Судьбы кружение

– Ты чего плачешь?

Но это было её страшной тайной. Почему пятилетний ребенок думал и боялся этого? Откуда этот непонятный страх? Впервые она столкнулась со смертью, когда ей было лет шесть. У её отца был друг и сосед дядя Толя. Он часто приходил к ним, особенно зимними длинными вечерами, посидеть, поболтать и покурить отцовского табака, который он сам выращивал, потом резал его на тонкие полоски, высушивая их на чердаке. Этот дядя Толя часто играл с ней в карты и, наверное, специально проигрывал, в итоге оставался в дурачках. И так ей было смешно, она хохотала так заливисто, до слез, а он лишь улыбался в свои пшеничные усы и говорил, что вот опять я тебя сейчас обыграю. Однажды, это было зимой, поехал он на лошади в соседнее село за сеном для скота, своего не хватало. А зима была морозная, снежная и ехал он через поле, как вдруг началась пурга. А зимы были вьюжные, мело неделями, сугробы наметало до самых крыш. Может он выпил, да и уснул в этом поле под снежный вихрь пурги. Замело его и едва его отыскали – замерз дядя Толя. И вот стояла она, вцепившись пальчиками в край гроба и всматривалась с каким-то необъяснимым чувством в лицо дяди Толи, страха не было, только как это неосмысленное любопытство.

Как это так? Вот это и есть смерть. И она на время забыла эти мрачные мысли. А вообще то Ганна, так звали её деревенские за схожесть с бабой, матерью отца, и в отместку её отцу, так как он считал, что мать родила её от другого и избивал её нещадно, но вот природа и гены утерли нос отцу и показали чья эта дочка. Ганна – маленькая атаманша, драчунья и забияка. Ух, как же отец ею гордился, сам был драчуном и дочка в него уродилась. Два сына, но тихие и спокойные. А их дом уже дети старались обходить стороной, особенно девочки. Она их или за косы подергает, или куклам ноги повырывает, или тумаков надает. А вот мальчики старались с ней ладить. Бывало сядут мужики вечером на лавочку, а дети бегают, играются. Ну и спорили, кто Ганку поборит, мальчики находились, но побороть её никто не мог.

Жила сними по соседству семья Павловых, была у них одна дочка, звали её Валя, года на три постарше Ганны и всё ходила с бутылкой молока и на шее соска, которой поили телят. Бутылочка на веревочке, сама такая толстая, щеки, как груши. И Ганна – маленького роста, дерзкая, налитая упругими мышцами. Как-то мамина сестра, тетя Валя, подозвала её к себе и говорит: « Дай-ка я тебя потрогаю!». Пощупала руки, ноги и сказала: «Аня, да у нее тело прямо звенит».

Ну так вот спокойно Ганна не могла смотреть на эту срамоту. Выйдет Валька с бутылочкой на улицу и сосет молоко, как бычок, а Ганна тут как тут. Дергала за веревочку и забрасывала в кусты. И тут начинался такой рев. Выбегала её бабка, была она уже старенькая и болезнь согнула её пополам, она не могла разогнуться, а догнать её и подавно. Грозила такой же скрюченной палкой и кричала что-то оскорбительное. Но больше Ганне нравилось дразнить соседскую бабулю, тоже уже очень старенькую, но для её возраста очень подвижную и шуструю. Её огород и их разделяла широкая межа, а на меже росли вишни. И баба Галя (так её звали) считала, что это её вишни (но это она так считала, Ганна этот счет не принимала). Домик у нее был старенький и одно меленькое оконце выходило как раз на огород, а второе на улицу. Так вот это оконце было её наблюдательным пунктом сторожа вишни. А у Ганны с утра созревал план, как незаметно пробраться к меже. Выходила за угол дома, а баба Галя уже в оконце, за своим наблюдательным пунктом, выдавал её беленький платочек, лица не было видно, а вот платочек завязанный под подбородок красивым узлом – выдавал. Но картошка всегда выручала, то есть ботва от картошки высокая такая была, сочная. Ганна ложилась меду грядками и ползла, как партизан, пробираясь до заветной вишни. Баба Галя успевала её заметить, когда она уже сидела на вишне, но все было рассчитано: пока выйдет из дома, пока добежит, главное вовремя соскочить. Утешались стар и мал. Но иногда у них случалось перемирие. Собирались дети и сними Ганна и шли к дому бабы Гали, а интерес был непростой за конфетку или пряник (для деревенских ребят редкое лакомство) она показывала им такой фокус-покус: подтягивала бороду к носу и на удивление всем они соединялись. И дети смотрели на это как на чудо: Как ты это делаешь – кричали они.

А её старенькое, сухенькое личико сжималось, сморщивалось и уже не понятно было, что это было лицо или уродливая маска. Дети пытались повторить, тянули кончик бороды к носу, но ничего не получалось. Ещё тогда из них ведь никто не понимал, что у бабы Гали во рту не было ни одного зуба. Был у нее сын, жил он далеко, где-то на Сахалине, и решил она забрать мать к себе. Соседи отговаривали её, ну куда ты баба Галя поедешь помирать на чужбину, не послушала никого баба и уехала. Прожила она там два месяца и померла. Сильно уж скучала по родным местам. И Ганну наверно вспоминала эту неугомонную, досаждавшую её внимание соседскую девчонку.

А Ганна только поглядывала на опустевшую и заросшую бурьяном хатку и уже не виделся в оконце белый платочек и почему-то уже не хотелось вишен на сиротливой меже.

А в то лето отец подрядился пасти колхозное стадо овец. Сам начал строить новый дом, а они с сестрой Тамарой каждый день в 6 утра вставали с большим трудом, очень хотелось спать и отправлялись на пастбище за семь километров. Такие вот невзрослые пастушки. Хорошо, если были теплые и солнечные дни, а если дождь, спрятаться было негде, грозы были страшные, молнии стелились по земле, они с сестрой садились под дерево и была с ними еще собака овчарка, по кличке Туман, такой умный, прижмется к ним боком и старается согреть. Батя потом его застрелит, по пьяни. Шли они с сестрой за ним плакали, просили отпустить Тумана, но их слезы не трогали его. А Туман понимал всё: куда и зачем его ведут. Что же такого нужно сделать этой собаке, чтобы лишить его жизни. Ганна всегда будет помнить обреченные глаза Тумана и этот смертельный выстрел. Она никогда не простит отца за этот подлый поступок. Обида была глубоко внутри и осталась на всю жизнь. Вот так с сестрой проводили они лето. Но верховодить Ганна не переставала, ей нужны были приключения и она их находила. Водила своих хлопцев на Курган, на раскопки, на колхозный рынок (совсем не близко, километров десять пешком), искали монетки, после воскресных базаров, иногда находили и бежали покупать мороженое и газировку в стаканчиках. Лучше её никто не лазил по деревьям. Однажды к матери прибежала женщина с испуганным лицом, Аня иди скорее там твоя дочка по верхушкам деревьев прыгает, на что мать спокойно ответила:

– Да, она всегда так делает, не убьется.

Никогда мать не слышала от нее про ушибы и царапины и про рваный бок, когда сорвалась с дерева и поранилась. Одна ветка оказалась сухой и с треском обломилась, но Ганна сумела зацепиться совсем у края и не грохнуться об землю. Вся пораненная, с рваным боком, но не одной слезинки. Видела она как пацаны с восхищением смотрели на нее. Ну, на то она и атаман.

А пока еще один летний день заканчивался и уходил за горизонт вместе с огромным красным шаром вечернего заката. И будет ночь, и приснится этой девочке красивый сон: лазурный берег моря, которого она никогда не видела, кроме как на картинках в книге. И после на берегу будет с ней её преданный друг Туман, они будут носиться и дурачиться по прибрежным ласковым волнам. И Туман будет смотреть на нее умными глазами с пониманием и с надеждой, что все будет хорошо.

Июнь 2020

Поселок моего детства

Сегодня очередная летняя суббота. К вечеру поселок уже готовился к бане. Кто-то из соседей помогал таскать воду с колодца, сами хозяева подтапливали душистые березовые дрова и по поселку разгуливался банный неповторимый запах. Бани было четыре. Две было на одном краю поселка и две на другом. Поселок был разделен между собой высокими соснами. Стояли они поодиночке, стройные и независимые. И никто не смел и даже не думал, что можно спилить хотя бы одну из них на хозяйские нужды. И только весной, после холодной и снежной зимы, на первые весенние праздники, Пасху или Радуницу, а когда и на майские, подвязывали мужики длинную толстую веревку между двумя соснами, клали дощечку с прорезями по бокам и вот качели были готовы. Желающих покачаться было нем много, но я всегда была в первых рядах. Садилась на не очень то закрепленную дощечку, цеплялась за толстые веревки пальчиками так, что они белели, а здоровенные мужики начинали меня раскачивать, такой же веревкой.

В свои 5-7 лет, я весила пятнадцать килограмм, так что подлетала я к самым верхушкам, некоторые слабонервные отворачивались, им было страшно смотреть. Да и я сама, когда летела вниз, чувствовала, как пальцы мои слабеют и только была одна мысль, лишь бы не сорваться, но вида никогда не показывала, что страшно. Вниз, вверх – дух захватывало, аж дыхание перехватывало, но азарт брал свое. Тетка Марья, наша соседка стояла в стороне старалась незаметно креститься и что-то шептала себе под нос. Наверно молилась за меня неугомонную. Была у этой тетки Марьи привычка оббежать всех соседей узнать новости, рассказать сплетни, а где и от себя что-то придумать. С раннего утра затопит печку, завтрак, обед и ужин готовились одновременно, что в горшках, что в чугунке, а жирная яичница на сале в чугунной сковородке. А сама, как говорила моя мама, пошла по дворкам бегать.

– Ань, – забегая к моей матери, начинала она полушепотом свои рассуждения и доводы – ты знаешь, что у Любки дочка Валька от нашего бригадира Павла, видели люди как он к ней захаживал.

Моя мама, не поворачивая головы от печки говорила:

– Марья, иди, займись своими делами, без тебя разберутся у кого, чьи дети.

Не обидевшись тут же бежала к жене Павла, тетке Зине. Это у них была баня и по субботам соседи ходили мылись, парились.

– Зин, – кричала она с порога – можно к тебе сегодня в баню и Толька мой придет. Зин, хороша ваша баня.

Тетка Зина кивала, а Марья уже мчалась на второй край поселка рассказать, кто вчера напился, у кого огород зарос травой. Успевала все.

А баня была очень даже необыкновенная. Стояла она за огородами, чуть ли не на колхозном поле. Сама небольшая, какая-то вся черная с маленьким-маленьким оконцем. Трубы не было и топилась она по-черному. Когда дрова разгорались, начинал валить серый дым из окна и дверей. Внутри стены были все в черной саже и нужна была большая осторожность, чтобы после мытья выйти и не испачкаться и не всегда это удавалось. Приходилось опять наливать воду и тереть бока и ноги. На самый жаркий дух вначале шли мужики. Когда я была поменьше отец брал меня с собой и однажды так хлестал меня веником, что чуть не запарил, я пыталась вырваться, но силенок было уже мало и я уже теряла сознание. Слава Богу мужики вырвали меня из рук отца, а потом кто-то из них рассказал это моей матери. После этого я уже ходила с ней и сестрой Тамарой. Дух уже был не жаркий, парились, терли друг другу спины, а мама приговаривала, обливая водой: «Как с гуся вода, так с вас худоба».

А если была зима выбегали одеваться в предбанник, туда наметало снега через крышу и мы босиком распаренный стояли на снегу – это было приятно. А дома уже был вкусный чай, мама заваривала его на душистых травах. Пекла вкусные пироги и этот банный день был такой светлый и радостный. А веники отец заготавливал в июле: брал колхозную лошадь, запрягал в телегу, в помощницы и меня прихватывал. Ехали мы в лес, нарезали полную телегу березовых веток, а потом отец вязал их, подвязывал на чердаке и они проходили там медленную сушку, а какой был березовый аромат. Он немного позже построит свою баню, как только закончит постройку нового дома. Баня получилась светлая, просторная, мыться было в ней одно удовольствие и топилась она не по-черному, но ходили к нам мало кто. Тетка Марья, мамина подруга Болдовчиха, да её муж – дядя Толя. К нам даже в сад никто не ходил, ко всем лазили, а к нам нет. Не хотели с Саловым связываться. Фамилия моего отца Салов. Но вот когда купили родители телевизор к нам приходили пол поселка, сидели где, кто мог. На полу, на стульях, на диване, ведь в то время телевизор был такой редкостью. Смотрели всё подряд. Просто был интерес сам факт, как он показывает, некоторые подходили ощупывали, обглядывали со всех сторон, пытаясь понять схему такого чуда. Первый телевизор появился у наших соседей. Жили они не бедно, по сравнению с нами, но к ним никто не ходил, а вот где мои родители взяли деньги, я до сих пор не знаю. И отец гордился такой дорогой покупкой, поэтому никто не трогал, даже когда был выпивши. Телевизор был небольшой с маленьким экраном, с какой-то приставкой и трансформатором, который держал напряжение, а оно постоянно падало и мой брат Шурик всегда кричал:

– Людка, напряжение упало, телевизор не показывает!

Я бежала крутила колечко до определенного уровня. В след за телевизором появилась магнитола. Купил ее брат Шурик, он уже тогда работал, подкопил денег и никому ничего не говоря, однажды привез красивую большую коробку. Глаза его блестели, сам светился от радости. А мы с мамой и сестрой Тамарой сгорали от любопытства, что же там такое. Это была красивая музыкальная магнитола внизу был приемник, а в верхней части был проигрыватель для пластинок. Опять набежало пол поселка. Брат привез пластинки, слушали песни Валерия Ободзинского, Магамедова и Зыкиной. И вот теперь утро у нас начиналось с песен. Брат только просил нас иголочку аккуратно ставить и протирать её от пыли. И мы честно давали брату обещание выполнять его наказ. В общем, берегли его покупку. Брат потом женился и уехал, и я его редко видела. Часто буду вспоминать, как мама собирала ему обед, он работал в поле на тракторе. Мама поручала мне относить Шурику обед, он работал недалеко за поселком, примерно километра четыре в одну сторону. И вот доставал брат из сумки нехитрую еду: сало, зеленый лук, яйца, огурчики, молоко в стеклянной бутылке и мамин вкуснейший хлеб. И с таким завидным аппетитом кушал, что у меня текли слюнки, не от того, что я голодна, а от того, что, кажется, так вкусно. Он всегда предлагал мне что-нибудь, но я отказывалась, потому что знала, что ему ещё работать до вечера. Но иногда не выдерживала и брала кусочек сала с луком и огурчиком, да с маминым хлебом – это такая вкуснотища! Поле, ветерок, свежий воздух и такая тишина вокруг.

Я очень любила брата, но судьба отмерила ему малый срок, мало времени. Он всегда всех жалел и любил, особенно животных, ничего не жалел отдавать, делился последним, что у него было. Ему было всего 47 лет, когда его не стало.

Старший брат Иван давно осваивал целину и домой приезжал очень редко. Потом уехала моя сестра Тамара. Закончила школу и покинула родительский дом. А мне так было скучно без них, особенно без Тамары. Такая она была красивая: точеная фигура, с грудью пятого размера. Всегда нарядно одевалась и ходила как царица Тамара. Шикарные черные брови и красивые карие глаза. Мама её звала – Тома. И у Томы была несчастливая судьба.

Родителям тоже не долго пришлось пожить в новом доме. Мама умерла рано, отец через год женился, а дом продал на снос.

Меня всегда тянуло побывать на своей малой родине. Первый раз я приехала с внуком Денисом и свой поселок я не узнала: домов не было, торчали одни печные трубы и стояли высокие постаревшие сосны, разделявшие когда-то поселок на два края. Я уже тогда с трудом нашла место, где стоял наш дом. От сада остались две старые сливы. Сказать, как было больно, значит не сказать ничего.

В июле 2020 года я снова приехала на свою малую родину, и мы с двумя племянницами, Людой и Мариной, пошли на наш поселок, там осталась теперь одна дорога и то, лишь потому, что кто-то поставил пчелиные ульи. Да, еще старые деревья, которые помнили меня маленькой девочкой, лазившей по ним как обезьянка. Не было даже печных труб, все развалилось и нельзя было понять, где чей дом был. Выросли новые деревья, и скоро там будет просто лес. Я хотела найти место, где стоял наш дом – это дорогое для меня место. И я пошла до края поселка, как вдруг увидела человека, он шел мне навстречу, я очень обрадовалась и стала его расспрашивать.

– Кто вы? Как вас зовут? А может вы знаете, где был дом Саловых?

Сразу столько вопросов. И как оказалось это мой бывший сосед Толик, и мы не виделись с ним лет пятьдесят. Он прищурился, посмотрел на меня и сказал:

– Так ты одна осталась, твоих уже никого нет.

– Да, моих на этой земле уже нет никого.

Толик-цветик – было его прозвище на поселке. Он показал нам с племянницами где был мой дом, небольшой холмик, заросший высокой травой и я все ходила по этой траве, по этому холмику и ещё остались две сливы, которые я не заметила, старые и даже не похожи на сливы. А ещё не стало больших старых сосен, разделявших поселок на два края. Кто срубил, никто не видел и не знает, некому было видеть.

Вот такая судьба моего поселка, где прошло мое детство. Уходя, я сказала то ли старым деревьям, то ли месту, где был наш дом, что я постараюсь еще сюда вернуться. Это нужно моей памяти, моим родителям, сестре и братьям. Я уходила неся в душе всё таки маленькую частичку тепла от этой земли, от этого неба, где прошло моё детство.

Июль 2020г.

Посвящается Демину Роману

Дежа-вю

Сегодня опять идет дождь, сегодня, это 28 мая 2013 года. Год назад в этот день я была с тобой, ты был несчастный и одинокий. Не нуждался во мне, я это поняла потом. Просто тебе хотелось с кем-то разговаривать, чувствовать кого-то рядом, изливать свою душу и даже уверять меня, что ты меня никогда не любил. Вот это было сказано точно зря. Ты просто ничего не помнишь. Лето 1520 года. Где мы жили тогда, том всегда было лето. Местечко Ронсель, недалеко от побережья Тихого океана. Ты был сын богатых родителей. У вас был красивый дом, слуги, которые обрабатывали ваши поля. Длинные волнистые волосы, стройный, немного раскосые карие глаза. Они всегда у тебя были такие. Мы с тобой встретились случайно. Я жила на острове с родителями, они занимались рыбной ловлей и иногда привозили рыбу к вам на продажу. Я нечасто им помогала, но однажды мы встретились. Девушка с голубыми глазами и утонченной талией. Наши взгляды встретились и нас как будто пронзила молния. Любовь была с первого взгляда. Ты стал искать со мной встреч и спустя время нашел меня на нашем острове Кейджил. Твое имя было Тойори. Моё Мейки. Покинул родительский дом, ты построил наш, на острове. С тобой ушли несколько слуг. С того момента ты стал заниматься виноделием. Разработал земли, выращивал виноград, так ты прославил свое имя. Был мастером своего дела, мы жили с тобой счастливо, родили двоих детей. И ты всегда говорил, что в следующей жизни мы тоже будем вместе и придумывал знак, который нужно будет подать при встрече.

Пришло время, когда мы должны были уйти. Тогда наша жизнь закончилась.

Минули столетия. Это здесь на земле время течет медленно, а куда ушли мы, там совсем другой отсчет времени. В следующей жизни мы встретились в Англии. Это был юго-запад, 1920 год, город Венстоун. Я жила там, а ты жил в пригороде, в красивом небольшой городке Айдейман. Твои родители занимались животноводством, у них была своя ферма. Занимались в основном разведением знаменитой английской породы лошадей, которая славилась далеко за пределами Англии. Я была – дочь торговцев, у них было несколько торговых лавок со всевозможными товарами. Мы встретились, когда тебе было 18 лет, а мне 16. Красивый рослый парень с черными волосами и чуть раскосыми карими глазами. И нас как будто ударило молнией, лишь только мы встретились взглядами. Мы смотрели друг на друга стараясь что-то вспомнить. Это была любовь с первого взгляда. Я невысокого роста блондинка с карими глазами. Ты очень долго и красиво за мной ухаживал: дарил цветы, подарки и почти при всех наших встречах шел дождь. Англия, страна дождей. Вот, наверное, потому мы любим слушать шум дождя. Через два года мы поженились. Твое имя было Райл, моё – Линда. У нас была крепкая и дружная семья. Мы родили и вырастили двоих детей. Всю жизнь ты занимался разведением лошадей. И был знаток в своем деле. У нашей семьи было много друзей, как в Англии, так и за её пределами. И был у тебя ещё любимый друг – конь Редди. С черной блестящей гривой, с красивыми тонкими ногами, он клал свою голову тебе на плечо, а ты ему что-то нашептывал, вы были в восторге друг от друга. Но однажды на скачках произошел несчастный случай и твоего друга не стало. Для тебя это была большая потеря. Друзья тебя не забывали, поддерживали кто как мог. Ещё было у тебя хобби – занимался коллекционированием холодного оружия. Возле камина в большой комнате висели всевозможные старинные ножи ручной работы, сабли, пики, кинжалы – это была дорогая коллекция. Мы любили с тобой сидеть вечером у камина с бокалом хорошего вина, смотреть на горящие угли и слушать как стучит за окном дождь. Я очень тебя любила и была твоей любимой женщиной. И слова ты мне говорил, как бы шутя, что в следующей жизни мы снова будем вместе, запомни наш знак. Пришло время и нам нужно было уйти, земной путь был окончен.

Третья встреча была увы не наша, кто-то не захотел чтобы мы были вместе и в твоем сердце не поселилась любовь. А меня вновь пронзила молния и я не могла сдвинуться с места, смотрела на тебя пытаясь что-то вспомнить и любовь с первого взгляда осталась со мной, но не пришла со мной.

В этой жизни мы не вместе и как мне кажется оба несчастливы. Помнишь я как-то сказала тебе, что буду жить в тебе, в каждой твоей клетке, а я и живу, только ты этого теперь не знаешь. Будет следующая жизнь и в той следующей жизни – я буду деревом. Ты придешь в этот мир, но меня здесь еще не будет. Построишь дом, родишь детей, но тебя постоянно будет что-то тревожить, чего-то не будет хватать. Ты будешь прислушиваться к себе, искать ответы, почему тебе так грустно и одиноко в этой глуши. Однажды посадишь маленькое дерево, будешь наблюдать как оно растет и набирает силы. Спустя время оно превратится в роскошное раскидистое дерево. Ты построишь скамейку под ним и когда тебе будет грустно будешь сидеть под тенью густых зеленых веток и смотреть на горизонт. Спокойствием будет наполняться твое тело и как будто чьи-то очень знакомые нежные руки будет обнимать тебя, а тебе будет казаться, что это лишь сон. Дерево будет наблюдать, как вырастают твои дети. А с годами постареешь и ослабнешь и придет день, когда ты уйдешь и оно будет тебя провожать взмахом веток, шумом листвы.

Оно будет тянуться к тебе и не сможет прикоснуться к тебе ни одним листочком, чтобы проститься.

А ночью будет огромная гроза и сильный дождь. Ветер будет ломать ветви и они со стоном будут падать на мокрую землю.

И молния, освещая все вокруг ударит дерево в самое сердце и оно погибнет. Умрет следом за тобой. И наш знак он все равно остается, потому что он наш.

Ангел

Сегодня утро как-то не задалось, очень не хотелось просыпаться. С трудом, даже можно сказать с усилием я открыла глаза. За окном серо-мутной шторой висел туман. Такой осенний промозглый. Я не люблю туман, мне кажется, когда я его вдыхаю, то незаметные влажные капельки остаются где-то внутри меня, затрудняя дыхание. Я даже начинаю покашливать, как будто этим себя могу избавить от такой неприятности. Но туман, туманом, но вставать все равно нужно. Кофе приводит меня в более нормальное состояние. И вот я уже стою на остановке. Жду свой транспорт, но что-то сегодня странно – стою одна, а где народ. Только успела так подумать, как тут же из молочно-густой пелены появился мужчина, такой привлекательный симпатяга. Он подошел ко мне и внимательно посмотрел в мои невыспавшиеся глаза и сказал:

– Привет. Я твой Ангел-Хранитель.

«Да уж, – подумалось мне – Это что-то новое в разделе «Давай познакомимся».

– Нет, я с тобой не знакомлюсь – удивил он меня. – И знаю тебя очень давно. Моя задача подавать тебе знаки, предупреждать об опасности, в общем беречь твою жизнь.

Я решила тоже пошутить:

– И чем же ты докажешь, что ты мой Ангел- Хранитель – в сарказме в голосе спросила я. – Может у тебя и крылья есть?

– Есть – просто сказал он.

И за спиной появились два крыла. Я всегда думала, что у Ангелов белые крылья. А у него они сверкали серебристым отливом с чуть заметной голубизной.

– Теперь веришь? – с какой-то надеждой в голосе спросил он.

С изумлением и испугом я смотрела на него. Ведь ангелы не появляются просто так. Это что же я живу не по законам Божьим? Конечно, есть грехи, но он не дал договорить. Мило улыбнулся и сказал:

– Мы появляемся в исключительных случаях. В твоей жизни сейчас много сомнений, но ты на правильном пути и я должен тебя поддержать. Тебе предстоит сделать еще много добрых дел.

А то, что я жила не особо чтя законы Божьи, и самый большой грех, что по моей вине не родились мои дети.

– Да, конечно, твоё раскаяние смягчают твою вину. Вы люди совершаете много ошибок и даже не угодные Богу. Но это испытание и важно будет ли человек раскаиваться за совершенные поступки.