Флориендейл. По краю земли

– Но… поче… – Испытав столь сильное потрясение, Деметрий никак не мог вновь взять под контроль мышцы. Тело качало, лицо свело судорогой, губы кривились и выдавали нечленораздельные звуки.

– Почему мы не сообщили раньше? Так это вверх по реке, за Орешниковым лесом, где мельница. Мельник её и нашёл, а потом уже меня кликнул. Девочка долго была без сознания – мы и не догадывались, кто она, откуда взялась. Я только сегодня выбрался в город, увидел карточки. И сразу к вам.

Деметрий впился в руки лекаря и сжал их вместе с фотографией.

– Спасибо!

– Да что вы… – Лекарь, кажется, смутился. – Её рана и без моего вмешательства выглядела неплохо. Вернее, плохо, но обнадёживающе. Я никогда ещё не видел, чтобы глубокие укусы так быстро затягивались. Ей повезло.

Деметрий помотал головой.

– Не преуменьшайте своей заслуги, гер Седериж. Что я могу для вас сделать? У вас будут все привилегии, все необходимые материалы. Что вы хотите? Деньги? Знакомства?

Молодой лекарь залился краской до самой макушки, отвернулся и очевидно не знал, куда деться от смущения. Деметрий ждал. Наконец Седериж собрался с мыслями – щёки из пурпурных стали просто розовыми – и твёрдо сказал:

– Спасибо, но это ни к чему. Помогать людям – моё призвание, ольда Деметрий. И справедливости ради не будем забывать, что я всего лишь выходил вашу дочь. Но нашёл её и спас от диких зверей гер Лилаш, мельник.

γ

– О, нет-нет, мне ничего не надобно! – замахал руками Лилаш, когда старейшина заявился в его дом с обещаниями всех благ и богатств.

Девочка приподнялась на кровати и с тревогой смотрела на родителей. Она очнулась вчера утром, но до сих пор не проронила ни слова. Поначалу ей, кажется, было не по себе – она ведь наверняка не понимала, где оказалась. Лишь когда обезумевшая от радости собака запрыгнула на кровать и облизала девочке лицо, та, скорчив рожицу, засмеялась. В обнимку с Рикой она свернулась калачиком на огромной для неё кровати Лилаша и на все его вопросы только мотала головой. В конце концов Лилаш сдался и решил, что она немая. Пока Седериж не появился на пороге мельницы в сопровождении старейшины Ориенталя с геррой матерью, Лилаш и не догадывался, кто его маленькая гостья.

Жена старейшины присела на край постели и крепко обняла дочь. Венда не ответила на искреннее приветствие и только скривилась из-за того, что мать согнала с кровати собаку.

– Тебе больно? – спросила герра, явно задетая реакцией девочки.

Венда передёрнула плечиками и отвернулась.

Лилаш чуть не крякнул от изумления. Перевёл взгляд на гера Деметрия и успел заметить, как тот поджал губы.

– Мы очень волновались, – продолжала герра. – Венда… как ты могла?! Зачем ты…

Но она оборвала себя на полуслове: Венда прикрыла глаза и откинулась на подушку, не обращая на мать никакого внимания.

– Что с ней не так? – не сдержался Лилаш. – Седериж, это из-за укуса?

– Нет, – старейшина ответил вместо лекаря, – это характер такой.

Он помолчал несколько секунд и снова заговорил, ни к кому не обращаясь, но Венда, конечно, не могла не слышать его слов.

– Дети, наверное, по природе своей эгоисты. Но есть особенно бессовестные. Неважно, что мама с ума сходит от страха за неё, неважно, что няню подставила, неважно, что весь округ её ищет! Эта девочка будет молчать как партизан, и – нет, Ивжени, чего ты ждёшь? – она тебя не поцелует.

Лилашу было неловко присутствовать при этой сцене. Что такое «партизан», он не знал и с огромной охотой ушёл бы сейчас вниз, на мельницу, но старейшина стоял между ним и дверью.

– Может, нам оставить её здесь, раз ей тут так нравится? – предложил гер Деметрий.

Его жена вскинула голову.

– Полагаю, это доставит неудобства уважаемому геру Лилашу, – мягко сказал Седериж. – Давайте всё‐таки отвезём девочку в усадьбу и я продолжу лечение?

Венда облизнула губы, не открывая глаз, и тяжело вздохнула. Мать зашептала ей что‐то на ухо.

– Не надо её успокаивать, Ивжени, – строго сказал гер Деметрий. – Доктор прав: мы отвезём Венду в усадьбу. Ей нужно время, чтобы выздороветь. Много-много времени… несколько лет.

– Лет? – переспросила герра Ивжени.

– Лет или даже десятков лет, – кивнул старейшина. – Никогда больше девочка Венда не выйдет за пределы усадьбы одна. Никаких путешествий, никаких друзей. Будет с нами ездить в гости во Флору, в школу ходить под присмотром – и это всё.

Венда распахнула глаза и повернулась к отцу.

– Так нечестно! – выпалила она, и это были первые слова, которые Лилаш от неё услышал. Высокий детский голос, с явными нотками обиды и еле сдерживаемых слёз.

– Почему нечестно? – удивился гер Деметрий. – Не вижу ничего нечестного.

– Я хочу гулять в городе!

– Ты уже погуляла. И маму довела. Так что нагулялась, хватит. Наша задача – чтобы ты дожила до того возраста, когда у тебя наконец появится инстинкт самосохранения. А раз ты не слушаешь взрослых, сломя голову лезешь на каждую башню и спешишь купаться в озере зимой, то будешь сидеть дома.

Венда снова вздохнула и положила руку Рике на холку.

– Я хочу эту собаку.

– Это не твоя собака, – отрезал старейшина. Ни один мускул на его лице не дрогнул. – Гер Лилаш, будьте добры, уведите пса, пожалуйста.

Лилаш свистнул и хлопнул по бедру. Рика встрепенулась, посмотрела на него, на Венду, открыла пасть и вывалила язык.

– Ко мне, – нахмурился Лилаш.

Собака нехотя повиновалась и затрусила к выходу, цокая длинными когтями по половицам. Гер Деметрий отступил, пропуская Лилаша и Рику. Мельник вышел на свежий воздух и чуть не споткнулся об Арри, поджидавшую у самой двери. Собака вопросительно наклонила голову, заглядывая в глаза Лилашу.

– Да уж, она ни в чём вам не уступает, – усмехнулся он и протянул руку, чтобы погладить Арри, но собака извернулась и отскочила в сторону. – Хар-р-рактер!

Семья старейшины и молодой лекарь уехали только через час. Венда противилась: капризничала и каталась по кровати, пока не разошлись швы у неё на боку. Лишь снова ощутив боль, девочка несколько утихомирилась, и отец смог отнести её в повозку.

Лилаш был озадачен произошедшим. С одной стороны, он жалел Венду, с другой – её родителей. Похоже, это действительно был маленький чертёнок. Но запереть девочку в усадьбе – как можно? Впрочем, наверняка это просто слова, неосторожно обронённые старейшиной в минуту сильного волнения. Венда повзрослеет, отрастит голову на плечах, и всё у них наладится. Рассудив так, Лилаш притворил калитку, с облегчением поблагодарил воду и направился к жерновам.

δ

Бывают такие дни, когда всё идёт к чёрту. Ещё вчера Аргелен Ройнар Амейн был королём Флоры, правителем могущественного государства, потомком Ангела и главой королевской семьи. Он строил планы: новые, более современные мануфактуры, в первую очередь в Индувилоне; железные дороги, по которым Аргелен мечтал пустить яркие паровозы; фонды помощи бедным и больным; телеграф… Признаться, некоторые неординарные решения Аргелен подсмотрел у кузена. Невольно они с Дмитрием соревновались между собой, хотя это было смешно – сравнивать Флору и диковатый Ориендейл. Так или иначе, вдохновения и идей хватало, а главное, у короля имелись необходимые ресурсы. Да и время было на его стороне: правление Аргелена только начиналось. Казалось, жизнь прекрасна и удивительна. Но больше удивительна, чем прекрасна… В этом он убеждался снова и снова.

Вчера у него было всё – сегодня же планы обратились пеплом. Аргелен лишился главного: силы и воли что‐либо делать. Зачем? Ничто больше не имело смысла. Всякий раз, стоило только поверить в лучшее, как Аргелен убеждался, что родился под несчастливой звездой. И пусть эта мысль была кощунственной, ведь Ангел завещал, что будущее не предопределено: Аргелен Амейн давно потерял веру.

Он выхватил из кармана батистовый платок и промокнул лоб. На террасе было невыносимо жарко – июньское солнце нещадно облизывало лучами белые камни замка, глянцевую листву в саду и металлические оградки и карнизы, к которым сейчас нельзя было прикоснуться. Аргелен продолжал вариться в собственном соку в плетёном кресле на террасе кабинета, впустую надеясь, что телесные страдания смогут заглушить душевные.

Надвинув пониже широкополую шляпу, он в очередной раз развернул письмо от сестры и перечитал послание – внимательно, до рези в глазах вглядываясь в каждую округлую букву.

Дорогой Арги!

Пишу, потому что многое хочется рассказать. Венду вернули домой в усадьбу ровно перед моим приездом. Главное: она в порядке. Её искали в Ориентале, а она, оказывается, потерялась за городом, в лесу. Я вчера там была. Просто невероятно, как далеко ребёнка могут унести эти маленькие ножки! Предупреждаю вас с Лиэстой на будущее: когда родится наследник, за ним глаз да глаз.

Так вот, налетела гроза (а ты ведь знаешь эти ориентальские грозы… кажется, весь мир выворачивается наизнанку), и Венда совсем отчаялась. Вдруг откуда ни возьмись – лисы! Ты видел когда‐нибудь настоящую дикую лису, Арги, а не тех, что у нас на фермах? Венда, конечно, испугалась. Она пыталась спрятаться, но куда там. Лисицы окружили её в овраге… Мне даже писать это страшно.

По счастью, её вовремя обнаружили. Мельник, добрый человек, прогнал лис, принёс малышку к себе и три дня за ней ухаживал. Три дня тишины! Ивжени и не верила, что всё обойдётся. К сожалению, у неё снова приступ.

Сейчас уже ясно, что Венда полностью поправится. Её лечит местный медик, он совсем молодой и весьма милый. Я пригласила его во Флору, чтобы показать нашу библиотеку, – надеюсь, ты не против? Деметрий его очень ценит. Прошу прощения, я хотела написать «Дмитрий», но уже привыкла, что ориендельцы зовут его иначе.

Обычно я много гуляю, когда приезжаю в Ориенталь, но в этот раз, конечно, всё время провожу с Ивжени и Вендой. Да и сезон ветров, так что не хочется никуда выходить. Венда в своём особо строптивом настроении – тебе и не снилось. Иногда она плачет. Вероятно, от боли, но никому в этом не признаётся. Медику приходится давать ей обезболивающее, полагаясь на одно только чутьё. Когда надо есть – она не ест, отталкивает поднос. Когда надо спать, она ищет, что бы съесть. В первую ночь, когда я только приехала, она упала с кровати и молча пролежала на полу до самого утра. Дмитрий, уж на что он сдержанный, раздражён и грозится запереть Венду в усадьбе на всю жизнь, «пока она не выйдет замуж» – это я тебе дословно привожу. Думаешь, он серьёзно? Я же вовсе не собираюсь замуж, может, и Венда никогда не захочет. Видит Ангел, ещё несколько лет, и она каждый день будет убегать из усадьбы, если он не перестанет на неё давить…

Расскажи, как у вас дела? Как себя чувствует Лиэста, можно ли ей снова вставать? Очень волнуюсь за вас и ребёнка. Я вернусь через три недели.

Обнимаю вас и шлю ветреный ориентальский привет. Поцелуй от меня маму.

Ex aequo et bono 4,

Ариана

Свернув письмо в трубочку, Аргелен Амейн посмотрел через него, как сквозь подзорную трубу, в сторону города. Самого города, конечно, не было видно с этой террасы, зато Аргелен разглядел неподвижные верхушки деревьев, гнездо среди ветвей и шпили замковых башен. Король вздохнул, сунул письмо в карман, тяжело поднялся из кресла и вернулся в кабинет. Двери он оставил распахнутыми – в надежде, что ориентальский ветер доберётся до Флоры и хоть немного разбавит летний зной.

На краю изогнутого буквой «С» письменного стола лежало прошение графа Сэптена из Ангоры занять освободившийся пост магистра науки и искусств. Аргелену давно уже следовало составить ответ, но он устал раз за разом отказывать Сэптену, который совершенно не понимал вежливых намёков. И о чём граф только думал, когда подавал такие прошения! Науки и искусства явно были не по его части. Единственным, что Аргелен, положа руку на сердце, мог бы доверить Сэптену, был магистрат доходов и расходов, и он даже собирался это сделать в прошлом месяце, но вмешалась Лиэста. Жена отговорила его от назначения Сэптена, сославшись на плохое предчувствие. И Аргелен её послушал. Он шутил, что предсказания Лиэсты надёжнее, чем подсказки Атласа всех времён, и безоговорочно доверял её чутью – кроме тех редких мгновений, когда она сквозь сжатые зубы с непроницаемым лицом твердила, что у них никогда не будет детей. «Пусть она будет права во всём, кроме этого!» – взывал он к звёздам.

Однако с каждым годом всё ближе подкрадывалось осознание: Лиэста не ошибается. Ни один медик Флоры не мог объяснить Аргелену, отчего королеве не удаётся выносить долгожданного наследника. И прошлой ночью, как и год назад, как и три года назад, всё повторилось вновь… На исходе второго месяца Лиэста потеряла ребёнка. Ну почему? Почему именно они?! И как пережить это – опять?

Аргелен мрачно уставился на прошение Сэптена и отпихнул его подальше. Сейчас он точно не станет ему отвечать. И завтра, скорее всего, тоже.

Карман сюртука жгло письмо Арианы. Аргелен не знал, писать ли сестре об их потере сейчас или стоит дождаться её возвращения во Флору. С одной стороны, лучше рассказать всё лично. С другой, если он напишет сейчас, она передаст новости Дмитрию с Ивжени и Аргелен избежит ещё одной мучительной сцены. Кроме того, надо было подготовить Ариану к тому, на что уже давно – и довольно откровенно – намекала Лиэста. Если у них не будет детей, корона Флоры после Аргелена перейдёт к младшей сестре и её будущим наследникам. А значит, Ариане всё‐таки придётся подыскать себе подходящего партнёра, даже если сейчас ей совсем этого не хочется.

– Да помогут нам небеса, – пробормотал Аргелен, склонился над столом и взял чистый лист бумаги и перо.

Часть 1

α

Когда все на свете спят, а ты – нет, мир принадлежит только тебе. Можно делать что хочешь, идти куда хочешь, и никто не остановит! Это днём всё иначе, с его правилами, занудным распорядком, докучливыми обязанностями. С людьми, которые только и знают, как бы поглубже влезть в твою жизнь и перекроить её на свой лад.

Конечно, не стоило обманывать себя: и правила, и люди ночью никуда не исчезают. Даже под покровом темноты она не могла позволить себе всё что хотела. И всё же ночью многое скрыто от глаз и много куда легко проскользнуть незамеченной… Ночью можно выкинуть из головы протокол и условности и мечтать от души.

Венда чихнула и ударилась головой о деревянную балку. Ужас, сколько здесь пыли! Наверное, никто, кроме неё, не забирался на этот древний чердак со времён строительства башни. Было исключительно темно, жарко и трудно дышать, но Венда уже приметила цель – синий круг неба в оконце впереди – и упорно пробиралась вперёд. Сегодня ей во что бы то ни стало необходимо было выбраться на крышу.

Окно оказалось заперто на обычную щеколду – приятная неожиданность, на которую Венда, впрочем, рассчитывала со свойственной ей убеждённостью, что раз она так хочет, значит, так оно и будет. Девушка откинула щеколду, и рама легко поддалась, стоило надавить на неё посильнее.

Венда выглянула наружу и тут же невольно отшатнулась. От увиденного дух захватывало – не зря же это была самая высокая башня замка! Ловко переставляя ноги, Венда перебралась с безопасного чердачного пола на покатый козырёк, опоясывающий башню. Прижалась спиной к шершавой черепице и замерла от ужаса и восторга. О да! Этот мир принадлежал ей, и только ей одной. Разве люди, жившие там, внизу, могли чувствовать то, что чувствовала она? Могли по-настоящему знать, что такое свобода?

Круглое оконце выходило на север – Венда столько раз с тоской глядела на него и на величественную башню из своих комнат на третьем этаже в гостевом крыле замка. Третий этаж – это скучно, это настоящее наказание: слишком высоко, чтобы убежать, и в то же время вид открывается самый посредственный. Не то что сейчас!

Венда стояла на крыше и смотрела на север. Города отсюда было почти не видно, лишь самый краешек; в основном перед Вендой простирались поля да пологие холмы. Широкая лента дороги на Ориенталь исчезала среди этих холмов, чтобы вынырнуть в пустыне, пронзить её прямой стрелой и скрыться в прохладе лесов Ориендейла. Ох уж эта дорога, всегда такая пыльная, такая длинная! Венда ужасно жалела, что между столицами Ориендейла и Флоры невозможно путешествовать по воде – опасные Грозовые пороги затаились на реке Вирене, препятствуя судоходству.

Медленно переступая по узкому козырьку, Венда сдвинулась на запад, и теперь перед ней во всей красе предстала Флора. Столица спала. В холодном свете полной луны тёмно-синие крыши силились остыть от лучей безжалостного августовского солнца.

На вкус Венды, август был жарковат для визитов на юг, но что поделать – не каждый день король Флоры приглашает тебя отпраздновать пятнадцатый день рождения в своём роскошном замке. Мило с его стороны: они с дядей Аргеленом, конечно, родственники, но точно не друзья. Венда терялась в его присутствии – ну какие у них могут быть общие интересы и темы для бесед? Однако труднее всего ей было рядом с его женой, чопорной тётей Лиэстой. Она так откровенно избегала общества Венды – это действовало на нервы. Венда привыкла считать, что королева терпеть её не может за шум, за детскую суету и проказы. Лишь недавно ей пришло в голову, что тётя, возможно, просто завидует. У них с дядей не было своих детей.

Впрочем, несмотря на жару и на тётю, Венда всё равно была счастлива выбраться из Ориенталя. После стольких лет заточения любая поездка или прогулка радовала её больше других подарков. Домашнюю усадьбу она давно исследовала вдоль и поперёк, Ориенталь и окрестные деревни уже не могли утолить её любопытство. Пусть Флора и не была для Венды чем‐то совсем новым, но всё же город таил в себе ещё достаточно секретов, и ей не терпелось к ним приобщиться. Прильнув к крыше самой высокой башни королевского замка, Венда во все глаза смотрела на прекрасный спящий город.

Ей казалось, она видит далеко на западе тоненькие шпили ангорских храмов и блеск реки Вирены, но, возможно, это был лишь обман зрения. Как говорит дядя Аргелен: ночью все эльфы серы. Центральная улица, уходящая от площади Звёзд в сторону Ангоры, пустовала. Где же их торговцы, булочники, молочники? Наверное, было ещё слишком рано даже для них. Венда никогда прежде не видела Флору такой застывшей, словно вмиг опустевшей. На мгновение она представила себе, будто люди на самом деле покинули город, – и усмехнулась при этой мысли. Чтобы такое случилось с Флорой? Да скорее упадёт Занавес!

Город простирался далеко на запад и на юг. Южные улочки были у́же и короче – настоящий лабиринт. Венда хотела бы плутать по ним в одиночку, заглядывать в окна, гладить бродячих кошек на чужих террасах и мечтать, мечтать… но её никогда не отпускали из замка без сопровождения. Унылые гувернантки водили её одним и тем же опостылевшим маршрутом по широким и прямым улицам, прямиком к дому Рене Ульвиде, единственной подруги Венды в этих краях. А дом Рене – вон же он, огромный трёхэтажный особняк из белого камня. Даже ночью парадный вход ярко освещён, хотя вряд ли там ждут гостей в такой час. Вот богачи, и не жалко им факелы! Рене хоть и не досталось знатного титула, зато её семья была весьма состоятельна: родители владели самым успешным домом моды во всей Флоре. Когда‐то простая портниха, бабушка Рене вдохновилась картинами художника из Поверхностного мира – Венда всё время забывала его звонкую фамилию – и принялась шить одежду из золотистой ткани, с цветастыми узорами, высокими воротниками и струящимися шалями. Эти совершенно безумные по флорийским понятиям костюмы за одну ночь сделали её знаменитой, и полвека спустя дамы по-прежнему продолжали заказывать у дома Ульвиде платья и мантии на выход.

Перебравшись на юго-восточную сторону крыши, Венда со счастливой улыбкой взглянула на озеро, отражавшее сияющий кружок луны. Городской пляж в обрамлении прямых парковых аллей и железнодорожный мост над водой – оба пустовали и даже немного пугали своей жутковатой неподвижностью. Мост был новый: дядя Аргелен всего пару лет назад затеял строительство железнодорожной ветки в направлении Пустынной полосы. Сначала он убедился, что проект отца Венды – университетский городок Манола – успешно развивается, а вовсе не отталкивает молодёжь засушливым климатом и удалённостью от границ обеих стран. Теперь железная дорога соединяла Манолу с Флорой, а через Флору – с Ангорой, Алилутом и Индувилоном… В то время как по другую сторону Пустынной полосы, в родном Ориендейле, до сих пор не было ни одной станции! Венда обиженно закусила губу, подумав об этом, и отвернулась от моста.

Где‐то на востоке был Занавес, но, конечно, слишком далеко. Он возник из ниоткуда много лет назад и, словно огромное полотно, отсёк часть территорий Флоры. Кажется, раньше там были какие‐то сады – Венда не помнила точно. Родители никогда не пытались объяснить ей природу Занавеса; отец не желал вдаваться в подробности. И Венда сдалась, принимая Занавес как должное. Он просто был – простирался в виде гигантского купола от Тёплого моря через восточные окраины Флоры, рассекал Пустынную полосу и заканчивался на востоке Ориендейла, у Алмазных гор. Купол Занавеса отражал мир, как зеркало: и небо, и горы, и пески пустыни. И на ощупь, говорят, он тоже был как зеркало – гладкий, твёрдый и холодный.

С высоты своей башни Венда вглядывалась во тьму на востоке, но для рассвета было ещё слишком рано. Однако если задержаться на крыше на пару часов, то она сможет увидеть, как солнце выныривает из-за Занавеса. Ради этого Венда и пришла.

Потому что сегодня этот рассвет принадлежал только ей. Как и мир под её ногами, такой крошечный, но такой огромный. Сегодня ей исполняется пятнадцать лет – во Флоре это первый этап совершеннолетия. Значит, начиная с завтрашнего дня никто больше не вправе удерживать её в стенах усадьбы! Ни родители, ни учителя, ни гувернантки не смогут запретить ей быть свободной!

Венда усмехнулась, представив себе выражения их лиц. Она любила их – не гувернантку, конечно, а родителей – и понимала, что они так пеклись о ней все эти годы лишь потому, что опасались за её жизнь. Она и сама иногда боялась, и старый уродливый шрам на левом боку служил напоминанием, что некоторые приключения заканчиваются плохо. И всё же ей нужна была эта свобода, такая, как сейчас: стоять на краю обрыва на вершине высоченной башни, обнимать небо, замирать от ужаса, ликовать от восторга.

Да, родители будут разочарованы. Но она не собиралась идти по стопам отца и становиться старейшиной! Венда вообще сомневалась, что кто‐то проголосует за неё, даже если она всё‐таки предложит свою кандидатуру. Пускай мама с детства внушала ей, что голосовать за наследника прежнего старейшины – негласная традиция, Венда знала уже несколько случаев в других округах, где всё сложилось иначе. Времена меняются! И тем лучше – к чему ей это звание? Венда не могла даже представить себя на месте отца. Жизнь слишком коротка, чтобы посвящать её служению другим.

Пристроившись в удобной выемке на козырьке крыши и подложив руку под голову, Венда продолжала смотреть на восток. Она не чувствовала холода и не думала об усталости, которая, верно, настигнет её позже, вечером, во время бала – а как же тогда танцевать? Венда довольно улыбалась и ожидала зарю своей новой жизни.

β

Очередная бессонная ночь. Душно. В комнате непривычно светло: луна на небо выкатилась ровная и совершенно круглая – похоже, полнолуние. В самом деле, стыдно травнику не знать лунный календарь наизусть.

Ясный свет свободно проникал сквозь ничем не занавешенное стеклянное оконце, и Айлек видел, как блестят в дальнем углу глаза Марель. Значит, тоже не спит, бедняга. Давно уже они не видели такого сухого лета – это взрослые говорили, конечно. Айлек ещё никогда не видел или же просто не помнил. Над огородами развернули тенты, углубили каналы, но и этого оказалось мало, поэтому вчера ему пришлось полдня таскать воду из озера. Теперь спину ломило и хотелось повернуться на другой бок, но Айлек знал, что старая кровать скрипит, а малыши чутко спят – Марель и так едва угомонила их сегодня. И потому он терпел.

Отчаявшись уснуть, он просто лежал и слушал доносившуюся сквозь приоткрытое окно глухую перекличку ночных птах, шебуршание свиней в подлеске, далёкое повизгивание всякой мелюзги у озера. Наверное, зверью сейчас не легче, чем людям или травникам. Айлек вздохнул.

Марель приподнялась на одном локте – её кровать не скрипела. Хорошая была кровать, её сделали в подарок, когда они с Сэльмаром объявили, что будут жить отдельно.

– С днём рождения! – прошептала Марель и поманила его рукой.

Айлек растянул губы в улыбке, но вышло криво и неубедительно. Осторожно, стараясь не шуметь, он поднялся с матраса и пересёк комнату. Марель ждала, прислонившись к подоконнику: такая бледная, такая беззащитная в лунном свете. Айлек знал, конечно, что она уже взрослая, на три года старше его, но по-прежнему видел в ней хрупкую девочку, какой она была прежде, ещё до рождения близнецов. Он присел на краешек постели, и Марель тут же подалась к нему, крепко обняла и потрепала по голове.