скачать книгу бесплатно
Век агрессии, вопросы начинания. Чувства и мысли, поведение и действия
Т. К. Касумов
Автор рассматривает начинание, которое предшествует началу Века агрессии, и прослеживается по основным составляющим предполагаемого образования. Новый цивилизационный расклад, перипетии современной жизни, её надломы и изгибы обуславливают начинание, перед началом Века агрессии, с изменением человека и приданием агрессии субъектности (самостоятельного распространения среди людей).Полная версия была представлена в книге «Век агрессии. Возможности и допущения», опубликованной ранее.
Век агрессии, вопросы начинания
Чувства и мысли, поведение и действия
Т. К. Касумов
© Т. К. Касумов, 2023
ISBN 978-5-0059-0722-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Касумов Т. К.
ВЕК АГРЕССИИ, ВОПРОСЫ НАЧИНАНИЯ
четвёртое издание с дополнениями и в новой редакции
Москва 2023
Аннотация книги
Полная версия книги представлена в работе «Век агрессии. Возможности и допущения», которая ранее была опубликована и насчитывала 614 стр. В четвёртом сокращённом издании, мы ставим вопросы о Начинании такого века, чтобы показать, что «допущения» достигли своих пределов, а "возможности" Века агрессии стали нарастать уже с новой силой. Начинание предшествует, а не следует началу Века агрессии, коим предвидится ошеломляющее событие и изменение агрессивного в человеке.
В Вводной части приводятся рассуждения о вечно пребывающей агрессии в жизни людей и обосновываются пути изыскания рабочих и аналитических понятий Века агрессии. Включены новые материалы о переживаниях в Веке агрессии, намечены дополнены и изменения. Определено место и роль переживаний в механизме само производства агрессии. В аналитической же части «Агрессия как таковая: чувства и мысли, поведение и действия», приводятся суждения о первенстве чувств, об их тяготении к агрессии.
Данность во времени, когда во всех сферах жизни смогли возобладать устойчивые механизмы самовоспроизводства агрессии, когда миролюбие стало привычно заглушаться агрессией, автор характеризует как начинание Века агрессии. Выдвигается положение, что после выбросов агрессий в жизненные пространства, они сохраняются и оседают в коллективных сознаниях. И уже как надличностные сущности агрессии они могут возвращаться в реальный мир опытно обогащёнными, в том числе и благодаря СМИ.
При этом имеет место возрастание роли социально-биологических факторов и социально-политической активности.
Начинание увязывается с составляющими Века агрессии как криминальная агрессия, терроризм и война. Особое внимание привлекается к рассмотрению политической агрессии в противостоянии международному праву, где значимая роль принадлежит Большим государствам.
Книга будет полезна студентам, изучающим поведенческие науки, преподавателям высшей школы и научным сотрудникам.
Посвящается моему сыну, Руслану
«Пусть длится ночь, пусть опоздает утро.
В объятьях дум сижу я у костра.
Пусть то, что я скажу, не так уж мудро.
Но мудрость друга – выслушать меня!»
Самед Вургун
«Агрессия есть современное прочтение зла».
Неизвестный мыслитель
«Человечество станет умнее и рассудительнее, но не лучше, счастливее и деятельнее. Я предвижу время, когда человечество не будет больше радовать Бога, и он будет вынужден вновь всё разрушать, для обновления творения».
Гёте
ВВОДНАЯ ЧАСТЬ. вечно пребывающая Агрессия и век агрессии
1. начинание. Образ вечно пребывающей агрессии и обоснование концептуальных представлений о Веке агрессии. Общий путь изысканий – рабочие и аналитические понятия
Обычно в делах житейских, и не только, начинание следует за началом, которое задаёт тон и приоритетность отправному, тогда как само начинание есть доведение в каком – то объёме задаваемого, качественное придание процессам начал, первых на момент времени и исходных по своим смыслам. Однако по своей сути начинание образует важный этап обновления, к примеру, как в художественном производстве, когда происходит доведение начальных процессов до новых сфер и составляющих, что существенно расширяет исходные смыслы. Исходя из такого понимания для Века агрессии началом можно было бы считать обильное «выпадение» агрессивного в обществах и в мире. Но если за таким началом последует начинание вопреки, то всё умиротворится, и ожидать такой век не придётся. Как было, скажем, с мировыми войнами, когда сам век не наступал, ибо не было начинания следования захватническим целям начал войны и таких же кардинальных перемен в мире человека, не изменялся и характер агрессивного.
Теперь другая ситуация, этот мир уже не тот, что прежний, стали множественными цивилизационные отношения, в которых начинание может предшествовать началу, когда речь идёт о многомерном явлении со своими производными и составляющими, в которых начинание «скапливается» до образующего начала, коим является Век агрессии. Ибо агрессия смогла утвердиться как производное, это злонамеренное чувство действует вопреки организованного порядка, разжигает и питает многие конфликты, не давая им затухать. Причём расширяются и неоднозначные процессы самого вида, когда из надличностной сущности, агрессия обретает свою субъектность (самостоятельность и активное начало), и есть основание полагать, что меняется и сам человек. Мы имеем ввиду начинание, которое будет предшествовать началу Века агрессии, и слившись с ним в пике приблизит тот удар, что явит собою ошеломляющее мир событие. Это и станет реальным вступлением агрессии в свой век.
Словом, начинание применяется в двух значениях. Во-первых, когда оно следует за началом и доводит его процессы до кого-то уровня и полноты, во-втором значении, начинание предшествует началу и подготавливает в известном смысле его составляющие.
К начинанию во-втором значении, что будет определяющим для начала Века агрессии, мы прежде отнесём напряжённости в мире, когда злодеяния распространяется повсеместно в ширь. Важно также заметить, что само начинание будет увязываться с агрессией, как – то состояние в пертурбации (изменение известных состояний) вечной агрессии, что соответствует активизации факторов всемерных обострений в обществах. Такое единение во времени наличествует условно о становлении Века агрессии, о временном лаге (разрыве) между веками. Но календарная дата не устанавливается, речь может идти лишь о тенденциях, где решающая роль принадлежит человеку, обществу и ряду глобальных событий. Также в обществах имеют место процессы нарастания смыслоагрессии, внутреннего опыта и опасных состояний. Когда наблюдается связность множественности смыслов, внутреннего опыта и агрессивных практик, что сродни событиям.
Усиливается агрессивная риторика, перейдена планка выпадов против первых лиц Больших государств, расхожими стали обмены ядерными угрозами, словом, информационное поле окончательно превратилось в арену враждебных действий. Экономические санкции, которые были прерогативой одного Большого государства, обрели коллективные формы Запада, направленные на разрушение экономики одной страны. Да, и международное право своими вызывающими деяниями сродни больше агрессии.
С утверждением вот такой одиозной власти агрессии в политической жизни, когда многое будет порушено и погребено, надо думать придёт предел и к человеческим вымещениям и разрушениям. Тогда и агрессия сможет вернутся к своему естеству и ожидаемым реакциям. И это быть может самый что ни на есть возможный взгляд на такой век.
Однако без ошеломляющих событий, потрясших основы жизни (нам неизвестных), такое видение будет неполным, и похожем на какое – то метафизическое строение. Правда, без метафизики не обойтись в таком сложном и многомерном вопросе как становление Века агрессии. Есть лакуны, не подающиеся рациональному анализу, и о них придётся метафизически вопрошать, чтобы знать, и быть может нам удастся получить картины жизни «не ставшего, но становления», что мы определяем как начинания, за которым последует полноправное начало.
Вынесенное же в название книги начинание, мы попытаемся показать содержательно по тексту в основном через связи понятий, в которых предполагаются признаки предмета агрессии в значении века. К понятиям, имеющих значения для начинания, мы будем иметь вопросы «что» и «как». Выделим два круга взаимосвязанных понятий. Первый круг образующих понятий включает человека, общество и события. Наши вопросы связаны с сущностью человека (что), с изменением его природы (как), когда в противостоянии чувств и мыслей вверх берут чувства, а в мире чувств человека становится определяющим чувство агрессии. Чувствам человек склонен в большей мере доверять и не подвергать их критике, что является прерогативой мысли.
Вопросы к обществу мы связываем с состоянием социальной жизни, в котором имеются давние смеси из истории малых государств, когда нагнетаются территориальные претензии к своим соседям. Большие государства разделятся в защите одной из конфликтующих сторон. И тогда поля конфликта ускорено расширяются за счет включения в него региональных сил, опять же адресно. Театр военных действий может потянуть со временем даже на мировую. В этой мировой вакханалии одна из сторон может сделать выброс – -совершить событие, предполагающее Век агрессии. Так, подспудно вражда между малыми странами может послужить материей, как было названо для «ошеломляющих» событий со стороны Больших государств.
Добавим в развёртывании событий – событийность, и если события в общем понимании есть жизненные и политические сюжеты, где главным является «неповседневность», в котором персонажи и случившееся имеют отношение к значимому во времени, то событийность понимается как своеобразная «выжимка», нечто характерное в происходящем «для меня», и в данном контексте агрессия, что делает её сущностным для индивида и конкретных людей. Для Века агрессии упреждающим будет чередование тревожных событий, в которых даже хаотичность разброса событийности может иметь свои смысловые зигзаги.
Второй круг понятий – это производные от круга первого, понятия криминал, терроризм и война, они рассматриваются как ключевые элементы складывания Века агрессии. Все понятия, на момент задействования агрессии будут показателями действующего века, а составляющие выступят возможными и реальными истоками агрессии. Например, понятие любовь, противостоящая по своей природе агрессии, при разрешении ссор и конфликтов может вылиться в агрессию; в то время как война, терроризм и криминал по своей сути есть прямые источники агрессии.
Возможно, что всё изложенное и будет правдивым, однако не приведены убедительные аргументы в силу сказанного, а потому текст выглядит поверхностным и бездоказательным. Такая оценка могла быть справедливой, но мы сознательно пошли на такое без аргументов и не применяли в должной мере научные выражений, которые могут заглушать и отдалять авторскую мысль, когда она имеется и наглядно будет в целом представлена.
Ссоры, конфликты, противостояния как и многое из того, что происходит в мире являются событиями. Собственно, сами общества и социумы есть совокупности событий, но они «не могут определены как социологические факты» или закономерности» по утверждению М. Вебера (1864 -1920). (Вебер М. Избранные произведения. Прогресс, 1990. С, 613.) И что события в каждой социальной общности могут иметь свое выражение и не подчиняться общим закономерностям. Например, армянская риторика о своём величии, которая зиждется на вымышленной истории, присуща только армянам, воспроизводящих свое «вычурное сознание» в сообществах по всему миру.
Однако агрессивное поведение о котором речь, бывает подвержена подражанию и может подчиняться психологическим закономерностям. Поэтому события агрессивного толка будут прививаться не только повсеместно, но и в расширительном плане, чему способствуют и СМИ. Чувства становятся центром перспектив влияний, вокруг которого происходят оценки разных событий. Однако оповещают о них всё же мысли, придавая им зачастую соответствующую приглаженность в окружении. Были установлены три мыслеформы для размышлений о возможностях и допущениях предполагаемого века, и мы можем говорить, что мир уже приблизился к пределу допустимого. Мыслеформы как целеполагания в политике с выходом на агрессию, а именно: приоритетность в борьбе между Большими государствами; оголтелый национализм, произрастающий из «больного» национального сознания; малые государства в обменной игре Больших государств. К тому же, в начинании Века агрессии уже имеются признаки, которые представлены в смешанном разбросе и носят болевой характер. Это когда:
– чувства и чувственность берут вверх над мыслю;
– многие чувства тяготеют к агрессии;
– глобалистский характер довлеет в противостоянии агрессий;
– агрессивная риторика вещает о нанесении ядерных ударов»
– довлеют индивидуалистические начала личности;
– национализм прочно увязывается с идентичностью;
– агрессия обретает форму надличностной сущности;
– экономические санкции коллективного Запада берут вверх как форма агрессии на глобальном уровне;
– Китай пытается включить Тайвань в свою государственность;
– экономический кризис Пакистана, обладающего ядерным оружием, грозит вылиться в мировую проблему;
– армянское государство как провоцирующий элемент используется в противостоянии Востока и Запада;
– курды борются за создание своего государства;
– международное право используется в агрессии.
Все эти переменные, грозящие перерасти в войну, предстают как болевые точки на теле мира, возможно, что есть и назревающие, в разной мере, но они существуют для нас как события повседневности. В них видятся потенциалы «начинания» за которыми тянутся тревожные шлейфы, которые сгрудившись во времени как нечто схожее с хаосом, могут послужить развёртыванию Века агрессии.
Сделав такие предварительные замечания можно будет перейти к нашему повествованию. Правда, есть переменные которые были лишь названы. Начнём с понятия самой агрессии, выявим авторов первопроходцев, а затем в соответствующем разделе покажем, что было заложено ими в понимание агрессии, чтобы определиться с сущностным, ведь на агрессию будет многое завязано, если не всё. Но прежде уясним само понятие «вечно пребывающей агрессии» в исторической длительности. С этой целью напомним о пути, который человек проделал от животного состояния до дикости, от дикости до варварства и от варварства до цивилизации. Не входя в детали аргументации, отметим, что сами названия воссозданных в исторических дисциплинах путей: «животные состояния», «дикость», «варварство», говорят о том, что в данных разрезах агрессия была с человеком и могла видоизменяться лишь во времени, приближаясь и отдаляясь к бытию всеобщности среди людей. Мы вернёмся к обоснованию вечности агрессии и приведём аргументы за цивилизационный этап, когда вечность агрессии обеспечивалась её пребыванием в обществах людей.
В данном исследовании чувства будут ведущими или приоритетными, сошлёмся здесь для надёжности на испанского философа Хавьера Субири, который полагал, что на чувственное понимание, исходящее из первоначального восприятия реальности, опираются как логос, двигающийся от одной реальной вещи к другой и постигающий реальность как объект, так и разум, двигающийся от реальной вещи к «чистой и простой реальности», к основанию и источнику понимания. И это может означать лишь то, что слово, понятие и разум опираются на чувство и, следовательно, будет признанием её ведущей роли.
Станем исходить из образа вечной агрессии пребывающей в обществе, а за разъяснением принципа вечности агрессии будем опираться на понятие вечности агрессии, выверенной нами в своей исторической длительности. Ведь понятия даёт нам мысль, а образ рождают чувства, и они могут даже дополнять друг друга.
Итак, определены сущностные моменты и ключевое понятие «вечность агрессии», теперь более подробно наш сказ о начинании Века агрессии.
* * *
Тот, кто хорошо знает литературу по агрессии, знаком с классическими работами, может сразу назвать известных здесь авторов, и это в первую очередь З. Фрейд, К. Лоренц и Э. Фромм. Их вклад в разработку теории агрессии был во многих отношениях отправным. Но и сегодня они остаются полноправными и действенными участниками исследовательских работ. Ведь новые теории агрессии не могут возникать без того, чтобы не вступить с ними в полемику и не обозначить своё отношение к их идеям, мы ещё вернёмся к этому.
Освальд Шпенглер (1880 – 1936), автор знаменитого труда «Закат Европы», не входит в число таковых, и у него нет специальных работ, посвящённых агрессии, но ему принадлежит одно образное постижение, и оно, можно сказать, что во многом схватывает предметность человеческой агрессии. Шпенглер полагал, что агрессивность составляет сущность человека, и всё потому, что человек есть часть универсального пламени жизни. Шпенглер основывался на интуиции и прозрении, когда полагал, что человек, как искра пламени жизни, борется против холода (смерти), и что агрессивность есть его сущность.
Если согласиться, что всё это так, и агрессивность есть сущность человека во все времена, а человек – часть универсального пламени жизни, то и агрессия, надо сказать, будет частью этого пламени. Ведь агрессивность (свойство) связана с агрессией как видовое явление с родовым (сущностным). В такой последовательности будет по существу вырисовываться и образ вечно пребывающей агрессии – пребывающей, потому что её вечность связана с пребыванием в жизни людей и складывается из таких элементов, как человек, агрессивность и пламя жизни. Этот образ находится в подвижке, он всё время меняется в отображаемом объекте при сохранении сущностных основ жизни. Ибо меняется человек, ширится и растёт пламя жизни, если подразумевать под таковым цивилизационные изменения и конфликты, а вместе с ними разбирается и расчленяется на многие виды сама агрессия. Но общая идея триединства агрессии сохраняется. Это своеобразный символ, выражающий принцип всеохватности, принцип всеединства, как взаимопроникнутости и разделённости составляющих, и принциппостоянства деструктивного действия в образе вечной агрессии. Они раскрываются как сущностные начала в развитии агрессии.
В наших достижительных целях, связанных с концептуальными построениями Века агрессии, такой образ вечно пребывающейагрессии был принят за основу, исходя из выделенных элементов и развит в частностях, с различением агрессии как самостоятельной надличностной сущности в категориях чувственного и мыслительного мира. Мы её рассматриваем как образующее понятие Века агрессии. В своей действительности надличностная сущность может моментально овладевать чувствами и мыслями, являясь образцом, примером для агрессивных действий и поведения (подробнее об этом скажем, когда будем разбирать изменённые состояния агрессии).
Данный образ может рассматриваться и как общий путь в достижении поставленных целей. В предметном плане это даёт возможность нацеливать его (образ) на осмысление агрессии в своей целостности на воспроизводимость и постоянство её сущностных и поведенческих моментов. А главное, позволяет помыслить о том, что агрессия органически связана с жизнью, она насыщается ею, видоизменяясь и обретая новые формы. Агрессия этим сильна и искрометна, поэтому побороть её можно лишь погасив пламя самой жизни. Иными словами, агрессия неискоренима, она бессмертна, пока есть сама жизнь.
В свою очередь метаморфозы агрессии, представленные как искорки пламени жизни, могли бы дать нам понимание единичной и множественной агрессии, и связанных с ними проблемах. Ведь искорки сами по себе могут больно жалить в повседневности, и здесь мы имеем дело скорее с межличностной агрессией, но также верно, что от искры возгорается огромное пламя. Это пламя войны и различных массовых выступлений, и тогда речь может идти о множественных формах агрессии.
Но так ли всё происходит, как было нами расписано, и даёт ли пламя жизни свои искорки в виде агрессивных выпадов, делает ли она это неизменно? Мы попытаемся обрисовать это в своих доводах и суждениях, и речь пойдёт о составляющих агрессии и её сущностных проявлениях.
На пути наших изысканий, мы будем иметь в виду образные постижения агрессии Шпенглером и наши добавления к нему, как образу вечно пребывающей агрессии, и в заключении покажем, насколько это было действенным для концептуальных построений Века агрессии. А пока подчеркнём то неизменное, что агрессия как таковая всегда была присуща миру людей, человеческим отношениям, и проходила в своей действительности как действование, сопричастное злу и вражде. Развиваясь так по своей природе, она могла проявляться во взаимоотношениях отдельных лиц и групп людей, выражаться в действиях беспорядочной массы, быть частой или не частой в своих знаковых формах, таких как война, восстания, революции и терроризм.
В то же время заметим, что с агрессией никогда не связывали сущностное понимание века. Даже во времена длительных и кровавых войн она не характеризовала век как целостность, не была его собственным именем. Почему же сейчас мы заговорили о Веке агрессии? Что изменилось в мире людей и в человеческих отношениях? И что нам прежде может сказать наша повседневность, богатая на агрессию и насилие? Говорит ли она об изменениях природы человека, его ожесточении, и, как следствие, увядании социальности, или есть что-то иное, нам пока неведомое?
Для наших целей насущным будет то, как агрессия смогла оттеснить все другие виды действования и стать определяющей в характеристике века? Как в своей действительности она стала актуальностью зла и вражды? Какие механизмы обеспечивают тандем общественного и личностного в агрессии? И не происходит ли такое потому, что уже не столько интерес, и не столько необходимость защиты, а сколько злая воля побуждает и активизирует агрессию. Ибо усиливается связи между Я и словесными переживаниями, за судьбу нации, государства, где тон задают националистические настроения, сопровождаемые ростом чувств тревоги и страха. И что множественность таких выпадов ведёт к власти самой агрессии, делают её самостоятельной силой вопреки человеку. И здесь нельзя не выделить роль СМИ как невольной обслуги злой воли и расширения тем самым агрессивных сил в обществе. Наконец, если правда, что миром правит необходимость, то сближение агрессии с ней делает её сильнее человеческой воли, ибо, как говорили древние, перед необходимостью преклоняются даже боги. И тогда уже воля скорее станет служить агрессии, при остаточном влиянии личностного (желаний и намерений).
К постановке вопроса о возрастании роли агрессии в таком ключе, того, что способствовало её становлению в значении Века агрессии, и было вызвано усилением пламени жизни, образно говоря по Шпенглеру, мы пришли не сразу. Вначале был интерес к агрессии как таковой, и это вылилось в исследование ряда содержательных вопросов, связанных с определением природы агрессии как действования и выявления её связей со смежными чувствами. Выделялась также роль мыслеформ как силы мыслей и воображений; рассматривались и внутренние силы, ответственные за агрессию. Все это едино совмещалось и целостно выражалось в соответствии с традициями понимания агрессии как формы человеческого поведения, где фактическое содержание определяют нападение и насилие. Но фактичность сама по себе ещё не объясняет агрессию, она по большей мере указывает на её наличие, вид, сферы проявления и рост. Действительная же природа агрессии не проясняется, ибо она могла бы быть познана исходя из неё самой, априорно. И здесь следовало начинать с вопроса существования агрессии, с вопроса о том, что она есть как таковая и как она могла развиваться при любой цивилизации и в каждом обществе.
Поиск ответов заставлял выходить за границы традиционной причинности и взглянуть на явления шире. Да и по мере накопления совмещающего материала и утверждения традиционного постижения агрессии как атакующей силы «во имя чего-то», приходило понимание того, что агрессия есть нечто большее, чем «нападение» по чьей-то воле. И что агрессия как объективная и стабильная сущность имеет свои начала, и что в своём развитии агрессия смогла даже стать чем-то «для себя». Такое происходило потому, что агрессивное в мире упростилось до обыденности, и агрессия смогла утвердиться в своём новом качестве всеохватности и устойчивого самовоспроизводства образцов агрессивности. Мы видим, что дружелюбная сторона жизни теснится и сокращается как «шагреневая кожа», в то время как агрессивность возрастает. Она растёт в своих мягких формах, как напористость, и в жёстких формах, как насилие. Эти действия вседозволенности в людских связях и отношениях и есть реальные признаки Века агрессии.
Ныне агрессии, противостоящей миру людей и развитию культурных связей, отводится гораздо больше места как силе разрушающей и утверждающей. Именно такой агрессии отвечают устремления быть агрессивным или по меньшей мере казаться таковым. Отсюда можно было бы предположить, что агрессия стала ответом на любой «неудобный» вопрос, и что она есть способ разрешения проблемы всякого уровня. Однако это не совсем так, ибо решается не сама проблема, а лишь демонстрируется всё утверждающая и разрешающая агрессивная сила».[1 - Так, генеральный директор одной компании в Калининграде расстрелял из травматического пистолета сотрудника, требующего выплатить ему долги по зарплате. Тем самым он, как бы, решил одну проблему – выплеснул свою агрессию, и одновременно создал другую, заключающуюся в «отсидке» за содеянное.]
Следует понимать, что такие упрощённые до обыденности практики делают устойчивыми множественность форм агрессии и доводят в целом существование агрессии до вековых значений. Соответственно, велик и диапазон проявлений. Агрессия проявляется как должное в частных повседневностях, в семейных распрях, но она также служит способом решения межгосударственных конфликтов. Философы всё это уместили бы в одной фразе, отметив непомерное возрастание онтологического статуса агрессии, что несомненно объясняет и наступление Века агрессии.
Таковыми будут наши самые общие исходные представления и доводы об установлении связей между агрессией как данностью и поведением человека. Отсюда мы станем различать агрессию индивида и агрессию общества. Агрессия индивида – это то, что есть «у него», агрессия общества – то, что есть «у нас». Для характеристики ядра индивидуальной агрессии мы станем использовать понятие «агрессиум» как единство биологического и социального (подробно об этом будет ещё сказано). Выразителем агрессии общества станет «общественная агрессия» (для обоснования этого понятия можно привести положение Аристотеля о человеке как общественном животном). В Век агрессии между агрессией индивида и общественной агрессией усиливается особые связи, которые обеспечиваются агрессией как надындивидуальной или надличностной сущностью (о том, как она образуется чуть позже).
Все эти связи преломляются посредством так называемой агрессивной культуры и особенностями восприятия действительности человеком. Под агрессивной культурой мы понимаем то, что производится самой жизнью и становится способом выражения деструктивного поведения и действий, выраженных и чувствами, и мыслями. А вот особенности восприятия говорят о том, как мы осваиваем агрессию и всё то, что с ней связано, будь то наблюдаемые агрессивные действия или информация о них. В Век агрессии такие связи образуют общий план, при довлеющих значениях агрессии. Причинно- следственные связи агрессии остаются на вторых планах, образовывая специфические поля агрессивного. Существующие традиционные теории агрессии можно было бы отнести к изучению таких полей. Такие наработки позволяют, исходя уже из общего плана, рассматривать под заданным углом наиболее значимые характеристики агрессии и все те составляющие, которые выражают её развитие и особенности существования в Век агрессии.
Продолжая наш путь – путь обоснования концептуальных представлений о вековой значимости агрессии, нам предстоит в узловых местах углубляться и делать пояснения. И здесь первым делом нам понадобятся рабочие понятия «комплекс» и «трансформация». Понятие «комплекс» даёт представление об агрессии как целостности, а «трансформация» – указывает на преобразования агрессивного, выражающего суть Века агрессии. Отметим также, что комплекс агрессии – это набор чувств, мыслей и образцов, которые выражают личностные и коллективные состояния агрессивного. Трансформацию же комплекса агрессивного в состояния всеохватности и вседозволенности мы будем рассматривать как сущностный процесс становления Века агрессии.
Далее мы станем различать агрессию структурно, как укоренившуюся предрасположенность к действию или готовность быть агрессивным. В такой предрасположенности природно-биологические составляющие агрессивного тесно переплетаются с социально-политическими обстоятельствами жизни. Более того, сама эта предрасположенность доводится и утверждается до обыденного в поведении людей. Образуется новое свойство общественного человека быть агрессивным во всём и всегда. Отсюда мы допускаем, что всеохватность агрессии как особенность человеческого поведения, доведённая до обыденных проявлений, и есть то, что окончательно утверждает её в границах Века агрессии. Однако также будет верным то, что объяснение феномену «Век агрессии» следует искать на путях единения нового со старым и обеспечения целостности проблематики агрессии. Ибо как справедливо замечает К. Юнг: «даже самая оригинальная и самостоятельная идея не с неба падает, а произрастает на уже имеющейся, объективно заданной интеллектуальной почве, корневая система которой – независимо от того, хотим мы того или нет, представляет собой теснейшее переплетение».[2 - Карл Густав Юнг. Феномен духа в искусстве и науке. М. 1992. С. 45.]
Переплетение традиционного понимания с новыми взглядами на агрессию, их единение в целостности подхода наших изысканий, будут рассматриваться на основе шести вопросов-утверждений. Мы их различаем как утверждения, которые побуждаются вопросительной составляющей для поиска новых утвердительных аргументов. Этим они отличаются от других вопросов, например, риторических, перед которыми не ставятся такие цели. С усилением же утвердительных начал, симбиоза традиционного (интегральность агрессии) и нового подхода (агрессия как надличностная сущность) необходимость в вопросительной части начнёт отпадать. Вот сами «вопросы-утверждения»:
– имеет ли смысл агрессия сама по себе, агрессия как данность вообще, независимо от своих форм и масштабов;
– может ли агрессия довлеть над человеком, не соизмеряясь с его желанием, возможностями и волей;
– является ли интегральность окончательной характеристикой в агрессии;
– какие механизмы способствовали становлению самостоятельных начал агрессии, сохранению её как надличностной сущности, расширению возможностей всё охвата в мире людей;
– почему не массовость убийств, санкционированных агрессивными взглядами, а всеохватность агрессии, доведённая до обыденности в относительно мирное время, становится сущностной характеристикой Века агрессии;
– отчего в Век агрессии враждебные желания как необходимость действовать выражаются в большей мере агрессивно;
– активизация агрессии до значений века в не малой мере объясняется переплетением Я с переживаниями в «чистом виде». Имеется ввиду устойчивое «делание чувств», делание словами и с эмоциональным настроем, охватывающие весь организм индивида с перипетиями жизни из-за решающих событий, действий. И такое вызывается не только ростом напряжённости в сугубо человеческих отношениях. В таком понимании переживания охватывают если не все, то многие чувства. Ведь чувства без относительно вида переживаются, будь то обида, тревога и страх, и это является её общим началом как родовой признак. Можно сказать, что переживания обнимают чувства и служат их переходу к соседним видам чувств. Так, чувство обиды переживаясь, остаётся в собственных границах, постепенно угасая, но может в переживании дойти и вылиться в чувство мести.
В зависимости от ситуации переживания обычно связаны с невосполнимой утратой близкого человека, неизлечимой болезнью и потерей имущества, но диапазон переживаний бывает широким и вызывается индивидуальными наклонностями, например, успех близкого человека может вызывать переживания и обречь даже на нечто невосполнимое. Переживания могут возникать в результате ссор, нанесения обид. Все эти выпады первоначально ощущаться едва уловимо, когда начинаются переживания, то есть делание этих ощущений или пред чувств словами. Нам представляется, что некоторые виды переживаний исполняют функцию перехода к отдельным смежным чувствам, вызывающих агрессию.
Переживания могут задаваться и в межгосударственных отношениях. Так, риторические высказывания отдельных политиков могут вызывать лишь беспокойство о мире, однако сами враждебные действия обуславливают переживания о стране и собственной судьбе. В этой связи надо указать и на активизацию националистических настроений, которые широко продуцируются в различных странах. Под их воздействием переживания становятся всеядными, то есть агрессивными по указке «со стороны», которые сопровождаются также вперемежку с чувствами личностной тревоги и страха. В Век агрессии переживания не вызываются личностно, надо думать, они поселятся в образе жизни людей и станут неотъемлемой частью жизненности как наваждение, как то, что может произойти ужасное. И тогда обычный человек переживающий неминуемости ужасающего предстаёт «лицом» Века агрессии.
Это вопросы по сути о сущности и значениях агрессии, но это и утверждения об их данности. Применительно к Веку агрессии они должны в первую очередь определять то, в какой мере агрессия могла бы быть оправданием существования самой себя в мире людей, и тогда уже выходить на понимание того, в силу чего она смогла стать характеристикой века? Но утверждения ответов не могут ограничиваться лишь сугубо познавательным любопытством, они должны иметь значения и протекать в русле развития новых аспектов теоретизирования агрессии.
Согласившись с тем, как надо рассматривать вопросы-утверждения, примем к сведению одно сущностное положение: то, что агрессия, будучи жизненной силой в веках, имеет все основания определяться в качестве фактора цивилизационного развития. И что достижения, скажем, в той же области военной техники и технологий не могли быть сделаны без учёта реалий агрессии. В то же время мы вправе будем усомниться в понимании смысла агрессии лишь из непосредственного опыта, ибо есть и иные познавательные возможности, представляющие предмет более выпукло и в отрыве от поверхности вещей. Однако подробнее об этом и умопостигаемом скажем позже, а пока отметим одно: если говорить о субъекте агрессии, который преследует свои цели, мыслит категориями захвата и разрушений, то «да», в таких контекстах, конечно же, видится «свой смысл» и «свой умысел», как захватнический интерес и своё оправдание агрессии. Более того, такая агрессия бывает сразу помещена в смысл, как сказал бы французский философ Анри Бергсон.
Но могла ли одна смысловая заданность субъектов агрессии, одни «интересы», взятые в своём множестве, придать в целом агрессии такую всеохватную силу и те значения, которые позволяют нам ныне ставить вопрос и говорить уже о Веке агрессии?
Изначально на такой вопрос у нас просто не могло бы быть ответа. Надо было думать и предметно размышлять об этом и других возможных обстоятельствах развития Века агрессии. То, как посредством генезиса было осуществлено раскрытие заданности агрессии, какие из них были выделены в качестве динамических образований, раскрывающих во взаимосвязях сущности Века агрессии. Есть и развёрнутый ответ с различными экскурсами, предложенными в данной работе. А эти экскурсы, забегая вперёд, есть чувства и мысли, поведение и действия, которые и были вынесены нами в название книги. Думается, что именно эти составляющие и задаваемые ими в единстве объёмные характеристики агрессии в своём наступательном развитии и взаимосвязях послужили основой для становления Века агрессии, а именно: такой протяжённости жизни человечества, которая полнится всеохватностью агрессии. В развитие сказанного мы станем рассматривать эти составляющие как части целого, то есть целостности новой агрессии, и, таким образом, разместим их в концептуальной схеме «Век агрессии».
В основе разработки такой схемы лежат три аналитических понятия:
– агрессия как социально-психологическое явление;
– агрессия как выброс в социальное пространство;
– агрессия как надличностная сущность.
Первое понятие достаточно полно разработано в традиционной проблематике, что должно также послужить нам опорой в теоретизировании новых аспектов агрессии. Другие два понятия мы вводим для разработки концептуальной схемы «Век агрессии». Но прежде изъяснимся по поводу того, с чего всё это начиналось, и что именно было задумано как внесение нового?
Приступая к разработке Века агрессии как теоретической проблемы, нам важно было в первую очередь определиться с тем, что будет положено в основание предметности агрессии. Станут ли это, главным образом, количественные характеристики, и тогда мы должны будем в основном внимать статистике: столько-то убито с особой жестокостью, столько-то изнасиловано, а также исходить из разъяснений антропологов по поводу того, почему у народности «А» убивали чаще и без особой нужды (потому что они агрессивные?), в то время как у народности «Б» убивали меньше (потому что они неагрессивные?). Всё это свидетельствовало бы о том, что, во-первых, согласно статистике, агрессии стало много больше, чем когда-либо было в мире людей. А во-вторых, что убийства когда-то и где-то совершались всё же с разной степенью частоты, скажем, у каких-то народов Африки. И тогда нам пришлось бы говорить, прежде всего, о причинно-следственных связях и сторонних факторах, вызывающих агрессию, что практически и имело место как факторный анализ в традиционной проблематике агрессии. Преимущества такого подхода очевидны, и они прежде в наглядности и фактичности исследуемого материала. Но одних этих «полезностей» скорее всего было бы недостаточно при объяснении феномена «Век агрессии», и мы не смогли бы по-новому взглянуть на проблему агрессии, оставаясь по-прежнему в границах традиционных подходов.
Если это так, то в таком случае надо будет в основании Века агрессии предлагать уже какие-то другие, качественные характеристики, придающие агрессии самостоятельное «звучание» и значимость. И эти качества, возможно, как и новые функциональные заданности агрессии, взятые предметно, послужат тому, чтобы выявить сущность Века агрессии и показать те преимущества подхода, которые могут придать новый импульс и разворот проблематике агрессии в современных условиях. Однако в этом случае уповать придётся прежде всего на абстракции и «схватывающие» представления по примеру древних греков.
