скачать книгу бесплатно
Один из главных вероучительных текстов индуизма «Бхагават-гиту» называют древнейшим на земле сатанинским источником. Культ одного из основных богов индийского пантеона – Шивы отличается от известного нам сатанинизма только национальным колоритом. А перед подробностями культа богини Кали содрогнулись бы даже европейские сатанисты.
Чуть ближе к нам шиитский ислам Ирана, но шиизм, так же, как и суннизм, не предъявляет ни каких требований к душе человека.
Есть уверенность, что атеизм, сатанизм и безразличие к душе – это родственные для России Традиции? Или господа сами не понимают, что говорят? Хотя вполне понятно, почему они так говорят. Воистину, один из самых сильных демонов современности, это демон ложного миролюбия, обитающий в идоле политкорректности. Логика ложного миролюбия примерно такая: Как же мы сможем объединиться, как мы сможем дружить, если будем утверждать, что другие Традиции основаны на лжи, а мы одни правы? Мы не должны ни кого обижать, мы должны признать, что у каждого своя правда, только так мы сможем привлечь к себе другие народы, а иначе ведь опять начнутся религиозные войны. Такие мысли – это слащавая и фальшивая чушь.
Эта чушь основана на очень странном представлении: либо представители разных Традиций признают, что правы все, и ни кто не ошибается, либо тут же набросятся друг на друга с кулаками. Либо мы согласимся с тем, что Истина – у всех, либо религиозные войны ни когда не прекратятся. Либо мы даруем всем религиям равные права, либо погрязнем в конфликтах. Воистину: плебейский век, плебейские сердца. Плебею и в голову не придет, что благородный человек способен уважать и даже любить тех, кто, по его мнению, заблуждается.
Меня восхищают самураи-буддисты. Бусидо поражает моё воображение, хотя я прекрасно вижу все неправды кодекса самураев, и я вполне понимаю, что эти неправды порождены именно буддизмом. Но «Сокрытое в листве» и «Повесть о дома Тайра» я читал с замирающим сердцем. Какая тонкость, какая глубина, какое изящество линий души… Я хочу понять самураев как можно глубже, но я не хочу быть таким, как они, и ни кому не посоветую.
Меня восхищает исламское стремление всю жизнь вплоть до мелочей подчинить правилам, установленным Богом. Когда я познакомился с биографией Нур-ад-Дина, он навсегда стал одним из самых любимых мною героев средневековья. Абсолютно бесстрашный, совершенно бескорыстный, всегда стремящийся к справедливости. Великий человек. Но Нур-ад-Дин воевал с христианами. И в случае необходимости я, не задумываясь. одобрил бы приказ о казни такого человека, как Нур-ад-Дин. Не переставая им восхищаться.
Еврейская тоска по Храму вызывает у меня искреннее уважение. Евреи поют: «Если ты пашешь землю, и твой плуг наткнется на камень, сохрани этот камень, может быть он ещё ляжет в основание храма». А потом рефрен: «Храм будет восстановлен! Храм будет восстановлен! Храм будет восстановлен!» Я люблю их, когда они это поют. Мне доступно понимание глубины их религиозной тоски. Но храм, который они хотят восстановить, станет символом всего того, что противостоит христианству. И я ни когда не буду таскать камни вместе с ними.
Можно любить того, кто заблуждается. Не только можно, но и нужно, потому что Христос велел любить всех. Можно уважать того, кто тебе противостоит. Ведь нам противостоят не дураки и подлецы, а просто люди, которые иначе устроены. Постарайтесь как можно глубже понять другие Традиции, и вы сможете любить и уважать их носителей. Но любить – не значит соглашаться. Понять – не значит принять. Уважать – не значит дать равные права. Надо помнить, что мы правы, а они заблуждаются. И ни когда мы не признаем равноправия Истины и заблуждения. Мы ни когда не будем торговать Истиной на политическом рынке.
И мы ни когда не согласимся со следующими словами Воложанина и Петрова: «Русский – это равно православный или мусульманин, иудей или буддист, но всегда человек неразрывно связанный с исконной Традицией …»
Такое расширенное толкование понятия «русский» неприемлемо. Следующим шагом было бы признание русскими всех людей на планете, потому что все ведь сотворены Богом. Русский – это православный. Русским действительно можно не только родиться, но и стать. Но можно жить в России и не быть русским. У русского царя безусловно могут быть подданные, которые русскими не являются. Они будут находиться под защитой русского царя, их ни кто не будет угнетать и притеснять, но им ни кто не предложит сливаться с нами в единую биомассу.
Есть у Воложанина и Петрова ещё одна идея: «Идея Кахетона, то есть Удерживающего, впервые изложена апостолом Павлом и им же противопоставлена Аномии, то есть «Тайне беззакония». Аномия – это состояние деградации и упадка общества, отказавшегося от веры и традиционных норм и ценностей, как основы жизни. Св. Иоанн Златоуст говорил, что под Кахетоном понимается или Сам Святой Дух, или «римская власть» удерживающая силы Аномии до сих пор, пока «Кахетон» не будет «взят от среды». Возникает вопрос: посредством какой социальной силы Святой Дух удерживает силы, действующие в интересах Антихриста? Ответ на этот вопрос есть в христианском богословии: это имперская власть Рима, принявшего христианство и сдерживающего всякое беззаконие до момента собственного крушения. Именно эта миссия была унаследована от Первого Рима Вторым Римом – Византией, а затем Третьим Римом – Россией. И она должна быть восстановлена в полной мере в новой Российской империи.
«Только миссия удерживающего, миссия Кахетона формирует онтологическое, сакральное основание истинной империи, то есть определяет Смысл и Цель воссоздания и существования новой Российской империи».
«Воссоздание Великой России в качестве Кахетона… противоречит корыстным интересам современной мировой власти, олицетворяемой Западом, противоречит целям Князя мира сего».
Самое главное в этой концепции то, что она определяет политику, как производную от религии, формулирует главную цель государства, как цель чисто религиозную, и смысл существования России находит в православном вероучении. Этот подход не просто верный, он единственно верный. Вне православия мы не обретем ни какого смысла в нашем государственном строительстве. Любая самая могучая империя, если бы мы смогли её создать, была бы полной бессмыслицей, если бы цель её была в чем-то кроме служения Богу. Да, главный смысл России, её всемирно-историческая роль именно в противостоянии «Тайне беззакония», в противодействии Князю мира сего, в том, чтобы выполнить задачу Кахетона, Удерживающего. Кроме России уже ни кто не сможет выполнить эту задачу.
Но в концепции Воложанина и Петрова есть то, что делает её не вполне православной. Они пишут: «Если мы не проснемся, мы неизбежно проиграем эту войну, а если мы её проиграем, к чему мы теперь близки, как никогда – то история на том закончится. По крайней мере для нас».
В другом месте они пишут, что история человечества может пойти по двум вариантам. Первый: «Мир становится единым, однополярным… Это начало конца истории». Второй: «Мир становится многополярным… Это будет продолжение истории».
Не хочу подозревать авторов в том, что они не дочитали Новый Завет до конца, но, видимо, они не обратили достаточного внимания на Откровение Иоанна Богослова. Это вообще очень большая проблема церковного сознания: мы, вроде бы, думаем, как православные, а дышим, как безбожники. Наше мировоззрение бывает вполне ортодоксально, а наше мироощущение отдает атеизмом. В храме мы молим Бога даровать нам Царство Небесное, а потом идем и делаем всё для того, чтобы как можно дольше туда не попадать. Господь сказал: где будет сокровище ваше, там будет и сердце ваше. Так где же наше сокровище: на Небе, или на земле? Куда мы стремимся всем сердцем: ко Христу или к земному благополучию? Если бы мы всем сердцем стремились ко Христу, то не относились бы к «концу истории», как к трагедии, которой во что бы то ни стало надо избежать. Ведь история закончится вторым пришествием Христа. Поскорей бы, да? Но почему-то не всем православным этого хочется.
Концепция наших авторов строится на мысли, что «продолжение истории» – это высшая ценность, к которой следует стремиться, а «конец истории» – это беда, которой всеми силами надо стремиться избежать. «История» для них некая самоценность. Это совершенно неправославное мировоззрение.
Конца истории ни при каких обстоятельствах и ни какими способами не удастся избежать. «Откровение» совершенно внятно и однозначно говорит, что история будет иметь свой конец. Неужели кто-то хочет отменить Библию? Православных как-то даже и неловко в этом подозревать. Или, может быть, кто-то хочет отодвинуть конец истории как можно дальше? А зачем? С какой целью? Страшно?
Откровенно говоря, все мы пронизаны страхом «конца истории», прежде всего – личной, то есть страхом завершения собственной земной жизни, и православные от этого не избавлены. Переход в иной мир, в иной план бытия – это очень ответственно, это шаг в неведомое, поневоле тут начнешь побаиваться. Но православные не знают животного ужаса перед концом земного бытия и не могут ставить перед собой задачу продления этого бытия на максимально возможное время. Жизнь – это задание, если задание выполнено – можно уходить, а когда мы его выполним (или окончательно провалим) это известно Богу, и мы Ему доверяем.
Так же история человечества – это задание. Когда люди сделают, всё что смогут, история завершится, потому что в ней больше не будет смысла. Это, конечно, пугает, но так должно быть. Такова Божья воля. Мы знаем, что Бог любит всех людей, и конец земной истории придет тогда, когда для нас же будет лучше. Бывает трудно принять Божью волю, но если мы не будем хотя бы стремиться к этому, так что же в нас православного?
Да и потом – вы посмотрите вокруг себя. Всё идет «по писаниям». Мы видим массовое отступление людей от Бога, что и обеспечит приход к власти Антихриста. Мы видим, что мир стремительно глобализируется, а это тоже обязательное условие установление антихристовой власти. Мы видим появление всё новых и новых технических средств тотального контроля за каждым человеком, а это те самые технологии, которые сделают власть Антихриста возможной. Буквально по всем направлениям мы видим, как человечество идет к глобальной антихристианской диктатуре. Мы не знаем, когда она наступит. Процесс может очень сильно замедлиться, а может очень сильно ускориться. Но вектор очевиден, и движение к финалу, хоть и с неизвестной скоростью, неостановимо. Это не субъективная оценка. Это реальность, предреченная Библией. А кто-то тут у нас хочет повернуть историю вспять, обратно всё разглобализировать, вернуть народы к Богу, и счастливо зажить в новом цветущем многополярном мире? Если бы это предложил неверующий, я сказал бы ему, что он утратил чувство реальности. Если это предлагает верующий, я говорю, что он утратил вкус истинного православия.
Но что же такое «Удерживающий», по-гречески «Кахетон», по-славянски – «Держай». Этот термин, употребленный апостолом Павлом, не имеет в Церкви однозначной трактовки, как не имеют её образы Апокалипсиса. Весьма рискованно строить теорию на субъективной трактовке библейского образа. Надо очень четко различать, где заканчивается учение Церкви, а где начинаются личные представления о прекрасном. В любом случае, каждый фрагмент Библии надо понимать в контексте всей Библии, а поскольку Библия говорит нам, что история некогда имела своё начало и некогда будет иметь свой конец, то и Кахетон ни как нельзя понимать в качестве того, что предотвратит конец истории. Удержит на некоторое время, но не предотвратит.
Как бы ни понимать Кахетон, это в любом случае инструмент Божьего Промысла при помощи которого будет замедленно всеобщее движение к неотвратимому финалу ради спасения некоторого количества человеческих душ, которые иначе не смогли бы спастись.
Рискну представить себе Кахетон при помощи весьма символичной картины из реальной жизни: государь Александр III после железнодорожной катастрофы удерживает на своих плечах крышу вагона, чтобы его близкие успели спастись. Понятно, что это действие возможно лишь на некоторое время. Государь не может, как Атлант, вечно держать крышу на своих плечах.
Так же и Россия в конце истории действительно может сыграть роль Кахетона, но не для того, чтобы история длилась вечно, а … неизвестно для чего. Это тайна Премудрого Промысла. Возможно, духовная ситуация в России в последние времена будет лучше, чем в остальном мире, и это поможет спастись некоторому количеству душ. Но Россия не может вечно держать крышу на своих плечах после всеобщей катастрофы. Нам это не просто не по силам, но в этом и смысла нет.
И всё-таки я приветствую введение в политический словарь таких понятий, как «кахетон» и «аномия». Пусть весь мир катится в ад, а мы должны стремиться в рай. Результат зависит не от нас, от нас зависит выбор вектора.
***
Ещё на рубеже веков диакон Андрей Кураев написал книгу «О нашем поражении». Он сразу начал с главного: «Христианство – едва ли не единственное мировоззрение на земле, которое убеждено в неизбежности собственного исторического поражения. Христианство возвестило одну из самых мрачных эсхатологий: оно предупредило, что в конце концов силам зла будет «дано … вести войну со святыми и победить их» (Откр. 13,7). Евангелие обещает, что врата ада не смогут одолеть Церковь, что Церковь непобедима (Мф 16, 18). Но «непобедимое» не означает обязательно «победоносное». »
Не правда ли, эта мысль слегка шокирует? Но не успеваешь избавиться от шока, как уже понимаешь, что написанное о.Андреем абсолютно бесспорно и даже более того – совершенно очевидно. Тут даже нет ни какой новой мысли, это просто фрагмент основного содержания нашей веры. Таково христианство: уже две тысячи лет оно шокирует своим содержанием даже христиан.
Что, к примеру, нового в словах о.Андрея: «…свой последний выбор человечество сделает в пользу антихриста, а не в пользе Христа». Неужели мы не знали этого раньше? Мы прекрасно знаем, что в конечном итоге земная цивилизация накроется медным тазом, но мы как-то стараемся об этом не думать и жить исходя из необсуждаемой психологической установки, что история будет длиться вечно. Но это ровно постольку, поскольку в каждом верующем сидит немножко безбожника. Безбожники сделали грустный вывод о том, что человек смертен, то есть после смерти он исчезает бесследно. А поскольку душа требует бессмертия, то они придумали верить в бессмертие человечества. Безбожников можно понять, ребятам очень тяжело, но православным должно быть стыдно тешиться такими игрушками.
И что же вы думаете? В Кураева за его «несвоевременные мысли» кто только не бросил камня, включая братьев по вере. О.Андрей потом писал: «Несколько раз я слышал, что православные люди неприязненно отреагировали на мою брошюру «О нашем поражении». Очень уж им хочется, чтобы прежде всеобщего конца была бы дана им возможность поторжествовать». А диакон Александр Лисиков написал ответ под дивным заголовком: «Торжество Православия… а кто-то о своём поражении». Ах, господа, торжество в конце времен будет возможно только вместе с Антихристом, так что, если торжество для вас совершенно необходимо, то вы неизбежно попадете в очень дурную кампанию. А нам оставьте свидетельствовать «о нашем поражении», то есть об историческом поражении христиан.
Мы верим в «Откровение Иоанна Богослова» потому что это слово Божие. Нам не всегда дано понять, почему Бог решил так, а не иначе. Но в данном случае всё вполне понятно, и об этом пишет Кураев: «Смысл – это то, что находится за пределами события. Смысл всегда «вне». Если у истории есть смысл, значит история должна иметь свой предел, иначе у неё не будет того «вне», той цели, которая оправдывала бы собой весь ток истории… Итак, у истории есть Замысел, есть Смысл. Но если мир делает себя закрытым для Замысла, то история кончается. Прекращается движение к Смыслу, за свои пределы… Если мир не стремится за свои пределы – он гниет и исчезает».
Мысль настолько бесспорная, что и представить себе невозможно, что христианин может думать иначе. И если римский папа утверждает нечто прямо обратное, так это как раз и свидетельствует о том, что он уже не христианин. Кураев пишет:
«Павел VI произнес в 1975 году свою памятную речь о цивилизации любви: «Цивилизация любви восторжествует над горячкой беспощадных социальных битв и даст миру столь ожидаемое преображение человечества, окончательно христианского…» Но если действительно произойдет «окончательно христианское» преображение человечества (не отдельных людей, а всего человечества), то откуда же после этого возьмется антихрист и его владычество?.. В таком случае его вторжение есть чистая магия, а не итог нашей истории. Его приход лишен логики, а власть Христа над историей лишена смысла и милосердия. Ибо зачем же Христос предаст людей, живущих в «окончательно христианской цивилизации любви», на поругание сатанинской магии?»
Кураев, безусловно, прав, но почему же римский папа презентовал откровенно антихристианскую концепцию? Это просто. Римские первосвященники давно и нерасторжимо срослись с Западной цивилизацией, а она давно и окончательно стала антихристианской. Римский папа ни при каких обстоятельствах не имеет возможности говорить нечто противоречащее западным ценностям, а они основаны на безбожии. Одна из фундаментальных западных ценностей – вера в прогресс, в то, что «будет всё лучше и лучше» – порождение обезбоженного сознания. И вот папа демонстрирует свой прогрессизм, основанный на христианской риторике и одновременно с этим – на отрицании Библии.
Российское евразийство так же основано на антихристианском прогрессизме. Евразийцы не только предлагают перейти к новому цветущему миру торжества равноправных и равноценных традиций, но и предрекают неизбежный приход этого мира. Фактически это предложение повернуть историю вспять, «отменить Библию» и пойти против Божьей воли. Ведь если евразийство победит, тогда не понятно откуда возьмется Антихрист? И возможно ли «торжество православия», как одной из Традиций, одновременно с торжеством откровенно атеистических и сатанинских Традиций?
Православие – религия трезвого и безжалостного реализма. Православие ни кого не обманывает и предлагает не обманывать себя. Поэтому так трудно удержаться в Истине. Истина содержит очень много неудобного, такого, о чем не хочется думать. Иногда нам кажется, что Истина разрушает наше сознание. Но на самом деле она разрушает ту часть нашего сознания, которая базируется на привычных для нас мифах безбожного мира. Иногда нам кажется, что если мы примем Истину целиком, у нас не будет сил жить. И мы приспосабливаем Истину к своей слабости, вместо того, чтобы просить силы у Христа. Православие – религия трагического оптимизма. И пессимизм, и розовый оптимизм одинаково чужды нашей вере.
Как жить, как созидать, как стремиться что-то вокруг себя улучшить, если всё равно мир катится в пропасть и неизбежно в этой пропасти окажется? Жить приходится согласно русской поговорке: «Умирать собирайся, а рожь сей». Или согласно французской поговорке: «Делай, что должно, и будь, что будет». Ведь и на самом деле всё будет хорошо. Но уже не в этом мире.
Давайте постараемся вдуматься в замечательные слова диакона Андрея Кураева: «Не «наша вера», не «наши идеи», не «наша церковь» победит. Победит Бог. И дай Бог нам при этой Его победе быть рядом с Ним. Дай Бог, чтобы средоточие нашего жизненного пульса, наших упований, нашей любви и стремлений было рядом с Богом, было схоже с тем миром, который Бог создаст после последней битвы. Но это не наша победа. И молиться надо о пришествии Его Царства, а не нашего господства».
Национализм Егора Холмогорова
Что такое «Святая Русь»? Мы часто употребляем эти слова, как красивый поэтический образ, мало задумываясь о его реальном содержании. А Егор Холмогоров дает блестящие формулировки:
«В русском горизонте высшее предназначение человека – святость – является не только потенциальной целью, она уже реализована в идее Святой Руси, то есть бесчисленного сонма прославленных и не прославленных русских святых, тех, кто уже достиг конца лестницы на Небо… В то время, как другие народы отвоевывают себе «место под солнцем», на земле, Русь уже прочно укоренилась на Небесах…»
«Преподобный Сергий Радонежский показал Руси, зачем жить… Православие, как вера святых, должно пронизывать всё в обществе, а государство в общем-то и нужно для поддержки святых и проведения в жизнь их линии… Пока Запад осваивал Новый Свет, русские осваивали Небесный Иерусалим… Симфония Церкви и государства на какой-то момент воплотилась в высоком идеале московской агиократии».
«Образ «Святой Руси» навсегда запечатлелся в национальном сознании нашего народа, как высшая религиозная цель, как высшая из возможных точек национального развития – стать «святым народом», сделать святость достоянием не узкого круга людей, а каждого, кто имеет волю к святости. Именно русские на сегодня представляют собой наиболее представительную «национальную общину» в Царстве Небесном».
Тот, кто сегодня будет писать о Святой Руси, уже не сможет обойтись без глубоких и смелых мыслей Егора Холмогорова, хотя к сказанному ещё есть что добавить. Холмогоров помогает понять самое главное: «Святая Русь» – это и есть высший русский идеал, а главная задача русского государства – материальное обеспечение всего, что связано со стремлением к святости.
Но блестящие мысли Егора Холмогорова попадают у него в такой контекст, который можно назвать как минимум странным. В истории России он выделяет «Четыре больших национальных проекта: Киевский – военно-торговый, предпринимательский. Московский – сакральный и монастырский, святорусский. Московско-Петербургский – имперский, «третьеримский». Советский – цивилизационный, организационно-технологический…»
Конечно, в истории любой страны можно выделить сколько угодно периодов, всё зависит от того, о чем конкретно мы говорим. Если мы говорим об историческом предназначении русского народа (а мы, вроде бы, говорим об этом), тогда ни каких периодов, ни каких отдельных «проектов» в истории России не только не было, но и не могло быть. Данное Богом народу предназначение невозможно изменить. Предназначение определяет историческую судьбу, тот путь, по которому идет народ. Мы можем идти по этому пути быстрее или медленнее, ползком или бегом. Можем встать и вообще ни куда не идти. Можем даже пойти в обратном направлении. Но поменять путь мы не можем, как не может корабль, плывущий по Волге, вдруг неожиданно, по хлопку ладоней капитана, продолжить свой путь по Рейну. Вне предначертанного народу пути, ни какого другого пути мы не найдем, нас ожидают только распутство и беспутица.
«Святая Русь» – не идея, которую кто-то придумал, а потом начал воплощать. «Святая Русь» – это предначертанный нам Богом путь. Идея – лишь осознание пути, приведение своих действий в соответствие с Божьим замыслом. И с этой точки зрения ни каких четырех проектов в истории нашей страны не было.
Святая Русь зародилась в XI веке в киевских пещерах, на том месте, где позднее появилась Киево-Печерская Лавра. Это был ошеломляющий прорыв святости, о чем и доныне свидетельствуют десятки святых мощей. Московская Русь – это не начало, а вершина Святой Руси. И до прп Сергия Русь знала «зачем жить», но радонежский подвижник дал этому знанию такое мощное воплощение, от которого изменилось лицо земли русской. И в имперский период Святая Русь ни куда не делась, не смотря на всё беспутство петровских реформ и последовавшую затем распутицу. Уже в XIX веке на Руси просияли преподобный Серафим Саровский и оптинские старцы, не уступавшие по своему духовному величию древним святым. Святая Русь торжествовала вплоть до Октябрьской революции. Большевики тоже не предложили ни какого нового пути, их главная идея была отрицательной – уничтожение духовной реальности Святой Руси. Они просто начали движение по тому же пути в обратном направлении. Русь шла к Богу, а они повели её от Бога. Немало потрудившись на поприще антисвятости, большевики достигли впечатляющих результатов, но не смогли уничтожить Святую Русь, которая просияла и в новомучениках ГУЛАГа, и в великих старцах, которые сумели выжить в этом аду – архим. Иоанне (Крестьянкине), архим. Кирилле (Павлове), прот. Николае Гурьянове и др.
Вместо «четырех национальных проектов» мы видим только один проект и радикальную попытку его отвергнуть. Поэтому совершенно беспочвенной является следующая мысль Холмогорова: «Начинается конкуренция двух национальных проектов… «Святая Русь» и «Третий Рим». Должна ли Россия решать задачу своего национального «феозиса» (обожения) или же есть необходимость переключиться на общеправославную политическую задачу Империи-Кахетона, которая оружием и политической властью сдерживает неверие, ереси и т.д.» Здесь нет и не может быть ни какой конкуренции, потому что идея «Москва – Третий Рим» – это конкретно историческое воплощение идеи «Святой Руси» – с учетом вновь открывшихся горизонтов и новыми методами. С идеей «Третьего Рима» мы ещё повозимся, с ней всё не так просто, но православным сознанием «третьеримская» идея всегда и безусловно воспринималась, как православная. Какая тут может быть конкуренция со «Святой Русью»?
И восприятие Холмогоровым советского проекта, как одного из равноценных русских проектов, является фактически отрицанием всего того, что он говорил о Святой Руси. И его слова о том, что «сделанное Сталиным» заслуживает «благодарной памяти потомков» звучат, прошу прощения, кощунственно. Нет сомнений в том, что Сталин был великим и даже гениальным правителем (Так же как, например, император Диоклетиан) Любой гениальный правитель не может делать одно только плохое, что-то же он делает и хорошее. Но в истории церкви Сталин навсегда останется, как один из самых лютых её гонителей (Так же, как Диоклетиан) Не надо говорить, что Сталин прекратил гонения на Церковь. Если он из-за войны не успел уничтожить всех священнослужителей, потом решил оставшихся не убивать, а использовать в качестве рабов на государственных галерах, так это не замирение с Церковью, а изменение тактики её уничтожения.
Мне самому претит примитивное понимание Сталина, как какого-то опереточного злодея. Егор Холмогоров сумел подняться над такой примитивностью, его понимание Сталина тонко и сложно. Но если выше примитивности сложность, то выше сложности – простота. Если мы поднимемся выше сложности, то попадем в мир простых, коротких и понятных оценок. Надо просто решить, что для нас дороже – тяжелая промышленность или Царство Небесное. Если мы определимся с приоритетами, то станет понятно, что невозможно в одной книге прославлять и преподобного Сергия и генералиссимуса Сталина. Потому что проект Святой Руси и проект уничтожения Святой Руси не могут быть признаны равноценными. Один из них – хороший, а другой – плохой. Не надо топить очевидность в море слов. «Зачем делать сложным, то что проще простого?»
Тем не менее Егор Холмогоров считает: «Каждый из национальных проектов создавал важные исторические конструкции для будущего Русского мира… Каждое из создававшихся исторических зданий от Киевского до Советского пошло на фундамент современной России, но ни одно не было достроено. Задача подлинно национального проекта в том, чтобы эти недостроенные здания достроить, соединив их в единое целое… От восстановления СССР, «каким он мог бы стать» до воссоздания Святой Руси в координатах XXI – XXII веков».
Это собственно и есть основная мысль Егора Холмогорова. Мысль безусловно интересная, довольно красивая, бесспорно самобытная, но принципиально порочная. Уж не говорю о том, что здесь нет ни какого образа будущего, обрисованного хотя бы в самых общих чертах. Как должны выглядеть эти четыре здания, если их достроить и подвести под общий купол? Какие ценности будет исповедовать это свято-купеческо-имперско-советское общество? К сожалению, это совершенно абстрактная логическая схема, начисто лишенная реального содержания. Но беда даже не в этом.
Беда в том, что ни каких «четырех проектов» не было. Холмогоров противопоставляет понятия из разных смысловых рядов. Почему купеческо-предпринимательскому надо противопоставлять святорусский проект? Как будто купец не может иметь своим идеалом святость. Факты это опровергают. Почему, когда Россия осознала свою всемирную роль, это стало отрицанием святорусского идеала? Это был новый этап в развитии государства, но идеал остался прежним. Идеал святости един для тысячелетней Руси. В разные периоды ему была свойственна разная степень зрелости, были периоды упадка этого идеала, но ни каких новых идеалов не появилось. Ни размеры государства, всё растущие, ни пароходы с паровозами ни какой новой идеи с собой не принесли. Появились новые формулировки, в той или иной степени совершенные или кособокие, но идея оставалась прежней. Истина может по-разному преломляться или по-разному искажаться в сознании людей разных эпох, но это всё та же самая Истина. Тысячу лет Церковь питала русский народ одними и теми же ценностями. Потом пришли большевики и перечеркнули эти ценности. Вот и всё.
Предложение наряду с другими «достроить» так же и советский проект, равно предложению добиться синтеза православия и атеизма. Это объявление равноправия добра и зла. Если вы смешаете говно и толокно, даже если возьмете три четверти толокна и только одну говна, то конечным продуктом будет говно.
Удивительная тенденция: почти все православно-патриотические мыслители XXI века озабочены конструированием такой концепции, в которую органически монтируется советский период. «Розу белую с черною жабою я хотел на земле повенчать». Смысл этой тенденции вполне понятен: хочется «быть с народом», хочется соответствовать «духу времени». А «дух» этот во многом просоветский. И вот начинается изобретение велосипеда, хотя бы на одном колесе которого было бы написано «сделано в СССР». Но такого велосипеда не может быть, или он будет настолько уродлив, что вы ужаснетесь. «СССР, каким он мог бы стать», исходя из целей, которые ставило перед собой это государство, а так же исходя из анализа тенденций, это страна, в которой ни один человек не верит в Бога. Это главное, всё остальное – детали, и если вам эти детали нравятся, то неужели вы готовы заплатить за развитую социальную сферу всеобщим атеизмом?
Если кто-то хочет быть для всех хорошим, то это, во-первых, не самое достойное желание, а, во-вторых, всё равно ни чего не получится. Были люди, которые убивали за веру в Бога. А были люди, которые умирали за веру в Бога. Невозможно быть сторонником и тех, и других одновременно.
Холмогоров сам объясняет, откуда у него такие синтетические мысли: «…Нация вряд ли когда-нибудь будет готова сконцентрировать энергию прежде всего на … созидании внутреннего человека. Святая Русь … остается уделом духовной элиты. Однако, пафос заселения Небесного Иерусалима не может быть забыт …»
Это недопустимое смешение идеологии и политики. Идеология – это об идеалах, а политика – искусство возможного. Идеология обозначает цели, к которым необходимо стремиться, а политика формулирует ближайшие достижимые задачи. Идеология – о том, что идеально, политика – о том, что реально. Мы не можем коверкать и калечить свои идеалы, только потому что считаем их недостижимыми. Мы не можем укреплять Истину при помощи лжи только потому, что сочли Истину недостаточно воодушевляющей. С точки зрения идеологии не имеет значения то, что Святая Русь не может быть всеобщим идеалом в Российской Федерации. Вечные ценности не перестают быть ценностями от того, что их теперь мало кто разделяет. Идеология не может быть служанкой политики, это политика должна быть служанкой идеологии. Правильно должно быть так: мы определяем свой идеал вне зависимости от того, насколько он достижим, а потом думаем о том, каким должен быть первый шаг, который мы можем сделать в теперь уже известном нам направлении. Не важно, дойдем мы или не дойдем, важно идти туда, куда надо. Если мы договоримся о том, что наш идеал – Святая Русь, то первое, что мы должны сделать – всеми мерами содействовать дальнейшему воцерковлению русского народа. И вот это уже вполне реально. И не надо бояться либеральных и коммунистических протестов и противодействий, потому что боязливые вообще ни куда не идут. И не надо заигрывать с советским прошлым, потому что этим мы разрушаем наш идеал.
Егор Холмогоров напрасно пишет: «Нельзя вернуть Россию к идеалу Святой Руси в том понимании, которое было характерно для XIV века». Даю честное слово, что я не сбежал из XIV века, но мой идеал ровно тот, который был воплощен преподобным Сергием Радонежским. Если я духовно слабже современников прп Сергия, то это означает только то, что я не дойду до той отметки, до которой дошли они, но я всеми силами буду стараться идти в том же направлении. Время не властно над вечными ценностями, потому что Бог неизменен, и во все века Он зовет нас к Себе, и мы должны идти к Нему. А что сверх того – то от лукавого.
В иерархии ценностей православие не может быть ни на каком месте, кроме первого, и все остальные ценности должны определяться, исходя из православия. Если для нас хоть что-то дороже Бога, значит мир внутри нас обрушился.
И вот Егор Холмогоров пишет то, что полностью перечеркивает всё сказанное им о Святой Руси: «Наш ум видит лишь одну идею, которая может сегодня стать возрождающей, оборонительной, реакционной и реваншистской идеей России – это идея нации. Идея нации предполагает, что смысл и оправдание существования страны, народа, государства заключается в них самих и ни в каких внешних оправданиях не нуждается…» «Ни язык, ни религия, ни те или иные культурные особенности … не составляют того отличия, без которого Россия невозможна. Чтобы Россия существовала, достаточно чтобы территорию России населял русский народ, объединенный в русское государство».
Итак, в иерархии ценностей Егора Холмогорова на первом месте стоит идея нации. Религия для него не составляет того отличия, без которого Россия невозможна. Отсюда понятны и его просоветские симпатии, и уверенность в том, что «Святая Русь» – это идеология XIV века, а не русская судьба.
Тот, кто поставил нацию на первое место, то есть на место Бога, согрешил идолопоклонством. Бог не может стоять в душе человека ни каком месте, кроме первого. Бог – не подпорка под нацию, без которой в крайнем случае можно и обойтись. Мы одинаково говорим и об укреплении веры, и об укреплении государства, но для одних вера – это способ укрепления государства, а для других государство – это способ укрепления веры. При почти совпадающей фразеологии это два диаметрально противоположных мировоззрения. Христианин не может быть националистом, во-первых, потому, что по сравнению с христианином национализм – это очень мелко, тот, кто со Христом, уже не может нуждаться в столь примитивном мировоззрении, а во-вторых, потому что национализм – это один из плодов атеизма. Впрочем, об этом придется говорить отдельно и подробно.
Кроме прочего, национализм очень трудно отделить от чувства национального превосходства, которое несовместимо с христианством. Холмогоров пишет: «…Христианин должен быть гражданином великого, обладающего абсолютным превосходством и без пяти минут мировым господством государства, которое может себе позволить «не замечать» копошащиеся вокруг народы и народцы». «В основе, в сердце русской идеологии «Третьего Рима» – мысль о превосходстве русской государственности над всеми другими государствами, русских людей над всеми прочими народами, которым не выпало счастья «в империи родиться»».
Это удивительно напоминает неоязыческую «Книгу Велеса»: «Мы получили большую силу, а враги не очень большую, потому что мы – русские, а враги – нет». Такие нелепые мысли органично вытекают из языческого мировосприятия, а когда человек, считающий себя христианином, говорит примерно то же самое, что и язычники, возникает ощущение, что тут какая-то ошибка в терминах.
Холмогоров рассматривает «национализм, как надежное целительное средство против яда самоненависти». Есть такая болезнь, и она действительно поганая, и с этим надо что-то делать. Когда Европа непрерывно внушает русским, что мы какие-то недоделанные, и когда западным русофобам подпевает дружный хор русскоязычной либерасни, это отвратительно. Но не менее отвратительно в ответ впадать в другую крайность и заниматься безудержным самовосхвалением. Национальная мания величия, как правило, является следствием комплекса национальной неполноценности. Народу, не страдающему комплексом неполноценности, национализм совершенно не нужен.
Высокомерное отношение к «копошащимся народцам» это не лекарство, это болезнь. Стремиться стоило бы не к чувству «абсолютного превосходства», а к устойчивой самооценке, которая вообще ни как не зависит ни от русофобской истерии, ни от истерии националистической. Мы, русские, ни один народ не считаем лучше себя. И ни один народ не считаем хуже себя. Такой взгдяд соответствует чувству национального достоинства.
Холмогоров говорит порою просто потрясающие вещи: «Русская идея состоит в том, чтобы все идеи были русскими». То есть всё равно какая идея, лишь бы мы сделали её своей? Вот марксизм, к примеру. Он и правда здорово обрусел на нашей почве. Радоваться теперь? Марксизм опирался на то темное, что свойственно русскому народу, последовательно уничтожая всё святое, что было в русской душе. А получилось очень национальненько.
