Самая большая Луна. Испытание светом и тьмой

скачать книгу бесплатно

– Нина! Постой! Мне так много нужно тебе сказать! Остановись, я не причиню вам зла! Я скучал! Скучал по вам! Не бойся!

Неизвестно, слышала она его или нет, но побежала быстрее, то и дело в ужасе оборачиваясь в его сторону. Дочке передалось ее настроение. Она заплакала, не понимая, чего так испугалась мать.

Неожиданно из подворотни перед Ниной выехал грузовик, остановился, пропуская поток машин, и перегородил тротуар. Чтобы обогнуть его, Нине пришлось бы выбежать на дорогу. Она остановилась и начала в панике озираться в поисках пути к спасению.

– Постой! – снова крикнул Глеб.

Он уже видел, что скоро рядом на светофоре для машин загорится красный и он сможет перебежать к ним.

Ужас Нины от безвыходной ситуации окончательно передался Кате. Она забрала его полностью, закричала от испуга и огромной фиолетовой волной, как ретранслятор, выбросила страх в окружающее пространство, многократно усилив его.

Грузовик взревел мотором, и, не дожидаясь свободного места в ряду, выскочил на проезжую часть. Раздался отчаянный гудок «газели», которая, чтобы не влететь в него, на полном ходу свернула на тротуар. Водитель не заметил женщину с ребенком.

Нина обернулась на звук и в последний момент еле-еле успела оттолкнуть дочь.

Газель задела колесом бордюр, потеряла управление и влетела в стену дома как раз там, где стояла Нина.

Катя упала на тротуар, подняла голову, заметила, что из-под машины виднеются мамины ноги, громко закричала и потеряла сознание.

Глеб окаменел. Он стоял на другой стороне улицы, обхватив лицо руками, и только тихо повторял: «Нина! Нина! Нина…»

Катя резко оборвала связь между собой и отцом. Обессилевший Глеб упал на пол.

– Это я ее убила! – шепотом сказала она, смотря в пустоту перед собой.

* * *

Денис силой притащил Веру в отдельную комнату, где им никто не мог помешать, и отпустил ее.

Вера уже успокоилась, плавно подошла к большому глубокому креслу и с кошачьей грацией села в него, подобрав под себя ноги.

– Как бы ты ни кипел праведным гневом, твой план мести не сработал. Глеб до сих пор жив, и я это чувствую. Значит, они уже договорились. Или договариваются.

– План? Да не было у меня никакого плана! – крикнул Денис.

– Тем хуже для тебя. Если ты действовал как слепой щенок. Если ты не понимаешь, что происходит и кто жертва, значит, это ты.

– Ты о чем? – Денис исподлобья взглянул на нее.

Вера улыбнулась и принялась вертеть в пальцах тонкую нитку бус.

– Ты пешка. Та, что выполнила очень важную роль. Прикрыла собой другую, что дошла до конца поля и стала королевой. Но на этом твоя миссия закончена.

– А ты получаешь удовольствие от того, что всеми манипулируешь, да? Этакий серый кардинал.

– Удовольствие? Вовсе нет. Мной движет ужас. От осознания того, куда все катится. Что все, что мы с Глебом создавали, рушится как карточный домик, из-за того, что он преждевременно выжег себя. Что вскоре, если не дать эмерам залечить внутреннюю жажду и потребность в подпитке, их больше не останется. Осталось совсем немного. Пара, может, тройка лет, и каников станет столько, что эмеры окажутся в меньшинстве. Так что да, я готова пожертвовать всем – и тобой, и Катей, и даже собой, лишь бы остановить это и спасти все, за что мы с Глебом боролись.

– Так нельзя! – крикнул Денис. – Идти по головам других людей, лишь бы достичь цели. Такая цель – фальшивка.

– А чего ты кричишь и злишься? Все еще надеешься, что она тебя простит? Думаешь, что ты ей будешь нужен, после того как она выйдет из той комнаты? Зачем? Ты не больше, чем молот, который выковал совершенство. Все. В тебе больше нет необходимости. Помнишь, когда ты только отправлялся на это задание, ты заявил, что это в последний раз и больше ты в наших играх не участвуешь? Ну вот. Твое желание исполнено. Ты закончил свое последнее дело и можешь идти, куда пожелаешь. Ты свободен. Я выполнила твою же просьбу.

– Свободен? – возмутился он. – Да какая это, к черту, свобода? Я не могу ее забыть! Я не могу ее бросить!

Вера грациозно поднялась с кресла и подошла к нему вплотную. Она по-матерински обхватила его лицо ладонями, заглянула ему в глаза и одновременно совсем немного, так, чтобы он не заметил, подпустила вокруг нежности и умиления.

– Бедный мой малыш. Да, это больно. Теперь ты понимаешь, как мучил ее все это время? Любовь – это болезнь. Опасная болезнь. Только она уже переболела и сейчас получает иммунитет. На всю жизнь. Она никогда к тебе не вернется. И тебе придется сделать то же самое. Ты же знаешь, как избавляться от токсичных эмоций? Найди зеркало. Или придумай другой способ забыть ее. Потому что я не могу позволить Кате замкнуться на тебе. Это обрушит все. Так что или ты убьешь в себе любовь и спасешь мир, или я буду вынуждена убить тебя. Не потому, что злюсь или ненавижу. Просто такова цена за то, чтобы все, кого ты знаешь, остались в живых. Здесь тебе в любом случае оставаться нельзя.

– Да я не хочу тебя слушать! Почему ты опять мне приказываешь? – возмутился Денис.

– Потому что если ты ее любишь, то желаешь ей счастья. А она будет счастлива, только если победит болезнь и разовьет свою силу. Она нужна ей, она нужна нам. А если ты останешься рядом, то будешь мучить ее. Не только помешаешь всех спасти, но и будешь постоянно пробуждать ее темную сторону, и тогда рано или поздно нам всем конец. Мы погибнем быстро, потому что она всех нас выпьет, или медленно, потому что до нас доберутся другие каннибалы. Возможно, она проявит силу воли, победит тьму и замкнется на тебе. Знаешь, это как ток. Направь электроны по проводам, и они сделают много нужной и важной работы, а замкни напрямую плюс с минусом – произойдет короткое замыкание. Оба контакта быстро перегорят, и ничего хорошего не будет ни для них, ни для остальных. Так и с вами будет. Она лишится силы, а все мы – защиты и шансов на спасение. Неужели в тебе нет ни капли сострадания Глебу, благодарности этому дому и всей нашей большой семье?

– Нет… нет… все не так… – слабо возразил Денис, но в его голосе уже не было уверенности.

– Так, малыш, так. Я вижу, что ты благодарен Глебу. Как отцу, как наставнику, который спас тебя и воспитывал все эти годы. Ты ведь не хочешь, чтобы он умер? А он все. Выгорел полностью. Он не только не может замкнуть спектр, о чем всю жизнь мечтал. Он вообще почти больше ни на что не способен. Еще один такой массовый импульс, как в поезде, и он закончит свою жизнь в коме или в психушке. А если ты отберешь у него Катю, замкнешь ее на себя, он все равно не бросит эту идею. Попытается сам. Так ты его просто убьешь. Он умрет первым. А если ты уедешь, уберешь из себя это чужое, навязанное тебе чувство – любовь, – то вскоре поймешь, что я была права. И даже скажешь мне спасибо. Ты ведь от рождения неспособен любить. Для тебя это чуждая эмоция. Она все равно надолго в тебе не задержится. Лучше сделай этой сейчас сам, чем потом, измучив и подставив всех.

Вера обняла Дениса и погладила его по затылку и спине:

– Видишь ли, малыш, если останешься, то сделаешь хуже всем. Убьешь наставника, будешь мучиться сам и терзать Катю, все больше превращая ее в каннибала. Лишишь эмеров последней надежды. И все это из эгоизма и непонятного упрямства. А если уедешь, то постепенно избавишься от этого наваждения. Для тебя это чужое. Ты заживешь спокойно и счастливо. И все будут счастливы, понимаешь? И Глеб, и в первую очередь Катя.

– Будет счастлива? – тихо и обреченно спросил Денис.

– Да. Рядом с отцом и со мной. Помогая своим даром всем эмерам вокруг. Она найдет свое место, свое призвание. Так что прощай. Я буду скучать, малыш.

Вера выпустила Дениса из объятий, и он неуверенной походкой пошел к лестнице.

– А если еще раз появишься здесь, мне придется тебя убить, – тихо добавила она. – Знаешь, ведь я умею наводить на эмеров, а от переизбытка умиления тоже можно умереть. Очень хорошая и приятная смерть.

Она проследила за тем, как Денис вышел из комнаты, и довольно улыбнулась.

* * *

Катя сидела на полу и рыдала.

– Я не хотела… это же случайность, – шептала она. – Она очень испугалась, и мне тоже от этого стало страшно. Я не знала тогда, что могу усиливать эмоции.

Глеб уже пришел в себя. Он подошел к дочери, присел рядом и обнял ее:

– Ты не виновата. Это действительно была случайность. Никто тебя не винит. Ты ведь видела, ощущала, что я никогда не хотел зла ни тебе, ни ей. Я любил тебя, я любил твою маму. Не вини себя, ты была ребенком и ничего не понимала.

– Нет… я ее убила. Я разрушила все, к чему прикасалась.

Глеб покачал головой:

– Нет, нет, нет. Просто мы с тобой другие. Особенные. Мы обречены на одиночество. Обычным людям рядом с нами опасно. Мы их калечим. Им страшно и больно, и они всегда будут стараться избавиться от нас. Предать, убежать. Да и эмеры не лучше. Они тоже никогда не смогут нас понять. Мы для них чужие.

Глеб услышал, как хлопнула входная дверь. Он встал и выглянул в окно. – Посмотри сюда.

Он подошел, поднял Катю с пола и, приобняв, подвел к стеклу. Она увидела, как Денис садится на мопед и, не обернувшись, уезжает от особняка.

Ее сердце сжалось от боли. В нем больше не осталось бешеной ярости и всепожирающей тьмы. Нет, ей просто было больно, горько и обидно. Оттого, что он тоже испугался и убежал. Бросил ее. Предал. Значит, все ее подозрения оправдались. Та любовь, которую она ощущала в нем, была только отголоском, отражением ее чувства. Денисом же владел один расчет и чувство долга. Он доставил ее к отцу и теперь спокойно уезжал.

Катя настроилась на Дениса, и между ними появилась звенящая эмоциональная связь. Она хотела послать ему импульс своей любви, чтобы он почувствовал, как дорог ей, чтобы понял и вернулся.

Глеб увидел это и произнес:

– Да, ты можешь остановить его. Даже на таком расстоянии. Твоей силы хватит. Можешь внушить ему нежность и раскаяние. Если пожелаешь, он приползет к тебе на коленях, будет целовать ноги и просить прощения. Ты можешь внушить ему любовь… на какое-то время. Однажды ты это уже сделала. Но ему чуждо это чувство. Как болячка, которая рано или поздно залечится и отвалится, если не продолжать ее расковыривать. Он никогда не полюбит тебя искренне, по-настоящему. По своей воле, так, чтобы навсегда, понимаешь? Ты имеешь власть над ним, как и над любым в этом доме. Можешь приказать и заставить. Но хочешь ли ты этого?

Катя вспомнила, как Денис выполнял ее приказы, словно марионетка, и представила, как он так же, подчиняясь ее воле, целует ее. Покорно, как раб. Как зомби, лишенный воли.

Неужели так и было? Она настолько захлестнула его своей любовью, что та проявилась в его глазах, а Катя поверила в его искренность. Потому что очень хотела поверить.

Она зажмурилась и разорвала нить, которая тянулась от нее к Денису. Связь с тихим звоном лопнула, как натянутая резинка, отскочила к ней и иглой вонзилась в сердце. Это было невероятно больно… но правильно. Катя поняла, что не имеет права его заставлять. Она хотела, чтобы Денис вернулся. Но по своей воле. Это должно быть его решение. А если нет… что ж. Катя как-то прочла у одного философа, что любовь – это когда счастье другого для тебя важнее, чем твое собственное. Если он не вернется, то пусть будет счастлив. Пускай далеко от нее, на другом конце Земли, с кем-то другим, но непременно счастлив. Она хотела, чтобы он почаще улыбался так же, как во время их первой встречи. У него была волшебная улыбка, от которой шли мурашки по коже. Но рядом с ней он постепенно перестал улыбаться. Катя поняла, что причиняла ему только страдания.

Она закрыла глаза и некоторое время стояла молча, поглощенная тоскливой болью в сердце.

Отец обнял ее за плечи и, все еще глядя в окно, тихо сказал:

– Да, это больно. Первая влюбленность, увлечение. Они редко заканчиваются хорошо даже у людей, но у нас с тобой нет права на любовь. Однажды, когда я был молодой и глупый, то же самое говорила мне мать. Тогда я взбесился и сбежал из дома – хотел что-то ей доказать. Да и себе тоже. И только спустя много лет я понял, что она была права. Это ужасно несправедливо, верно. Очень неправильно и больно, что мир так устроен. Но мы слишком человечные для эмеров и слишком опасные для людей. Мы с тобой обречены на одиночество, но можем посвятить свою жизнь заботе о других. Мы умеем любить, и это больно. Очень больно. Так хочется изменить человека, чтобы он в ответ искренне полюбил тебя, но это невозможно. Наша судьба – менять мир, чтобы сделать его чуть более справедливым. Чтобы любить научились все. Тогда и только тогда мы с тобой сможем найти свое счастье. В этом и есть твоя суперсила и призвание. Ты должна отказаться от своей любви ради того, чтобы спасти всех. Чтобы научить любить весь мир.

Кате казалось, что ее сердце сжимается в горький комочек хинина. Ком в горле не давал сказать ни слова. Из глаз текли слезы, и она их уже совсем не стеснялась. Глеб провел ладонью по ее щекам и вытер их, а затем крепко обнял Катю за плечи.

– Прости меня, девочка моя. Этот жизненный урок необходимо было пройти. Неизбежно. Но легче мне от этого не становится. Давай исправим этот мир так, чтобы больше никому и никогда не приходилось идти нашей тяжкой дорогой.

Катя повернулась к нему и медленно кивнула.

* * *

Выезжая со двора, Денис еле увернулся от трех черных внедорожников, которые направлялись в сторону особняка, но, погруженный в свои мысли, не обратил на них никакого внимания. Он с кровью выдирал из сердца Катю, и каждый метр дороги давался ему все тяжелее и тяжелее. Словно незримая нить, связывающая их, натягивалась все сильнее, отдаваясь тоскливой ноющей болью где-то в груди. Так, что было трудно дышать.

А потом она оборвалась и ударила кинжалом в сердце. Денис вильнул и чуть не упал. Ледяной озноб охватил все тело, перед глазами поплыли черные пятна, на мгновение он будто ослеп и даже втайне пожелал прямо сейчас на полном ходу влететь в столб или в лобовое стекло проезжающей мимо фуры. Тогда все закончилось бы просто и быстро и ему больше не пришлось бы терпеть эту боль. Но тяжесть в груди постепенно рассеивалась, перед глазами прояснилось и боль потихоньку отступила в глубину, оставив только ноющую рану. Денис знал, что она будет напоминать о себе каждый раз, когда он увидит счастливые глаза влюбленных.

Глава 5

ГЛЕБ, ПРИОБНЯВ ДОЧЬ за плечи, вел ее по своему «дворцу», как он иногда называл особняк. Они проходили мимо других эмеров, которые оборачивались им вслед, пристально разглядывали Катю и перешептывались.

– Это она! – периодически доносилось до ее ушей.

Отец уверенным голосом рассказывал Кате свой план. Он готовил эти слова уже очень давно и хорошо отточил речь на многочисленных последователях и помощниках, живших в его доме:

– Понимаешь, в каждом эмере есть брешь. Дыра в эмоциональном спектре. У кого-то это гордость, у кого-то жалость. Восхищение, умиление, ненависть, ужас. То чувство, которого он лишен и всю жизнь вынужден красть. Поэтому эмеры не умеют любить. Любовь всеобъемлюща. Она может зародиться только у полноценного человека, у которого есть все эмоции. Убери хоть одно, и все… любви не будет. А без нее любой эмер вынужден рано или поздно стать каннибалом. В детстве меня учили, что если правильно себя вести, не забирать слишком много эмоций – чтобы, не дай бог, не получить удовольствие, – то каннибализма можно не бояться. Якобы сдержаться не могут только дикие. Они выпивают чувство полностью и от этого подсаживаются на него, как на наркотик, но это только половина правды. Даже те эмеры, которые держат себя в руках, страдают оттого, что им недоступна любовь. Они заглушают эту боль тщеславием, жаждой власти, но даже их когда-нибудь постигает разочарование и прямая дорожка к каннибализму. Одни эмеры истребляют других. Так было испокон веков и продолжалось бы дальше, но человечество уходит в виртуальный мир, который нам недоступен. Их эмоции теперь там. То, что остается в реальности, – это эрзац, которым эмеры неспособны питаться, и поэтому все становится только хуже и хуже. Перед большинством из нас встает выбор: умереть от эмоциональной жажды и ломки или стать каннибалом. А ведь каники тоже вынуждены питаться – только уже эмерами. Как только темных станет слишком много, они выжрут всех без остатка и… погибнут сами. Я хотел бы ошибаться, но по нашим с Верой подсчетам через десяток лет не останется никого. Ни эмеров, ни каннибалов.

Глеб подвел Катю к кругу из цветных стеклышек, выложенных в соответствии со спектром, но образующих странный и чем-то знакомый девушке узор. Она вспомнила, что видела похожий в книгах по восточной культуре и мифологии.

– Мандала, – прошептала она.

– Да, это она. Модель вселенной, как считали индусы. Ее же изображали в круглых витражах католических соборов, на потолках мечетей и медресе. Юнг, хоть и не был эмером, утверждал, что через этот образ раскрывается душа человека, и был прав. Душа каждого – целая вселенная, а каждая религия учит именно этому – полноценной гармонии в ауре. Но это у людей. У эмеров все не так. Мы ущербны от рождения.

Глеб включил подсветку и продолжил:

– Но если собрать все оттенки вокруг мощного источника света, то спектр замкнется. Если каждый эмер даст свою эмоцию, свой чистый цвет, а источник, способный работать со всеми цветами, как ретранслятор, многократно их усилит, то через него пройдут все цвета, полный спектр, и сольются в один мощный белый луч. От этого запустится цепная реакция: волна пойдет дальше, найдет отклик в сердце каждого эмера, он подхватит ее и передаст следующим, усилив доступным ему цветом. Вскоре волна наберет такую силу, что случится чудо: эта энергия заполнит брешь в каждом эмере. Навсегда, понимаешь? Она научит каждого испытывать ту эмоцию, которая раньше была ему недоступна. Мы больше не будем зависеть от людей, не будем жрать друг друга и навсегда получим способность любить. Вот ради чего я существую. Это мое призвание… и твое тоже. Потому что я себя уже выжег. Я не могу дать свет, который зажжет сердца других. Это можешь сделать только ты.

– Я не могу быть светом! Я – тьма. Я преисполнена боли и кроме нее ничего не чувствую. Какая любовь? Я могу подарить этому миру только страдание! Мне очень больно! И я хочу только одного: чтобы эта боль прекратилась! – крикнула Катя.

Неожиданно за их спиной раздались одиночные хлопки аплодисментов.

Глеб с Катей обернулись. В дверях зала стоял Макеев с тремя охранниками.

– Хорошо, – сказал он. – Я выполню твою просьбу.

– Нет… зачем ты… нет… не сейчас… – растерялся Глеб.

– А я обращаюсь не к тебе. Катя?

– Что? Хочешь вернуть меня домой? Я не вернусь! Я перепачкаю тьмой стерильную коробку, в которой меня растили! – с издевкой произнесла она.

Глеб с изумлением смотрел то на нее, то на Макеева, пока в его голове не сложился пазл.

– Так она… все это время была у тебя?

– Забавно, правда? – улыбнулся Макеев.

Катя видела, что вокруг отца собирается багровое облако гнева.

– И ты! Ты! Врал все это время! Делал вид, что помогаешь ее искать?! – с яростью произнес Глеб.

Катя понимала, что полчаса назад и сама выглядела так же страшно. Багрово-красная зарница вспыхнула вокруг отца и грозила обрушиться на Макеева и его свиту.

– Ты еще не все знаешь. До своей смерти Нина уже долгое время жила со мной.

Это была последняя капля. Глеб достиг высшего накала. Вдруг он пошатнулся. Грозная аура вспыхнула и растворилась в воздухе. Катя заметила у отца на лбу испарину. Он окончательно перегорел. Макеев словно специально его провоцировал, зная, что таких сильных эмоций он без вреда для себя не переживет.