Записки эмигранта

Дальше – больше. Поостыв и придя в себя, набравшись сил, кляня себя за свою минутную слабость и за то, что поступил не по-мужски, он задумал Её спасти. Любой ценой! Его крысиная логика, приобретённая и со временем упроченная раздумьями о смысле жизни, а особенно её цене  на мусорных свалках окрестностей и на хоздворе его любимого Макдональдса подсказывала, что Она нуждается в помощи и что Она всё ещё там – ждёт не дождётся, когда Он вернётся за Ней, чтобы спасти. Здесь Он не ошибался. С трудом дождавшись на следующий день темноты, Он вернулся обратно. Без труда разыскал тот самый садик – шлейф запаха её молодых желёз, как дурманящие духИ витал до сих пор в воздухе, указывая верный путь к Ней. Но… Путь к Ней был отрезан закрытым окном. И тут, ужас отчаяния и горя, пополам с ревностью к Крысолову помутил его разум. Не напугал Его ни устрашающий вид Крысолова, ни даже направленный на Него пляшущий луч смерти. Каких сил Ему стоило держаться на той мерзкой и скользкой стене?! Каких сил Ему стоили попытки взломать эту эшелонированную оборону – последний оплот, отделяющий Его от Неё?! К сожалению, есть всё же на свете вещи, которые всё-таки могут остановить рвущееся от любви сердце. Обессиленный, Он подчинился судьбе. Значит – не она, судьба тоесть. Не суждено. Вот так, постоял Он недолго поодаль, понюхал какую-то дурманящую дикорастущую травку с продолговатыми зелёными листочками, успокоился и погружённый в свои мысли поплёлся с чувством исполненного долга восвояси в своё родовое гнездо возле госпиталя для ветеранов. К мамаше с папашей зализывать душевную рану и заодно перекусить тем, что сам не нарыл. Да, Он чуть было не забыл: a что там этакое-такое на днях Ему пискнула одна симпатичная рыжая разведёнка с соседней свалки, как бы ненароком, помахивая при этом своим хвостиком перед его мордой на недавней тусовке?..

Вот такая – полуфантастическая, полуреальная предыстория сложилась в моём воображении. Хотя, увиденное и прочувствованное скорее склоняло к реальности.

Время шло. Снедаемые страхом неопределённости, мои домочадцы избегали появляться на кухне. Так только, быстренько: что-нибудь разогреть на плите и бегом обратно не забывая закрывать кухонную дверь. Питался я за столом на кухне, особенно не задерживаясь там по объяснимой причине и так же быстро уходил, проделывая те же манипуляции с кухонной дверью. Я проявлял более ни менее бравый паритет невмешательства с Ней, а то что это была Она, – дAма тоесть, я уже не сомневался. И то, что Oна где-то здесь, рядом, у меня тоже не было сомнений – я потрудился на славу, заделывая все неплотности кухонного пространства. Дверь была всегда плотно закрыта. Деваться Ей просто было некуда. При этом, ни шорох, ни какой-то другой звук, по крайней мере в моём присутствии, ничем не выдавал Её наличия. Миролюбие и тишина притупляли бдительность. Меня даже уже стали одолевать сомнения в Её существовании, но шестое чувство вносило сумятицу в самоуспокоение.

Мозг лихорадочно искал избавления от происходящего кошмара. Я попытался одолжить у соседа его кота, честно объяснив свою необычную просьбу. Отказ последовал незамедлительно. Он не хотел подвергать своего любимца этому испытанию, ведь речь шла не о какой-то недоразвитой мышке, а о крупном агрессивном хищнике. Ещё неизвестно, как обернулось бы их противостояние. В результате, и это моё начинание не нашло своего развития.

Очень часто в моём сознании прокручиваются, звучат и я даже напеваю, теша тем самым свою интимную склонность к музыке и мелодичным стихам, – мелодии и слова полюбившихся песенок. Душа, что ли, поёт? Почему-то, тогда, меня "преследовала" одна из песен, полюбившегося мне уже давно, талантливейшего и близкого мне по духу поэта и композитора Александра Дольского – "Алёнушка".

"Алёнушка, Алёнушка – Алёна сероглазая. Ты сказку мне, Алёнушка, рассказывай, рассказывай …” Ассоциативная способность к обобщению неожиданно подтолкнула меня к мысли о том, что неплохо бы нашу гостью назвать … Алёнушкой. Вот так, вот, без причины и с каким-то непонятным пока для меня проявившемся пиететом по отношению к крысе, Она приобрела имя. Всё остальное оставалось по-старому…

Уверенность близкого где-то Её присутствия вносила ощущения внутренней дрожи. Аналитические вычисления и прикидки Её местоположения на нашей большой кухне подвинули меня в один из ближайших дней проинспектировать дальний и труднодоступный угол кухни между столом и телевизором, где были беспорядочно складированы книги и видеокассеты – куча-мала, что называется. Так осторожно, как мне только позволяла моя брезгливость пополам с боязнью, стал медленно перекладывать с места на место одни за другими книжки и кассеты, постепенно пробираясь вглубь, осознанно приближаясь к опасности чего бы то ни было. Физическое ощущение воспалившихся оголённых и искрящихся, как высоковольтные провода в густом тумане нервов не покидало меня, а мой рассудок находился на грани потери сознания в предвкушении развязки. По какой-то мистической примете книга Уильяма Шекспира "Укрощение строптивой" была приподнята последней перед тем, как … мы встретились с Ней глазами. И застыли, как заворожённые. Это был момент истины. Момент наивысшего нервного накала, длившийся мгновение. Не помню себя после этого. Не могу поручиться с уверенностью в том, что произошло со мной потом.

Теперь, мои сомнения развеялись, как дым. Я понял и то, что не только мы, а и Алёнушка пребывала в состоянии страха. Затаилась. Замерла. Голодная, без питья, не предпринимая никаких попыток самоспасения и освобождения из неволи. Смирилась, что-ли? Это было так не похоже на то, о чём я был наслышан до этого. Агрессивность и кровожадность этих млекопитающих была непреложным фактом и определённым стереотипом в сознании при их характеристике. Недаром, в гитлеровской Германии, во многих антисемитских пропагандистских фильмах и рисунках того времени, "любимые" нацистами евреи ассоциировались по своему образу и подобию с крысами, как с гнуснейшими тварями в их "цивилизованном" арийском представлении.

Окончательно убедившись наяву в присутствии Алёнушки, ход моих мыслей и решение, последовавшее за этим, выкристаллизовались в пользу активных действий. Пришло время положить конец этому безобразию.

…Неоправданно затянувшийся и навязанный нам ангажемент с участием инженю-самозванки подталкивал драматургию  постановки этой антрепризы к своему апофеозу с обязательной и необходимой для нас фатальной неизбежностью финала, и закрывающейся занавесью. Так устроен театр: начинается с вешалки, а кончается занавесью. Так же устроена и жизнь, но проще: вешайся – не вешайся, а конец один – закрывающаяся занавесь. Сейчас, по прошествии времени, я могу себе позволить некоторую вольность спокойного философского осмысления, построение аналогий и шутовство. Тогда, было не до этого. Тогда – всё, ещё только находилось в преддверии развязки. Без всякой драматургической основы развития событий. А тем временем… венецианский мавр уже стучался в спальню Дездемоны…

…Рассуждал я так: надо Алёнушке дать возможность каким-то образом покинуть наше гостеприимное заведение. В гостях, как говорится, хорошо, а дома – лучше. Мы же, всячески отрезали для неё все пути к исходу и не её в этом вина. На четвёртый (!) день, с той самой злополучной ночи, когда они с другом напару удумали покуситься на наше жилище, утром, уходя как всегда на работу, я первый раз нараспашку отрыл окно на кухне, не забыв закрыть кухонную дверь. Тем самым, предоставив ей возможность добровольно уйти через окно. И высота второго этажа её не испугает, – думал я. Крысы могут запросто преодолевать такие высоты.

Знал бы я, был бы я уверен в таком классическом разрешении вопроса наверняка, не стал бы делать того, что сделал, а ограничился бы только этим! Но, взял грех на душу. Каюсь. По правде и искренно. Видимо, неистребимы, сидящие в нас кровожадность и желание отомстить, а в данном случае, – за ту лихорадочную нервозность, которой мы были подвержены те жуткие четыре дня. Да, это останется на моей совести несмываемым пятном. Кто-то скажет, – не морочь себе и нам, за одно, голову. И будет прав. И всё же, всё равно я не могу не огорчаться содеянным. Насколько было бы легче по-другому…

Я не просто открыл окно. Я поставил на подоконник в створе открытого окна ловушку со смертельно захлопывающейся тугой пружиной, купленной накануне, предупредительно подложив красивую маленькую вышитую подушечку под ловушку. Сам не знаю для чего. Декорации пользы ради. Для пущей убедительности сценической мизансцены. А проще – для обмана, маскировки и сокрытия опасности. Ну, ни гад я после этого?!

У Неё был только один путь на волю – путь через окно. И Она им воспользовалась!…

Мистер Олимпия

Нет на свете прекрасней одёжи, чем бронза мускулов и свежесть кожи.

В.В. Маяковский

23 октября 1999 года. Я сижу в первом ряду огромного зрительного зала, только что построенного и открывшегося в марте этого же года в Лас Вегасе, золотом переливающегося снаружи в солнечных лучах, умопомрачительного по своей красоте и архитектуре многоэтажного пятизвёздночного отеля Мэндэлей Бэй. На сцене происходит священнодействие – финальная, завершающая часть самого престижнейшего в мире, 35-ого конкурса бодибилдинга на звание Мистер Олимпия – своего рода, чемпионата мира. Рядом со мной и за мной, узнаю их по лицам, сидят чемпионы и призёры конкурсов прошлых лет, голливудские звёзды и все те, кому это интересно профессионально: роскошные, хорошо ухоженные дамы со своими влиятельными мужьями. Все собрались, чтобы насладиться великолепным шоу, где демонстрируется красота, гармония и сила человеческого тела. Равнодушных нет. Горящие глаза присутствующих обращены к сцене, где самые именитые атлеты-бодибилдеры планеты соревнуются за титул сильнейшего атлета мира. Призовая награда победителю – чек на сумму свыше ста тысяч долларов и небольшая статуэтка с фигуркой Евгения Сандова, выбранного когда-то в качестве достойного символа атлетизма. Ведущий шоу – известный в мире кино и телевидения комедийный актёр Синбад. Честно говоря, я мечтал там увидеть Арнольда Шварценеггера – чемпиона-чемпионов, завоевавшего до этого титул Мистер Олимпия семь раз. Однако, как было объявлено, он приболел и вместо этого прислал своё приветствие конкурсу и отрывок из своего, только что снятого фильма, который и был показан на большом экране.

Проводящиеся с 1965 года ежегодно в США конкурсы Мистер Олимпия, организованные первоначально братьями Джо и Бэном Вэйдэрами, стали тем маяком для атлетов, к которому направлены их стремления называться лучшими в мире. Не многим выпала честь дойти до такого уровня. Тем же, кому это удалось, остались в мировой истории спорта навечно.

В перерывах мне удалось лично взять автографы на память у некоторых призёров как прошлых лет так и этого конкурса, которых я узнавал и помнил по фотографиям в журналах: Шон Рей (5 место в 1999 году), Пол Диллет (7 место в 1999 году).

Закончился конкурс, церемония награждения. Я подхожу к сцене, поздравляю и жму руку чемпиона Рони Колемана – чернокожего американского полицейского, ставшего уже во второй раз подряд Мистером Олимпия. Конечно, не я один. Со многими в тот вечер он обменялся рукопожатиями. Я его сфотографировал с его женой, тоже бодибилдером, стоящей рядом с ним на сцене и разделившей с ним восторг победы. Рони – статридцатикилограммовый большой высокий красавец, весь блестел и переливался в сиянии прожекторов невероятной грудой мускулов. По подсчётам и утверждению великого писателя и просветителя Айзика Азимова мышечный аппарат человеческого тела состоит из, примерно, шестисотпятидесяти мышц различного назначения и формы. Все они легко читались на теле Рони, так они были все развиты у него и даже чрезмерно.

А я был в восторге от полученного эмоционального накала соревнований. Если бы мне тогда – 12-ти летнему киевскому мальчику, ученику средней общеобразовательной школы сказали, что когда-нибудь я увижу всё это своими глазами, я бы спросил для начала: а где это – Лас Вегас, а потом уже, утерев сопли или, на худой конец, втянув их, покрутил бы, наверное, пальцем у виска, давая тем самым понять всю сказочность несбыточного прогноза…

Хочу рассказать, как я попал на Мистер Олимпию в Лас Вегас.

В журнале “Flex”, который выписывал, прочёл объявление о предстоящем конкурсе и о том, как заказать билеты. Звоню по телефону. Мне отвечают, что все билеты уже раскуплены ещё за четыре месяца до этого. Мною овладела какая-то тупая настойчивость и желание во что бы то ни стало преодолеть это препятствие. Я стал рассказывать девушке на другом конце телефонной линии, что я, мол, многолетний поклонник бодибилдинга, что я всю жизнь мечтал побывать на этом конкурсе и вообще, если я там не побываю, то всю ответственность я с себя снимаю. Всё перечисленное, за исключением последнего было сущей правдой. Что именно я имел в виду – не знаю сам, но звучал по-английски, я думаю, тогда безысходно. К этому прибавлялся ещё и мой акцент, вызвавший по всему у той девушки дополнительное сочувствие. Сочувствие к человеку, готового пойти на самоубийство, конечно, в её интерпретации услышанного, в случае неуспеха. Не знаю, чем произвёл расположение, сердобольность и желание мне помочь?

Мне был назван заветный номер телефона с предложением позвонить и рассказать то же самое владельцу того абонента. Я поблагодарил и безо всякой надежды набрал номер. Мужской приятный и вежливый баритон на другом конце сразу вызвал моё расположение. Слово в слово я повторил ему то же самое. Правда, уже без угрозы снятия с себя всякой ответственности. Мне показалось, что это уже не требуется – так уверенно и по-деловому звучал его голос. Выслушав мою тираду, собеседник не долго думая, предложил мне на выбор любой билет и на любое соревнование: четвертьфинал, полуфинал, финал. Что бы я предпочёл? Чего моей душеньке угодно? Испытав некоторую растерянность от мгновенно свалившейся на меня удачи, я начал что-то бормотать, теряясь в изобилии выбора. Наконец, совладав с собой остановился на 2-ух билетах на четвертьфинал по $50 за билет и на одном билете на финал за $200.

– Давайте данные своей кредитной карты, – попросил мой собеседник.

Здесь я проявил некоторое беспокойство. А вдруг это шулерство? С такой лёгкостью мне были предложены любые билеты и по телефону… Недоверие и моя осторожность, знание некоторых случаев обмана в этом деле вносили некоторую неуверенность. Однако, я решил рискнуть. Эх, была не была. Уж больно многообещающе и уверенно звучал голос на другом конце.

– А как я получу билеты? – осведомился я.

– В день соревнований, в гостинице Мэндэлэй Бэй, этаж такой-то, комната такая-то, в такое-то время, такой-то даст вам билет.

Собираясь на самолёте в Лас Вегас, я уже был готов мысленно распрощаться со своими денежками и с возможностью насладиться соревнованиями бодибилдеров. Так всё это было нереально для меня. Вспомнилось тут, как когда-то в Москве у Киевского вокзала в 70-ых я стал жертвой подобного эпизода с цыганками, гадавшими мне и выманившими у меня 55 рублей. Тогда это, благодаря неожиданному вмешательству милиции, закончилось в конце-концов удачно. А как теперь? Ничего страшного, – успокаивал я себя. В конце-концов, хоть в Лас Вегас съезжу ещё разок.

В назначенный день мы с женой, а именно с ней я собирался пойти на четвертьфинал, поднялись на упомянутый этаж отеля, прошли по бесконечному коридору и упёрлись в хвост длиннющей очереди. Убедившись, что это то, что нам надо, стали дожидаться своей участи. Следуя быстро уменьшающейся очереди, мы вошли в большую комнату. Посреди стоял большой широкий диван, на котором в центре сидел мужчина в окружении каких-то немыслимых по красоте, запомнившихся мне девушек. Перед ними стоял столик, на котором были разложены белые конверты. Каждый, следующий по очереди подходил и называл своё имя. Мужчина вручал конверт, на котором было соответствующее имя счастливого обладателя. Парень, стоящий передо мной, подошёл и назвал себя. Мужчина на диване развёл руками, мол, ничего нет на твоё имя. Парень стал возмущаться: как же так, Рони Колеман – сам Мистер Олимпия, хлопотал за меня. В ответ мужчина только лишь ещё больше развёл руками. Парень недовольно удалился ни с чем. Настала моя очередь.

– Фамилия? – спросил меня мужчина. Я назвал.

Он протянул мне конверт. Я поблагодарил, всё ещё не веря в своё счастье, а девушки наградили меня своими ослепительными одобрительными улыбками. Мои мышцы самопроизвольно рефлекторно напряглись, доказывая тем самым мою законную принадлежность к данному событию. Не могу поручиться, что они долго провожали меня восхищёнными взглядами, так как тут же обратили свои взоры на очередного просителя-ходока, следующего за мной.

На конверте был список билетов, которые я просил по телефону, а внутри, не поверите – о, чудо! – и сами билеты. Все до единого. Без обмана.

Потом я понял, почему меня посадили в первом ряду на финальных соревнованиях! Действительно, все билеты были предварительно и задолго до того проданы. Мужчина, а это был именно он в одном лице: по телефону, на диване, на сцене зала, видимо, предоставил мне билеты из своей брони почётных мест для Очень Важных Персон (VIP). А оказался тот мужчина не более, не менее – самим вице-президентом Международной федерации бодибилдинга – мистером Уэйном де Милья. Денежные чеки победителю и призёрам конкурса Мистер Олимпия – 99, вручал во время торжественного закрытия соревнований на сцене также именно он – мой визави…

К вопросу о состоятельности эмиграции

Это – эксклюзивная точка зрения автора без налёта лжепатриотизма. Совсем кратко в двух словах. После многолетней эмиграции из России в США и с правом выработанного мнения. Для тех, кто хочет, способен или хотя бы попытается понять.

Исключая значение потребительского смысла в существе вопроса "Что дала эмиграция и что она отняла?" и не касаясь частностей индивидуального опыта, мне бы хотелось несколько переосмыслить означенную тему, определяя русло умозаключений с философским подходом в понимании нас и нашего места. Ведь это не какой-нибудь бухгалтерский отчёт с его положительным и отрицательным сальдо. Здесь присутствует, на мой взгляд, нечто более существенное и значимое. Хотелось бы обратить внимание на необходимость расширения нашего эмигрантского кругозора в связи с пребыванием в другой стране, в другом – диаметрально противоположном – измерении. С изменением наших жизненных подходов и проживаемых нами мгновений. С верой и убеждением в закономерность прогрессивного начала для всех без исключения. И даже для тех, кто "нахлебался". Следуя убежденности в правильности однажды избранного пути без последующих сожалений, если даже таковые и возникают порой. Необходимо уяснить и довериться единственно определенному местоположению благословенного рая, причём, не на этой Земле.

Общеизвестно, что благополучие государства и нации определяется положением в обществе, медицинским и финансовым обеспечением пожилых людей, инвалидов, детей с недостатками здоровья и других категорий граждан, нуждающихся в социальной защите. Здесь даже не требуется проводить сравнение. Все знают, где это имеет место – в Соединённых Штатах Америки. И, между прочим, в некоторых других странах. Определяясь с тем, чем, по большому счёту, предпочтительней всего руководствоваться приехавшим в новую страну, давайте не забывать сакраментальную фразу 35-ого американского президента Джона Кеннеди: "Не спрашивайте, что ваша страна может сделать для вас. Спрашивайте, что вы можете сделать для своей страны". Конечно, если вы считаете эту страну своей…

Важным моментом в выборе оценки "за" и "против" является необходимость учитывать и то, что было бы ошибкой оценивать наше утилитарное благополучие или наоборот – его недостаток, с позиций применения методики односторонних штампов и тех точек отсчёта в нашем сознании, которые утвердились когда-то в другой системе координат. Ох, не так всё это просто, как мы себе представляем! Не наломать бы дров второпях… Если, конечно, не хочешь кого-то или что-то оскорбить или унизить.

И, наконец, в порядке поддержки, кому это требуется, и образно говоря, тем, кто ещё не определился, надо ли перейти мост, оставив его целёхоньким в своём сознании, или сжечь за собой, хотелось бы по теме "Что дала и что отняла?" процитировать американского философа-психолога и древнегреческого поэта-баснописца – У. Джеймса и Эзопа:

"Вера – это готовность действовать ради цели, удачное достижение которой не гарантировано". У. Джеймс.

"Мы часто будем сожалеть, если все наши желания будут удовлетворены". Эзоп.

Господь, благослови Америку!

Как вам живётся, выходцам с "того света" на "свете этом"? Задавая этот вопрос, и дабы избежать конфуза в определении общепринятых понятий "того" и "этого", а также желая уточнить место, позволю себе общепринятую условность определения обратить в конкретное географическое положение нашего пребывания. Примем за основу название "того" – государство в восточном полушарии планеты Земля, откуда мы родом, а "этого"– государство в западном полушарии. Соответственно, – СССР и Америку. При этом оставим бесполезность любого сравнения и осознаем всю пагубность даже его попытки. Потому что нас ещё в школе учили, что сравнение имеет место только при сопоставлении равновеликих, однотипных и родственных величин. Спрашиваю об этом не с целью кого-то или что-то возвеличить или наоборот – принизить. Вовсе нет. Тем более, что речь здесь идёт вообще не об этом.

Задавая этот вопрос, задаю его прежде всего себе. Отвечая откровенно, в общем, не вдаваясь в детали и по абсолютной величине, избегая тривиальных штампов и призывая на помощь, как всегда, своего поэтического и песенного бога – Александра Аркадьевича Галича, воспользуюсь его словами из песни "Желание славы": "Как живёте, караси? – Хорошо живём, мерси!"…

Главенствующим в оценке того или иного факта является подход с точки зрения заботы о личности и с позиций уважения к ней. Тот репортаж, которым я собираюсь поделиться, не выстрадан, как это бывает иногда, и может служить образцом и правилом нормы нашего существования в общем доме. Поэтому классифицирую его как “репортаж без петли на шее", в отличие от небезызвестного репортажа-книги Юлиуса Фучика "Репортаж с петлёй на шее".

Соседство нашего дома с госпиталем для ветеранов – автономной территории многоэтажной застройки значительных по площади размеров, федерального подчинения и управления, с некоторых пор стало вносить в нашу тихую спокойную жизнь ощутимый дискомфорт: появился посторонний шум, своим постоянным фоном без перерывов и днём и ночью, создающий, мягко говоря, неудобства для нормального проживания. А шум, надо сказать, это такая штука, которая даже в малых количествах и с небольшим уровнем шумовых единиц в децибелах способна оказывать разрушительное воздействие на здоровье человека с необратимыми последствиями типа нарушений нервной системы и производных от этого заболеваний. Дело нешуточное.

Не надеясь на прекращение в обозримом будущем этого постороннего шума, длящегося уже в течение нескольких месяцев, я решил самостоятельно обследовать близлежащую к моему дому территорию госпиталя и определить возможный источник шума. Для профессионала характер шума машины – это, как органы осязания для слепого: даже не видя, ясно понимаешь его причину в общих чертах.

Сказано – сделано. Долго искать не пришлось, и я обнаружил то, что искал. Мои инженерные знания и опыт эксплуатации машин и механизмов указывали мне заранее на природу источника шумового загрязнения, и я уже мог предварительно догадываться о том, что искал. Прогноз подтвердился полностью. Снаружи одного из госпитальных зданий на передвижной мобильной основе-платформе был установлен внушительных размеров агрегат, назначением которого было охлаждение большого количества циркулирующей воды для технологических нужд госпиталя, включающего в себя систему группы охлаждающих вентиляторов, холодильных компрессоров и большого циркуляционного насоса, создававшего основной шум.

Что было делать?! Подумав, я не стал идти по пути прямого контакта с администрацией госпиталя. Не хотелось уподобляться Дон-Кихоту и повторять его попытки сражаться с ветряными мельницами. Мой предыдущий жизненный опыт, накопленный в общении с разного рода бюрократическими формированиями, в данном случае почти не оставлял места оптимистической надежде на положительное решение. Памятуя слова песни из кинофильма "Айболит – 66" о том, что "нормальные герои всегда идут в обход", я вспомнил свои предыдущие случайные и сиюминутные встречи с супервайзером нашего района Ричмонд – Сандрой Фивер (Sandra Fewer), в зоне руководства которой находится и упомянутый госпиталь. И я решил ей написать. С другой стороны, ведь это тоже одна из ветвей бюрократии, – предупреждали меня сомнения, охлаждая мой пыл. Однако я им не поддался. И, как оказалось, правильно сделал.

По-видимому, подспудно мне не давали покоя лавры моего папы, добившегося когда-то, в 1970-ых,  временного закрытия в Киеве на Никольской Борщаговке ресторана "Алмаз", находящегося под окнами нашего дома. Это было связано с аналогичными обстоятельствами – оглушающим шумом оркестра. Тогда администрации пришлось установить в ресторане специальные многослойные окна и провести необходимые звукоизоляционные работы. Чего придётся ожидать теперь, мне было неведомо.