Рыцари былого и грядущего. III том

Братья шли по дороге мрачные, как никогда. На душе у всех было уныло. Андрей, так же, как и все, чувствовал, что ему не по себе. Он не хотел говорить с Годфруа, хотя вовсе не считал себя униженным от того, что тот принял решение за маршала даже не посоветовавшись. Это было как раз нормально, в боевой обстановке тоже не приходится спрашивать разрешения на каждый взмах меча, и если Годфруа взял на себя ответственность, значит не счёл возможным поступить иначе. Это Орден, а не армия. Но Андрей долго не хотел говорить с древним братом, потому что этот разговор казался ему не по силам, очень уж муторно было на душе. Де Сент-Омер так же не считал нужным как-либо комментировать свой поступок. Андрей, как смог, помолился, ему стало легче, и тогда он обратился к Годфруа:

– Эти девушки явно не имели дурных намерений. Или я плохо почувствовал ситуацию? Может быть они были бесами во плоти?

– Вот уж не думаю. Славные девчонки. Искренние, честные и чистые. Считать их воплотившимися бесами можно с таким же успехом, как и самих себя. Они вовсе не имели ввиду раскидывать перед нами сети и были для нас не опаснее, чем мы для них.

– Так в чём же дело?

– А ты посмотри на наших братьев. Неужели ты не видишь, в каком они состоянии? Жаль ещё, что зеркала не могу тебе предложить.

– Да, ребята явно не в себе, и я, пожалуй, тоже. Но вот скажи мне, Годфруа, разве это грех, защищать беззащитных девушек, даже не приближаясь к ним?

– Нет, это, конечно, не грех, но это может быть путь ко греху.

– Да мало ли что может быть? Каждый поступок, каждое слово, каждая мысль могут стать путём ко греху, но если живёшь – невозможно не жить.

– Жить можно по-разному. В равной степени благочестивые способы жить заметно отличаются друг от друга. Если бы мы были светскими рыцарями, так почему бы нам и не защищать этих девушек, почему бы и не посвятить этому часть своей жизни? Можно было бы и повздыхать немножко о прекрасной даме. Грех не велик. Но мы рыцари-монахи, мы не можем служить прекрасным дамам, даже если их намерения, равно как и наши, обоюдно чисты. Можешь быть уверен, эти девчонки не потащили бы нас в постель, но могли бы в значительной мере завладеть нашими душами, а души тамплиеров должны быть целиком и полностью отданы Христу. Ты пытался молиться после того, как мы расстались с девушками?

– Пытался, – буркнул Андрей.

– Ну и как?

– Хуже, чем когда-либо.

– Так неужели ты до сих пор ничего не понял? Эти чудесные создания уже в значительной мере завладели нашими душами. При этом они ни в чём не виноваты, всё дело в нас самих. Если бы мы остались там, мы изменили бы своему предназначению, превратившись в рыцарей прекрасных дам, что, может быть, для кого-то и неплохо, а для нас – погибель. Скажи, что я не прав, маршал.

– Ты прав, Годфруа. Спаси тебя Господь.

***

Дорога опять исчезла, и вместе с ней окончательно исчезли деревья, потом красивые холмы, а потом и зелёная трава. Они шли теперь по бескрайней каменистой пустыне. Лев шёл впереди, они не рисковали заблудится, но случилась другая напасть. Неожиданно взошло солнце и бесконечно долго оставалось в зените, палило немилосердно. Волшебная страна, судя по всему, закончилась, начался чисто тамплиерский переход через пустыню, жёсткий и безжалостный. Они шли по земным меркам, наверное, уже много суток, солнце всё так и стояло в зените, ночь не была им дарована. Впрочем, они чувствовали себя вполне бодрыми и не нуждались в отдыхе, но от этого было только тяжелее. Как истязаемый под пытками мечтает потерять сознание, так и они очень хотели бы провалиться в сон, даже на солнцепёке, поставив над головой небольшую палатку из тамплиерского плаща. Но силы не покидали их, отдыхать не имело смысла, и они, казалось, целую вечность брели по бесконечной каменистой пустыне, жестоко страдая от зноя и не имея возможности провалиться хотя бы в тяжёлое забытье теплового удара. К хлебам они давно не прикасались, есть не хотелось, лишь изредка пили воду из фляг. Вода не заканчивалась, и смерть от жажды им не грозила, но вода была такой горячей и неприятной… Несколько глотков такой воды восстанавливали силы, но не приносили облегчения. Воду предлагали и льву, но он лишь мотал гривастой головой, видимо не нуждаясь в воде.

Андрей думал о том, что страшная пустыня, может быть подоспела вполне ко времени, она выжигала в душе воспоминания о прекрасных, как ангелы, девушках, которым так хотелось служить, но не было дано. Они сделали свой выбор, и этот выбор обернулся раскалённой сковородкой пустыни, страданием без конца и без края. Никто не роптал. Они приняли результаты своего выбора.

Здесь не имело смысла смотреть вдаль, потому что вдали всегда было одно и то же, то есть ничего не было. Смотрели себе под ноги, нередко здесь попадались преострые камни, о которые уже почти все пребольно поранились, при этом все знали – никто из них не получит травмы, из-за которой не сможет идти, просто идти будет всё больнее и больнее, но никто не сможет сказать: «Больше не могу».

Так, глядя себе под ноги, они и не заметили, как перед ними вырос могучий замок. Лишь увидев тень под ногами, они подняли наконец глаза. Могучие, высокие стены замка не оставляли сомнений в том, что это – тамплиерская твердыня. Не игрушечный замок девушек, словно с картинки в детской книжке, а суровая крепость, рассчитанная на безжалостный натиск.

Глубокий ров, впрочем, сильно заболоченный и заваленный всяким хламом, но по-прежнему непреодолимый, к тому же хорошо простреливался из узких бойниц – профессиональный взгляд автоматически замерял угол стрельбы. Подъёмный мост был опущен, но ржавые цепи, на которых он держался, уверенно давали понять, что поднять его возможно. Ворота, обитые кованным железом, вряд ли смог бы выбить самый мощный таран. Сейчас ворота были приоткрыты, и братья беспрепятственно проникли в замок.

Внутри была тень. Это было первое, на что они обратили внимание. За бесконечный переход по пустыне тамплиеры уже перестали верить в существование тени. Высокие стены не позволяли прямым солнечным лучам проникать во внутренний двор. Впрочем, если бы солнце стояло в зените (а оно стояло в зените целую вечность) внутренний двор был бы так же наполнен зноем, как и пустыня. Неужели солнце начало удаляться за горизонт? Они не успели это осмыслить, как их внимание сразу же приковало то, что они увидели.

Посреди двора на каменных плитах лежали два скелета. Один – в белом тамплиерском плаще, другой – в чёрных сарацинских одеждах. Похоже, во время поединка они нанесли друг другу смертельные раны, от которых оба скончались. И не нашлось никого, кто смог бы их похоронить. Их поединок завершился уже очень давно, кости скелетов были совершенно чистые, белые, с них исчезли последние признаки гниющей плоти, и в воздухе не чувствовалось запаха гнили. Воздух здесь был сухой, чистый, хороший.

Костяшки пальцев тамплиера лежали на рукояти сломанного меча, сарацинский ятаган валялся целый, не сломанный в паре метров от скелета хозяина. Поневоле хотелось определить, кто же всё-таки брал верх в том давнем поединке, но разницы по большому счёту не было, потому что погибли оба. Тамплиер лежал лицом вниз, как и хоронят тамплиеров. Сарацин лежал на спине, пустые глазницы его черепа зловеще зияли, а рот, казалось, скалился в улыбке. У него были хорошие зубы.

– Осмотрим помещения, – тихо скомандовал маршал.

Братья разошлись по замку, уже понимая, что не встретят здесь ни одной живой души. Ещё в нескольких помещениях они нашли скелеты тамплиеров и сарацин. Повсюду по углам висела паутина, на полу валялись самые разнообразные сломанные вещи, кое-где на столах стояли глиняные кувшины и кружки. По всему было похоже, что после изрядной драки, достигшей, впрочем, не всех помещений, замок был неожиданно покинут тамплиерами. Они нашли только четыре скелета рыцарей Храма, гарнизон замка не мог быть настолько мал. Значит, остальные храмовники ушли, даже не похоронив товарищей? Или растаяли в воздухе? Братья оживлённо обсуждали эти волнующие вопросы, Сиверцев сухо резюмировал: «Может быть, не все ещё поняли, где мы находимся? Мы находимся нигде. Схватка, в которой погибли наши безвестные братья, ни к какой эпохе не относится. Она происходила никогда. Естественно, закончилась ничем. Что было после схватки? Пришли мы. Прошло минут пять. Или лет пятьсот. Это почти одно и то же. Здесь все события реальны, но это реальность духовного мира, а не материального».

Они прошли в рыцарский зал. Сердце Сиверцева защемило пронзительной болью сокровенных детских воспоминаний. Он видел этот зал в детстве во сне, не в таких деталях, конечно, но это был тот самый зал. Тот сон повторялся несколько раз, хотя другие сны в его жизни никогда не повторялись. Высокие стрельчатые своды, массивный деревянный стул, напоминающий трон, сломанный меч на полу, сундук, окованный железными полосами. Всё, как во сне. Сиверцев открыл крышку сундука, сверкнуло золото и драгоценные камни – ожерелья, диадемы, кольца. Сокровища. Всё, как положено. Сон звал ребёнка сюда. Не дозвался. И взрослому сниться перестал. Но всё-таки он здесь. Теперь он знал, что сокровища – это казна Ордена. Драгоценности надлежит превращать в мечи. В кольчуги и шлемы.

Сиверцев вдруг ощутил такую странную усталость, как будто не спал неделю. На самом деле он не спал гораздо больше, а сейчас в замок вернулось время. Вернулось и вернуло ему чудовищную накопленную усталость. Он почувствовал, что засыпает стоя, успел только пробормотать: «Отбой. В караул пойду сам…».

***

Андрей проснулся в кромешной темноте. Стояла ночь. Как это хорошо, когда ночь. Когда глаза привыкли к мраку, он увидел, что лежит на деревянной кровати, на тюфяке, набитом сеном. Рядом на таких же кроватях спали братья. Видимо, они перенесли сюда неожиданно заснувшего маршала. А караул? Сиверцев осторожно встал и вышел из спальни. Он почему-то ориентировался во всех переходах замка, как у себя дома. Поднялся на стену, и его сразу же поглотило огромное звёздное небо. Непроницаемый чёрный мрак казался одушевлённым, а звёзды, такие яркие и крупные, переливались, завораживали, манили, но не рассеивали мрака, поглотившего и саму пустыню, так что она теперь тоже казалась небом.

Сиверцев увидел на башне непоглощённый мраком белый тамплиерский плащ. Он сразу же узнал стройную фигуру Анри де Монтобана. Анри тоже его увидел и поднял правую руку, дескать, всё в порядке, мессир. На душе сразу стало очень спокойно, он вернулся в спальню и теперь уже не отключился, а просто уснул.

***

На следующий день Андрей почему-то отдавал команды гораздо более жёстко, чем обычно: «Тамплиеров похоронить, сарацин – закопать. Сделать полную уборку в зале, в спальне и в часовне. Весь сломанный хлам – на конюшню. Всё пригодное к бою оружие – в рыцарский зал. Полы вымыть, стены обтереть. Сержантов нет, господам рыцарям придётся поработать уборщиками».

За день они похоронили павших и привели в идеальный порядок все названные маршалом помещения. Вечером собрались в часовне на молитву. Маршал скомандовал отбой и пошёл в караул. На сей раз он чувствовал себя очень бодро. А на душе было пусто. Холодно и пусто. Но пустота не пугала, а холод почему-то даже манил. Он смотрел в бездонное звёздное небо, словно впитывая его в себя. Казалось, душа полностью освобождается от содержания – ни одной мысли, никаких эмоций, дыхание ровное, кровь холодная. Наверное, если бы сейчас он увидел на горизонте наступающую армию, то и братьев не стал бы будить, бестрепетно отправившись на врага в одиночку.

***

Уже со следующего дня гарнизонная жизнь была отлажена, как часы. Четыре раза в сутки – на молитву в часовню, остальное время – боевые упражнения во дворе и уборка помещений – ни минуты свободного времени. На сей раз Сиверцев ни о чём с братьями не посоветовался, полагая, что всё и так ясно. Он вообще перестал разговаривать, лишь отдавая короткие приказы, которые неукоснительно исполнялись, что казалось ему само собой разумеющимся. Заведённый им механизм работал без сбоев, тамплиеры стали винтиками, а он механиком. Так ему казалось, хотя на самом деле он всё больше напоминал не механика, а лишь одну из деталей механизма.

Так прошёл месяц. Теперь об этом можно было судить, потому что солнце регулярно всходило и заходило, словно и оно теперь неукоснительно выполняло приказы сурового маршала. Однажды, когда, скомандовав отбой, Сиверцев уже собирался пойти в караул на башню, к нему подошёл Анри де Монтобан:

– Не возражаете, мессир, если сегодня я пойду в караул вместе с вами? Хочу поговорить.

– Не возражаю против усиления караула, а обсуждать что-либо не считаю нужным.

Они молча простояли на башне час. Сиверцев стеклянными глазами поглощал безбрежность, Анри с тревогой всё нарастающей смотрел на маршала. Наконец он рискнул начать разговор:

– Мне кажется, мессир, у нас что-то не так.

– Кажется – крестись. Перекрестившись, исполняй приказы. Говорить приказа не было.

– Вы обращаетесь к рыцарю, господин маршал, – Анри положил руку на рукоять меча.

Сиверцев с удивлением посмотрел на де Монтобана. Это удивление было первой живой эмоцией, посетившей его душу за последний месяц. Презрительно усмехнувшись, он холодно обронил:

– Говори.

– Мы превратились в набор заводных игрушек, механически исполняющих ограниченное количество примитивных действий. Это добром не кончится.

– Ты, видимо, не нюхал гарнизонной жизни, рыцарь, – снисходительно заметил маршал, вложив в слово «рыцарь» максимальную иронию. – Тебе полезно узнать, что гарнизонная жизнь никакой иной и не может быть. Следование строгому распорядку освобождает душу от иллюзий, а голову от глупых мыслей. Или благородному рыцарю невыносимо мыть полы?

– Если бы вы знали, мессир, какую работу мы делали четыре года в сарацинском плену, вам стало бы понятно, что мытьё полов по сравнению с обычными занятиями раба – дело относительно благородное.

– Что тогда не так, де Монтобан? Хочешь нас покинуть? В иных условиях я приказал бы тебя повесить за измену, но здесь, ты знаешь, это невозможно, так что проваливай. Не забудь только снять белый тамплиерский плащ.

– Не ты мне его давал! – Анри выхватил меч.

Сиверцев так же мгновенно обнажил клинок. Они смотрели друг на друга с бешенной ненавистью, одновременно хладнокровно прикидывая, куда лучше нанести первый удар, чтобы он стал последним. И в этот момент послышалось страшное львиное рычание. Вне всякого сомнения, это откуда-то рычал их седой лев, которого никто не видел уже месяц. Оба тамплиера сразу поняли, что это предостережение, мечи опустились, ещё минуту они стояли молча, тяжело дыша, отходя от страшного приступа гнева, потом почти одновременно вернули мечи в ножны.

– Теперь вы поняли, мессир, что с нами что-то не так? Хорошо ли обстоят дела у тамплиеров, готовых поубивать друг друга? – с болью спросил Анри.

– Не могу понять, как такое могло случиться? – ошарашено прошептал Сиверцев.

– Так, может быть, вместе постараемся понять, раз уж вместе с ума сошли?

– Но у нас всё безупречно. Тамплиерский гарнизон в замке в состоянии полной боевой готовности.

– У нас нет никаких сведений о врагах. Пребывание в замке – полная бессмыслица.

– Но мы же видели сарацинские скелеты.

– У меня такое чувство, что наши предшественники сами себе врагов нафантазировали, очень уж им захотелось с кем-нибудь мечи скрестить – от скуки, от бессмыслицы. Никто ведь после этой стычки замок не захватил, значит он никому не был нужен, то есть здесь нет никакого смысла держать гарнизон.

– Но мы ведём нормальную тамплиерскую жизнь: молитва, боевые упражнения, караульная служба.

– Нормальная тамплиерская жизнь – не самоцель. Она должна быть на что-то направлена.

– Но нам вообще неизвестно, с какой целью мы оказались в нездешней стране. Логично ждать, когда это станет известно.

– Ждать глупо. Логично действовать. А в этом замке мы прячемся от вашего страха, мессир, перед той целью, которая уже была бы обнаружена, не сиди мы здесь. Вы знаете, что эта цель страшна, вы её боитесь и прячетесь за безупречным тамплиерским образом жизни.

– Ты забываешься, Анри, – уже без гнева, в полном бессилии сказал Сиверцев.

– Я вынужден. Иначе все мы тут… забудемся. Сначала мне тоже казалось, что всё нормально, впервые я почувствовал неладное неделю назад, в часовне, на молитве. Вдруг стало очевидно, что мы молимся очень фальшиво, механически, без души, словно полы скребём. Потом стал присматриваться к лицам братьев и заметил, что они мертвеют, застывают, становятся неподвижными – ни мысли, ни чувства. Я понял, что из нас уходит жизнь, мы растворяемся в ритуалах. А потом я очень явственно представил себе, как мы стоим здесь гарнизоном сто лет, и двести, и триста – игрушечные тамплиеры с лицами оловянных солдатиков. Призрак Ордена. Лет через пятьсот здесь появятся фантомные сарацины и перережут нас, а мы поблагодарим их за это перед смертью, потому что давно уже будем мертвы, жизнь станет для нас формальностью, и мы с радостью от неё избавимся, – Анри говорил тихо, но очень прочувствованно и проникновенно.

Когда он замолчал, Сиверцев тоже долго ничего не говорил, но в его лице стало появляться нечто живое. Потом он виновато спросил Анри:

– Ты думаешь, всё дело в моём страхе?

– Мессир, не стыдно испытывать страх перед тем, что воистину ужасно. Стыдно предаваться самообману, полагая себя бесстрашным.

– Боюсь, что ты прав. Я просто хотел спрятаться за этими стенами. Этот замок так похож на мой детский сон… Это меня купило. Но детства не вернёшь, а сны не оживают. Этот замок – не более, чем порождение моего страха.

– Может быть – отчасти, но не совсем. Этот замок стал для всех нас хорошим способом придти в себя. Размеренная, подчинённая строго заданному ритму жизнь приводит душу в порядок. Но всё хорошо в меру. Нам пора уходить отсюда.

Маршал молча кивнул. Потом заметил:

– Смотри, светает. Пошли спать. За день мы с тобой отоспимся. Братья тоже пусть отдыхают. Боевые упражнения на сегодня отменяю. Только молитва. А ближе к ночи тронемся в путь, – Сиверцев выдержал паузу и добавил: – Спасибо, Анри.

***

Они шли по ночной пустыне уверенно, спокойно, твёрдо. Впереди них так же уверенно шествовал седой лев с закрытыми глазами. Братья чувствовали, что этот переход – последний, и нездешняя страна уже почти закончилась. Сюда вернулось время – уже не пунктиром, не рывками, а спокойно и властно. Время теперь текло с постоянной, присущей ему скоростью. Они научились чувствовать присутствие времени, потому что теперь они знали, что это такое, когда времени нет.

До рассвета оставалась, наверное, ещё пара часов, когда чёрную ночь прорезала яркая струя пламени – словно из огнемёта. Тамплиеры остановились. Пламени больше не было. Пустыню весьма затруднительно поджечь. Все посмотрели на льва. Он тоже остановился. Значит, вперёд им пока не надо идти. Ночную мглу вновь рассекла струя пламени. Это было где-то в километре от них, так что они пока находились в полной безопасности.

– Как вы думаете, господа, эта газовая горелка не пойдёт на нас? – усмехнувшись, спросил Сиверцев.

– Нет, не пойдёт, – небрежно ответил Морунген. – Горелка знает, что мы сами на неё пойдём, так что она подождёт. Ей терпения не занимать.

– Что это, Георг?

– Дракон. Точнее – демон во плоти. Демон Асмодей. Один из самых мощных обитателей преисподней. Дракон – его излюбленное обличие.

– Привал, – скомандовал Сиверцев и иронично заметил: – Судя по всему, нас ждёт увлекательная лекция по демонологии.

– Маршалу будет не смешно, когда я скажу, что именно ему предстоит прикончить эту гигантскую огнедышащую рептилию, – грустно заметил Морунген.

– За что такая честь?

– Не знаю, – развёл руками «демонолог». – Возможно, тут и чести никакой нет. Равно как и в том, чтобы носить меч Карла Мартелла. Но только этим мечём можно сразить Асмодея. У каждого в этой жизни своя задача, Андрей. У тебя вот, например, такая – тяжёлая и поганая.

Они присели, где стояли, на тёплые камни пустыни. Всё ещё стояла непроницаемая чёрная ночь. Дракон больше не забавлял их фонтанами огня – предупредил и успокоился до времени. Андрей почувствовал, что на душе стало легче, когда он узнал, какую именно задачу ему предстоит выполнить, ни что так не выматывает, как неопределённость.

– Разве Асмодея можно убить? – спокойно спросил он.

– Нет, конечно, – ответил Морунген. – Демон – бесплотный дух, он бессмертен. Но дракона убить можно. То есть тебе предстоит выбить Асмодея из тела дракона, разрушив последнее. Демон, оставшись без тела, уже не сможет перекрывать нам дорогу. Пакостить, конечно, будет продолжать, тут он большой мастер, и тело для этого ему не нужно, но убить никого из нас он уже не сможет, и остановить тоже не сможет.

– Что это вообще за персонаж?

– Асмодей – один из самых могущественных демонов. Дух ненависти, разрушения, мести. Одновременно, дух вожделения и ревности. В Каббале он – пятый из десяти архидемонов. Оккультисты относят его к демонам луны.

– Вот как? Помните рыцарскую легенду о том, как пресвитер Иоанн вместе с паладином Астольфо отправились на Луну? Не на Луну ли и нас послал пресвитер? Лунный демон, во всяком случае, уже перед нами.

– Ну… это не надо понимать слишком буквально. Возможно, мы ещё узнаем, какая тут связь. Вернёмся к Асмодею. С глубокой древности его хорошо знали многие народы. Персам он был известен по крайней мере три тысячелетия назад как Айшма-дев, один из духов, составляющих верховную триаду зла. Знали его и древние египтяне, поклонявшиеся змею Асмодею в честь которого был построен храм.

– А в Библии о нём упомянуто?

– Напрямую – нет, однако существует мнение, что змей, соблазнивший Еву и змей Асмодей – одно и то же существо. Как видишь, он любит являть себя в телах крупных рептилий.

– Как ты думаешь, почему именно Асмодей встал на пути у тамплиеров?

– Могу только предполагать. Во-первых, Асмодей – демон блуда и для него весьма неприятно само существование тамплиеров, стремящихся к целомудрию. Не надо сомневаться, что Асмодей «работает» по нашему Ордену уже с XII века. Во-вторых, тамплиеры – рыцари Храма Соломонова, Асмодей же, если судить по некоторым легендам, имел отношение к созданию этого храма, так что вполне может испытывать к храмовникам особую «привязанность».

– И вы верите в то, что храм Соломона, первый на земле храм, посвящённый Богу Истинному, был построен с участием архидемона?

– Не надо переоценивать уровень моего проникновения в земные и небесные тайны. Не так просто определить отношение к этой легенде, а она такова. Соломон сумел хитростью подчинить себе Асмодея и вынудил выдать секрет червя шамира, при посредстве которого можно рассекать камни, не используя железных инструментов, запрещённых при строительстве храма. Таким образом, Асмодей вынужденно помог построить Иерусалимский храм.

– А тебе не кажется, что эту легенду придумал сам Асмодей, вложив её в уста каббалистов и оккультистов, верных своих служителей?

– Как знать. Вообще, сам факт того, что демоны бывают вынуждены помогать Божьим людям, известен так же и православной агиографии. Некоторым святым Бог дарует власть над демонами, способность их подчинять и использовать для благих целей. Конечно, любому человеку Бог может оказать любую помощь и без услуг демона. Зачем к решению некоторых задач оказываются подтянуты эти гадкие персонажи? Это тайна Промысла Божьего, об этом не могу судить.

– Да, пожалуй… Можно вспомнить и о том, что сам Соломон порою уклонялся с Божьего пути. Умный был до безобразия, а вот о Боге иногда забывал. Хорошенькое наследство досталось храмовникам. Мы как будто тащим за собой все соломоновы «косяки», а ещё этот архидемон… Пусть Асмодей помог Соломону в виду особого Божьего Промысла, но не заигрался ли Соломон с Асмодеем до такой степени, до какой Господь отнюдь не имел ввиду? Соломон, как известно, был слабоват на счёт женского пола, а Асмодей – демон блуда, и без него тут явно не обошлось. И когда Соломон под конец жизни ставил языческие алтари по просьбам своих бесчисленных жён-язычниц, кажется, уже царь помогал демону, а не наоборот. Кто кого перехитрил и кто кого подчинил ещё неизвестно. А тамплиеры генетически связаны с храмовой горой, и путь Ордена без духовных неурядиц тоже не обошёлся. Ты говоришь, что Дракон-Асмодей перекрывает нам путь, а может быть он, напротив, видит в нас своих, надеется, что мы станем союзниками?

– Он бы не отказался. Когда ты пойдёшь на него с мечём, он обязательно захочет сначала с тобой поговорить. Не вступай в диалог. Думай о том, как его поразить, а не о том, как ему красиво ответить. На поприще демагогии ты не сможешь состязаться с древним духом. Да и ни к чему все эти разговоры.

Пока они беседовали – рассвело. Тамплиеры осмотрелись. Оказывается, пустыня закончилась и они находились перед высокими непроходимыми горами, через которые был только один проход. И этот проход занимал дракон. Мощное чудовище с перепончатыми крыльями. Он был не настолько огромен, как этого ожидал Сиверцев, метра три в высоту, не больше. Впрочем, было очевидно, что одного удара лапы дракона вполне достаточно для того, что уничтожить человека.