Записки бандитского адвоката

Мы въехали во двор СОБРа. Небольшой трехэтажный особнячок был окружен со всех сторон вырытыми канавами, видимо, прокладывались какие-то коммуникации. Я удивился: как же так – СОБР, который должен быстро реагировать, моментально выезжать, лишен, выходит, этой возможности. Но такова, видимо, наша неискоренимая русская бесхозяйственность.

Мы вошли в кабинет. Майор, улыбаясь, протянул нам небольшой пакет. Раскрыв его, мы увидели массивный золотой крест.

– Вот видите, мы свое слово сдержали. Что касается часов, то, к сожалению, ничего не получилось. Наш сотрудник категорически отрицает, что брал часы.

– Да ладно, нет базара! – сказал мой клиент. Он взял крест в руки, и широкая улыбка появилась на его лице. – Хорошо, что все обошлось, – сказал Сергей, когда мы покидали особняк. – Понимаешь, это для меня как талисман. – Он обратился ко мне на «ты».

В итоге – отставка

Прошло время, и многих потрясла еще одна неожиданная новость. Основные борцы с организованной преступностью генерал Лебедь и генерал Рушайло были отправлены в отставку. Лебедю были предъявлены претензии в создании незаконного формирования. В последнее время генерал Лебедь действительно настойчиво пропагандировал свои формы борьбы с организованной преступностью, много говорил о необходимости создания специального воинского подразделения, состоящего из бывших работников КГБ, МВД, не связанных с коррупцией. Подразделение условно должно было называться «Русский легион», в состав которого входило бы около пятидесяти тысяч человек. Не знаю, по каким причинам, но тут же последовала реакция тогдашнего министра внутренних дел Анатолия Куликова, который обвинил Александра Лебедя в попытке узурпировать власть, создать незаконное воинское формирование. Возможно, какие-то причины такого несогласия не стали достоянием гласности.

Однако спустя некоторое время после отставки Лебедя генерал Куликов также высказал идею создания специального подразделения по борьбе с организованной преступностью. Министра не поддержали, так как в недрах ФСБ и МВД существовали уже спецподразделения, в частности, Главное управление по борьбе с организованной преступностью. Еще одно формирование, видимо, показалось руководству страны нецелесообразным.

Трудно сказать, с чем была связана отставка генерала Рушайло, однако московская братва не отнеслась к ней с большой радостью. Нет, не то чтобы генерала не боялись, отнюдь: и боялись, и очень уважали, может быть, чувствуя какую-то справедливость в его действиях. Но очень многие представители криминальных структур сожалели об отставке Рушайло.

Растерянность и недоумение в криминальных структурах возникли также и в конце 1997 года и были вызваны секретным письмом Анатолия Куликова о создании Координационной комиссии по оперативно-разыскной деятельности. До шока дело не дошло, но очень многие стали интересоваться, какие меры и инициативы предлагает Министерство внутренних дел по борьбе с организованной преступностью. Последовали звонки, встречи с просьбами поподробнее узнать об этом письме.

Когда мне стало известно содержание письма, то оказалось, что в нем нет ничего опасного. Речь шла о создании специального механизма или, иными словами, разведывательных подразделений, призванных собирать информацию об организованной преступности. В рядах правоведов эта идея вызвала диспут, что, дескать, не Министерство внутренних дел, а прокуратура призванa осуществлять надзор за соблюдением законности, в том числе и за действиями органов внутренних дел.

Что ж, с организованной преступностью борются, и я бы сказал, всеми правдами и неправдами, хотя, между прочим, в законодательных актах понятие такое не фигурирует (но об этом я расскажу ниже). Так что наверняка резонно задаться вопросом: а как родилась, в частности, в Москве организованная преступность? Как скрещиваются пути-дороги зарождающегося российского бизнеса с криминалитетом в обществе, есть ли между ними какая-то связь? Вопросы, пожалуй, в какой-то мере риторические, но о скрытой в них сути мне довелось узнать из первых рук.

Встреча в банке

Я приехал в один из московских банков, руководство которого просило меня провести экспертизу будущего контракта. В сопровождении охранника я поднялся к вице-президенту.

В просторном кабинете, обставленном дорогой импортной мебелью, за большим массивным столом сидел рослый мужчина лет тридцати – тридцати пяти, в дорогом двубортном костюме от Версаче и в очках с золотой оправой. Он изучал какие-то бумаги. Поздоровавшись, я сел за стол и хотел было уже изложить результаты правовой экспертизы контракта, как вдруг банкир спросил:

– А вы меня не узнаете?

Я оторвал взгляд от документов и внимательно посмотрел на него:

– Нет, не узнаю. Но лицо знакомо.

– Ну как же! Пять лет назад я был вашим клиентом. Помните дело о вымогательстве одной люберецкой бригады? – И он назвал свою фамилию.

Конечно же, я прекрасно помнил Леню К., авторитета одной из люберецких бригад, обвинявшейся в вымогательстве у коммерсанта денег, которые тот якобы задолжал другому коммерсанту. Тогда я удачно доказал, что факт вымогательства отсутствовал, а была инсценирована только попытка разговора как факт вымогательства. Моих подзащитных освободили из-под стражи, и дело было закрыто.

Леня К. предложил мне пересесть за журнальный столик и за чашкой кофе сказал:

– А я вот теперь банкиром стал.

– Как же это ты вдруг выбрал такую неожиданную для себя профессию?

– Все закономерно.

– То есть как? – удивился я.

– А что, мне всю жизнь нужно было оставаться откровенным бандюгой? – сказал Леня. – Время примитивного рэкета и откровенного криминала прошло…

– Выходит, произошел переход в легальный бизнес? – спросил я. – И ты из братвы превратился в коммерсанта?

– В общем, да.

– А как это произошло?

– Очень просто. Все началось с того, что… я стал рэкетиром. Помните, в 1987 году был принят закон о кооперации…

Беседа с Леней К. у нас затянулась, он был словоохотлив и, казалось, вошел в азарт, посвящая меня в экономические азы раннего российского капитализма. В конце концов он рассмеялся и сказал:

– Ну и раскрутили вы меня! Исповедали!

Рэкетирское прошлое Лени К.

– Рижский рынок – это место, где собирались первые кооператоры, коммерсанты, которые предлагали нам шашлыки, самопальные джинсы, красивые экзотические наклейки разных фирм, карты Москвы с многочисленными магазинами и так далее. По выходным дням на этот рынок приезжало много зевак. Постепенно к рынку стали подъезжать и мы, ребята, которые жили в разных районах Москвы, прошли школу качков, спортсменов, уличной шпаны. Вот тогда впервые и возникли слова: «крыша», «наезд», «братва», «разводка», «стрелка», ну и прочие.

Первыми рэкетирами, которые осуществляли довольно грубый «наезд», были в общем-то простые ребята. Основными нашими учебниками были тогда видеофильмы, в основном про американскую или гонконгскую мафию, мы смотрели их в видеосалонах и набирались опыта.

– Но разве вы не знали, что зарубежная мафия в основном «наезжает» на тех предпринимателей, которые занимаются незаконным бизнесом, то есть торговлей наркотиками, проституцией, игорным бизнесом и так далее?

– Да мы, собственно, никакого различия в этом плане не делали, для нас главное был коммерсант, или лох, как мы его называли. Для этого мы и приезжали на Рижский рынок. А знаете, что родиной московского рэкета можно считать Рижский рынок? Здесь и стали появляться те бригады, группы людей, а потом и известные группировки. Но тогда в основном были небольшие бригады, в которые входило от пяти до десяти человек. Приезжали и «бомбили» кооператоров, лотошников, первые киоски…

Леня вдруг поднялся с кресла, подошел к столу и достал из ящика несколько фотографий. Одну из них протянул мне: он стоял в окружении троих крепких парней. Все были в спортивных костюмах, имели довольно грозный вид.

– Вот посмотрите, это из летописи первых «наездов», храню как талисман, – сказал Леня. Он задумался и снова заговорил: – Знаете, все-таки относительно спокойное и мирное было время. Тогда на Рижском рынке зарождались и наши первые тусовки. Делить было пока нечего, не наступило еще время передела… Не было никаких заказных убийств, взрывов, автоматов, пистолетов, и если происходили какие-то разборки, то они заканчивались либо кулачными боями, либо в ход шли дубинки, бейсбольные биты и нунчаки. Хотя, впрочем, недалеко от Рижского рынка, на Маломосковской улице, у известного кафе – название я уже забыл – возник спор в отношении одного коммерсанта между, кажется, ребятами с Мазутки, в основном живущими на соседней улице Павла Корчагина, и, по-моему, останкинской братвой. Они в это кафе бросили несколько бутылок с зажигательной смесью. Но никто не пострадал, только помещение частично выгорело, а люди отделались легким испугом…

Леня вдруг умолк, я обернулся к двери. В кабинет вошел капитан милиции. Мысли в голове пронеслись малоприятные.

– Все нормально, – капитан обратился к Лене, – разрешение вам выдали.

– Хорошо, – сказал Леня, – поговорим позже. Вот видите, – обратился он ко мне, – кто у нас работает? Бывший мой опер из Люберец. Я его к нам в банк взял начальником охраны. Он ездил к своим за разрешением на оружие и специально надел форму.

– А скажи, – я попытался продолжить прерванный разговор, – как расширялись границы, как ты говорил, родины рэкета? Ведь потом не только на Рижском рынке, а по всей Москве прошла волна рэкета. Писали уже о рэкетирском беспределе. Обыватели, которые рэкет и в глаза не видели, приходили в ужас, завидев парней крепкого телосложения в спортивных костюмах.

– Кстати, эти дурацкие самопальные «адидасовские» костюмы рэкетиры сменили потом, к началу 90-х, на короткие полупальто, ходили с короткой стрижкой «под ноль». Но это была не просто мода, а как бы психологический прием воздействия на будущих наших потенциальных клиентов. Так вот, да, кооперативное движение развивалось, постепенно вышло с площади Рижского рынка. Были заняты улицы, площади, переулки, появились лотки, разные коммерческие структуры. В моде еще были видеосалоны, платные туалеты. Вот тогда братва стала предлагать «крышу» коммерческим предприятиям. Много ходило разных мифов, и один из них я хочу развеять. Это миф о криминальной карте Москвы. Говорят, что все районы Москвы закреплены за теми группировками, которые в основном живут в этих районах. Например, Ленинский проспект считается почему-то закрепленным за солнцевской и ленинской группировками. На самом деле это далеко не так. Конечно, «право первой ночи» принадлежит тем, кто придет первым к коммерсанту. А у коммерсанта уже может быть своя «крыша». Тогда ему говорят: «Назови, с кем работаешь». Если возникает какое-либо подозрение, что нас обманывают, то мы через коммерсанта назначаем его «крыше» стрелку, на которой сразу определяется, является ли коммерсант свободным или он уже работает с кем-либо. Вот тогда и родился первый девиз братвы: «Нам чужого не нужно, а свое не отдадим». Так что утверждение, будто районы Москвы закреплены за какими-то определенными группировками, неверно. Один коммерсант может иметь «крышу» из четырех группировок, мне даже известен случай, когда один вещевой рынок держали семнадцать московских группировок, в разных долях конечно.

– Были у вас, наверное, какие-то подходы, приемы, чтобы установить отношения с коммерсантом, выйти на него? Как они на вас реагировали?

– У разных коммерсантов к нам отношение тоже было разное. Конечно, прибегали мы и к жестким формам «наезда». Подъезжаем, говорим: «Давай плати, лох». И он платил. А те, кто не соглашался, подвергались прессингу. Благо учебные пособия у нас были хорошие, те же художественные кинофильмы. Были популярны паяльник и наручники, которыми мы пристегивали клиента к батарее. Случалось, вывозили его в лес или закрывали в подвале. После небольшой обработки клиенты соглашались платить. Платили обычно двадцать – тридцать процентов от прибыли.

Прекрасно помню, как я с моим двоюродным братом приехал в гости к одному мытищинскому авторитету. Он повел нас в свою загородную баню. Сидели мы с пацанами, парились, вдруг один из подручных авторитета к нам в парилку, в эту дикую жару, заталкивает парня в дубленке и меховой шапке и при этом говорит: «А теперь посиди и подумай, где достать тридцать тысяч». Такие методы тоже были, что говорить…

– Круто вы с ними обходились. Наверное, не брезговали обманом, хитростью, шантажом, а?

– Ну, вначале мы держали коммерсанта в строгости, иногда придирались к каждому слову. И действовали по принципу: за все нужно отвечать. Сказал не так – отвечай. А отвечали обычно деньгами. Затем была идея «развести» коммерсанта, урвать побольше, заложить кабанчика, то есть все, что он накопил, наработал, мы отнимали, ну, не мы, а другие бригады, – поправился мой собеседник. – Иногда какая-либо бригада инсценировала «наезд». Например, мы договаривались с другой бригадой, чтобы та начала «наезжать» на коммерсанта. Тогда он нас вызывал, чтобы разобрались с другой бригадой. Ну, мы назначали стрелку, отправляли на нее двух-трех ребят. А через пару дней подвозили их, специально избитых, окровавленных, – таковы были правила нашей игры – к нему в офис и запускали. Входит наш парламентарий, весь окровавленный и избитый. Коммерсант в шоке. Тут подъезжаем мы: «Так, давай плати на восстановление здоровья, пострадали ребята по твоей милости». Платит. Затем новое условие: «Дай деньги на войну. Мы должны их наказать». Он дает нам десять тысяч, тридцать тысяч долларов – все зависит от того, насколько коммерсант богат. А потом мы с братвой из другой бригады на эти деньги либо в ресторане гуляли, либо куда-нибудь на курорт с телками уезжали отдыхать.

Выколачивание долгов

– Мне приходилось слышать, что со временем коммерсанты сами стали искать себе «крышу». Предпочитали «добровольно сдаться», наверное, не очень им хотелось иметь дело с непрошеными гостями…

– Бизнес, коммерция набирали силу. Многие коммерсанты стали понимать, что без нас, без наших охранных услуг им никуда не деться. Кроме того, у многих возникали проблемы с кредиторами и должниками. Вот тогда братва и взяла на себя, помимо охранного бизнеса, и функции выколачивания долгов, поиска тех, кто «кидал» наших коммерсантов.

Выколачивание долгов постепенно превратилось для нас в официальный бизнес, которым занимались практически все криминальные структуры. Да и не только они. Обычно представляют коммерсанта в окружении каких-то мордоворотов, с цепями на шее, они едут выбивать долги к другому коммерсанту. Но это тоже очередной миф…

– А как же это выглядело реально?

– В каждой уважающей себя крупной группировке имелась специальная бригада, она и занималась выколачиванием долгов, другими такими же «сервисными услугами». Бригада жила достаточно цивильно, у нее был официальный статус: более чем законопослушное охранное или сыскное предприятие с безупречной репутацией, со всеми необходимыми разрешениями и лицензиями…

Кстати, во всей Москве прекрасно знали, что каждой группировке принадлежит свой охранный офис. Подробной информацией располагали и правоохранительные органы. Правда, криминала в этом не было, потому что принадлежность охранной фирмы к преступной группировке уголовно не наказуема, так же, как нет в нашем Уголовном кодексе и наказания за наличие бандитской «крыши».

– Ну а все-таки коммерсант обращался к вам напрямую или через посредников, по чьей-либо рекомендации?

– Коммерсант обращался в охранные фирмы по рекомендации своих знакомых коммерсантов, а может быть, даже и через представителей их «крыши». Он излагал суть своей проблемы, обязательно представлял какие-то документы. Причем мы не были юристами и не нуждались в документах, нотариально заверенных. Просто для нас необходима была их реальная доказательная сила, а также та четкая сумма, которую ему задолжал другой коммерсант. Или же нам надо было представить документы, подтверждающие, что наш коммерсант понес какие-либо убытки в результате деятельности другого коммерсанта. Как только документы попадали к нам в руки, начинался процесс выбивания долгов. Ну а на самом деле это выглядело таким образом: просто работники охранной фирмы, которая, так сказать, получила заказ, назначали стрелку своим коллегам из другой группировки, которые обеспечивали «крышу» должника, и проблема решалась путем спокойных, мирных переговоров. И «крыша» должника внушала затем своему подопечному, что долги надо отдавать.

– Неужели всегда удавалось договориться по-хорошему? Не возникали какие-нибудь трудности?

– Конечно, бывали случаи, когда «крыша» должника оказывалась круче «крыши» кредитора. Тогда работники последней извинялись перед своим коммерсантом и рекомендовали ему обратиться в другую, более мощную охранную структуру. Случалось, что «крыши» между собой сговаривались, и тогда происходила так называемая «разводка», то есть из обоих выбивали несуществующие долги. Со временем к этим приемам стали прибегать реже. Хотя, говорят, и до сих пор иногда еще практикуется такое.

Леня резко поднялся, подошел к окну и, помолчав, вдруг спросил:

– А вы никогда не задавались вопросом, почему коммерсант к нам обращается, чтобы вернуть свои деньги? А не в суд, не в арбитраж, не к вам, наконец, к адвокатам?

Да, вопрос больной и по существу. Ответил я не сразу.

– У нас худо-бедно как-то уже складываются новые экономические отношения, а судебная система все та же и новой экономике не соответствует. Прежде всего суды практически полностью устарели. Если даже после долгого, растянувшегося на годы процесса человек выигрывает дело, то ему еще предстоит получить деньги по выигранному делу. А сейчас практически деградировала система судебных исполнителей. Проще говоря, решения арбитража или суда не исполняются по той причине, что у нас нет, как принято в европейских странах, системы долговых тюрем, системы описания имущества и тому подобного. Поэтому коммерсант и вынужден обращаться к «крыше» за помощью. Но у вас, наверное, более весомые аргументы, более неформальные методы общения с должником?

Телефонный звонок прервал наш разговор. Леня снял трубку. Речь шла о коммерческом проекте, о тех документах, которые я принес с собой. Когда он закончил говорить, я поинтересовался:

– Леня, а если не секрет, как же ты в конечном счете выбился в банкиры? После того, как уголовное дело против тебя было прекращено, ты сразу занялся бизнесом?

Взлет банковского дела

– Нет, тогда завязать с криминалом я не мог. Механизм был уже раскручен. Была бригада, она не могла бросить дело. Но у нас назревали перемены. Постепенно открытый криминал кончался, многие из нас стали побогаче. Общак стали крутить, вкладывать в различные коммерческие проекты. Мы стали переходить на легальный бизнес. Конечно, у кого было мало интеллекта, кого коммерция не привлекала, те так и остались бандитами. Но большинство занялось бизнесом.

– Ну а как это практически получилось?

– Мы же все время общались с коммерсантами, и поэтому схема их коммерческой деятельности была знакома. Коммерсанты постоянно с нами советовались, боялись, как бы на чем-нибудь не споткнуться. А чем мы хуже их? Поэтому мы либо сами начинали заниматься коммерцией, либо нанимали толковых молодых ребят, менеджеров, чтобы они крутили наши деньги. Так и по сей день происходит. Вот я из любера и стал главой банка.

– А какова твоя роль, функции, обязанности во всей финансовой деятельности?

– Я пришел с деньгами нашей братвы, мы их вложили в банк. Одновременно я выступаю в качестве и учредителя, и смотрящего, чтобы деньги никто не расходовал, не воровал. Вначале я работал вице-президентом банка по собственной безопасности. Но потом взял на это дело ребят помоложе и сейчас работаю на участке выдачи и получения кредитов.

– Иметь дело с кредитами, я думаю, не так-то просто, тут и промахнуться можно, тут и тебя, так сказать, «кинуть» могут…

– Вообще-то, конечно. Прежде чем дать кредит, мы «пробиваем» человека или организацию, подстраховываемся, встречаемся с его «крышей», требуем какие-либо гарантии. Бывает – «кидают», и не только нас. Вот приведу один только пример. Был в Москве несколько лет назад Антон Долгов, руководитель Московского городского банка. И в этот банк вложили деньги очень многие структуры, и коммерческие и преступные. В один прекрасный день Антон исчез с деньгами. Какой переполох поднялся в банке! Приехали и коммерсанты со своими «крышами», и РУОП с СОБРом. Все толкутся в коридорах, суетятся, а сделать ничего не могут. Антон как в воду канул. До сих пор, говорят, его ищут за границей братва и правоохранительные органы. Ничего, рано или поздно найдут. Или вот еще, пожалуйста, вам пример. – Мой собеседник взял со стола свежий номер газеты «Коммерсантъ» и сказал: – Дело Григория Лернера. Кстати, я с ним лично встречался, он ко мне приходил. Вот пишут, что он замешан в хищении свыше двухсот миллионов долларов у Промстройбанка, Мосстройбанка, Межрегионального банка, Мострансбанка и Нефтяного банка. Одни говорят, что это так, другие отрицают факт хищения.

– Я слышал, что кредитные отношения в самих банках тоже сильно криминализированы. Известны случаи, когда какой-либо банкир выдает левые кредиты, то есть не ставит в известность своих учредителей, а поскольку выдает кредиты, не оформив соответствующие документы, то неожиданно исчезает. Потом его просто-напросто убирают.

Леня с пониманием закивал и как бы резюмировал:

– Все денежные средства, которые находятся под опекой криминальных структур, тщательно охраняются, на них практически посягательств не бывает. Вспомните дело подольской «Властилины». Я лично помню, что когда в Подольск возили чемоданами деньги, то ни одного случая нападения не произошло. А почему? Да потому, что люди прекрасно понимали, что «Властилина» находится под охраной криминальных структур, и никому даже в голову не приходило попытаться отнять эти деньги.