скачать книгу бесплатно
Колупаев и Ветров переглянулись, обоим стало неловко.
– В общем… хм, никого, кто бы знал нахождение схрона, в живых нет, – продолжил полковник. – Или не выявлены, работа в этом направлении продолжается. Но дело в следующем. Эта фроляйн, ассистентка, пишет своему жениху письмо, которое попало к нам, а в письме говорится, что если ты, милый Йохан, попадешь к русским в плен, тебя может спасти информация о местонахождении похищенных из Ленинграда ценностей. Для пущей убедительности она делает фотографические снимки со свежей газетой, на которых, на обратной стороне рисует план подземелья. Товарищ майор, покажите.
Ветров передал Загорскому фотографию, изъятую у Кириллова. Загорский сначала рассматривал девушку, сказав вполголоса: «буржуазная женщина не может заменить мужчину…, кто смотрит на нее с вожделением, уже прелюбодействует в сердце. Симпатичная швабка».
– Почему швабка? – поинтересовался Ветров.
– Интуитивно, – Загорский перевернул снимок. – А это значит план подвала. И зачем в таком случае понадобился я?
– Так не понятно!.. – выкрикнул было Ветров. – Извините.
– Не понятно, где находится сам подземный склад, – мягко сказал Колупаев. – К письму прилагались три фотокарточки. На одной – их семейные дела, это мы нашли. На второй, это вторая у вас. А третья утрачена. Взял ее боец, который пропал, с большой долей вероятности дезертировал. Товарищ майор, прошу.
Ветров на память рассказал содержание характеристики Бардина Ырысту Танышевича, тысяча девятьсот четырнадцатого года рождения. Уроженец Бийского уезда Томской губернии, ныне – Ойротская автономная область Алтайского края. Учился сначала в национальной школе, потом переведен в школу-интернат для одаренных детей. Высшее образование, Томский университет, сдал кандидатский минимум, но защитить ученую степень не удалось, потому как историко-архивная научная дисциплина отменена за ненадобностью, в связи с тем, что появился Краткий курс истории ВКПб. С 1936–го Бардин школьный учитель в городе Ойтрот-Тура, потом специалист комитета по культуре и образованию горисполкома, кандидат в члены ВКП(б). Далее, заместитель председателя указанного комитета – нормальная такая номенклатурная должность, а потом фортель! Ырысту Бардин – чабан, то есть пастух, последовательно в Турочакском и Улаганском аймаке Ойротской области. Исключительно по собственному желанию, никто его не гнал. Жена, двое детей. Родители умерли. Есть тетки, которые разъехались кто куда. Дядя по отцу, Бардин Эркин Чинатович. Участник первой мировой, кавалер, подъесаул, с июня восемнадцатого служил в Сибирской армии, колчаковского переворота не принял, перешел к красным, но ненадолго, до последнего времени охотник-промысловик. Бардин Ырысту тоже охотник, поэтому был определен в снайперы. В действующей армии с октября сорок первого. Послужной список впечатляет. Награды… впечатляют, неоднократно был представлен к Герою, но каждый раз отклоняли, по причине неблагонадежности. Вел в роте эзотерические разговоры, представлялся наследником шаманского рода, гадал, будущее предсказывал. Часто угадывал. Вот его физиономия, мы размножили.
Загорский взглянул на фотографии Ырысту и протянул:
– Н-нда…
– Согласен, – пожал плечами Ветров. – Качество не очень, но других нет.
– Н-нда-а! То ли казах, то ли узбек, то ли старик, то ли юноша.
– Вот еще бумаги, – спохватился Колупаев. – Посмотрите, Ростислав Васильевич.
Загорский быстро пролистал протоколы, натренированный взгляд выхватывал самое главное, все существенное сразу впечатывалось в память.
Допрос сержанта Кириллова: «… да я в душе не… Кто его знает, где этот Бардин. Баба у него была…».
Старшина Мечников: «… подходил. Мы выпили тогда. Немножко, за победу. Я чего? Я ничего. Винтовка Бардина вот она… Да не помню я о чем говорили! Отпусти, говорит, меня на свободу. А я чего? Иди, говорю. Он чего-то я домой. Я еще подумал, что домой, значит, в расположение. Спать, значит, хочет. Мог и взаправду домой рвануть. Он такой, знаете, себе на уме. Диковатый, чего уж тут? Дите гор…».
Красноармеец Моисеев: «Не могу знать, товарищ майор. Разрешите доложить: я контуженый».
Лейтенант Шубкин собственноручно написал две бумаги. Первая: «…за время службы красноармеец Бардин показал себя с наилучшей стороны. Неоднократно проявлял исключительную храбрость, служил примером для товарищей. Во время форсирования Одера уничтожил не менее пяти гитлеровцев, за что был представлен к медали «За отвагу». Профессиональный стрелок, снайпер с позывным «Ирбис», в Польше за его ликвидацию фашистами была назначена награда».
Вторая бумага Шубкина: «…единоличник, коммунистических идеалов не разделяет. Бардин замечен в разговорах, где он в негативном ключе отзывался о командовании. Дословно: такая война, одним махом своих и чужих. Позиционировал себя как предсказатель будущего, за что подвергался обструкции со стороны однополчан. В декабре сорок четвертого Бардин безуспешно отговаривал сержанта Петренко и старшего сержанта Джамхаряна идти в разведку в немецкий тыл, объясняя, что последние должны погибнуть. Указанные Петренко и Джамхарян с задания не вернулись…».
– Надо полагать, – сказал задумчиво Загорский, барабаня пальцами по столу. – Надо полагать, фигурант на Родину отправился. Пути отхода: попутный автотранспорт, в поезд не сунется. Хотя, если, как вы говорите, дите гор – возможно и такое.
Колупаев посмотрел на Ветрова, как бы говоря: «видишь, как профессионал работает: фигурант, пути отхода! А вы только и умеете яйца дверью прищемить».
– Уточняю, – обратился Загорский к полковнику. – Задача формулируется, как поиск фотографической карточки. Фигурант в бегах, значения карточки не придает. Сам фигурант не представляет оперативного интереса. Официальный розыск нецелесообразен в связи с возможностью утраты сведений. Заинтересованность иных служб? Наших? Союзнических? Оставшихся немецких?
– Практически исключена,– ответил Колупаев. – То есть именно к фото и именно к Бардину. Об этом никто не знает. Снимок был в письме, отправитель – мертв. Адресат мертв.
– Феликс тоже… – вздохнул Ветров.
– Капитан Волков знал, он убит, – сказал Колупаев и снова многозначительно взглянул на Ветрова, что читалось как «ты под Феликса копал, кляузы писал, теперь он убит, а ты сидишь здесь жив-здоровехонек».
– Тогда что? – Загорский убрал бумаги в планшет. – Остальное товарищ Ветров по ходу пьесы пояснит. Погнали. В смысле, разрешите приступать?
– Конечно, конечно, Ростислав Васильевич. А может нужно что? Техника? Люди?
– У меня своя группа. Да вот еще майор, – Загорский безразлично улыбнулся Ветрову. – Представлю дополнительные запросы, если таковые возникнут, – Загорский набросил шляпу и будто через силу спросил по уставу. – Разрешите идти?
– Конечно, конечно. Товарищ майор на минутку задержитесь. И… Ростислав Васильевич! – окликнул Колупаев капитана, когда тот уже взялся за ручку двери. – Как считаете, найдете?
Загорский недолго помолчал.
– Надо было сразу к нам. Сразу, – сварливо сказал он. – Поиск все-таки наш хлеб. Так что, будем искать. Вопрос профессиональной чести, так сказать. Профессион де фуа. Хорошо, азиат, а не славянин. Поищем и обрящем. Возьмем бережно и ласково, ибо сказано: накануне пробуждения Востока без грубости к собственным инородцам. Честь имею.
Загорский вышел. Колупаев встал из-за стола, майор, разумеется, тоже вскочил. Полковник тяжело потянулся, с хрустом в шее покрутил головой.
– Ты это, майор, – проговорил Колупаев. – С сыскарями сильно не откровенничай. Про янтарную комнату им знать не надо.
– Есть!
– И это майор, майор, ты докладывай. Звони. Только вот черт его знает, где я буду послезавтра. Человечка оставлю для связи. Помни, главное – координаты. Карточка этой бабы – главное. С солдатом по ситуации. Понял?
– Так точно!
– Давай командировочное подпишу. Печать сам поставишь.
***
Ростислав Загорский любил свою профессию, как и отец его, и дед, и служивший в ведомстве графа Бенекендорфа прадед. Династия. Ростислав часто в разговорах подчеркивал, что он потомственный сыщик. Легавый с родословной. Но он никогда бы не признался, что в сыскном деле его привлекает такое чувство – не польза, не долг, не стремление к лучшему миру, нет – такое чувство близкое к самозабвенному азарту, определенно у него зависимость – разновидность игромании. Профессиональный картежник с расчетом ли, с фортуной ли срывает банк, выигрывает много, но в казино ходить не перестанет. Так и Загорский видел смысл в игре, охота – игра. Поиск – азарт, поймаю или нет. Чаще ловил: грабителей, бандитов, воров, сутенеров. Поставлена задача, и охватывал Ростислава оперативный зуд – выследить, найти, поймать, доставить. Он готов был не есть, не спать, метаться из одного конца страны в другой, сутками сидеть на ветке дерева, высматривая еле видный отблеск света в окошке. И появлялся на секунду лучик на стекле, а значит, тук-тук. И добрый вечер. Уголовный розыск, пройдемте. А если жулик побежит, то еще лучше – погоня. Живая погоня, загнать зверя, взять. Ни с чем не сравнимо, кто не испытывал – не поймет. В рабочем кабинете Загорского у сейфа стоит рейка длиной больше метра, на которой он ножом вырезает инициалы пойманных преступников. Досточка исписана до половины. Но две других – дома. На них уже места не осталось. Ну еще бы! Больше двадцати лет в розыске. Пришел в уголовку стажером в разгар гражданской войны. Дальше, служил в советской милиции. Отец только плевался от такого названия – он был давно в отставке, но к нему обращались за консультациями. А Ростиславу было все равно: советская, не советская, милиция или полиция, главное – он сыскарь! Он бы и при Колчаке стал сыскарем. Если в борьбе за власть Сталина победили бы Зиновьев и Каменев, ну и что? Ростислав бы остался сыщиком. Победи четыре года назад Гитлер, Загорский был бы сыскарем при Гитлере. Профессионалы нужны любой власти. Вслух такое не произнести, но мысли были.
В перспективе Ростиславу светила стройная карьера, но! Было одно но – он не умел выявлять преступления. Он не умел их раскрывать. Ему скажи: вот такой-то, такой-то обвиняется, скрылся – Загорский найдет. Из-под земли. А чтобы кого-то заподозрить, обвинить, собрать улики, опросить очевидцев – Загорскому скучно. Такого рода дела ему и не поручали. Но если сложное, заковыристое розыскное дело – именно розыскное! – тут, зовите Загорского, он все сделает.
С началом войны вектор работы несколько сменился, приходилось ловить дезертиров. Задача суконная, не творческая, еще и малополезная. Ну не желает этот черт воевать, зачем его гнать насильно? Пусть в тылу стоит у станка, хоть толк будет. А чего он там навоюет в штрафбате? Погибнет и все. Выгодно? Нет. А в сорок втором контрразведчики раскрутили шпионскую сеть, двадцать пять человек. Расстреляли пятьдесят восемь. Но дело не в этом, а в том, что главарь, резидент то бишь, успел раствориться на бескрайних просторах. Чекисты его найти не смогли, тогда обратились к Загорскому. Тот со шпионами никогда не работал, но взялся. И выудил резидента, тепленьким взял. Не где-нибудь, а в Киргизии. Почти чистый клочок бумаги, тряпочка и окурок, чекисты тупые не поняли, а Загорский взял след, и вскоре двинул во Фрунзе. Красивая операция. Виртуозная постановка засады! Феерическая игра! Что там дальше контрразведка делала с резидентом, Загорский не интересовался, но после этого дела был он прикомандирован к конкурирующему комиссариату. Хорошо, что вместе с сотрудниками. Настоял. Группа Загорского приступила к работе, задания теперь давали ребята из «конторы». Разная была работа – интересная и не очень, государственной важности и шкурного интереса, но смысл один – найти человечка. Сложно бывало, на освобожденных территориях Восточной Европы, где группа Загорского не имела агентуры, стукачей, добровольных помощников. Приходилось обращаться к «соседям». Чекисты содействовали. А как же? Если их фигурантов и ищет Загорский. Теперь вот полковник Колупаев, по которому, честно говоря, давно кича плачет, озадачил поисками Ырысту Бардина.
Загорский стоял у «Виллиса» с откинутым брезентом-крышей, рассматривал фото Бардина, когда подбежал Ветров.
– Извиняюсь, что заставил ждать, – улыбнулся майор. – Последние вводные получал. А давай для простоты на «ты», – предложил Ветров и дружески хлопнул капитана по плечу.
Загорский двумя пальцами чиркнул по пиджаку в том месте, где прикоснулся Ветров, как бы отряхнул. Пристально посмотрел майору в глаза, отчего последнему стало не по себе. Тяжелый взгляд, казалось, говорил: все про тебя известно, как мы тебя пропустили в двадцатых, юный троцкист? Как на работу в органы попал?
– На «ты»? – сказал Загорский. – Не вижу необходимости. Может попозже. Если подружимся. А это вряд ли. Н-да. Играем в одной команде, а вы не уведомляете о фактах по делу. Сокровища Петербурга, янтарная комната. Разные бывают ценности, отношение к заданию отсюда разное.
– Вы в курсе? – обескураженно сказал Ветров. – Откуда? Хотя, что это я…
– А я подслушивал! – Загорский ухмыльнулся. – Дверь Колупаева тонкая.
– Но вы понимаете, капитан, что это известно узкому кругу лиц. Так и должно остаться.
Капитан в знак согласия склонил голову в шляпе, во вмятине фетра Ветров заметил заплатку.
Слегка припадая на правую ногу, к ним подошел пожилой желтокожий мужичок, мелкого роста, рябоватый, расхристанный.
– Прикомандированный. Знакомьтесь – указав на Ветрова, предложил Загорский.
– Оперуполномоченный Сметана, – прокряхтел пожилой. – Николай Прокопьевич.
– Майор Ветров. Владимир Владимирович.
– Так себе имечко для вашей конторы, – вынес вердикт Сметана. – Еще при Ежове служил такой Вэ Вэ Финкельштейн. Враг народа оказался.
– Ну, знаете, – майор не нашелся, что возразить. – Мало ли людей с таким именем!
– А еще Вэ Вэ Исаев, так он…
– Николай Прокопьевич! – прервал Сметану Загорский. – Давайте исторические экскурсы потом. Едем на базу.
Они сели в «Виллис», Сметана – за руль, Загорский с ним рядом.
Ветров, упав на заднее сидение, подумал, что если сыщик Загорский внешне похож на гангстера из американского фильма, то Сметана – комический персонаж из французского. К кино загнивающего Запада Ветров приобщился на закрытых показах, что проводились в элитном дачном поселке. Простым советским людям такой кинематограф был противопоказан – рано им еще.
***
«Базой» оказалась трехкомнатная квартира на первом этаже многоквартирного дома. В большой комнате стоял стол, за которым расположились сотрудники Загорского. Борис Сорокин – недавний выпускник физмата, безупречный логик, совсем молодой человек, стесняющийся своей близорукости, он старался как можно реже надевать очки, поэтому постоянно щурился. Не уступала ему в способностях Вилена – миловидная шатенка со стрижкой каре, красивая девушка с нежной кожей, только крупные крепкие руки со ссадинами на казанках портили образ. Близнецы братья Гавриловы, Исай и Серега, похожие КАК две капли, похожие НА две капли – широкие лбы их, сужаясь, переходили во впалые щеки, и острые подбородки. Мать близнецов – еврейка, отец – фрезеровщик.
Загорский подошел к карте, закрепленной на стене, Сметана занял место за столом, Ветров присел возле Вилены и сказал:
– Чайком не угостите, хозяюшка?
Девушка промолчала.
– Итак, товарищи, – заговорил Загорский. – Внимайте. О службе нашей написано не на скрижалях каменных, а в разуме и сердце. А посему безусловная централизация и строжайшая дисциплина, как главное условие. Нам предстоит найти… Николай Прокопьевич!
Сметана выложил на стол документы и несколько фотокарточек Бардина, которые раскидал присутствующим как игральные карты.
– Потеряшка? – спросил Борис Сорокин.
– Заяц, – ответил Загорский. – Серый дезик.
– Крепим? – уточнили в один голос братья Гавриловы.
– Нет. Наша задача его обнаружить и передать, – Загорский посмотрел на Ветрова. – Коллегам. Майору Ветрову.
Ветров кивнул. Он предпочитал помалкивать, тут свой розыскной жаргон: «потеряшка», «дезик».
– Ырысту Танышевич Бардин. Покинул расположение части. Все есть в материалах дела, ознакомится всем, – Ростислав ногтем очертил овал на карте. – Такой где-то радиус пока. Ориентировки коллеги дали. Результата не принесло. По имеющейся информации наш бегунок направляется…
– На запад!– вклинился Сметана.
– Вот и нет, Николай Прокопьевич! Направляется он на восток. Мальчик домой захотел.
– Во дурак! Его же там, – Сметана жестами изобразил какую-то изощренную пытку-казнь. Потом покосился на Ветрова, осекся. – То есть, я говорю, так оно и проще, что на восток.
Загорский отошел от стены, сел во главе стола.
– Задача осложняется тем, что цель поиска Бардина конфиденциальна, – он обвел взглядом сотрудников. Ветров отметил, что они понимают друг друга без слов.
– Легенда, допустим, кража в штабе, Бардин – свидетель, – предложил Исай Гаврилов
– Или как с розыском Иваневского, – сказала Вилена.
– Иваневский – перебежчик, – обращаясь к Ветрову, громко прошептал Сергей. – Это Вилюнька ненавязчиво напоминает, как она извлекла предателя из американской зоны оккупации.
– А ты не завидуй, – сказал Сметана.
– Я восхищаюсь.
– Например, как с делом Титова, – дала Вилена еще одно предложение. – Представить к награде, искать под видом корреспондентов. Он же наверняка думает, что кучу подвигов совершил.
– Он и в самом деле совершил, – произнес Борис, он все это время листал дело Бардина.
– А твои идеи? – предложил Загорский.
– Нет, мне нравится идея Вилены… Александровны. Журналист – хорошо. Но я бы занялся личными связями. Родственными.
– Его родственные связи дома! – воскликнул Сметана. – А он до туда не доберется! Косоглазый! Он же сразу в глаза бросается!
Хрясь! Загорский вдарил кулаком по столу. Потом встал, подошел к карте. Повисла напряженная тишина. Слышно лишь, как Борис скребет карандашом в блокноте
– Так, – сказал Загорский, не оборачиваясь. – Вижу истинно русского человека! Не мои слова, а Ленина! Про великоросса-шовиниста, в сущности, подлеца и насильника, каким является типичный русский чиновник. А вы товарищ Сметана и есть чиновник, хоть и от «уголовки». И вы, я смотрю, скатываетесь к старорежимному образу мысли. И все эти годы, интернационализм даром?! Для советского человека, для коммуниста нет ни эллина, ни иудея. Ни славянина, ни азиата. Товарищ Сметана!
Николай Прокопьевич вскочил. Принялся застегивать застегнутую пуговицу на воротничке.
– Сделайте одолжение, оперуполномоченный Сметана, чтобы я этих расовых высказываний больше не слышал. Мы с кем воевали четыре года?! С расизмом! Для чего?
– Виноват, товарищ капитан, – промямлил Сметана. – Больше не повторится.
«Чтоб победивший дракона, не стал драконом, – подумал Ветров. – Эх, Феликс, Феликс». Ветров с негодованием смотрел на Сметану, бессловесно осуждая его за такие слова, хотя сам час назад называл азиата и косоглазым, и чуркабесом.
– Я имел в виду, что внешность, – лепетал Сметана. – Что азиатов мало.
– Хватает их тут, – сказал Серега Гаврилов
– Все равно мало! Дать директиву всех таких задерживать аккуратно, а потом сверить. И легенды не надо никакой! Сказать: «Задержите. Надо».
– Это мы по своей линии уже сделали, – заметил Ветров.
– Вариант перебежчика, думаю, тоже исключать нельзя, – сказала Вилена.
– Наши работают, – буркнул Ветров.
– Ваши наработают, – протянула Вилена. Она была зла на майора за «чайку, хозяюшка».
