Повилика

– Но ты спрашиваешь не о том. Неужели боишься или не находишь слов?

Я возмущенно вскидываюсь и принимаю вызов. Все наблюдения и подозрения, начиная с подслушанного диалога в больнице, включая визит к немощному Роберу и подсмотренные воспоминания, выстраиваются в единую логическую цепь:

– Вы медленно убиваете своих мужей, верно? – и впиваюсь немигающим взглядом в синие глаза. Кажется, или где-то в их глубине на самом дне плещется сожаление и раскаяние?

– Нет! – чеканит жена. – Мужчины умирают от смертельных болезней, посланных им судьбой. В твоем случае, как недавно выяснилось, это – слабое сердце. Мы никого не убиваем, но наша близость ускоряет естественный процесс.

– Как?! – сказать, что я ошарашен будет слишком слабо. Я на самом пике непонимания происходящего. – И зачем?!

Лика смотрит на меня испытующе, запивает кофе чистой водой и бессознательно прикусывает ноготь приложенного к губам пальца. Она делает так всегда, когда нервничает. Родной, домашний жест – привычка жены, которой я, оказывается, совсем не знал все эти годы.

– Влад, ты помнишь начало наших отношений?

С чего вдруг понесло на воспоминания – пытается вызвать жалость или взывает к общему прошлому? Конечно, помню. Восемь лет ухаживаний. Прогулки, разговоры о музыке, фильмах, книгах. Дружба, которая неторопливо перерастала в большее. Настолько неторопливо, что я успел пережить пару романов с более доступными сверстницами. Но Лика манила, точно магнит. Радость общения, родственность душ и мучительно долгий путь до первой близости. Безмерное счастье услышанного «да» в ответ на подаренное кольцо.

– Никогда не задумывался, почему я так долго тянула?

– Привык считать это женской игрой и проверкой на прочность, – старые сомнения и юношеская неуверенность давно растворились в спокойствии семейной жизни. – Может ты просто была во мне не уверена?

– О нет, – Лика грустно улыбается и заправляет за ухо выбившуюся прядь. И мне почему-то очень хочется подвинуться ближе и ощутить запах ее волос, легкий парфюм на тонкой шее, теплое тело, покорное моим рукам… Но я вцепляюсь в край стола, как в спасительную твердыню и слушаю пугающую исповедь.

– Я с самого начала знала, что это будешь ты. Другие парни пахли карьерой, проблемами, адреналином, страстью, а ты – отдохновением души, домом и теплотой.

– Пахли? – удивленно повторяю следом за женой. – Я для тебя воняю скукой?

– Нет, для меня – нет. А вот Виктория именно так тебя и воспринимает, – Лика усмехается, но быстро возвращает серьезный тон. – Это не запах в том смысле, к которому ты привык. Скорее ощущение, настроение, эмоция, обещание – впервые я уловила его в музыке на концерте, а потом всегда чувствовала рядом с тобой. Каждая из нас выбирает мужчин под свои желания и потребности. Полин мечтала о свободе и путешествиях. Помню, как мать гордилась ее избранником – золотой мальчик, наследник миллионного состояния. А по мне – бездельник и прожигатель жизни. Много счастья принес им личный самолет?

И вновь Полин – погибшая сестра, тезка нашей дочери, незримо возникает на кухне, облокачивается о столешницу и наблюдает за собравшимися – как идут дела в мире живых последнюю четверть века? Но Лика отгоняет назойливого призрака взмахом руки.

– Я выбрала мужа неугодного матери, но близкого мне.

– И решила сжить его со свету, – буркаю я с нервным смешком. Жена в ответ смотрит серьезно:

– Скажи, как часто ты болел простудой, мучился головной болью, желудком или чем-то еще?

Задумываюсь. И действительно, со дня нашей свадьбы все недомогания, обычные для людей, обходят меня стороной. Единственная серьезная неприятность – сломанная во время неудачной велосипедной прогулки нога, и та срослась на удивление быстро и без последствий. Словно прочитав мои мысли, Лика продолжает:

– Ты нужен мне, Влад. Все женщины в моем роду после двадцати пяти лет нуждаются в мужчине – иначе мы умираем. Такова наша природа, которой невозможно противостоять. С момента расцвета мы находимся в поиске. Но выбрав однажды, мы привязываемся до конца. Без измен, взглядов на сторону, сомнений и сожалений. Я выбрала тебя и как могла оттягивала близость, после которой не будет пути назад. Видела, как ты бесишься, недоумеваешь, сомневаешься и все равно раз за разом приходишь ко мне. Чувствовала чужие духи на твоей коже, замечала женские волосы на пиджаке. Надеялась, что выберешь другую и мне придется искать альтернативу или завянуть в одиночестве. Я знала – чем раньше начнем, тем меньше времени нам останется. А мне хотелось жить с тобой как можно дольше. Источник нашей силы, здоровья, да и всей жизни – в близости избранника. Потому твое долголетие– моя главная задача и насколько могу, я защищаю тебя от болезней и проблем.

Трясу головой, в которой никак не хочет усваиваться эта эзотерическая дичь:

– Я для тебя – продуктовый набор длительного хранения – на завтрак, обед и ужин? Как ты подпитываешься и зачем – для вечной молодости?

Оценивающе смотрю на Лику – она выглядит моложе своих тридцати восьми, но при этом прожитые годы не прошли бесследно – раздавшиеся после родов бедра, мелкие мимические морщины, располневшие руки, изменившийся овал лица. Жена по-прежнему красива, но уже далеко не та юная девушка, за которой я долго ухаживал. Другое дело теща – рядом с Ликой Виктория смотрится старшей сестрой, а у них больше тридцати лет разницы. В то, что мадам Либар – ведьма, поедающая мужчин на завтрак, я готов поверить с легкостью.

– Мы дышим одним воздухом – даже это медленно сокращает твои дни. Насколько, сложно сказать. Больше всего забирает… – Лика смущается, подбирая слова, – хм-м, обмен жидкостями.

– Ты про секс?

Легкий румянец и согласный кивок.

– Поцелуи, занятия любовью… – жена замолкает, и я невольно отмечаю, как ей к лицу эта внезапная робость.

– То есть твоя мать буквально до смерти затрахала первого мужа и сейчас доедает второго?

Упоминание отца добавляет Лике твердости. Голос вновь наполняется уверенной решимостью.

– С отцом Полин Виктория увлеклась. Она была жадна и ненасытна и его едва хватило на десять лет. С Робером мать значительно осторожнее, но… – следующие слова даются жене с трудом, – не думаю, что папе много осталось. Если бы она давала ему больше свободы и отдыха от себя…

Вспоминаю, как Лика настаивала на моих коротких командировках – хотелось быть дома вместе с семьей, но жена практически уговаривала поехать на пару дней то на конференцию, то на выставку. Всегда по возвращении я находил ее осунувшейся и уставшей, но не придавал этому особого значения. Зато однажды, когда Бас предложил провести с ним часть отпуска на яхте в плаванье от «голландского женевера *(крепкий алкоголь на основе ячменя и можжевельника, ближайший родственник джина) до португальского портвейна», Лика взбунтовалась, чем немало удивила нас с Керном – никто не ожидал шумных протестов от тихой милой женушки, поддерживающей мужа во всем и всегда. Теперь многое стало ясно – дневное голодание улучшает качество пищи, но длительное влечет тяжелые последствия для едока. Выходит, весь мой брак – просто разнообразная сервировка одного и того же обеда?

– И сколько мне еще осталось?

Неопределенное пожатие плечами. Отведенный в сторону взгляд и тихое признание:

– Без меня значительно больше. Если, конечно, тебя не угробит какой-нибудь несчастный случай или особо хитрый вирусный штамм.

Непроизвольно смотрю на собранную сумку, и жена это замечает. Грустно кивает на остывающий кофе:

– Пей и уходи.

– Вот так просто?! А как же ты и Полина? Мы сможем видеться?

– Не знаю. Не уверена. – Лика качает головой, – ты моя зависимость, Влад. Мой источник, моя жизнь, мой господин. Уходи, пока я готова тебя отпустить. Иначе уже никогда не вырвешься из убивающих пут. Вспомни Робера – неужели хочешь закончить так же?!

– Но наша дочь, я могу забрать ее?

И внезапно жена смеется – страшно, горько, точно обреченный на смерть последней услышанной шутке:

– Полина одна из нас. Она – продолжение рода. Набирающий силу молодой росток. Скоро и она почувствует зов своей природы. Ты ее не удержишь и не убережешь. Спасай самого себя.

– Кофе почти остыл, – добавляет Лика, и я покорно выпиваю все, сглаживая горечь одним глотком воды. Не зная, что еще сказать, встаю, подхватывая сумку. Жена молчит, пристально глядя мне в глаза. Останавливаю порыв шагнуть к ней и поцеловать – как всегда, перед уходом на работу. Разворачиваюсь, но уже в дверях медлю и спрашиваю:

– Кто такая Повилика?

– Повилика – это мы, – голос Лики эхом разносится по кухне и оседает пеплом на руинах моей счастливой прежней жизни.

*

Лика смотрит в окно и кутается в халат. Влад идет по дорожке к припаркованной машине. Замирает, взявшись за ручку, и глядит в сторону дома. Женщина делает шаг назад вглубь кухни – так ее не видно с улицы. Внутри щемит и давит – точно сердцу тесно в груди, и хочется выпустить наружу этот лихорадящий, отдающийся в ушах громкий стук, заглушить мучительную боль. Она берет короткий ножик для чистки овощей и зажимает лезвие в кулаке. Нервы взвывают, порез кровоточит, и внутренняя пустота заполняется внешним раздражением. Не отдавая себе отчета в действии, Лика подносит руку к недопитому стакану Влада- алая кровь капает в прозрачную воду. Когда жидкость в стакане становится розовой – выпивает содержимое залпом, а после задумчиво смотрит на все еще кровоточащую ладонь.

– Надо прижечь, – говорит вслух самой себе и опускает руку на раскаленный песок жаровни. Ожог вздувается на тонкой коже.

– Будет шрам, – констатирует Лика и включает холодную проточную воду. Первый шрам за тридцать восемь лет – начало ее новой и, вероятно, весьма короткой жизни.

Снаружи слышится звук заведенного двигателя и шуршание шин отъезжающего автомобиля.

– Прощайте, мой господин, – шепчут губы, а в темно-синих глазах цвета зимней ночи гаснет одна звезда.

*

Ветви цеплялись за изодранный подол, кряжистые вековые корни усложняли бег. Родной знакомый лес в темноте стал враждебным, пугающим, чужим. Она не чувствовала ног, ломилась в самую чащу, надеясь спрятаться в сердце дебрей. Ветви до крови царапали лицо и руки, ссадины жгло и мучительно кололо в боку, но, спотыкаясь и падая, она вновь поднималась, чтобы бежать вперед.

Увести прочь или скрыться от страшной памяти? Тело отца, оглушенного ударом дубины, осело на каменные плиты двора. Усмехаясь, черноволосый великан занес копье.

– Нет! – крикнула она хриплым, чужим от ужаса голосом. – Ты пришел за мной!

Она чувствовала бурлящее, бесконтрольное желание, одолевающее врага. Его жажда была по ней. Яростная тяга влекла одержимого к ее телу и требовала близости.

Злые глаза, напоенные азартом схватки, оставили неподвижную жертву и устремились к девушке. Но Повилика ловко проскользнула в узкую калитку и припустила по склону.

– Взять ее! – громом прозвучало над руинами замка, и собачья свора устремилась по следу. Но алаунты не представляли проблемы – не зря Карел понимал и любил собак больше людей. Его дочь с кровью отца впитала знание, а мать-природа подсказала магию трав. На опушке леса, девушка на мгновенье присела, запустила ладони в покрытую вечерней росой поросль и разноцветные глаза вспыхнули в сумерках. Дикая лаванда и серебристая полынь, душистый табак и колкая крапива потянулись из земли, отвечая на призыв Повилики. Ковром за ее спиной разрастались ароматные травы, а жалящие стебли стремились в звездное небо, закрывая обзор. Заскулил вожак, достигнув преграды, но девушка уже не слышала, углубляясь в чащу.

То, что спасло от собак не сдержало людей. Высокие сапоги нещадно ломали и топтали молодые стебли. Опушка сочилась зеленым соком и дурманила ароматами, но верные соратники и преданные слуги барона Замена со знанием дела загоняли добычу. Девушка касалась стволов и деревья нехотя выгибали корни, затрудняя преследователям путь. Задевала лианы плюща, и они удлинялись, затягивая пространство между деревьями, заставляя искать обход. Но воинов было много, а силы Повилики истончались. Да и не привыкла юная девушка так часто прибегать к своему дару. Обычное дело – сохранить урожай или вырастить в сентябре базилик, и совсем иное потерянной, испуганной, изможденной уходить от погони. И вот уже вместо преграды корявого корня земля вздымалась слабым бугорком, а стебли лишь трепетали сочувствием, но не могли защитить. Юная травница, дар Мокошь-матери*(богиня-мать, встречающаяся в языческих религиях восточных и западных славян. В разное время считалась богиней плодородия, женской судьбы и повелительницей смерти), рожденная созидать и радовать, едва держалась на ногах.

Погоня настигала. Повилика спиной чувствовала разгоряченное охотой дыхание преследователей. Лошадям в чащобу дороги не было, но их всадники – молодые сильные закаленные битвами воины – не знали усталости. Ее окружали, обкладывали со всех сторон. Липкий страх забирался под кожу, приказывал остановиться, затаиться и переждать, и измученная девушка готова была внять его голосу, как внезапно сильное тяжелое тело сбило с ног, подмяло под себя и тяжелое зловонное дыханье обожгло шею:

– Попалась, паскуда! Нравятся догонялки? Посмотрим, на твою резвость под моими парнями! Думаешь, можешь просто так жить на моей земле? Сперва я заберу свое по праву господина, а после…