Покоренный Кавказ (сборник)

Жили эти люди, к ним с Дона приходили земляки, некоторые из них сами уходили в пределы оставленной родины. Связь, таким образом, с Москвой не прерывалась никогда. Могучим связующим звеном являлось и православие, которое неприкосновенно сохраняли выселенцы.

Москва, впрочем, просмотрела это первое появление русских людей у самого хребта. В царствование Василия III Иоанновича, а потом и в начале царствования Иоанна IV, когда Русью правила то одна, то другая партия, не до таких «далеких дел» было. Но вот молодой царь Иоанн IV Васильевич сокрушил ханство Казанское, а затем покорилось под его высокую царскую руку ханство Астраханское; Русь стала в низовьях Волги и вышла затем на привольное раздолье «синя моря Каспицкого».

Пусть наш знаменитый историк С. М. Соловьев скажет, что было последствием этого во взаимоотношениях Руси и Кавказского края.

«Утверждение в устьях Волги, – говорит историк, – открыло Московскому государству целый мир мелких владений в Прикавказье (то есть в Предкавказье и Закавказье); князья их ссорились друг с другом, терпели от крымцев и потому, как скоро увидели у себя в соседстве могущественное государство, бросились к нему с просьбами о союзе, свободной торговле в Астрахани, некоторые – с предложением подданства, и, таким образом, незаметно, волею-неволею затягивали Московское государство все далее и далее на Восток к Кавказу и за него. Тотчас после падения Казани, в ноябре 1552 года, приехали в Москву двое черкасских князей с просьбою, чтоб государь вступился за них и взял их себе в холопы. В августе 1555 года приехали в Москву князья черкасские-жаженские (не чеченские ли?), Сибок с братом Ацымгуком да Тутарык, в сопровождении 150 человек. Били они челом от всей земли Черкасской, чтоб государь дал им помощь на турецкого и крымского царей; а они – холопы царя и великого князя с женами и детьми вовеки. Государь пожаловал их своим великим жалованьем, насчет же турецкого царя велел им отмолвить, что турский султан в миру с царем и великим князем, а от крымского государя хочет их беречь как только можно. Князь Сибок просил, чтоб государь велел окрестить сына его, а Тутарык просил, чтоб окрестить его самого. Летом 1557 года приезжали в Москву другие черкасские князья. Тогда же двое князей черкасских-кабардинских, Темрюк и Тизрют, прислали бить челом, чтоб государь велел им себе служить и велел бы астраханским воеводам дать им помощь на шамхала Тарковского. Посол говорил: только государь их пожалует, как пожаловал жаженских князей, и поможет на недругов, то князь грузинский и вся земля Грузинская будут также бить челом государю в службу, потому что грузинский князь в союзе с кабардинскими князьями. С другой стороны, из владений шамхала и князя тюменского (с берегов Терека) пришли послы с челобитьем, чтоб государь велел им быть в своем имени, приказал бы астраханским воеводам беречь их со всех сторон, а торговым людям дал бы дорогу чистую; что государь велит себе прислать, то будут присылать каждый год. Черкасские князья просили помощь на шамхала, шамхал просил помощи на черкасских князей. Тюменский мурза просил помощи на дядю своего, тюменского князя: посадил бы государь его на Тюмене, а он – холоп государев; подданные шамхала просили, чтоб государь дал им другого владетеля, а они – всею землею холопы государевы; ханы хивинский и бухарский присылали с великим челобитьем, чтоб государь дал дорогу купцам их в Астрахань. Около того же времени появились в Москве и старшины гребенских казаков, которых, как говорится в казачьей песне, приведенной во втором очерке, грозный царь пожаловал „рекою вольною Тереком Горынычем, что от самого гребня до синя моря, до синя моря до Каспицкого“. По царскому повелению на Тереке, там, где в него впадает Сунжа, была поставлена крепость, отданная царем гребенцам, причем им было повелено „служить свою службу государскую и беречь свою вотчину кабардинскую“.»

Когда наступил стихийный период царствования Иоанна Васильевича, называемый обыкновенно «мрачным», решили уйти в 1579 году навлекшие на себя царский гнев знаменитый Ермак Тимофеевич и еще два донских атамана. Совещание их происходило в устье Волги; первый ушел в Сибирь, один из остальных – на Яик, а последний – на Терек. Здесь, в устье этой реки, пришельцы срубили укрепленный городок Тюмень, или Терки, что оказалось очень кстати. Еще в 1571 году турецкий султан грозил Москве тяжелою войною, причем одной из причин выставлялось сооружение Терской крепости при слиянии Сунжи с Тереком. Чтобы устранить войну, малейший неуспех в которой мог поднять на Русь и астраханских, и казанских татар, царь Иоанн IV Васильевич послал в Константинополь посла Кузьминского сказать, что, «желая быть с тобою вперед в братстве и любви, мы показали братской любви знамя: город с Терека-реки из Кабардинской земли велели снести и людей своих оттуда свести в Астрахань». Но султан ровно ничего от этого не выиграл. Сама судьба вела Русь на Кавказ: Терская крепость исчезла, а на том же Тереке, да еще в устье его – на самом выгодном месте – появились Терки…

В этих Терках был сбор всяких воровских (беглых) казаков, сумевших привлечь к себе кабардинцев, чеченцев, кумыков и даже черкесов.

После султан не раз жаловался на терских казаков… «Русские казаки, – писал крымский хан Годунову в 1589 году, – живут на перевозах и топких местах; на них нападают», но в это время московское правительство уже понимало значение этих поселений, и терское казачество пользовалось его могучим покровительством. Кроткий царь Феодор Иоаннович, сын и наследник Грозного, а вернее, его наместник Годунов восстановил Терскую крепость на Сунже и даже предполагал поставить крепость Койсу на Сулаке, дабы сдерживать непримиримого врага Грузии, шамхала Тарковского.

Здесь необходимо опять сказать несколько слов о взаимоотношениях России и Грузии.

Лев Ирана

В Персии в это время царствовал величайший из ее государей шах Аббас (1585–1628), получивший прозвание Лев Ирана. Сохранилась легенда, что в тот самый день, когда он родился, в Грузии внезапным местным землетрясением разрушена была ее древнейшая святыня, обитель святого Георгия, в 20 верстах от Телава. Этому государю, которого история называет гениальным, нужна была Грузия как природный оплот в задуманной им борьбе с Турцией, и он все свои усилия направлял к тому, чтобы прибрать ее, так или иначе, к рукам. Давление со стороны Персии на Кахетию и Карталинию оказывается страшное, и под влиянием его кахетинский царь Александр II, угрожаемый с одной стороны персами и с другой – турками, в 1586 году отправил в Москву к царю Феодору Иоанновичу посольство, через которое бил челом со всем народом своим, чтобы единственный православный государь принял их в свое подданство – «спас жизнь и душу». Феодор принял Александра Кахетинского в подданство, в Кахетию отправлены были учителя, монахи, священники, иконописцы, чтобы восстановить чистоту православного учения и богослужения. Кроме духовной была дана и помощь вещественная: «отправлен был снаряд огнестрельный, и, кроме того, исправлена была Терская крепость и занята стрельцами. С того же времени в титул московских царей был прибавлен новый титул: „государь земли иверской, грузинских царей и кабардинской земли, черкасских и горских князей“», но, несмотря на все это, из-за Кахетии Москва не решилась вступить в борьбу с Турцией, и только после долгих выпрашиваний московский царь решил, в угоду Александру, сделать шавкалу[1] (шамхалу) тарковскому «великое утеснение», отняв у него его столицу Тарки и посадив на его место Александрова свата, Крым-Шевкала. Пятьсот ратных людей под начальством воеводы князя Дмитрия Ивановича Хворостина, усиленные терскими и гребенскими казаками, весною 1594 года тронулись из Астрахани, явились на Терек, пошли с него на Сулак и быстро взяли Тарки, разбив на Сулаке тарковцев, кумыков и ногаев. Но взять оказалось мало. Хворостину пришлось держаться во взятой столице шамхальства. Дагестан не покорялся, шамхал, дряхлый, но сообразительный старик, держался медлительной политики – «ловил скорпиона за хвост»: окружил Тарки, стал блокировать город, а когда к нему подоспел на помощь аварский хан, то положение русских, запертых в Тарках, стало критическим. Дагестанцы теснили их, беспокоили постоянными фальшивыми атаками, кахетинцы же, ради которых явились в шамхальство русские дружины, и глаз не казали. Хворостин решил отступить. Но и отступление представлялось чрезвычайно опасным; враги так и кишели вокруг Тарков, а у русских было множество больных и раненых. Однако отсиживаться далее было невозможно и уйти все-таки пришлось. Ушли ночью, бросив лишнее оружие и все тяжести. Враги проспали русских. Отойти удалось благополучно, но судьба была против русских: в беспросветном ночном мраке отряд сбился с пути и попал в болотистую низину, через которую проходит устье реки Озени; здесь на отступавших напали лезгины. Русские свернулись в кольцо, отразили натиск, но, чтобы идти далее, должны были бросить своих больных и раненых, которых тут же, почти на глазах товарищей, замучили варвары. Так продолжалось в непрестанном кровопролитном бою все утро, когда на изнемогавший уже отряд Хворостина наткнулись главные силы шамхала и аварского хана. Их вели пришедшие в неистовство муллы, поджигавшие их к бою стихами из Корана. Но герои с богатырским натиском продвигались вперед. С обеих сторон валились люди, трупы устилали путь, но ожесточенный бой все кипел и кипел, и так продолжалось до позднего вечера. Русские успели к этому времени добраться до Сулака и переправиться через него. Здесь они были уже в относительной безопасности и пошли на Терек, куда – увы! – явилась только четвертая часть тех, кто пошел отсюда на Тарки.

Это было первое вооруженное столкновение Руси с кавказскими племенами. С этого и началось уже вооруженное движение Руси в Предкавказье, закончившееся покорением его, завершившееся уже во второй половине XIX столетия полным покорением всего Кав каза.

Кахетия и Карталиния переживали в эти времена жесточайшие испытания. Шах Аббас сумел вызвать в царских семьях раздоры. Кахетинский царь Александр II был зарезан своим сыном ренегатом Константином, поставившим Кахетию в вассальную зависимость от Персии. Тогда выдвигается народная героиня Грузии, будущая святая мученица царица Кетеван, вдова сына Александра – Давида II, мать Теймураза. Она сама предводительствует войсками, уничтожает Константина и именем сына Теймураза правит государством. Аббас, занятый в это время Карталинией, притворился, что считает гибель Константина возмездием свыше.

– Отцеубийца достоин смерти, – говорит он и, отпуская в Кахетию Теймураза, находившегося при его дворе, объявляет ему: – Ступай в Кахетию, и пусть в этой стране прекратятся раздоры.

Аббасу действительно было не до Кахетии.

По его приказанию был отравлен принявший магометанство царь карталинский Георгий X, и шах отдал в 1605 году карталинский престол его сыну, Луарсабу II.

В это время карталинцам пришлось выдерживать отчаянную борьбу с турками, надвигавшимися на Грузию со стороны Триалетских гор при своем возвращении из Персии. Но среди карталинцев не ослабел еще могучий дух их предков, и народ выдвигает из своей среды героя-богатыря Георгия Саакадзе и ставшего грузинским предшественником Сусанина – священника Федора из Квельты.

Турки захватили Федора после того, как разбили наголову грузинскую армию, под начальством двух лучших полководцев Луарсаба – Захария и Яроли. Федор был довольно известный своими учеными трудами священник, явившийся к царю для ученых бесед, и победители надеялись, что через него они узнают, куда скрылся Луар саб после поражения. Но грузин Федор поступил именно так, как наш костромич Сусанин: он завел в горные дебри отряд, посланный с ним для поимки Луарсаба, и здесь объявил:

– Не пожертвую вечною жизнью временной – не буду предателем царя!

Он кончил жизнь в страшных мучениях, но Луарсаб был спасен.

Это самоотвержение, однако, спасло царя Карталинии, но не спасло самой страны. Бесчисленные турецкие войска покрыли все долины Карталинии. Тут-то выступает Георгий Саакадзе в качестве народного вождя. Саакадзе был человек невысокого происхождения, но уже двадцати семи лет был владетельным князем с титулом моурава[2]. Родовая грузинская знать смотрела на него сперва косо, а потом дошла до того, что от Луарсаба даже потребовали смерти Саакадзе. Но тут-то этот герой показал, что он необходим для родины. Вскоре после самопожертвования Федора в Схертской долине на берегах Куры произошла кровопролитная битва. Слабые численностью грузины ударили на несметные полчища турок. Предводительствовал Саакадзе. Герой князь Заза Цицианов пробился к самому главнокомандующему турецкой армией, паше Дели-Мамад-хану, отрезал ему голову и успел возвратиться со своим кровавым трофеем к Луарсабу. Турки, пораженные таким геройством, смешались. Саакадзе со своими ничтожными дружинами бросился на потерявшую вождя массу, и несметные полчища побежали перед горстью храбрецов.

Саакадзе спас отечество, а воспользовался этим Аббас. Вскоре после этого дворцовые интриги против героя, а в особенности брак Луар саба с сестрой Саакадзе, заставили героя ради спасения жизни (и своей, и близких) бежать в Персию, шаху которой он и предложил завоевать Карталинию. Аббас принял его с величайшими почестями, но воспользовался его услугами не сразу. Он направил его в Индию и против турок, но пока сберегал его для дальнейших действий против грузин.

Шах Аббас еще не начал действовать огнем и мечом. Он предпочитал более верный путь. Понимая все ничтожество Кахетии и Карталинии, он старался обращать грузин в магометанство. Царь и князья легко меняли веру, но народ оказывал энергичное сопротивление, и лишь тогда Аббас решился прибегнуть к кровопролитию. В 1615 году он появляется в Ганже (Елисаветполь) и по совету Саакадзе требует аманатов (заложников) у кахетинского царя Теймураза. Тот послал было ему своего сына с матерью своей, царицею Кетеван; Аббас отказался принять малолетка, но Кетеван оставил и потребовал уже самого Теймураза. Тот, надеясь на помощь Луарсаба, отказался и вскоре должен был вместе с этим последним бежать в Имеретию. Вскоре Аббасу удалось поймать Луарсаба, и тот, отправленный в Персию, был там задушен, а на престол Карталинии шах поставил магометанина Баграта V (1616–1619), в Кахетию же – вероотступника Исахана, бывшего царевича Иессея, двоюродного брата Теймураза. Однако у последнего были сторонники; Исахан был убит, и Теймураз снова вступил на престол. Тогда в 1617 году Аббас двинул свои войска в Кахетию. Какие ужасы произошли тогда! Война, везде война, но нет ужаснее войны, которую с успехом ведут азиатские народы. «Войска Аббаса, – говорит историк Потто в своей статье „Эпоха персидского владычества в Грузии“, – шли, все попирая на своем пути, грабя монастыри, раздирая иконы и кресты и обращая священные предметы на украшения своих гаремов. Христиане вместо защиты и отпора только и делали, что собирались в церквах – каялись, молились и вместе с церквами были сжигаемы персами. В ночь на Пасху в одном из монастырей Гареджийской пустыни по личному повелению шаха Аббаса были перебиты шесть тысяч иноков, и под развалинами монастыря и поныне стоит престол и на нем вместо священной утвари связанные крестообразно человеческие кости. Эти кости и дали название целой лавре, именующейся Моцамети, то есть лавра мучеников. Но что ужаснее всего, так это то, что войсками Аббаса предводительствовал грузинский герой Георгий Саакадзе».

Отметим здесь также, что, овладев Мцхетом, Аббас захватил величайшую святыню всех христиан – хитон Спасителя.

Кахетия была в руках Аббаса.

Спущенные им с гор лезгины овладели лучшей частью этой страны, между Кавказскими горами и рекой Алазанью. Карталиния была под властью магометанина, и в таких ужасных обстоятельствах царь Теймураз отправился в Россию искать покровительства и помощи уже у вступившего тогда на престол царя Михаила Феодоровича.

Итак, мы возвращаемся после некоторого необходимого отступления к России.

Заметим себе, прежде всего, положение: Русь стремится в Предкавказье, а в Закавказье есть Грузия – страна обширная, великолепная, – которая сама стремится к Руси.

Что вышло из этого взаимостремления, показал только XIX век.

Москва и Кавказ

Но в самом начале XVII века Русь как будто потерпела полное поражение в своих стремлениях на Понто-Каспийский перешеек. Неудачный поход в Дагестан Хворостина при царе Феодоре Иоанновиче не оказался вразумительным уроком для его преемника – талантливейшего из русских царей Бориса Феодоровича Годунова. Он делает попытку из номинального «государя земли иверской, грузинских царей и кабардинской земли, черкасских и горских князей» стать их действительным владыкою. В 1604 году из Казани и Астрахани на Терек двинут был десятитысячный отряд под начальством Ивана Бутурлина и воеводы Плещеева. Первый шел со стрельцами, второй – с боярскими детьми и казаками. Ожидалась сильная помощь из Грузии, но грузины не пришли, повинуясь воспрещению шаха. Однако русские и без них шли безостановочно на Тарки. Они поставили остроги на реках Сулаке и Акташе и быстро овладели всем шамхальством, взяв и столицу ее, Тарки, после кровопролитного штурма. Шамхал был дряхл. Он отстранился и предоставил ведение войны своему молодому, энергичному сыну, султану Муту. Тот поднял на русских весь Дагестан, уничтожил острожки на Сулаке и Акташе и пробовал даже выбить русских из Тарков. Это не удалось. Однако русский отряд настолько ослабел, что его воеводы решили вступить в переговоры с султаном Мутом. Тот тоже не чувствовал себя достаточно сильным для открытой победы, выпустил русских, давших обещание, что более они «воевать Тарки» не будут. Заключен был мирный договор, и русский отряд вышел из столицы шамхальства, но Бутурлин и Плещеев совершенно упустили из виду, что они имеют дело с азиатами. Мусульмане справляли в это время свой праздник Байрам. Под предлогом военных игр, джигитовок и прочего дагестанцы в полном вооружении следовали за уходившим отрядом. Под предлогом свадьбы шамхала с дочерью хана аварского подтянуто было еще подкрепление в 20 тысяч аварцев. Во время пира русские тоже получили в изобилии хмельную бузу и, перейдя речку Озень, на берегах которой уничтожен был отряд Хворостина, расположились на ночлег. Очень многим не пришлось увидеть следующего утра. Ночью на беспечно спавших русских опрокинулось все дагестанское скопище. Побоище вышло ужасное. Бутурлин, Плещеев и 7 тысяч человек из их отряда, не считая больных и прежде раненных, легли на месте; но главным было то, что вплоть до Петра Великого русские уже не показывались в Дагестане, и представителями Руси в Кавказском крае являлись только терские и гребенские казаки, которые и после этого поражения остались на своих местах, в горных ущельях Кавказских гор и на левом берегу Терека Горыныча.

Вскоре для Руси настало проклятое Лихолетье, и, конечно, тут уже было не до завоеваний. В это Смутное время кое-чем заявили себя терские казаки. Они, как люди воинственные, вовсе не желали ни сеять, ни жать, ни сбирать в житницы, они просто желали жить за счет соседей, грабя их как сидорову козу. Но соседи тоже были не промах и в обиду себя не давали. Терцы сперва хотели идти на Куру и грабить турецкие области, а в случае неудачи передаться все тому же персидскому шаху Аббасу, но тут до них дошел слух, что творится в Московском государстве. Терцы тогда вспомнили, что они родные и единоверные русскому народу, и решили, что «го раздо выгоднее пустошить Московское государство под знаменами самозванца и получить такую же честь, какую получили донцы и черкасы от Лжедимитрия» (Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Т. VIII). Триста самых удалых из терских казаков под начальством атамана Федора Батырина условились выставить от себя претендента на московский престол, но так как близкое общение с восточными народами изощрило фантазию этих людей, то они не стали выставлять в качестве кандидата в московские цари подставного сына Грозного, а ударились в оригинальность. Эмиссары терцев разгласили, что жена царя Феодора Иоанновича, Ирина, в 1592 году родила сына Петра (у этой царственной четы на самом деле была дочь Феодосия, умершая в младенчестве), а Годунов подменил новорожденного мальчика девочкой, вскоре после того умершею.

Пользуясь этим, терцы выставили самозванца Илюшку Муромца, которого переправили в Астрахань. Он вначале имел успех, добрался до Тулы, этого гнезда самозванцев в Лихолетье, но был там осажден царем Василием Шуйским и преисправно повешен им «как вор и бродяга».

Здесь особенно важно то обстоятельство, что на Тереке и в то время был уже московский воевода, который отговаривал буянов от злого дела и которому эти буяны представляли самозванца. Из этого ясно следует то, что часть Предкавказья, прилегающая к Тереку на юге и к Каспию на востоке, уже прочно была присоединена к России – иначе зачем же быть на Тереке московским воеводам?…

Когда на Руси после Лихолетья восстановилось единодержавие, то мы уже видели, что царь грузинский Теймураз не замедлил обратиться к царю Михаилу Феодоровичу с просьбой о помощи.

В 1619 году в Москву является посольство Теймураза, которое передает положение своей родины так: «И вам, великому государю, свои слезы и бедность объявляем, что светлость наша превратилась в тьму, и солнце уже нас не греет и месяц нас не освещает, и день наш светлый и чинился ночью, и я [Теймураз] в таком теперь положении, что лучше бы я не родился, нежели видеть, что православная вера христианская и земля Иверская при моих очах разорилися, в церквах имя Божие не славится и стоят оне все пусты».

Кахетинский царь просил у русского царя защиты для родины и защиты перед Аббасом за свою семью, и в особенности за свою мать, царицу Кетеван, находившуюся у шаха. Но, прежде чем ходатайство русского царя достигло Персии, Кетеван уже была зверски замучена в Ганже, и испугавшийся Аббас, чтобы задобрить Михаила Феодоровича, послал ему плененную им драгоценность – хитон Господень. Царь Михаил получил эту высочайшую реликвию и успокоился, а Аббас спустил своих звероподобных дикарей-воинов на Карталинию, поставив во главе их все того же Саакадзе. Но сердце изменника-героя тронулось несчастиями родины. Он перешел к землякам и стал во главе кахетинцев. Счастье благоприятствовало ему. Он освободил Кахетию и Карталинию от персов. Аббас казнил его сына и жену его любимого друга, эристава Зубари, но Саакадзе как бы принес их в жертву своей родине. Он задумал великое дело – объединение Грузии и восстановление ее в прежних пределах, но не для себя, а для несчастного Теймураза. Много героических подвигов совершил этот грузинский Алкивиад, но эти подвиги не были угодны высшей воле. Саакадзе удивлялись, но не верили, и в конце концов он должен был удалиться к туркам в Константинополь, где потом был зарезан по требованию жены визиря Хозрева-паши, объявившей, что знаменитость моурава заслоняет знаменитость ее мужа…

Это было в 1629 году. Шах Аббас умер на год ранее.

Когда Теймураз, как мы видели выше, обращался к московскому царю Михаилу Феодоровичу с просьбой о помощи (послом Теймураза был епископ Феодосий), то царь Михаил ограничился только дипломатическими представлениями шаху Аббасу. Спустя двенадцать лет, в 1636 году, в Москву явилось новое грузинское посольство, во главе которого стоял архимандрит Грузии Никифор, который объявил о желании своего государя быть в совершенном подданстве у московского царя. По поводу этого посольства собрана была царская дума. Она долго судила и рядила, и в 1637 году в Грузию были отправлены князь Федор Волконский, дьяк Артемий Хватов и пятеро духовных с тем, чтобы взять от Теймураза и грузинского народа крестное целование на верность московскому царю. Хотя Волконский, приехав на место, увидел, что у Теймураза во владении осталась одна только Кахетия, он исполнил поручение, и царь грузинский поцеловал крест, то есть присягнул московскому государю на верность. При этом посол оказался настолько дипломатичным, что не дал на будущее никакого обещания, которое связывало бы Москву. Теймураз ввиду этого свел все свои просьбы к тому, что просил царя Михаила возобновить крепость в горах для защиты Грузии от дагестанцев, прислать лекаря и горного инженера («рудознатца»). Лекаря ему послали, крепость ставить отказались, помня погромы Хворостина, Бутурлина и Плещеева, а насчет «рудознатца» отказать не отказали, но предложили прислать в Москву образчики руды. Впрочем, посланный с таким ответом князь Мышецкий отвез Теймуразу 20 тысяч ефимков, не считая соболей: подлинно за Богом молитва, за русским царем служба не пропадает!..

Духовенство, бывшее в составе русских посольств, вынесло тяжелое впечатление из того, что оно видело в Грузии; тем более что русские-то сами с трудом в то время разбирались, что истинно, что несогласно с православием.

Однако Грузия не переставала молить Русь о подданстве под руку ее царя.