
Полная версия:
О любви и не только
– А разве это возможно, отец?
– Возможно. Перед полётом ты снова придешь сюда. Встанешь в круг, он зарядит тебя мощной энергетикой, давая ясный ум, позитив и невероятные силы терпения и умения. Так как тебе придется задержаться на несколько сот лет, чтобы излечить планету. Она под нашей защитой – голубая, красивая Земля и лишь только рассветные лучи ярких красок окутают далекую планету Аипата. Корабль с миссией священного добра покинет её ради спасения другой планеты. Там осталось очень много людей, которые хотят мира и им нужна помощь.
Уже без тебя.
Кто знает, что значит быть на гребне одной волны, прожить, прочувствовать, верить и разочаровываться. А они знали, когда в порыве страсти опускались на самые глубины, и, задыхаясь от ярких ощущений, взмывали высоко вверх к облакам, глубоко вдыхая недостающего воздуха. Да они могли просто качаться на гребне этой волны, взявшись за руки. Могли молчать и чувствовать, как бьются их сердца или спорить до хрипоты. Так они и существовали. Разница в возрасте нисколько не мешала. Это была любовь с первого взгляда. Да, кто не верит, верьте, такое бывает. Вопреки сплетням, людской молве, они просто любили. И ругались они по-особому, взвинчивая в себе те глубокие затаенные чувства, про которые не всегда могли говорить.
В порыве гнева он, порой, ей кричал:
– Я тебя не люблю!
В этот момент ей казалось, что её сердце останавливалось. Она верила, что это так и есть. А слёз не было, была обида. Других слов она уже не слышала, только в висках стучало каким-то далёким эхом: «Я тебя не люблю, я тебя не люблю!»
И он уходил, хлопнув дверью. Вот тогда начинались самые безжизненные и бесполезные дни её жизни. Почему так плохо? Да потому что не могла без него дышать! Всюду серый цвет, яркие краски исчезали. Хотелось забыться и вообще ничего не помнить. Она не звонила, а он ждал её звонка. Оба были с сильными характерами, упрямыми. Но в отличие от него она умела прощать, и прощала. И опять была счастлива до безумия. Обнимать его, чувствовать тепло его тела, прикасаться к его рукам, к губам. А его глаза улыбались, ему нравилось, что женщина умеет прощать, даже когда он заводил знакомства с другими. А она ревновала. О, как она ревновала! Нет, она никогда не говорила ему: «Ты – мой и только мой!» У них была такая договорённость – не мешать друг другу жить. И она соглашалась на это условие, понимая разницу в возрасте. А сама безумно страдала. Когда он ей звонил – бросала трубку. Когда же, уже настрадавшись, звонила сама – он тоже не отвечал.
Они мучили друг друга любовью и эта любовь за столько лет п р о р о с л а в них намертво. Он приходил к ней, а она ждала всегда, обнимала и долго не могла разжать руки.
– Не могу без тебя, веришь? – шептал он.
Конечно, верила, гладила его жесткие волосы, и мир опять становился насыщенным и красочным. Она уезжала в другой город, там у неё была работа. А он почему-то не хотел работать, стал выпивать. Просила: «Не пей! Береги себя!»
Иногда со страхом представляла, что однажды, вернувшись в свой город, узнает, что его больше нет. Вдруг случится такое несчастье. И ей становилось страшно. А он, предрекая свой ранний уход, говорил:
– Мне жить недолго, умру молодой.
А она закрывала ему рот ладошкой, просила не говорить так, мол, так нельзя говорить и думать. Но он тут же переводил разговор на другую тему и… опять тянулся к рюмке.
Что это было? Тоска по несбыточным желаниям, которых у него было множество и которым не суждено было сбыться. Она видела, замечала, что он ослабевает духовно и физически. Его раздражало всё и все. Он становился всё более зависим от выпивки, но признавать этого не хотел. Просьбы не помогали, хотя он понимал, что хорошим это не закончится.
Когда началась первая волна пандемии, он заболел. Звонил, говорил, что плохо себя чувствует. Она просила его вызвать врача. Однако он боялся, что его положат в больницу и будут лечить. Очень странное мышление, не поддающееся никакой оправдательной логике.
11 апреля он ей позвонил, пожаловался на плохое самочувствие. На следующий день его не стало.
…Утром она, как всегда ему позвонила, но он не взял трубку. И она занялась домашними делами. Через час ей позвонили и сказали, что он умер. Удар был в самое сердце. Ощутимый, физически болезненный. Верить не хотелось. Ходила по дому, не плакала, а лишь сыпала упреками в его адрес: «Как ты мог?» В голове всё смешалось: боль, обида. Как же без него, как жить? Никак не могла и не хотела смиряться с этой страшной новостью. «Такого не может быть!» Оказывается, может.
…Провожала его молча, без слёз. До конца не понимая и не веря, что вот никогда (какое страшное слово – н и к о г д а) его не увидит. Мозг не принимал его уход и она брала телефон, чтобы ему позвонить… И сразу боль по всему телу – пронизывающая и уходящая в глубину души, сердца: «Звонить некому и некуда».
…Снится ли он ей? Конечно и, просыпаясь, радуется, что увидела его пусть хотя бы во сне. И вот теперь возвращаясь в свой город, знает, что его здесь нет. Нигде его нет. Пусто. Так ощущается его уход. Будто город наполнен какими-то ветрами. Они носятся по городу и в нем зябко и холодно.
Двадцать лет судьба дала им быть вместе. Это же так много и так мало. Снова и снова она задает ему вопрос: «Зачем ты ушел?» А вечером подходит к окну, смотрит на потемневшее небо. Потому что на земле его уже нет.
Серафима и Сима.
В одном городе жила женщина. Была она уже немолода, к счастью, болезни её обходили стороной, имела крепкое здоровье. Однако угрюмость характера, не позволяла иметь доверчивых подруг, посплетничать с кем-то или чайку попить, поддерживая беседу. Любила она одиночество. Мужа давно уже не было, вышел на улицу и не вернулся. А она и не думала переживать, ей и одной было хорошо. Сядет у окошка, смотрит вдаль и мечтает. А мечтала она о путешествиях по далеким странам, и чтобы страны эти отличались от той, где она проживала и культурой, и кухней, и чтобы по морю, а то и по океану плыть на красивом корабле. Закроет глаза и видит: стоит она на сияющей белизной палубе, смотрит на синие волны – и нету края этой морской дали. А люди вокруг нарядные, хорошо одетые и, главное, культурные, не то, что её соседи. Вон, Колька, уже с утра со своей ругается, а слова-то какие, прям уши хочется закрыть, чтобы не слышать. Как-то подошла она к окошку, хотела присесть да помечтать, как вдруг увидела на стекле бьющуюся муху. Вот тут и начинается эта история. И как сама потом удивлялась Серафима, так звали эту женщину, муху эту она почему-то не прихлопнула. Хотя очень их не любила за назойливость, особенно мух-жигалок: осенние, такие живучие, укусят, как будто обожгут. Но эту почему-то пожалела. А муха только вышла из спячки, потеплело, засветило солнце и ей повезло, значит, жизнь её продлится ещё дней на двадцать (а для них это же такой долгий, продолжительный срок).
Она случайно залетела к Серафиме в дом. Муху звали Сима. Никто даже не догадывался, что мухи тоже дают себе имена. Была она тоже такой же мухой, сторонилась своих сородичей, и всё хотела быть поближе к людям, да так, чтобы меньше её замечали. Зацепится лапками за потолок и наблюдает, какое сегодня настроение у человека, с той ноги он встал или не с той, ну так они обычно говорят. Тогда и Сима поближе подлетит и что-нибудь покушает. …Вот уже второй день, как она жила в доме Серафимы, а сама Серафима присматривалась к мухе и думала, какая-то она странная и не кусается, утром спать не мешает. Сядет Серафима кушать, а муха чуть подальше держится, наблюдает и жалко становится эту муху. Подвинет eй кусочек еды, да позовет: «Ну, иди, иди, покушай». Отойдет в сторонку и смотрит, а Симка подлетит и давай так аккуратно вкушать съестное. Серафима умиляется, да сама себе удивляется: ну, дожила, уже с мухой разговариваю.
А дальше больше, они даже подружились. Уходит Серафима в магазин, а Симка её провожает, сядет на дверочку, да крылышки поднимет, мол, приходи скорее, а то я скучаю. Иногда садились они обе у окошка, и рассказывала ей Серафима о своих мечтах, как ей хочется путешествовать. Муха повернется к ней и так внимательно слушает, как никто и никогда не слушал, не перебивает и слов никаких не вставляет. А когда наступал вечер, искала глазами свою Симку (это она её так про себя называла, не догадывалась, что она и есть Симка), звала спать. Сама в комнату и муха за ней, сядет рядом на стенку и сидит, как будто сон собралась охранять. Так и проходили эти осенние теплые дни.
…Однажды, проснувшись утром, Серафима не увидела свою новую жиличку. Искала, искала глазами, но нигде не нашла. А когда зашла на кухню, видит, Симка лежит на подоконнике, лапки кверху… И так стало жалко её, муху эту, чуть слезу не пустила. Завернула её в теплый лоскуток, да положила в коробочку на шкаф. А вдруг откроет она весной коробочку, а там Сима, крылышками хлопает, мол, привет, вот и перезимовали. Сядут они к окошку, к весеннему солнышку, и будет ей Серафима рассказывать о дальних странах, о морях и океанах. А Симка будет её слушать и не перебивать, слов никаких не вставлять. Ведь это так нравится рассказчикам да мечтателям.
Таракан.
Эта квартира ничем особым не отличалась от других квартир пятиэтажного жилого дома. Если только количеством жильцов. В некоторых жили семьи с детьми, с бабушками и с дедушками. Некоторые с собаками и с кошками, а кто-то покупал себе хомячков и белых крыс с красными умными глазами. Кто как мог разнообразил свою скучную жизнь. А животные давали радость и любовь, и люди привыкали к ним и считали их членами семьи. Баловали вкусняшками, коты вели беспечную, сытую жизнь, некоторые даже дружили с домашними крысами, что противоречило самой природе.
На третьем этаже второго подъезда жил одинокий мужчина средних лет, привлекательной внешности. И к своим сорока с хвостиком не отрастил себе пивного животика. Был поджар, потянут, следил за внешним видом, даже малопьющий. Наверное, такой – мечта всех одиноких женщин, но они у него бывали редко. Красивые, ухоженные, пахнущие дорогим парфюмом. Долго никто не задерживался: день, два и было понятно, что дальнейшее пребывание женского пола теперь лишь только напрягало Веню.
Веня, Вениамин – так звали мужчину. Была у него когда-то семья, ребенок – сын, но почему-то расставшись с женой, к которой у него охладели чувства, и он не мог делить с ней свою жизнь, охладел и к сыну. Видел его редко, к себе не приглашал. Когда сын был еще маленький, водил его в парк, качал на качелях, покупал недорогие подарки. А сейчас при случае сбрасывал ему на карточку деньги на мелкие расходы. Считал, что этого достаточно. Ему и одному было не скучно, придя с работы, ужинал, садился за компьютер, а там – целый виртуальный мир. Он даже не подозревал, что в квартире проживает не один. С некоторых пор у него поселился таракан. Такой рыжий самец с длинным туловищем и с такими же рыжими усами. Он понимал, что если его увидит человек, будет паника, будут применены все способы, чтобы его уничтожить. Поэтому он, в основном, выползал только ночью. Хотя днем ему тоже никто не мешал. Мог пробежать по кухне, найти какие-то крошки еды, попить водички. Ему нравился этот дом и хозяин тоже. Поэтому своих близких и дальних родственников, даже в своих тараканьих мыслях, не подпускал. Но их в этом доме не было, не водилось. Видимо, жильцы были чистоплотными. А сам он попал сюда случайно. Соседка Вени, хозяина квартиры, как-то была в гостях у своей подруги, а та не отличалась чистоплотностью, и если какой-то там таракашка иногда пробегал по кухне, то ее это не очень волновало.
Конечно, подвело его любопытство, имел он такую слабость: учуяв незнакомый запах, чем-то его привлекший, залез к ней в сумочку. Там пригрелся в уголочке, нашел крошку завалявшейся печенюшки, и увлеченный ее поеданием, даже не почувствовал, что его уже вынесли на улицу из квартиры. Помахивая сумочкой, женщина, ничего не подозревавшая о наличии такого ужасного существа, весело шагала к своему дому. Выпитая бутылка вина на двоих с подругой, придавала некую яркость и настроение. Люди казались добрее, а жизнь – веселее. Зайдя в подъезд и подойдя к своей двери, она открыла сумку, достала ключи, стала открывать дверь, но она почему-то не открывалась. Она поставила сумку на пол, вот тут таракану и представилась возможность быстро выползти из своего незапланированного убежища. Пока женщина портила свое прекрасное настроение, открывала неподдающийся замок, так как ему давно требовалась приличная смазка, тараканище, быстро прощемившись в дверную щель соседа, оказался в его квартире. Он понял, что дома никого нет, обследовал её. Ему понравилось это жилище и, найдя скромное местечко за шкафом, спокойно уснул.
Вот так он и прижился. А по своим тараканьим делам уползал в другой дом: ну, узнать новости, кто с кем подрался, сколько еще тараканчиков народилось, отведать свою подругу. Были такие места, где люди уживались с ними и они им не очень-то и мешали. Ну, если уж попадется какой нерасторопный, то прибьют его тапком или еще чем. Но в основном их почему-то дико боялись. Некоторые люди так орали – не кричали, а именно орали – увидев маленького, беззащитного, усатого и, как он себя считал, красивого таракана. Особенно женщины, некоторые входили в стопор, стояли, боясь пошевелиться, а ему вот даже нравилось, что он такой малюсенький по сравнению с человеком, вызывает такой страх и панику, и даже другой раз старался на пару секунд задержаться, не исчезать из вида, ну пусть еще стоит и трясется от страха. Никак он не мог понять, чем он был так страшен и опасен. Он не знал, что люди, которые их боялись, тоже себя спрашивали, что же эта тварь вызывает такое чувство ужаса, мерзости, негодования, и что они делают в моем доме?
Понятно, что начиналось срочное выдворение непрошеных гадов, лучшего слова не находилось.
– Да, – подумал таракан, – сколько же нас погибло и гибнет. Жалко же, свои ведь.
Поэтому в этой квартире старался не показываться на глаза хозяину. Но ночью он часто приползал к нему в постель, когда Веня уже спал крепким, беззаботным сном. Таракан двигал своими длинными рыжими усами, принюхивался, улавливая приятные запахи от тела человека, и, как ему казалось, пахло вкусной едой. Заползал на подушку, и смотрел, как Вениамин спит, похрапывая, запрокинув голову и приоткрыв рот.
– Вот люди, – думал таракан, – куда-то ходят, потом приходят, все время торопятся, всё бегом, всё в спешке, ну что это за жизнь?
Ему даже было жалко Веню, нету у него нормальной жизни. Да и спит вон один, а подруга где его? Вот у него самого есть же подруга, такая же рыжая только усы поменьше, обитала в соседнем доме, не очень далеко. Они любили веселиться, конечно, ночью бегали по потолку, играли в догонялки. В общем, нравилась она ему.
– А этот человек… Он даже редко когда смеется, всегда чем-то озабочен, и подруги, какие иногда бывают, такие же хмурые. Сядут друг перед другом, и давай умничать. Кто чего больше знает. Ну и скукотища! Хотя бы в догонялки поиграли, – так он рассуждал и ближе к утру уползал в какое-нибудь укромное местечко поспать.
В этот день была суббота, было летнее жаркое утро. У Вени был выходной и как-то для таракана, сидевшего в кухонном шкафу, и наблюдавшего за ним, было странным его поведение. Он был весел, даже что-то напевал себе под нос, готовил что-то вкусное, потому что его рыжие тараканье усы были в большом напряжении, если бы можно было сказать, что у него текли слюнки, то это было бы так.
Ближе к вечеру раздался звонок в дверь. Он услышал голоса: возбужденно-радостный Венин и женский, скромный, еле уловимый. Они зашли на кухню. Женщина принесла торт.
– Ну, я его сегодня точно попробую, – думал таракан, всё еще наблюдая из шкафа. Он уже проголодался, но терпеть и ждать он умел.
Потом Веня с подругой умничали, пили вино, ели торт. Ближе к ночи ушли в спальню.
– Ну, наконец-то, – подумал таракашка.
Стол был не убран, еды было – ешь – не хочу, а торт был очень вкусный.
– Вот бы всю мою родню за этот стол и мою подругу, – но это была сиюминутная мысль, проскочившая в его рыжей голове. Никогда и никого он сюда не приведет. Завалившись между тарелок, он немного вздремнул от сытости. Но еще нужно было добежать до спальни хозяина, привычку свою он не хотел менять даже сегодня. Надо же посмотреть и на его подругу. Он заполз на кровать, пробежался по одеялу, потом заполз на подушку, вначале к женщине, она ему не понравилась, даже не рыжая, волосы белые и не храпит, как Веня. А Веня с блаженной улыбкой спал, видимо ему снилось что-то очень приятное. Таракан подполз ближе. О, этот запах, он не любил запах спиртного, но задержался по привычке возле Вени. Потом опять подполз к женщине и стал ее рассматривать. То ли запахи спиртного на него подействовали, и он осмелел, заполз женщине на лицо, потерял бдительность. Сидел уже не чувствуя запаха спиртного, шевелил усами, а усы щекотали нос женщины и она от этого проснулась, хлопнула рукой по лицу, почувствовала под рукой что-то шевелящееся и крепко это что-то сжала с предчувствием чего-то нехорошего, стала кричать. Проснулся Веня, быстро включил свет. На кровати сидела подруга с вытянутой рукой и державшая в зажатой ладони что-то шевелящееся. И когда, наконец, она разжала пальцы, увидела таракана, он был придавлен, две лапы не двигались, полуживой и с оторванным одним усом. Женщина издала такой крик, что проснувшийся дом подумал, вот все-таки не врали, конец света наступил.
Веня даже не мог кричать, трясущимися руками он взял полудохлого таракана, для надежности прихлопнул его тапком, и бросил в унитаз. И с такой силой нажал на слив, что побелели пальцы. А сам всё думал:
– Ну, надо же, нет, ну надо же, откуда он взялся?
Когда он зашел в спальню, женщина уже оделась, руки и тело ее тряслись от страха, ей представлялось, что таракан мог залезть ей в рот, и она могла его проглотить или вообще задохнуться. Она была в ужасе. Вене нечего было ей сказать. В ее глазах он проживал в квартире, в которой кишат тараканы и поэтому, чем быстрее, тем лучше отсюда бежать.
А Веня не спал до утра, ходил по комнатам, заглядывал в шкафы на кухне, искал таких же рыжих гадов, один из которых испортил его репутацию. Осрамил перед женщиной, которая в ужасе от него сбежала, и теперь будет рассказывать подругам, как ей таракан залез в рот.
– Приврёт, конечно, – думал Веня.
Утром он вызвал службу по борьбе с насекомыми, те обработали квартиру с особой тщательностью, по настоянию хозяина. Веня не жил дома три дня. А таракан погиб от своего любопытства, надышавшись запаха алкоголя и от этого очень осмелел. Смерть его была не слишком быстрой, но и не слишком мучительной. Поэтому он еще успел подумать о своей подруге, что надо было пригласить ее на вкусный торт, они бы повеселились, поиграли в догонялки, и он остался бы жив.
Стихи.
Кофе. (Левану)
Кафе… Здесь музыка звучит,
Мелодия чуть слышно льётся,
И осень за окном кружит,
Сейчас, наверно, дождь начнётся.
Горячий кофе на столе,
Ты чашку держишь осторожно.
Ты говоришь, приятна речь.
И мне тепло здесь и… надежно.
От губ я взгляд не отвожу,
Слова ловлю и откровенья.
Я благодарна (я не вру)
За все мои здесь ощущенья.
(2 ноября 2021 г.)
* * *
И движется ночь,
Но не сплетаются руки…
По чьей-то вине
Они в этой разлуке.
Быть может, так осень решила
И время на чувства еще отпустила.
Последние листья, кружась, опадают,
Сердца их еще от тоски не страдают.
Но чувства уже заявляют так властно,
Надежду вселяя на долгое счастье.
(8 ноября 2021 г.)
* * *
Туча.
Сегодня болит голова почему-то,
Виновна, наверно, нависшая туча –
Холодная, хмурая, с дождевым запасом,
И сейчас ливанёт стариком седовласым.
Забрызжут косые струи, играя,
И вот уже туча совсем не такая.
В лохмотья разорвана ветром-гулякой,
Смеётся он вслед ей, такой задавака.
А солнце вдруг ярко опять засветило,
Моя голова не болит… Это было?
(10 сентября 2021 г.)
* * *
Тянет к тебе прикасаться,
Нежность губами даря.
Внимательность взгляда тревожит –
Так же нельзя, не любя.
Это не громкие фразы,
В них – многогранность веков.
Люди по-разному любят,
Песни слагая из слов,
Где нетерпение рвётся,
(Словно в оковах оно).
…Встреча еще состоится –
Сердце не зря нам дано.
(9 ноября 2021 г.)
* * *
Дождь.
Стучится холодный дождь,
Возможно, он хочет тепла.
Стоит сиротой за окном –
Наверно, помочь я должна.
Распахну я окошко пошире,
Чтоб ничто не могло помешать
И ворвётся он с ветром, с лихвою,
Чтоб погреться, спасибо сказать.
И закружит с опаской, но мило,
Поливая мой мягкий ковёр,
И польёт уже с новою силой,
Вдоль, по озеру, сея узор.
(11 ноября 2021 г.)
* * *
Позволь.
Позволь мне с тобою
Быть слабой.
Нежность твою познать,
А если беда случится,
То сильной –
Руку тебе подать.
Позволь тебе быть желанной,
Чтобы так было всегда.
Слова говорить тебе нежные
И пусть пролетают года.
Позволь мне варить тебе кофе,
С улыбкой встречать, провожать.
Позволь находиться рядом –
Чего же другого желать?
Позволь показать тебе осень,
Златыми кудрями дрожа.
Ковром застилая всю зелень,
Уходит листвою шурша.
Позволь, чтобы я оставалась
В сердце твоём и в душе.
Пускай нам ничто не мешает
Грустить и мечтать в тишине.
(23 ноября 2021 г.)
* * *
Загадка-женщина.
Босая выйдешь на крыльцо
С утра, в предутреннем тумане
И шаль цветная на плечах
Свежа, прекрасна, с тонким станом.
И локон светлый теребит,
В тебя шальной, влюблённый ветер.
Он завтра снова будет здесь –
Лишь день пройдет, наступит вечер.
Дрожат ресницы на ветру,
Прекрасно всё – восход, заря…
Любимый был сегодня ночью
И ты так счастлива была.
Он говорил, что ты – звезда,
Как та, на небе, ясная.
Он говорил: «Таких, уж, нет,
Ты – самая желанная».
Заря всё ярче, первый луч
Лица касается, лаская,
Загадка-женщина сейчас
У дома, на крыльце, босая.
(14 декабря 2021 г.)
* * *
У слез моих печали нет.
У слёз моих печали нет,
Они чисты, как утренний рассвет.
Я слышу каждый вздох земли,
Я слышу тихие шаги твои.
И с замираньем сердца жду,
Когда в глаза твои взгляну.
И грусть моя, она – тиха,
Как кружева снежинок у окна.
Но есть сомненья, и в душе война,
Как хорошо, что ты есть у меня.
Твоё надёжное плечо,
Слова пусть льются горячо.
Ласкают слух и душу мне.
Ну что ж, грешу, гореть в огне
За счастье нужно ведь платить.
Какой ценой – я не скажу,
Но быть с тобой я так хочу…
(14 декабря 2021 г.)
* * *
Слово.
Обидеть женщину так просто
И не заметить её опущенных ресниц.
Займёшься делом, между прочим,
А слово уж летит, как стая птиц.
И защемит у женщины на сердце
От невниманья и от слова твоего.
Ты лучше ей скажи прекрасным утром –
«Дороже нет тебя на свете никого!»
И обними её покрепче,
Она твоя на все года,
И ты увидишь, как она прекрасна,
Она – желанна и верна.
Запахнет в доме пирогами
И всюду – чистота, уют.
Всего дороже ей – твоё вниманье.
Ведь от любви все женщины цветут.
Цветок сорви, еще росой покрытый,
Он рос в саду, вот здесь, недалеко.
Твоя ведь женщина – богиня,
Тебе же с нею так легко!
(7 января 2022 г.)
* * *
Ну, вот и всё, как ты хотел
Расстаться так, чтобы без боли.
И чтобы тайны наших душ
Не знали признаков неволи.
Я принимаю всё, как есть,
Слова, что сказаны в обиде,
И я не та, что ты хотел,
Ну что ж, скажу тебе: «Простите!»
Не оправдала я твоих надежд,
Увы, ломать себя я не готова -
Любовь должна быть у двоих
Иначе где ж тогда основа.
Ты любишь больше получать,
Скрывая тайные пороки,
А чувствам, чтобы возгорать,
Нужны примеры и уроки.
Уроков много – грабли те же,
Скажу тебе: «Я не ропщу,
Я птицей вольною летаю…
О том, что было, не грущу!»
(12 января 2022 г.)
* * *
Ты забираешь душу,
Трясёшь её, как грушу,
Плодов собрать не успевая,
Манящий вкус не замечая.
Ты лишь глядишь наверх
Ища утрату,
Но ведь летит туда всё без возврата.