Прохожий

Что я такое думаю? Что за бред? Приди в себя!

Я как будто взбодрила сама себя изнутри. В этот момент я моргнула, а из моих глаз закапали большие слезы. Вот предательницы! Я тяжело вздохнула и посмотрела на доктора, который уже давно перестал говорить и пристально смотрел на меня.

– Что вы мне посоветуете? Что мне делать?

– Для начала сообщить близким людям, – опять он за свое! – А следующий шаг – это лучевая терапия, так как химиотерапия в вашем случае будет бесполезна.

И он в красках начал рассказывать о том, что это за терапия и что меня ждет. Теперь, во время выслушивания истории о лечении или замедлении распространения моего рака – ну да, уже моего – по всему мозгу, все воспринималось мной совершенно иначе, чем несколько минут назад. Его голос казался самым громким в этом мире, он звенел, словно нависал надо мной, я казалась себе такой крошечной и беспомощной, слова отдавались в каждом нерве моего организма и даже больше. Казалось, что и рак это чувствовал.

Рак. Почему эту почти неизлечимую болезнь назвали членистоногим животным, подумала я. И забыла на миг о том, что я крошечная и беспомощная, а голос доктора металлический и утопающий.

– Я все поняла, – пробормотала я, как только он замолчал на 5 секунд. – Я могу уйти сейчас. Мне бы хотелось прийти в себя от всего, что произошло за последние сутки. И, возможно, уже позвонить близким, чтобы поделиться этой радостной вестью. – Я еще и язвлю!

– Решение, а лучше ваше согласие, нужно нам немедленно. И мы приступим к дальнейшим действиям. Вы должны понять. Чем быстрее мы с вами примем меры, тем дольше вы… – тут он замолчал. И я понимала почему.

– Тем дольше я промучаюсь.

Он посмотрел на меня, в его взгляде читалось, что он не это хотел сказать. Да до чего же они тут все милые, снова подумала я, только уже воротило от этой доброты с их стороны.

– Я могу подумать? Да, я понимаю что времени нет. Я могу оплакать все дома? Просто выплакать и пожалеть себя. Хотя бы дня два…

– Можете, – строго, почти как от отца, которого я никогда не знала, прозвучал его ответ.

По-моему, я буквально выбежала из больницы. Я бежала от здания, перебегая дорогу на красный цвет, мне засигналил автомобиль, потом второй и третий, донеслись крики о том, что я больная (даже прохожие в курсе, а ведь они не близкие). Я забежала за угол жилого дома и остановилась, тяжело дышала. Мне как будто стало спокойнее от того, что больница не видит меня, а я ее.

Прохожие подозрительно смотрели на меня, но не лезли не в свое дело. Прохожие же. Спасибо им.

Глава 7

Дом. Я дома. Только когда я захлопнула входную дверь, почувствовала, как меня накрывает. Я сползла по двери на пол, и по моим щекам точно так же сползли слезы, тысяча слез. Я не вытирала их, я даже не моргала, они текли из глаз, как из открытого крана течет вода. Они вытекали все, какие только я когда-либо сдерживала. Они текли по шее под блузку, оставляя на ней пятна, и где-то в районе груди высыхали. «Странно, ведь у меня не рак груди», – пришла в мою голову очередная идиотская мысль. Что за чушь я иногда думаю… Почему такие мысли возникают в моей голове? Ну вот какая разница, на уровне чего высыхают слезы!

Я была на себя рассержена. Но это привело меня в чувство. Я поднялась с пола, кажется, я просидела там минут пятнадцать, у меня даже затекла правая нога. Прихрамывая, я прошла в спальню. Встав у порога, я смотрела на комнату, в которой проводила ночи, ни много ни мало восемнадцать лет, не считая тех ночей, когда я не ночевала дома, если я посчитаю их, то будет семнадцать лет. Что? Всего год я не находилась тут? А, нет, год и одни сутки. Сегодняшняя ночь уже тоже в списке.

Я села на кровать и внимательно стала рассматривать пространство комнаты. Я ни о чем не думала. Просто вертела головой, разглядывая каждую вещь. Зачем я собирала их столько времени? В этой комнате не было ни одного предмета, что напоминал бы мне живые и теплые отношения с другими людьми. Ну, знаете, например, статуэтка от друга как сувенир из другой страны, или совместные с кем-либо фото, даже с мамой, или что там еще может быть. Все, что было в комнате, было мне от меня. Однажды мама подарила мне вязаный плед, вроде бы на мое восемнадцатилетие, как раз когда я стала жить самостоятельно, одна. Он был узорчатый, яркий и большой. Я подумала тогда, что это очень дешевый откуп от меня, и засунула его далеко на антресоль, что имелась в этой квартире. Сама квартира досталась нам (точнее мне, тогда еще пятнадцатилетней) от бабушки. Мама тогда долго бегала по разным организациям, чтобы оспорить завещание, и возмущалась. Говорила, что я еще сопливая для таких наследств. Она, кажется, и не плакала из-за того, что умерла ее мама. А я любила бабушку. Мы редко виделись, потому что жили в разных городах. И у бабушки я была только три раза. Но запомнила ее навсегда. Она любила меня по-настоящему. Мама твердила, что я ошибаюсь, я просто ее не знаю… Ну так вот, про плед. Это, пожалуй, единственная вещь, которую подарили мне и которую я не передарила и не выбросила, а все потому, что я начисто о нем забыла. И сейчас у меня возникло странное желание завернуться в него и уснуть.

Я полезла на антресоль. Стоя на табурете, который поставила на журнальный столик, я распихивала по сторонам вещи, о которых сто лет не вспоминала. Здесь были спальные мешки и палатка, кемпинговая обувь, куртка «Аляска» с меховым капюшоном (я и забыла, как ее люблю!), был даже мяч, были ролики и скакалка. Скакалка! Что? Что за походно-спортивный человек засунул сюда все это барахло? Чьи все эти вещи? Что со мной стало, почему моя жизнь сейчас на антресоли? Я вообще когда-нибудь пользовалась чем-то из этого?

Наконец-то я добралась до пакета с пледом. Он оказался в самом дальнем углу, самым забытым из всего, что здесь было. Подтянув его к себе, я наклонилась назад, и табурет наклонился вместе со мной. Он вылетел из-под моих ног, и я повисла, держась за дверцы антресоли. Следующим неожиданным обстоятельством, которое заставило меня задержать дыхание, был вылетевший с антресоли пакет с пледом. И с ним вместе полетела вся пыль, что годами копилась на нем. Дотянувшись цыпочками до столика, я встала на него, в этот момент дверка антресоли оторвалась, оставшись висеть на одной петле. А я, не ожидая такого поворота, все же слетела вниз, мягко приземлившись на пакет с пледом и попутно сломав ножку столика.

Как я расхохоталась! Я смеялась, лежа на спине на полу и смотря на качающуюся дверцу антресоли. Я смеялась и думала, что рядом с такими приключениями никакой рак не стоял. Это было очень экстремально! Я захотела жить!