Каждой клеточкой тела

– Ты такой романтик, – с лёгким смехом сказала я. – Как тебе удалось подобрать кольцо по размеру? И когда ты его купил?

– Господи, ну вы, женщины странные существа, – качая головой, произнёс Рон. – Какая разница, Мэл? Кольцо подошло? – Я кивнула. – Нравится? – Снова кивок. – Разговоры окончены, малышка. Снимай тряпицу, хочу скрепить наш уговор.

– Но мы же завершили сделку надеванием кольца, – поддразнила я.

– Мэл, – рыкнул Рон. – Убери с себя грёбаную простынь.

Я поторопилась выполнить его приказ. Такой Рон мне был по душе. Он был привычным. Мой зверь, успокоить которого могу только я, дав ему то, в чём он нуждается, или просто положив руку ему на щёку.

Эпилог

– Мам, ну чего ты суетишься? – недовольно пробурчал Рон. – Ей и так удобно. Тебе же удобно, детка?

– Конечно, милый, – отозвалась я.

– Ты не знаешь, что такое быть на восьмом месяце беременной близнецами, Рональд Морис, так что не встревай. Мэл, милая, давай подложим ещё одну подушку.

Я умоляюще посмотрела на мужа, чтобы он спас меня от гиперопекающей свекрови.

– Чтоб ты так о своей дочери заботилась, женщина, – послышался насмешливый упрёк Джеммы у меня из-за спины.

Миссис Морис выпрямилась, поставила руки в боки, и хмуро посмотрела на дочь. Тем временем я незаметно выдернула лишнюю подушку из-за спины, а заботливый Рон, не спускающий с меня глаз, бросил её на другую сторону беседки.

– Джемма Морис, – строго сказала миссис Морис. – Я бросила тур отца, чтобы быть с тобой рядом в последний месяц. Ты забыла, как сама выгоняла меня, потому что тебе, видите ли, было слишком много опеки и слишком мало секса с мужем из-за присутствия матери? Так что меня обвинять тебе не в чем.

– Знаю. Я шучу, мама, – виновато пробубнила Джем, заходя в беседку с маленьким Дином на руках.

– О, дайте мне этого сладкого мальчика, – попросила я, вытягивая руки ему навстречу, малыш в ответ потянулся ко мне, нетерпеливо ёрзая на бедре матери.

– Привет, – с улыбкой поздоровалась Джемма.

Мы обнялись, и Дин занял место между мной и подушками на диване в беседке нашего с Роном дома. Да, он выполнил каждое из своих обещаний. Все мои желания касаемо нашего дома были учтены и воплощены в жизнь. Конечно, сейчас я не так много готовлю, потому что во мне растут два его сына, так что Рон усаживает меня на подоконник, пока готовит воскресный завтрак для всей нашей семьи: для меня и двоих наших малышей Сони и Эдди. И, судя по тому, как мне с каждым днём всё тяжелее передвигаться, малыши в моём животе, кажется, решили вырасти до размеров своего папы прежде, чем выбраться из меня.

– Тётя Мэл, папа говорит, что у тебя в животе растут два футболиста, – невинно хлопая глазками, произнёс Дин.

Я ласково улыбнулась.

– Похоже на то.

– А можно я одного заберу себе, а то Лиза не хочет играть со мной в футбол?

Все вокруг начинают смеяться над непосредственностью ребёнка. Я погладила его по голове.

– Твоя сестра – девочка, и это нормально, что она не хочет играть в футбол. А когда мои малыши родятся и научатся играть, то обязательно будут делать это с тобой.

Глаза Дина загорелись.

– Правда?

– Правда, – ответила я.

– Мама, можно я пойду поиграю пока с Эдди? – спросил он Джемму.

– Конечно, – ответила подруга и, подняв сына, поставила его на деревянный настил.

Как только ноги малыша коснулись пола, он сорвался с места, выкрикивая имя моего сына, чтобы привлечь его внимание.

Мы расселись вокруг стола, наблюдая за детьми. Рон приобнял меня и поцеловал в висок.

– Ты счастлива? – шепнул он мне на ухо.

– Охренительно счастлива, – ответила я, и он шутливо нахмурился.

– Мне придётся позже заняться вашим воспитанием, миссис Морис.

– С радостью приму любое наказание, мистер Морис.

Он тяжело вздохнул и незаметно для наших родителей поправил ширинку под столом.

– Ты допросишься, малышка Мэл, – буркнул Рон, вызывая у меня милионную широкую улыбку.

Бонус от имени Рона

Когда Мэлори исполнилось восемнадцать, я наконец признал, что попал так, что теперь мне ни за что не выбраться. Назовите меня извращенцем, но я стоял на втором этаже дома в спальне родителей и дрочил, глядя на Мэл в купальнике у бассейна. К черту ханжество, давайте признавать правду.

Я всегда любил правду и ненавидел лжецов, поэтому с самим собой старался оставаться честным. Особенно в тот момент, когда говорил Мэл, что мы не можем быть вместе и я ей не подхожу. Это случилось на дне рождения Джеммы, и с того дня я не знал ни дня покоя.

Хотите как на духу? Вот вам суровая правда: я боялся. Я, блядь, несколько лет смотрел на эту потрясающую девушку, и боялся. Ее. Себя. Будущего. Она воплощала в себе все, что может манить парня. То, что сама Мэл называла своими странностями, добавляло ей шарма и таинственности. Добавьте к этому молчаливость, хрупкость, чувствительность, и вы получите адский коктейль, который даже короля геев заставит вспомнить о зове крови и напомнит, что тот – завоеватель. Мэл хотелось укрыть коконом из пуленепробиваемого стекла, чтобы никто не мог добраться до нее и нарушить хрупкое равновесие в мире. Ее огромные глаза с наивностью во взгляде, этот небольшой ротик с губами сердечком, бледные щечки, которые окрашивались румянцем всякий раз, когда я оказывался рядом, и стройная изящная фигурка. Воплощение каждой моей гребаной фантазии.

В один из вечеров я сидел с другом Томом в пабе, и разговор невольно зашел о мезальянсе. Том рассказал о том, что его мама вышла замуж за парня младше нее на семь лет. Все было хорошо первые пять лет, а потом ему надоело и он начал искать развлечений своего возраста. Я представил себя на месте матери Тома: сидящий вечером один в большом доме престарелый Дон Жуан, пока его молодую жену кто-то трахает в туалете паба. Она приходит домой, делая вид, что вечер был так себе, но запах секса, исходящий от нее, шлейфом распространяется по дому, пока она дефилирует, покручивая все еще сексуальной задницей, в душ, чтобы смыть с себя чужую сперму. Признаюсь, меня даже начало тошнить от одной мысли об этом, и пришлось выйти на улицу, чтобы отдышаться.

Тогда я понял, что удерживало меня от Мэлори: страх. Боязнь того, что если мы решим пожениться, нам будет хорошо только первые несколько лет, а потом ей наскучит быть со мной. Она поймет, что подарив мне себя, так много упустила в жизни. Осознает, что попробовала только один член, так мало была на вечеринках, не срывалась спонтанно на концерт любимой группы в чужой город среди ночи, не прокатывала кучу парней, пытающихся залезть к ней под юбку. В итоге, думал я, она увидит только стареющего мужа, кучу детей и ненавистные подгузники. Потом начнутся скандалы, измены и наконец развод, после которого она найдет себе молодого мужа и будет выкручивать мозги уже ему. А я останусь в гребаном кресле-качалке на блядской террасе огромного дома, который больше никому будет не нужен.

После нашего с ней расставания я почти на месяц уехал в домик в лесу, который принадлежит Тому. Мне нужно было побыть одному, подумать и решить, что делать дальше. Первым делом после возвращения в город я поехал в ювелирный магазин и купил кольцо для Мэл. Я ни с кем не советовался, ни с кем не говорил, действовал интуитивно. Даже тогда я обманывал себя, убеждая, что это кольцо не для нее. Я покупаю его для своей будущей невесты, кем бы она не была. Просто пришло время обзавестись кольцом. Пусть немного полежит у меня. Официально заявляю: я гребаный лжец и трус. Потому что после покупки я привез его домой, напился и весь вечер крутил украшение в руках, пытаясь понять, как дошел до такого.

Меня всегда называли серьезным и рассудительным. И я таким был. Я должен был заботиться о младшей сестре. Джемма – сумасбродка, поэтому мне, как старшему брату, приходилось все время разгребать последствия ее поступков, или даже играть на опережение. Но это закалило мой характер и сделало тем, кем я стал. По своей природе я молчалив, как отец, и зачастую люди воспринимают меня как обладателя скверного характера. Я мало улыбаюсь и еще меньше смеюсь. Не потому что сноб или нахожусь в постоянной депрессии, нет, а только потому, что могу полностью расслабиться только в кругу самых близких людей.

Таким человеком для меня стала Мэлори. Моя малышка Мэл. Она – самое прекрасное создание на свете. И кто бы что ни говорил, я никогда не относился к ней, как сестре. Я заботился о ней в детстве, потому что чувствовал ее потребность в защите. А когда она стала старше, мозг все чаще настойчиво повторял: «Моя. Включается режим защиты». Ох, если бы эта нежная девочка только знала, скольким ее парням я угрожал расправой, если он зайдет дальше первой базы. А если бы была в курсе того, скольким я отбил охоту вообще к ней приближаться. Наверное, Мэл бы меня прокляла, зная, сколько возможностей упустила. И да, тогда я тоже лгал себе, утверждая, что поступаю как старший брат. На самом деле я поступал как эгоист, который не был готов отдать свою нежную девочку кому бы то ни было.

После покупки кольца я дал нам еще немного времени. Я наивно полагал, что за это время Мэл двинется дальше, и я смогу. Мне даже удалось провести весь вечер с придурком Тейлором, не убив его. Больше того, я даже к нему не притронулся и пальцем, хотя выломать его конечности мне хотелось с первой минуты нахождения в квартире сестры. Этот мудак посмел обнимать мою девочку и гладить ее плечо. Плечо, которое, сука, принадлежит мне!

Тогда я действовал импульсивно. Я забрал ее к себе, вытрахал все мысли из своей головы, но так и не смог нормально уснуть. В то утро я проснулся еще до рассвета. Сел в кресло напротив кровати, и смотрел. Смотрел. Смотрел. Я пытался осознать, как отпущу ее. Делал над собой усилия, пытаясь представить, как буду жить дальше без нее. Пытался убедить себя, что делаю это ради нее, давая ей свободу и возможность строить жизнь так, как подсказывает сердце этой хрупкой малышки. А потом я присматривался лучше и понимал, что хочу быть гребаным эгоистом. Хочу себе эти губы, руки с тонкими пальчиками, задорно торчащую из-под одеяла попку и даже вот эту морщинку между аккуратно выщипанных бровей.

Еще до ее пробуждения я принял судьбоносное решение, и ни разу не пожалел. Потому что прямо сейчас она лежит у меня под боком и прислушивается к тишине в доме. В ее глазах ярко пылают огоньки, сигнализирующие о решительном наступлении хрупкой девочки на мое массивное тело. Рука опускается с моей груди и пробирается под одеяло, нащупывая член, который рядом с ней превращается в камень. Изящная ладошка обхватывает агрегат и слегка сжимает его, подчиняя своей воле. Я хочу ее постоянно. Я чертовски сильно люблю этот страстный взгляд, в котором мешаются похоть с нерешительностью. Мы уже десять лет женаты, а в ней все еще осталась наивность, которая сводит с ума.

Мэл аккуратно перемещается от моего бока, облизывает мою шею, щекоча лицо волосами, и спускается горячими губами по груди, успевая по дороге уделить внимание каждому соску, ниже к животу. Я знаю, что будет дальше, она проделывала это сотни раз, но каждый раз, когда ее требовательные влажные губки смыкаются на головке члена, я готов взвыть. Она опускается своими требовательными губами ниже, и жар от ее рта поглощает почти всю длину. Это блаженство. Наказание. Благословение. Я зарываюсь руками в ее волосы, вынуждая двигаться жестче, настойчивее продвигая ее по члену. Это грубо и, возможно, грязно, но так любит моя девочка, а я даю ей все, что бы она ни попросила.

Мэл ускоряется, поглаживая мои яйца, которые аж дрожат от напряжения. Мне хочется взорваться, но не во рту моей красавицы, как бы ни была привлекательна эта мысль. Я хочу почувствовать тепло ее киски, которая сожмет меня во время оргазма не хуже, чем в наш второй раз. Поэтому я поднимаю жену и перекатываю ее на спину. Нависаю над хрупким телом и загоняю себя по самые яйца. Зажмуриваюсь от ощущений. Это всегда так, как будто попадаешь в свой собственный рай. Чувствую, как лица касается теплая ладонь. Это сигнал двигаться. Мэл так всегда дает понять мне, что дальше ей больно не будет. Из-за моего размера мне нужно быть осторожным, но моей девочке хватает буквально пары секунд, чтобы привыкнуть к вторжению, а потом она буквально требует, чтобы я ее не щадил.

Я начинаю двигаться, медленно выходя и затем резко врываясь в нее. Мэл закрывает глаза и откидывает голову назад, демонстрируя тонкую шею с трепещущей голубой жилкой. Она закусывает нижнюю губу, чтобы не закричать, но я наклоняюсь ниже и шепчу ей на ухо:

– Мы сами дома, сладкая, не сдерживайся.

Благослови, Господь, моих родителей, которые по возвращении из тура всегда забирают к себе всех внуков на целую неделю. Это время для нас двоих. Время, чтобы догнать все то, что мы упускаем, когда дети дома.

– Блядь! – вырывается из грязного ротика моей жены. Кто бы мог подумать, правда? Я сам узнал об этом только пару лет спустя после начала наших отношений. – Еще, Рон, еще! – кричит она, подталкивая меня к себе.

Мэл вцепилась в мои ягодицы, царапая их короткими ногтями, подстегивая двигаться жестче.

– Еще?

– Да! Сильнее!

Я резко переворачиваю ее и ставлю на колени. Заставляю вцепиться в прутья кованой кровати, снова загоняя в нее член. Я трахаю ее так, как будто завтра никогда не наступит. Звук столкновения наших тел резонирует по комнате, смешиваясь с хлопками шлепков моей ладони по заднице Мэл. Ее бедра слегка раздались после родов, но мне это охренеть, как нравится.

– Давай, малышка Мэл, – рычу я, чувствуя, как ее тело начинает вибрировать подо мной.

Она упирается головой в подушку и протяжно стонет.

– Твою мать, Рональд! Блядь, быстрее! – кричит она, а я ухмыляюсь тому, как звучат ругательства из сладкого ротика скромной Мэл. Она чертовски очаровательна и изящна в жизни, но в постели ведет себя, словно заправская шлюха. Мое эго встает по стойке смирно, напоминая, что всему этому она научилась со мной. В моей постели она преодолела стеснение и смущение. И теперь Мэл краснеет только тогда, когда я шепчу ей на ушко грязные слова за пределами спальни. И то, думаю, не от смущения, а от возбуждения.

– О. Боже. Мой! – отрывисто кричит Мэл, задыхаясь от подступившего оргазма.

Она трясется и кричит, крепче вцепившись в изголовье кровати, пока я догоняю ее, неустанно вдалбливаясь в сладкое тело. Я хватаю ее за волосы, отчего Мэл выгибает спину и запрокидывает голову. Прижимаю ее к себе спиной, одно рукой обхватив грудь, а второй спустившись к треугольнику между ног. Как только пальцы начинают вырисовывать круги на клиторе, слегка успокоившееся тело Мэлори начинает снова подрагивать, а она как будто застывает. Она всегда так делает, словно боится спугнуть меня, чтобы я не прекратил делать то, что делаю. Черта с два я остановлюсь, особенно когда чувствую, как член начинают сжимать ее горячие стеночки, приближая меня к ней.

– Ох, Мэл, детка, – как только мне удается прохрипеть это в ее ухо, она отрывается от меня и падает на кровать, содрогаясь в оргазмических конвульсиях, а я изливаюсь внутри нее, крепко сжав челюсти и запрокинув голову назад. Это гребаный катарсис. Восторг. Рай. Внутри нее мой собственный рай.

– Я люблю тебя, – шепчу, задыхаясь, ей в волосы.

– Я люблю тебя, – хрипит она в подушку.

И я имею это в виду.

Я ее обожаю.

Боготворю.

Дышу ею.

Люблю ее.

Каждой.

Клеточкой.

Тела.

Конец.

Автор обложки Екатерина Орлова

В оформлении обложки использована фотография с https://pixabay.com/ по лицензии CC0

Авторы фото: Gerd Altmann и Сергей Горбачев