скачать книгу бесплатно
– Привычка.
– Лучше бы ты на мои просьбы откликался, – Анна Андреевна начала собирать посуду на столе и складывать ее в раковину.
– Ладно, мам, я поехал, – глядя мимо нее, сказал Руслан и пошел выяснять, что там с ГАЗелью.
В кабине сидел мрачный еще с утра Сергей. Он пробурчал вместо приветствия:
– Деньги на бензин давай. Чего задержался-то? Куда едем?
– В район Коломны.
– Это там, где семь мостов и Новая Голландия? Романтика!
– Наверное-наверное, я там собираюсь жить, а не плавать. За час доберемся?
– Даже быстрее, – и Сергей отпустил сцепление. – Хочешь, прикол расскажу? У меня тут дядю тормознули в Египте в самолете. Он пошел за три дня до этого смотреть пирамиды. Стоял там рядышком, восхищался, а потом видит – лежит камень красивый. Он его взял и в карман положил. А в аэропорту – контроль, досмотр. Открывают его сумку, ворошат там рубашки и шорты, а потом говорят – пройдемте. Оказывается, нельзя ничего брать в районе пирамид. Тем более всякие образцы пород. А уж везти это домой – вообще подсудное дело?
– Что – национальная реликвия? – усмехнулся Руслан.
– Получается так. Он восемь часов просидел в местном отделении милиции, пока составляли протокол. А могли посадить реально.
– За камешек?
– А черт его знает, что это за камешек. Может, им убили кого-нибудь. Или это кусок носа Сфинкса, забытый варварами. Я вообще думаю, что там нет никакой истории – такие вещи должны лежать за стеклом, чтобы вакуум был, покой. А если миллион туристов наследило – это уже история туризма. Мерчендайз, верблюды.
– Ага. Если ты пронес мясо верблюда через таможню…
– Да не избегнет тебя карающий меч! Как, кстати, коммуналка? Кто живет?
– Да музыкант один. Еще три комнаты пустуют.
– Слушай, – Сергей одним глазом продолжал смотреть на дорогу, но его, похоже, больше интересовала вот эта свежая информация. – У меня есть барышня одна знакомая. Инна, шсекретаршей работает в фирме по поставкам холодильного оборудования. А может, и отопительных систем, я забыл. Она жилье ищет. Такая боевая барышня. Карьеру себе делает, все время на работе. Мешать не будет. Проблем не создаст.
– Ну, там можно договориться. Еще три штуки сверху, правда, платить риэлтеру.
– Ну, это вменяемо.
– А ты-то, откуда знаешь? Всю жизнь на Петроградке живешь.
– И чего? Я тебе даже завидую иногда. Всегда можешь положиться на себя.
– Э, давай не продолжать? У тебя есть законные метры жилплощади и машинка на привязи. А у меня только камера за космическую сумму.
– Ничего-ничего, ты у нас гений, все к тебе само приползет. Так дашь телефон агента?
Вторая, с письмами и воспоминаниями
Эта глава будет либо самая короткая, либо не очень. Не знаю, как получится. У меня тут синдром Теодора, так что примите это к сведению и сильно не ропщите. В ней говорится о квартире, где жили все участники этих вполне обычных событий. Когда я говорю об ординарности, я имею в виду то, что такие вещи случаются сплошь и рядом. Я не собираюсь кромсать тут «Криминальную хронику» и разливать кровь из кувшина, потому как, кажется, нет более банальной для современного человека трагедии, чем чужое убиение. Нас мало трогают проблемы иноверцев, тех, кто верит в свою жизнь, а не в нашу. Нет, никаких ножей в спину, топоров в тумбочке, стертых номеров пистолетов, и даже сломанных стульев. Я за правду без перекрестных допросов. И покаяний… на перекрестках, словом, отстаньте, иначе уже ничего не расскажу.
Квартира, кстати, казалась очень даже большой, в ней имелось – давайте снова посчитаем вместе – вот, как раз пять комнат, как удачно, правда? Прямо по курсу после поворота от входной двери – небольшая ванная комната: чугунка, кафель, чуть-чуть места для будущей стиральной машины. Слева – две горенки-палаты-светелки, туалет, кухня, справа – все остальное. Потому первые две жилые клетки чуть меньше остальных, и, пожалуй, по совести, и немного дешевле, но я в бумаги не смотрел, цифр не знаю. В первой живет – Даша, за стенкой – Марина. Они говорят, что выбрали эти комнаты как раз из-за цены, а Марина еще и потому, что она мало проводит времени под крышей, больше – на танцполе и подсобных ему помещениях. Так что ей все равно где жить, лишь бы поменьше свободного помещения. Вы ничего не знаете об этих двоих, но я расскажу их истории позже, поскольку не хочу вести разговор без присутствия героинь. Но мы поверим.
Напротив Дарьи живет Руслан, его соседи – Инна и Тема. Артем, как заехавший в пустую квартиру первым, поступил мудро – он выбрал помещение, которое находится ближе всего к кухне и ванной. Руслан, напротив, выбрал комнату ближе к выходу – он хочет быстро выходить отсюда, не привлекая внимания.
Квартиры и пассажиры, эх… Мы будем сначала жить в квартире, которую сняли у знакомых, потом переедем к черту на кулички втридорога, потом рассоримся с сожителями, найдем комнату в самом центре, куда будут ходить толпы любителей общения, далее нас забросит за город, к печам, древним кроватям и электричкам по утрам. Наверное, к концу жизни мы будем снимать два жилища в Москве и Петербурге, где-нибудь в районе Девяткино и Черемушек.
А спать будем в поезде, в купейном вагоне, выпив предварительно коньяка на ночь с соседом, едущим по делам в другую столицу. И не потому у нас не будет собственного угла, что не будет у нас денег, но потому что уже потеряем мы это чувство тепла, а может, и сырости, которые присущи этой площадке под крышей, в которую приходишь и как в могилу, и как в рай. Человек переносит в новую квартиру память о старой, только потом он уже разбрасывает по ней события и носки. Но сначала надо иметь запас в душевном блокноте, который бережется у самого сердца. Но он, кажется, потерян, или просто вырваны лучшие страницы.
Извини, пожалуйста, не я это выдумал. Даже завзятый хитч-хайкер хочет иметь небольшой уголок, где он будет сушить свой костюм желтого цвета и править путевые записи красной авторучкой. Все будет хорошо, а пока надо притворяться, что нам не нужно слишком много стен, чтобы чувствовать себя обособленным организмом. Который может заботиться о себе настолько долго, насколько это потребуется до того момента, когда ему выдадут ключи. Коих более ни у кого нет.
В комнате Руслана мебели стоит достаточно. Длинная кровать на пружинах для одного человека – она многократно ремонтировалась: 000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000000вы можете увидеть несколько шурупов, ввинченные в ее спинки. Зато она не скрипит. Правда, пока что и повода для скрипа не имелось. У двери стоит холодильник, который, несмотря на все заверения, иногда бьет током, если перед ним разлита лужа, а открыватель забыл надеть резиновые тапочки. За кроватью, возле окна – стол с компьютером. А у противоположной стены – только комод неизвестной эпохи, в котором лежит одежда и пачки старых фотографий, которые Руслан сделал, когда пользовался аналогом и печатал черно-белые снимки. Хотя стойте, он появится только в следующей главе! Кто? Что? Аналог, разумеется! Но роли он никакой не играет, знайте, молчите, читайте дальше.
Больше ничего и нет, кроме специального фото-рюкзака и зеркала рядом. Даже штор. Руслан хочет купить большой отражатель, чтобы заслонять солнце. Хотя ему приятно, когда утром оно светит прямо в глаза. Свет – это его хлеб.
Но все это вам не так интересно, правда. Еще никто не приехал, только два парня из породы гладкошерстных зануд. Я это точно знаю, ведь я встречал множество барабанщиков и фотографов в своей жизни, которая длиной уже в несколько эпопей. Они либо весельчаки, либо тихони-меланхолики. Руслан с Темой – точно вторая категория. Иначе бы они не жили в спартанских условиях в самом центре города, где много алкоголиков, продуктовых магазинов и есть Мариинский театр. Я недавно ходил туда на премьеру балета, музыку к которому написали люди от хип-хопа. На сцене стояло пятеро танцоров, один из них – Рефери. Классические движения и художественная гимнастика – страшно и завораживающе. Вместо спокойных мелодий – сухие, срывающиеся биты, немного клавишных переборов в самые лиричные моменты. Соло Рефери сопровождается имитацией барабанов от битбоксера. А в условной третьей части на зал обрушился скорострельный MC с рассказом о кометах, метро и драке между работниками балета и автором. Сидящие рядом с нашим репортером две тетушки, аплодируя, заявили: «Нам нравится. Так не обычно!». И, похоже, весь зал стоял на ушах. Когда еще в Маринке не звучала экспериментальная электроника, а уж о рэпе тут вообще не помышляли.
Но этого в книге не будет. Как и не будет, кстати, группы «Психея», которая где-то рядом проживает. Я об этом читал в интервью и других компостах целлюлозы. Не бывает, увы, чтобы все вместе случалось и в одном месте. Несмотря на то, что Артем работает на репетиционной точке, на которую часто заходят какие-то темные звезды подполья. Наклеить объявления, спросить про аппаратуру. Вы же знаете музыкантов – всегда норовят организовать сторонний проект, чтобы не ходить на репетиции или подзаработать на забаве пару тысяч.
В книге, скорее всего, будет написано еще и о том, что вы будете чувствовать, когда за вами постоянно следят. Или предлагают пообщаться с высшими существами. Или когда вы узнаете, что эти двое – брат с сестрой. В общем, сплошная жизнь без перерывов. Ладно скроенная, на первый взгляд обыкновенная. Однако, ни разу, повторяю, ни разу не встречал я одного и того же человека в вагоне, в котором ежедневно езжу на работу. Неужели в большом городе не могут найтись люди, которые живут по тем же законам, плывут по тем же потокам? Они смотрят на текст и бегут в Гаагский суд, где им говорят – товарищи, как вам не стыдно признаться в своей ординарности? Вы же даже не эталон, а его кривое подобие!
Пройдем, шаркая обувью, на кухню. В проходе, на гвозде, висит ключ от чердака. По правую руку – первое подобие гарнитура, он почти ничем не отличается от остальных – ДСП в качестве основы, грязновато-белый цвет дверей, боков и верха облагораживают голубые круглые нашлепки, они же ручки. Один из углов распух от сырости раза в полтора.
Следом расположилась черная, сияющая блеском плита с четырьмя электрическими конфорками. Другая, аналогичная, стоит рядом с нами по левую руку, у окна, прямо напротив входа.
Хотя на одного человека, на самом деле, приходится не один миниатюрный очаг, а даже чуть больше. Каждый раз новые жители сами определяют, помечать ли их, как собственность, или пользоваться наобум, по воле случая и свободы. Есть в стране негласное правило, что у любого человека, который провел всю свою жизнь в соседстве с несколькими неродными ему индивидуумами, должно быть что-то незыблемое. Для некоторых это несколько синих огоньков вокруг круглой железки, на которой готовится пища. Я не знаю, ради чего еще женщина 49 лет может поднять шум. Хорошо, что сейчас здесь таких нет.
Все остальное пространство по периметру занято шкафами, шкафчиками, тумбочками, разделочными столами. В центре кухни, очевидно, по взаимной договоренности, поставили огромную столешницу – на ней удобнее всего резать овощи и мясо и смотреть в висящий над головой маленький цветной телевизор.
В крайнем от нашего местоположения правом углу мы видим дубовую деревянную дверь, ведущую на крохотную площадку, а потом и на чердак. На этих лестницах никто давно уже не ходит. Во избежание недоразумений все пользуются другой парадной, выходящей прямо на улицу. Здесь курят, иногда плачут, носят белье на сушку. Из чердака очень тяжело выбраться на крышу, как бы не хотелось, потому что все окна заколочены и запроволочены.
Что еще рассказать? Вода в ванной течет с примесью глины, от горячей порой исходит странный запах – как будто долго варили мясо, отвар слили и оставили догнивать. Иногда и эта жидкость не доходит до жителей – если их соседи с утра разом ломанутся чистить зубы. Санузел (что размещается между убежищем Марины и пристанищем Дарьи) узок и высок. Можно повесить библиотеку, положить туда все сочинения Бакунина и Ленина. И еще останется место.
Пол в коридоре покрыт паркетом, который скрипит на каждом шагу, пузырится на счет «восемь», отсутствует на пятнадцатом, тридцатом и далее. Здесь лучше перемещаться на скейте, роликах, велосипеде (на кухне лет 20 назад один из случайных баловней судьбы постелил линолеум). Круглосуточно горит свет – пять ламп без абажуров и других украшательств. Яркое желтое пятно на потолке – ближе к кухне, очевидно – яичница. Или следствие потопа. На одной из стен висит стенгазета, точнее – скелет стенгазеты. Наклеены заголовки, но поля для текстов пусты. Под этим незаконченным всплеском вдохновения расположилась полочка с телефоном, украшенная счетами за электричество и жилье. Счетов очень много.
И это не случайно. Собственно, эта квартира досталась риэлтерской конторе в результате хитрой операции. Сначала пришла милиция с предложением выплатить всю квартплату. На следующий день – фирмачи с деньгами и проектом, в котором после улаживания проблем с властями жильцы уезжали восвояси с хорошей суммой в кармане. Коммуналку перевели на фамилию одной активной тетушки.
А жалко было лишь одну семью: в ней жили, кроме мамы с папой, бабушка и полуторагодовалый ребенок. Мальчик. Эпохи вымирания. Страны.
В первом классе до 90-го года училось много детей. Не знаю, сколько их там сейчас. Но Руслан учился в классе «И». Нечего с этим не поделаешь. Перепроизводство значков для октябрят, напряжение на кухне школьной столовой во время подготовки к обедам и общее безразличие к индивидуальности.
У Руслана был друг, Антон. Он сидел на первой парте, когда как Руслан – на самой последней: маленький, щупленький, но умный. Мало кто об этом знал. Ну, разве что Антон. С ним они лазали по стройкам и вырезали звездочки ниндзя из плексигласа. А в конце третьей четверти осуществили свой единственный performance. Происходило это так. Им приказали поучаствовать в школьном вечере. Спеть песню, станцевать танец, навести глянец. А они вдвоем решили показать сценку. Авторскую. За основной источник взяли «Буратино» Алексея Толстого. Картинка с остроносой деревянщиной, спрятавшейся за петухом, почему-то навела их на мысль о привидении. Они нашли простыню у Руслана дома, честно поглядели его маме в добрые тогда еще глаза, выпросили разрешение в расплывчатой форме и прорезали две дырки. Простыня навеки испорчена, костюм готов. Сценарий написан в общих чертах.
«Акт первый. Появление главного героя. Появление привидения.
Второй акт. Выяснения отношений.
Третий. Оба расходятся. Чтобы позже появиться из-за кулис для аплодисментов».
Я не знаю, почему они сделали так. Вышли перед полным актовым залом в три часа дня, три минуты говорили ерунду и разошлись. И им бурно хлопали. Думаю, лет через десять они могли прочесть в какой-нибудь книге по современному театру, что это было спонтанное творчество. Революционно для первого класса. Время для того, чтобы гордится, уже упущено.
Мама Руслана, довольно посредственный, но дипломированный психолог, не нашедший применения своей специальности, а потому ушедшая в торговлю, считала, что это, наверное, юношеская сублимация, ответ на отсутствие внимания со стороны других лиц, чаще всего – иного пола. Хотя какие девочки могут быть в первом классе? Только те, что за партой рядом с тобой, в других и не влюбляешься. За ними ходишь по коридору, ради них стукаешь одноклассников портфелем и подсовываешь товарищ в отместку неверные решения на первой контрольной.
А еще мама находилась в предразводном состоянии, так что – как ей-то верить?
Коммуналка сия не вчера построена. И историй в ней – как и в каждом доме с полуисправным санузлом – хватит, чтобы обеспечить брошюрами целую районную библиотеку в Агрызе. В начале прошлого века в этой, тогда еще совсем не коммунальной, но квартире, жил и творил великий, по мнению окружающих (и самого себя) русский поэт Константин Владыкин. Неизвестный советский учебникам, он проживал вместе с отцом, мачехой и старшей сестрой Валентиной. Печатался в «Цветнике» и «Вестнике вегетарианства». Любил курить кальян в одиночестве, по случаю купил в антикварной лавке на Гороховой два иноземных меча. После революции работал в РОСТа. В квартиру еще в 20-е годы въехали рабочие семьи. Уплотнение Владыкин с семьей (он недолго был женат и сына смог оставить себе, а жена уехала с горя в Сибирь покорять степняков и тундряков коммунизмом) пережил достаточно безболезненно, – ведь он имел законное право всего на две комнаты, а оставили хотя бы одну.
Сестра после революции вышла замуж за какого-то большевистского кликушу. И хотя жила теперь за Невской заставой, все норовила зайти в гости, что взять, взять и отнести нажитое добро, скажем, в наркомат по национальным вопросам. А его оттуда – детям Востока! Владыкин-младший старался в подобные дни – все больше выходные – больше времени проводит на даче в Вырицах, а сокровища прятать в крепкие сундуки на чердаке. А вот соседи у него оказались тихими, даже боялись – вроде бы знаменитого при царизме -стихотворца. Он появлялся в дверях – и, казалось, смолкало даже центральное отопление.
Костя тихо умер перед самой Второй Мировой. От Владыкина остались нам только рифмованные строчки да письма, которые он писал Валентине в первой половине 1910-х годов из-за границы, когда предпринял долгое путешествие по Западной Европе и Скандинавии: из Финляндии в Данию по воде, далее по земле в Норвегию, на пароходе в Голландию, поездом по Германии и Польше. Публикуем их потихонечку, по ходу дела.
ПИСЬМО ИЗ ФИНЛЯНДИИ
Здравствуй, Валя! Мы только сели в поезд, даже не доехали до таможни, а я уже начал писать тебе письмо. Привычка! Профессиональная привычка!
Честно говоря, делаю сии пометки я еще и потому, что в купе поговорить по душам и не с кем. Как мне кажется, все три моих попутчика – из той породы людей, что впервые решились отправиться дальше своих дач в Келомякках. Жутко боятся посторонних контактов. Выползут, посмотрят и обратно в норку. А потому почитают себя за героев, не подозревая, что они тут (да и я, честно тебе говоря) – личности самые что ни на есть ординарные. Малоподвижные. Удивительно, насколько человек стал смирен за эти века! Раньше он пешком проходил от деревни до деревни босиком. Бежал по сельским улицам домой и под ноги не смотрел. Теперь же мы прогуливаемся в калошах вдоль Фонтанной и называем это прогулкой, осуществленной в качестве оздоровительной процедуры. Ей-богу, словно пациенты лечебного дома.
Не знаю, стоит ли тебе мне писать – я не буду надолго останавливаться в городах, ибо гостиницы дороги, а вот билеты на поезда все же дешевы, так что буду спать-дремать в них, а по сторонам особо не смотреть. По крайней мере, не сравнить с ценами на постоялые дворы их. Не хотелось бы поиздержаться… Проклятое чувство. С одной стороны, едешь ты получать удовольствия, с другой – о кошельке собственном печешься. Никакого расслабления. Кейфа, как говорит один мой приятель. Фамилия у него распространенная, так что называть не буду, но знаю точно – прогремит!
Так вот, расскажу я тебе о случае, что имел место уже за Белоостровом. О досмотре говорить не хочется – скучнейшая процедура. Кажется, попутчики мои никогда алкоголя и не употребляли. А я же решил, как и обещал тебе, остепениться, поэтому искушать себя провозом за рубежи нашей родины спиртных не стал.
Однако, проехав некоторое количество верст после первого знакомства, решил я выйти в коридор освежиться. И, возможно, найти себе собеседника. И ты знаешь, кого я встретил? Кириллова! Да, того самого Сашу Кириллова, который к нам в гости заходил постоянно. И виды на тебя имел – я человек прямой, так что без обид. Папаша его еще привечал. Мол, как хороший молодой жених, а! Карьеру делает! В банке! В государственном!
Так вот, кажется мне… а может, только и показалось… Однако когда я начал подходить к этому субъекту, к которому и ты, душенька, имела слабость (надеюсь, слабость только… хм, зачеркнуть? А, пусть остается!), он внезапно повернул голову – буквально на мгновенье. И скрылся в собственном купе. И я точно видел, что узнал он меня. Узнал. Иначе бы не испугался.
И тут всплыла в голове история, о которой некоторое время назад писали газеты – мало и скучно. О том, что следует повысить уровень контроля за служащими низкого ранга, поскольку они, высоким штилем выражаясь, имеют склонность к мелкому воровству в особо хитрых манерах. Так вот, Сашенька – птица невысокого полета, так чего это он в Финляндию собрался?
Извини, если настроения тебе испортил – не об этом в письмах путевых пишут. Однако я о тебе пекусь, ты хоть и старшая сестра, но романтичная. А мне беспокойно.
Целую, обнимаю, обещаю отписать, как буду в городе Копенгагене, найду там дешевый приют и место для уединения с пером и бумагой,
Словом, заканчиваю. С приветом!
Константин.
Третья, короткая, девичья
Марина. Чувств нет. Населена роботами. Скоро ей стукнет 21 год, так что во многие ночные заведения можно будет ходить официально. Толкнула дверь в комнату, кинула сумку в угол, освободилась от крашенных вручную кед, которые таскала уже третий год, а им хоть бы хны. И упала на диван, шепотом выругавшись на чистейшем английском с русским акцентом. Полгода уже здесь, а она приходит домой, чувствуя себя уставшей собакой. Может, потому что организм так и не привык к новому режиму. Человек не запрограммирован на то, чтобы ежедневно возвращаться к постели в четыре утра. Он должен быть жаворонком, обедать в два, ужинать в 7-8 часов вечера, смотреть новости и ложится спать с чувством выполненного долга. Один раз в месяц можно жадно воткнуть ключ в брюхо двери после полуночи, но тогда твоя мама начнет беспокоиться за тебя, потому что ты превратилась в агрессивную соню.
В случае Марины ее мать давно должна была бы пройти курс психотерапии.
Девушка два года как ходила с убитыми в вороний цвет волосами, летом она предпочитала шорты, а зимой… Зимой она носила джинсы и оранжевое шерстяное платье. И короткую куртку. Ей хотелось быть женственной, но и не мерзнуть в то же время. В клубах часто продувало, приходилось в то время, когда остальные поправляют макияж, пить таблетки и закапывать капли в нос. В конце концов, у каждой профессии есть свои недостатки. Многие офисные жители истребляют свое зрение. Уже и точки вокруг мерещатся, и цвета мутнеют, но что еще можно придумать для себя интересного и полезного? Кажется, и срок уже вышел. Поэтому постоянное пре-пати в горле – не самое худшее, чем может наградить работа.
Марина родилась, прожила всю жизнь, включая школу и несколько курсов университета по классу филологии и секса, в Казани. Когда она уезжала, прощальная вечеринка растянулась на два дня. Она уже крепко поссорилась с родителями, собрала рюкзак, переместила нехитрое барахло к Наташе, и там они закатили откатную. Правда, в тот вечер она не знала, что этот отрыв – последний. Сначала пошли в «Арт-Вену». Конечно, называлась она иначе, но местная наркота туда валом валила – но вечерами там было еще тихо, пускали бесплатно. И бар работал расслабленно, не надо кричать, стоять в очереди, все достойно. Один коктейль – и в путь, к новым свершениям на ниве клубного интриганства.
Наташа – ее единственная казанская подруга. То есть друзья у Марины существовали – до поры до времени, но все они постепенно смотались в другие города, переженились (как к таким подойдешь запросто, без задних мыслей в голове супруги?), выскочили замуж (а эта сама за порог не пускает, ревнует – и, надо сказать, совершенно оправданно). Осталась одна Наташка, добрая и некрасивая. Они с ней являли собой классическую пару подружек. За одной волочатся, другая отфильтровывает и плачет.
Далее они поехали в «Латину», клуб, который ранее славился концертами и диджей-сетами. Теперь сюда ходили владельцы магазинов, расположенных на нижних этажа торгового центра. «Латина» блистала на четвертом.
Марина не собиралась учиться танцевать. Но тогда даже в регионах начался бум всевозможной сальсы, танго и хастла. Марина записалась в танцшколу по двум причинам: ей надоело ходить не только на фитнес, на котором на нее постоянно пялились не только парни из тяжелой атлетики, но и девушки в группе. Наверное, потому что у нее имелась подтянутая задница и небольшая грудь – так они и записали ее в «своих». А во-вторых, она слышала, что на подобные штуки западают богатые кавалеры – ведь ясно же, что не только за хореографией сюда приходят эти неритмичные люди. Марине знакомства всегда казались некой формой загибания уголка на странице. Листочки все знакомые, ничего в них нового и не найдешь, однако отдельные экземпляры можно и запомнить ненадолго, пока страница не обмусолится. Марина говорила себе: есть цели, есть средства. И все мы используем друг друга тем или иным способом. А значит, нет ничего зазорно в том, что, когда ресурсы внутри человека кончаются, можно с легким сердцем отправить его обратно во тьму для перезарядки и реновации. Если человек не прогрессирует – почему он должен быть интересен?
В тот вечер «Латина» грохотала до отвращения. Хотелось пойти и убить диджея. Однако подразумевалось, что этот сумбур вместо музыки был поставлен специально для нее, милой Мариночки. Но она знала, что милой Мариночкой точно не является. Она ждала, когда ее новый спутник напьется до такого состояния, что вызовет такси, и она его кинет, сбежит. Однако Андрюша не пьянел, но распускал руки. До невозможности. Уже и коленки ее пытался гладить, и на ухо предложения говорил. Тут объявили конкурс wet t-shirt, да, он самый. И 1000 рублей в качестве приза.
– Наташка, пойдем! – шепнула Марина подруге, которая иногда подбегала их столику – проверить, как обстоят дела.
– Я? Да и ты еще… Издеваешься! – Натка посмотрела на нее, как на недоразумение.
– Надо валить отсюда. А денег нет. Как хочешь, а я пошла…
– Ну уж нет, я за тобой поприглядываю.
Мокрой предстояло быть одной из них – так в клубе решили «усовершенствовать» конкурс. И когда Натка, опрокидывая кувшин на Марину, мельком взглянула ей в глаза, обеим стало понятно, что они не просто так друг за друга столько лет цепляются. Они выиграли, разумеется. С небольшим перевесом у какой-то толстой коровы, которая упала от горя со сцены. Приехали домой вдвоем, да, начали целоваться. Но потом Марина сказала:
– Наташа, все девушки делают это. Будь оригинальна – отвергни меня! – а потом собрала вещи и поехала на вокзал, благо, поезд отходил через два часа (они прекрасно знали расписание московских поездов). В вагоне ее колотило, соседи налили коньяку, но она попросила у проводника крепкого чаю…
Возможно, тогда она и решила пойти танцевать, хотя, насколько я могу доверять сведениям из чужих рук, еще за два года до этого происшествия Марина ходила в хореографический кружок, и кажется, на курсы стриптиза. Я уже писал об этом? Ага… Ну, точно, ведь она сразу уехала, какое там «после»! Впрочем, она и сама говорила об этом Теме на следующий день после их знакомства. Неизвестно, удалось ли ей применить свои знания в родном городе. Но Петербург клонил ко сну. Марина не хотела просыпаться раньше трех часов, потому ни курьерство, ни реклама не стали кратковременным смыслом ее переменчивой жизни. Когда родная тетка, взявшая ее в компаньонки, на втором месяце северной эпопеи начала ежедневно возмущаться, Марина прошлась по центру, сходила на собеседование, две недели не появлялась в квартире, а потом взяла чемодан, когда тетя ходила на рынок за овощами, и переехала на Просвет.
Конечно, ей приходилось часто сидеть в клубе до упора, а это порой невесело и даже депрессивно для юных лет. Так что она напрягла-запрягла всех коллег по гримерке, что быстро дало верный результат. Ей дали телефон агента, с обещанием, что тот, великой души человек, возьмет с безденежной малютки только половину стоимости за услуги. Марина подумала, что эту сумму он возьмет еще и натурой – зачем эта мысль тогда вообще пришла ей в голову? Ах да, ведь она хотела мыслить цинично. Однако перед ней появилась женщина, сама всю разведенную фазу своей истории прожившая на севере СПб. Казалось, этой толстой феминистке вообще по барабану, что Марина в итоге решит. А она лишь взглянула в ванну и решила – надо соглашаться, пока не поздно. Хотя тогда надо было тщательнее осматривать комнату! Не пришлось бы сейчас изворачиваться, накладывать на себя обязанности. Тут недалеко и до интриг.
Марина лежала в новой чужой кровати и смотрела наверх. Похоже, она паниковала. Казалось бы, она выдерживала сейчас множество взглядов. Чужие пальцы касались ее кожи, в то время как мышцы лица срабатывали и производили улыбку. Тем более, как Марина считала, совсем не обязательно быть выпуклой коровой, которая тянется к импульсным продажам. Достаточно мило улыбаться по ту сторону прилавка. Чтобы кошельку в брюках становилось темно и одиноко. Они же все нелюдимые – работники рынка ценных бумаг, оптовые коммивояжеры, рискующие получить инфаркт в 35. Они пресыщены. А я могу просто пощекотать их самолюбие. Не вызов, так противостояние. Смена деятельности – но вектор-то постоянный.
Четвертая, с пеной и долгими разговорами
Слово автору!
Кто там веселился, на дискотеках прошлого? Горничные, швеи, местные шалуньи, их молодые поклонники из приказчиков и бедной интеллигенции, словом, люди пьющие.
Что делала танцовщица? Она поднимала ногу, предъявляя взору публики многочисленные юбки. Как поется в песне:
«Франтику с картинки
Любо будет мне
Кончиком ботинка
С носа сбить пенсне».
Удар по оптике, а отнюдь не ублажение клиента.
А что же сейчас?
Можно ничему не учиться – а лишь смотреть, как танцуют другие девчонки, не ходить в школы и даже не иметь природной красоты, привлекательности, сексуальности, достаточно внутренней греховности. А потом ты идешь на конкурс в клуб, облизываешь ментально все жюри – и готов путь к славе! Все, как в офисе – хочешь, неуставные отношения, хочешь, рабочий день с 11 до 5 (ночи). И даже с приватными танцами порой все не так плохо, то бишь – не противно. Это за рубежом за тобой на мальчишники ходит охранник, который может превратить день рождения в ночь в трамвпункте, оплаченный из собственного кармана.
Зато здесь, не за рубежом, работают настоящие женщины, знающие себе цену… По крайней мере, иных не попадалось. Невосприимчивость, знаете ли, возрастает, так что в тимбилдинге я вам не советчик. К тому же – столько раз уже оценивали. Прицел не собьешь, он привинчен, заварен и оплакан.
Но заработать можно. Если пахать, как на заводе. Микрозаводе с большой производительностью труда. В черную дыру наслаждений. Да и безопасности вокруг предостаточно – слава богу, вырастаешь ты не в гнезде птичьем, но в логове волчьем. Не теряя шарма. И премии, начисляемые спонтанно. По желанию. По дурости.
Тук-тук. Когда Тема услышал звуки, доносящиеся из ванны, он как раз собирался включать ноутбук, а потом принимать душ. Но он не хотел с утра размышлять о природе этого шума. Но подумал, что, честно говоря, ему тоже не мешало бы помыться. А еще собрать носки, собрать белье, рубашки, толстовки, сходить в кафе со стиральными машинами, сыграть в шахматы со случайными посетителями. Тема честно признался вслух, что ему не нравится самому очищать свою одежду от грязи. Он предпочитает доверять эту функцию машине, а сам в этом время развлекается.
Тема вышел из комнаты в оборванных домашних тренировочных штанах и засаленной красной футболке, которая линяла под воздействием высоких температур и воды. Привычно дернул дверь. Он еще спал, а потому только через секунду среагировал на вопрос:
