит поклонение небесному и земному духам; обрядовая сторона кумины держится на музыке и танцах.], в конечном счете стали определяющими элементами регги. Другие важные фолк-элементы, разработанные в дни рабства, включают в себя рабочие чанты (гимны) с их формой «призыв и ответ», детские песенки-кричалки и детские игры, а также адаптации европейской танцевальной музыки XIX века, близкой к кадрили. Дудка и барабан кадрили оказали особенно заметное влияние на стиль «менто», распространенный в сельской местности; этот стиль имеет много общего с музыкой калипсо, повсеместно звучащей на Карибах, но отличается от нее уникальной инструментовкой.
Сегодня все это можно услышать на рождественском маскараде джанкану, где представлен весь спектр фолк-музыки Ямайки.
В 1940-х годах возросшая миграция в Кингстон способствовала тому, что «музыка низов» проникла в столицу. Бродячие музыканты устраивали неформальные уличные представления, на которых сатирически комментировали текущие события. Бэнды, как правило, имели ручные барабаны, банджо и крупногабаритные калимбы, или «ящики румба» (дальний родственник африканского инструмента мбира), которые использовались в качестве баса; очень часто мелодии сопровождались дудкой или свистком, или даже бамбуковым саксофоном.
С начала 1950-х годов группы менто регулярно выступали на Северном побережье.
Среди взыскательной городской публики большей популярностью пользовался джаз. Как минимум начиная с 1920-х годов на Ямайке сложилась довольно процветающая джазовая сцена, и в экономически оживленные послевоенные годы биг-бэнд, джаз и свинг оставались самой популярной музыкой среди высших сословий. В дорогих клубах и отелях играли американские джазовые стандарты и адаптировали такие пан-карибские стили, как калипсо и меренге, но более творческие музыканты создавали свои джазовые вариации и сложные оригинальные композиции.
«Биг-бэнд также был нашей поп-музыкой. Это была эра свинга: Каунт («Граф») Бейси, Томми Дорси, Стэн Кентон, Гленн Миллер. Первые группы на Ямайке играли эту музыку как танцевальную», – говорит Уинстон Блэйк, оператор самой долговечной ямайской звуковой системы Merritone.
Главными среди гостиничных групп были Arawaks, с пианистом Лютером Уильямсом, и группа саксофониста Вэла Беннетта. Самым популярным исполнителем живой музыки стал оркестр Эрика Динса, игравший в Bournemouth Club на Борнмут-Бич в Восточном Кингстоне; Динс был мультиинструменталистом, и его мастерство игры на тромбоне сравнимо с мастерством самого Гленна Миллера. У высших классов фаворитом была группа Редвера Кука, она регулярно выступала в заведении под названием Glass Bucket. Другие популярные бэнды того периода – группа из 12 человек Джона Вестона, группа Милтона Макферсона, квартет Бабба Мотта, квинтет Уилтона Гейнейра и трио Фогги Муллинза; в 1950 году, после организации знакового джаз-концерта в кингстонском театре Ward Theatre, трубач Сонни Брэдшоу, игравший в нескольких группах, сформировал свой бэнд Sonny Bradshaw Seven.
На Ист-Куин-стрит, где была площадка со столиками для азартных игр – Coney Island, почти каждый вечер играл джаз заводной хаус-бэнд со сменным составом; позже, когда антрепренеры начнут записывать местные таланты, его члены станут ключевыми сессионными музыкантами.
Но, конечно, простые ямайцы не могли позволить себе ходить в такие шикарные места, и чаще всего их отдых обеспечивали саунд-системы. Вдохновленные рассказами ямайцев, которые ездили в США на сельскохозяйственные работы и принимали там участие в танцевальных вечеринках, устраиваемых чернокожими американцами, владельцы ресторанов, как и те, кто просто хотел подзаработать, покупали в Штатах саунд-системы с мощными усилителями, но часто колонки, транслирующие звук, делали умельцы на Ямайке. Саунд-системы устанавливали под открытым небом, оглушительная громкость привлекали большую аудиторию, и пришествие таких систем очень быстро стало определяющим элементом музыкальной индустрии острова.
Отец Уинстона Блейка, гражданского служащего, создал свою систему Mighty Merritone в 1950 году, чтобы заработать дополнительные карманные деньги. В приходе Святого Фомы это была первая саунд-система; по силе она значительно уступала саунд-системам Кингстона, но все равно звучала круто. Когда Блейк-старший умер в 1956 году в возрасте всего 41 года, Уинстон и его старший брат Тревор переехали в Кингстон. Что удивительно, Mighty Merritone все еще работает. Сидя под портретом Фиделя Кастро в своем доме в пригороде Кингстона, седобородый Блейк вспоминает:
«Дела на Ямайке обстояли так, что люди собирались вместе в основном в школьных или церковных залах. Но была еще одна важная часть ямайской городской жизни – это лужайки, например, в Джубили Тайл или Чокомо Лаунс, – открытые большие места, огороженные бетонной плитой или проволочной изгородью; в этих местах люди могли танцевать. Или же все происходило на заднем дворе какого-нибудь большого дома – там, где можно было поставить музыку. А поскольку имелись входные ворота, процесс можно было контролировать. Так начались саунд-системы и все, что с ними связано».
Мобильность саунд-систем и низкие цены за вход делали танцевальные вечеринки доступными для простой публики, которой были недоступны элитные джазовые заведения.
«В Сент-Томасе устраивали три больших вечеринки в год с живой музыкой: одна для полиции и две для теннисного клуба. Как и в ЮАР, там могла присутствовать только определенная клиентура, “чистая публика”, а маленькие люди не допускались. А в Кингстоне ставили саунд-системы – никаких “живых” групп и “чистой публики” на танцполах, и поскольку никаких других развлечений не было, саунд-системы в бедных районах значили многое».
Каждая саунд-система была связана с определенным районом – по сути, гетто – и имела множество фанатично преданных посетителей. Те, кто приходил на дискотеки, вдохновлялись виртуозностью танцоров и остроумными комментариями диджеев.
«Ритм-н-блюз, вероятно, прокрался сюда году в сорок девятом, и в пятидесятые годы сложился уже как некий институт», – говорит Блейк. Да, действительно, к началу 1950-х саунд-системы сделали R&B музыкой сегодняшнего дня.
Здоровая конкуренция саунд-систем всегда была важной частью их развития, и особенно это касалось эксклюзивности проигрываемого материала. На самом раннем этапе развития владельцы систем импортировали материал из Америки и удаляли этикетки с наиболее ценных записей, чтобы не дать им попасть в руки конкурентов.
«В те дни записи поступали в страну двумя путями. Когда приходили корабли, ребята с кораблей шли в бордели, около которых всегда болтались перекупщики. Перекупщики потом продавали записи различным звуковикам. Также многие уезжали в Штаты на фермы работать и оттуда привозили записи. Позже появилась радиостанция WLAC, вещавшая из штата Теннеси, она прославилась ночными R&B шоу; также была радиостанция из Майами, WINZ. И еще мы слушали кубинское радио. В те времена была только одна ямайская радиостанция – ZQI. Примерно после часа ночи WLAC начинала рекламировать специальные предложения, например, десяток пластинок по особой цене. Позже один или два парня отправлялись туда, делали закупки и привозили эти записи. Вот так и появлялись записи на Ямайке».
Быстро прижилась на Ямайке и сама идея противостояния систем. По крайней мере, с начала 1952 года «Королевская Лужайка» и клуб «Пионер» стали устраивать состязания между двумя саунд-системами, у каждой из которых были свои эксклюзивные диски. Решающим было то, чьи записи соберут больше публики. Первой саунд-системой, достигшей огромного успеха, была Tom The Great Sebastian, первоначально известная как Tom’s Sound System, принадлежащая Тому Вонгу, владельцу магазина электроники в центре города на Чарльз-стрит, 51. Отец Тома Вонга был китайцем, осевшим на Ямайке, а мать имела африканские корни. Окончательное название системы Том в конце концов выбрал после того, как посетил представление The Greatest Show On Earth.
«У Тома был саунд номер один! Он заявил о себе в начале сороковых. Тогда это был ритм-н-блюз: Луис Джордан, Коулмен Хокинс. Я обычно стоял рядом и слушал как он играет в Young Men’s Progressive на Драммонд-стрит: был такой клуб недалеко от магазина Тома на Чарльзстрит и Люк-лейн», – говорит бывший селектор Тома Вонга и легенда саунд-систем Дюк Вин.
Вин считает, что популярность Тома объяснялась тем, что у него был друг в Нью-Йорке, который присылал ему пластинки. «Он шил костюмы высшего класса. Мы звали его Вон, он был вместе с сестрой Тома».
Другим ключом к успеху Тома Вонга была аппаратура Hi-Fi, которую создал умелец электронных дел Хидли Джонс, прошедший выучку во время Второй мировой войны в британских ВВС. Его динамики висели на деревьях, пока он не сконструировал более мощные колонки, не нуждающиеся в креплении. Тот факт, что Том был владельцем магазина электроники, тоже имело значение. «Однажды вечером, – вспоминает Дюк Вин, – он выставил колонки и поставил свою музыку. Люди стали собираться и слушать, как это водится на Ямайке».
Певец Деррик Морган утверждает, что достойные саунд-системы появились еще раньше, чем система Вонга. Сын пресвитерианского дьякона, Морган родился в сельских районах Кларендона в 1940-м, но пере ехал вместе с родителями в Кингстон через три года после того, как один из родственников заметил, что у мальчика проблемы со зрением и ему требуется медицинская помощь. «До пяти лет я жил в Вайнярд-тауне, а потом в большом жилом квартале под названием Оранж-лейн, в центре», – рассказывает Морган. В 2001 году он был награжден Орденом Отличия за вклад в ямайскую популярную культуру, но его путь также начинался с дискотек под звуки мощных динамиков.
«Первая система на Ямайке называлась Waldron. Другое дело, что Tom The Great Sebastian была более популярной. Waldron всегда играла только в одном месте – там, где Оранж-стрит упирается в Слайп-роуд, на углу с мостом Торрингтон».
У The Great Sebastian в ранние пятидесятые было много соперников, но она долго оставалась самой популярной. Легендарный певец и продюсер Принц Бастер, настаивающий на том, что у Тома все-таки была первая саунд-система на Ямайке, охотно вспоминает его конкурентов:
«Те годы звучали голосами Count Nick, потом Deans — ее запускал один индус на углу Максвелл-авеню и Спаниш-таун-роуд (у этого индуса еще был магазин велосипедов. Еще Doc’s Thunderstorm на Бравертон-авеню… Mellow Canary — вот кто был с самого начала и выдавал мощный звук в Сент-Томасе. У Waldron был хороший звук, а еще на Линдхорст-роуд звучала Buckram, это поблизости от Waldron. Был еще Sherwood, но эта система работала не на дискотеки, Шервуд, владелец, ставил ее просто, чтобы привлекать покупателей в свой в магазин».
Другими конкурентами были Lord Koos и очень успешная V-Rocket, о которой Морган говорит, что в начале 1960-х на ней появились двойные вертушки.
«V-Rocket крутила музыку проворнее всех, но там не было тяжелого бита. Более легкий звук, то, что мы называем “хай-фай”. Эта система обычно играла в клубе Caterers на Манчестер-сквер, у входа в Парк Героев. Caterers и Lissant Road, 1, – вот где можно было послушать хай-фай, Billy’s Hi-Fi, Thunderbird, El Suzy и El Toro — на эти звуки приходили всякие знаменитости, там не было уличных танцев раггамаффин[3 - Раггамаффин (Raggamuffi n) – стиль уличной танцевальной музыки, представляющий собой вариацию регги.]».
«Я так скажу, Count Nick была главной соперницей, и два первых состязания саунд-систем на Ямайке прошли между Томом и Ником в 1952-м. Том побил Ника. Ответное состязание было на территории Ника на Уолхэм-Парк-роуд, и Том снова побил его. Том был великий, вот так вот! Ему друг из Нью-Йорка слал лучшие записи, и в тот вечер… эх, если бы вы видели эту толпу!» – вспоминает Дюк Вин.
Вин родился в Кингстоне в 1928-м и вырос на Уайлдмен-стрит, «рядышком с Success Club» (это его слова). Перебравшись в Лондон в 1954-м, он не оставил своего дела, но раскручивал уже свою собственную саунд-систему. Он говорит, что христианское воспитание не позволяет ему курить и пить алкоголь, однако из его улыбающегося рта порой вылетают отменные ругательства. В 1940-х годах, когда Том завоевывал популярность, Вин был еще подростком, в 1950-х, когда Том управлял тремя установками, Вин оставался его горячим поклонником. И тут вмешалась судьба.
«Как-то вечером я стоял возле магазина электроники Тома, а он безуспешно сражался с проколотой покрышкой, пытаясь снять ее монтировкой. Я подошел и придержал монтировку ногой. Он сказал: “Спасибо тебе, Винни-мэн”. Когда мы все сделали и поменяли камеру, он спросил: “А ты справишься со звуком? Сможешь провести вечеринку на Принцесс-стрит? Приходи туда, мы поставим там звук на следующей неделе”. Утром в понедельник, после дискотеки, к Тому пришли люди и спросили: “А кто этот паренек, которого ты поставил на звук? Все ему хлопали, классный парень”. Короче, Том мне сказал: “С этого момента ты работаешь с системой номер два”. У него было три системы: когда все были в действии, его брат брал на себя третью, я – вторую, а Том вел первую. Когда вторая простаивала, я играл с Томом на первой».
Tom The Great Sebastian царила безраздельно. На системе крутили разнообразную программу, которая включала в себя и латино, и меренге, и R&B. Вин вспоминает, что Том варьировал музыку, чтобы угодить «сливкам» своей аудитории, то есть «богатеньким», которым меньше нравился ритм-н-блюз, в отличие от простого народа из гетто.
«Том играл все, потому что “большие городские люди” любили такие вещи, как Mockin’ Bird Hill Расса Моргана. Но мы также играли калипсо, такое как She’ Pon Top».
«Мне нравилось то, как Том проигрывает свою музыку, наверное, больше, чем это было на других системах. В нем чувствовалось какое-то приключение. Он часто ставил меренге и испанскую музыку. У него был обширный репертуар, в то время как большинство саунд-систем прокручивало типичный ритм-н-блюз, немного разбавляя его менто и медленной нью-орлеанской музыкой. Вот какая музыка реально доминировала в пятидесятые годы», – утверждает Уинстон Блейк.
Дюк Рейд с системой The Trojan, взявший жесткую тактику в борьбе с конкурентами, в конце концов вытеснил Тома.
Дюк родился в 1915 году в Порт-Антонио, его настоящее имя Артур Рейд. Десять лет он проработал в полиции Кингстона, дослужился до сержанта, и оттуда, из полиции, идут его обширные связи с криминальным миром, как и любовь к оружию. Звук его системы The Trojan был признан лучшим, возможно, благодаря стараниям оператора по имени Клиффорд и селектора Лероя «Каттингса» Коула (селектор управляет вертушками – выбирает и ставит пластинки и компакт-диски; тогда они так назывались, сейчас – диджеи, хотя минимальная разница есть). Трижды, в 1956, 1957 и 1958 годах, Дюк был назван Королем Звука и Блюза в Success Club на Уайлдмен-стрит. Вскоре он переехал со своей системой на более престижную Бонд-стрит, туда, где находились принадлежащие ему винный магазин, ресторан Treasure Isle («Остров сокровищ») и химчистка. Фантастический успех Дюка во многом связан с его помощниками-качками из трущоб Бэк-о-Уолл, которые совершали регулярные нападения на конкурентов, это так. Однако все предположения, что жена Рейда якобы выиграла в лотерею, благодаря чему появились средства на покупку дома номер 33 по Бонд-стрит, никакой почвы под собой не имеют. Об этом говорит хотя бы то, что в 1962 году здание было выставлено на аукцион в связи с невыплатой ипотеки.
Некоторые утверждают, что Дюк выжил Тома из центра Кингстона, но Дюк Вин отрицает это.
«Том и Дюк Рейд были добрые друзья. Дюк Рейд на Тома никогда не наезжал. Крутые ребята Дюка делали это в отношении других людей, но никогда в отношении Тома. Наоборот, они приходили к нему в магазин и говорили: “Как поживаешь, Том, с тобой все в порядке?”»
В любом случае, боязнь конфликтов вынудила Тома переехать в престижный Silver Slipper Club на Кросс-роуд, подальше от «центровых» мест с их криминалом и поближе к спокойным кварталам.
«Том предпочитал играть для людей из высших классов и не любил играть для крутых парней; он их терпеть не мог. Тут он был трусом. Мне приходилось все делать за него в случае проблем. Когда полиция устраивала рейд по дискотекам, я ходил все улаживать. Он не любил буйную толпу, потому и переехал в Слиппер – туда ходила более избранная публика», – объясняет Вин.
Вин признается, что Рейд пытался перекупить его у Тома, обещая лучшее жалованье. Они познакомились, когда Рейд еще служил в полиции, а Вин еще носил короткие штанишки.
«Дюк Рейд знал меня, еще когда я ходил в школу Калабар. Мы, мальчишки, часто играли возле Центрального полицейского участка, он был недалеко от нашей школы. Я Дюку всегда нравился. Много позже, когда он узнал, что я работаю на Тома, он предложил мне перейти к нему. Том давал мне 30 шиллингов за вечер, а Дюк предложил целых пять фунтов, но я не ушел от Тома. Я был очень привязан к нему потому, что он очень хорошо со мной обращался; тут не деньги важны были, а верность человеку. Я был с ним до конца, пока не переехал в Англию».
Только после того как Вин организовал первую саунд-систему в Британии в 1955-м, он, собственно, и стал Дюком Вином – это имя он выбрал, чтобы напомнить ямайским эмигрантам о Дюке Рейде. Вин уточняет, что все то время, пока он работал на Тома, Том со своей The Great Sebastian официально ни разу не вступал в состязание с Дюком Рейдом и его системой The Trojan. Лишь однажды обе системы были установлены на вечеринках в дворах по соседству. «Это было в конце 1953-го: мы играли в Джонстауне. У Тома был динамик, и он повернул его на Рейда, а Рейд повернул свой на Тома, и в итоге толпа пошла на нашу дискотеку, и Рейд проиграл. Это было здорово. Мы играли ритм-н-блюз: Смайли Льюис, Фэтс Домино, Tend To Your Business Джеймса Уэйнса, Little Red Rooster в исполнении The Griffi n Brothers…»
Первая коммерческая радиостанция на Ямайке, Radio Jamaica Rediffusio (RJR), начала свою работу в 1950 году после приватизации британцами бывшей государственной радиостанции ZQI; трансляции обеспечивались недорогой кабельной системой обслуживания. К 1955-му и Том и Дюк спонсировали радиопрограммы с целью привлечь к своим саунд-системам побольше публики.
«У Дюка Рейда была программа под названием Treasure Isle Time, а Том имел свою программу Sebastian Time. Они крутили свои новые записи и говорили людям, где на выходных будут работать саунд-системы», – вспоминает Уинстон Блейк.
Но в трущобах Кингстона разыгрывались другие баталии. Первый всплеск насилия, связанного с конкурентной борьбой, принес свои результаты – Дюк Рейд зачистил «свою» территорию. Вслед за ним Винсент «Кинг» Эдвардс (система The Giant) также стал использовать тактику запугивания, обеспечивая себе место под солнцем. Его саунд его был организован в 1955-м, а селектором у него был Ред Хоптон. Эдвардсу удалось собрать команду отморозков, которая помогала ему разгонять дискотеки конкурентов и сделала его лидером в мире саунд-систем в 1959-м.
Что касается первопроходца, The Great Sebastian, то конец был трагическим. В конце 1960-х Том Вонг покончил жизнь самоубийством из-за личных проблем (не из-за финансовых, как полагают некоторые). «Нет, долгов у него не было, денег хватало, и у Тома всегда можно было занять, но он убил себя из-за своей жены», – вздыхает Дюк Вин.
Главным соперником Дюка Рейда еще до восхода звезды Винсента «Кинга» Эдвардса стал Сэр Коксон с системой Downbeat.
Downbeat была основана молодым приятелем Дюка по имени Клемент Додд. Додд родился в Кингстоне в 1932-м и получил прозвище «Сэр Коксон» по имени известного в то время английского игрока в крикет. Селектор Додда, Каунт Мачуки, был селектором-тостером, умевшим говорить в ритм; он научился всему, работая на Тома с The Great Sebastian. Его умение заводить толпу, а также шикарная коллекция пластинок Сэра Коксона сделала Downbeat реальным конкурентом.
Сэр Коксон ушел из жизни в результате сердечного приступа в 2004-м. За несколько лет до этого, сидя в своем уже «убитом» офисе в Кингстоне, который долгое время был его базой, он поделился своими воспоминаниями.
«Мой отец был подрядчиком-каменщиком, он строил The Carib Theatre и другие сельские театры. Моя мать в конце концов стала управлять винным магазином, но все началось с маленького ресторанчика на перекрестке Лоус-стрит и Лэдд-Лейн под названием Nanny’s Corner. Это был 1951 год. Мы слушали там музыку по радиоприемнику Morphy Richards — Билли Экстайн, Сара Вон, Лайонел Хэмптон, Луи Джордан… Моя мама любила музыку, она была отличной танцовщицей и выиграла много призов».
В 1953-м Додд уехал работать в США на ферму, а после того как увидел, что деньги можно делать, устраивая уличные вечеринки, решил этим и заняться. Он прислал деньги своей матери на покупку динамиков, а позже привез усилители. Семейные связи с Рейдами позволили ему выступить в качестве гостя The Trojan, и он предполагает, что эти связи в дальнейшем обеспечивали разумное и цивилизованное соперничество.
«Дюк был близким другом семьи. Мама и папа хорошо его знали, и свою фирменную мелодию он получил от моей мамы: My Mother’s Eyes, инструментальный трек [альт-саксофониста] Таба Смита. Я был краснодеревщиком и прошел курсы автомехаников, работал в гараже Форда на Чёрч-стрит. Я ходил на танцы, которые сопровождали оркестры, но когда ритм-н-блюз появился, где-то в пятьдесят третьем или пятьдесят четвертом, я стал ходить на вечеринки Дюка, а он довольно часто ставил некоторые из моих пластинок. Его фанаты всегда ждали с нетерпением, когда я приду со своей коробочкой пластинок, так что в конце концов я сам стал заниматься звуком. Если вспомнить о Дюке и обо мне в те времена, это был своего рода музыкальный вызов».
Но Дюк Вин утверждает, что фирменную мелодию Рейду продал Том.
«Это было в 1951-м. Рейд пришел к нему и спросил, есть ли у него старые пластинки на продажу, и Том сказал: “У меня есть несколько пластинок, которыми я не пользуюсь”. У Тома на тот момент ключевой мелодией была Blue Moon в исполнении Билли Экстайна, и он продал Дюку My Mother’s Eyes. Дюк стал использовать ее, и она стала хитом. Я был там, когда Том продавал пластинку, а у Коксона тогда вообще еще не было звука».
Еще одно противоречивое признание исходит от Принца Бастера, который вспоминает соперничество среди звуковиков как далекое от чистоты и дружелюбия.
Принц Бастер, известнейший исполнитель в стилях ска и рокстеди, родился в центре Кингстона в 1938 году, его настоящее имя – Сесил Бустаманте Кэмпбелл. Со знанием дела он говорит о насилии и саботаже как о решающих факторах успеха. Додд, по его словам, завербовал его в районе, где все были преданы Рейду.
«Я родился и вырос на Оранж-стрит, в Западном Кингстоне. Коксон, он из Сент-Томаса, а Дюк Рейд родом из Порт-Антонио… Мой отец работал на железной дороге, мама – на спичечной фабрике, и родители воспитывали меня в строгих христианских традициях. Как я попал на работу к Коксону? На Люк-лейн и Чарльз-стрит-корнер были две группы гангстеров, и однажды ночью Ноэль Конская Челюсть и его ребята играли в “парапинто”. У меня были деньги, и я спросил: “Могу ли я присоединиться к игре?” Я их всех обыграл – так уж получилось, что кости все время выпадали в мою пользу. Когда я стал собирать деньги, один из них, по кличке Злая Трость, ногой сбил с моей головы фетровую шляпу. Все они тут же вытащили ножи, и я, понятно, никаких денег не увидел. Через неделю я отмокал в ванной у себя дома на Драммонд-стрит, и тут кто-то позвонил мне и сказал, что вся эта банда тусуется на углу. Я быстро набросил одежду на мокрое тело, выбежал и погнался за Тростью с ножом в руке, а Коксон вместе с Каунтом Мачуки как раз шли по улице и видели это. Мачуки говорил мне потом, что Коксон боялся таких людей, как Трость, и он был потрясен. Он спросил: “Кто этот парень? Надо же, какой молодец”, – и Мачуки ему ответил: “Да, парень что надо. Вот бы кого иметь на своей стороне, когда нужно будет показать что почем Дюку Рейду”. Затем Мачуки пришел ко мне и сказал, что Коксон хочет меня видеть, и вот мы, я и еще один парень, пришли в его магазин. Он предложил нам приятные напитки, вел себя очень даже дружелюбно и, главное, сказал, что он хочет, чтобы я перешел на его сторону. Но я не сразу сказал ему “да”. Я пошел на перекресток Люк-лейн и Чарльз-стрит, поговорил с ребятами, и только потом уже начал бывать на Лавлейн и Бистон-стрит. Это было уже в пятьдесят седьмом – пятьдесят восьмом годах».
Бастер нелестно отзывался о Дюке, хотя и знал, что смена патрона чревата неприятностями. «Единственной саунд-системой, которую я поддерживал, была система Тома The Great Sebastian, а потом Дюк Рейд выжил ее из города. Мне хотелось отомстить, потому что Том был приятным, достойным, уважаемым человеком. Он просто хотел ставить людям музыку, чтобы те танцевали, но пришел Дюк Рейд со своей бандой плохих парней с Бэк-о-Уолл, они перелезли через изгородь, стащили усилитель и разбили колонки. Брат Бэби Проволоки, а этот Бэби погиб на следующий день после погрома, был “доном” там, на Бэк-о-Уолл. Когда он, Шустрый и Большой Мальчик пришли к нам ночью, Коксону от страха пришлось прыгать через забор! Вскоре слухи о том, что я перешел к Сэру Коксону, достигли Дюка Рейда, и проблема была в том, что я теперь против Дюка Рейда».
Началась битва саунд-систем Коксона и Дюка Рейда, и конфликт стал быстро разрастаться. Бастер рассказывает, как он однажды сломал проигрыватель Дюка:
