скачать книгу бесплатно
– И все-таки, – медленно проговорил Лускер, – я прошу вас потратить часть своего времени на экскурсию. Вам многое станет понятно. Я постараюсь объяснить вам все, что касается нашей работы, но для этого вам нужно прокатиться со мной от пустыни до ледников и обратно. А паучьи плантации мы осмотрим завтра.
– У меня очень мало времени, – хмуро повторил Павел.
– Вам его хватит, уверяю вас.
– Я бы хотел побеседовать с Хелен и Ткилава, причем без вашего присутствия, – холодно отчеканил Павел.
– Разумеется, – согласился Лускер, – но только после обзорных экскурсий. Потом у вас будет несколько дней до отъезда, и вы можете сделать все, что сочтете нужным.
– Хорошо, договорились, – кивнул Павел, приступая к пудингу.
Лускер быстро, с аппетитом расправился со своей порцией и, вытерев усы, попросил Анну принести вина. Анна подала два бокала, но Павел от вина отказался, с неудовольствием глянув на то, как Лускер выпил свою порцию буквально одним глотком, а потом так же быстро расправился и с бокалом, предназначавшимся гостю. Павел считал алкоголь совершенно ненужным пережитком, который давно пора запретить, как табак и наркотики, но не читать же нравоучения начальнику колонии, в самом деле.
Наевшись и напившись чаю, Павел слегка размяк и отяжелел. Ехать никуда не хотелось совершенно, но Лускер уже запустил подготовку шаттла и, попросив Анну убрать со стола, направился к выходу. Павел пошел за ним. Вход в ангар с шаттлами был рядом, поэтому на вылет им понадобилось всего полчаса.
Устроившись в кресле, Рэм задал программу полета, откинул голову на мягкий подголовник и спросил у Павла:
– Как вам мои аксолотли? Правда, забавные?
Павел кивнул молча. Он не любил светских бесед, пустая болтовня отвлекала от размышлений. Но Лускер продолжил:
– Аксолотли – личинки амбистом. Уникальными их делает то, что аксолотли могут размножаться, не достигнув зрелого возраста. Такая особенность называется неотения. И живут аксолотли гораздо дольше амбистом. Правда, они капризнее в уходе.
– Послушайте, – перебил его Павел, – кто все-таки такой этот ваш друг?
– Вы зря отказываетесь от теста в медботе… – помолчав, ответил Лускер и продолжил лекцию, – Была в ходу когда-то теория, что люди это неотенисты обезьян, представляете? Мы – недоразвитые обезьяны. Смешно, да? Теория не подтвердилась, но что-то в ней эдакое было.
– Если вы не хотите отвечать на вопросы о нелегалах, я сам с этим разберусь. И не советую вам мешать, у меня достаточно полномочий, – мрачно сказал Павел.
Лускер сделал гримасу, которая выражала все что угодно, от «как хотите» до «делать вам нечего», и заткнулся.
Через час шаттл пошел на посадку у края пустыни. Они вышли, натянув на себя тяжеленные экзоскелеты, потому что ветер, дующий в районе станции, был легким бризом в сравнении с тем, что творилось здесь, на самом краю жилой зоны. Павлу показалось, что они стоят внутри авиационной турбины. Чудовищный ураган, на Земле таких не бывает.
Забравшись на гребень огромного раскаленного бархана вслед за Лускером, Павел замер, разглядывая открывшуюся перед ним картину. Пустыня поражала.
Оранжево-охристое светило висело над горизонтом теперь гораздо выше, чем в районе станции. Все необозримое пространство переливалось, как жидкое стекло, плавилось и неистовствовало. Гигантские волны песка схлестывались, сшибались на всей скорости, низкий гул забивал даже рев ветра. Странные песчаные волны, не распадающиеся на фрагменты.
– Это песочники и их брачные игры, – сказал Лускер по внутренней связи.
– Где? – Павел вглядывался в движения волн и не видел там ничего, что хоть немного походило бы на живое.
– Волны и есть песочники. Присмотритесь, присмотритесь… Где вы видели, чтобы волны вели себя именно так? Видите?
– Они – животные? – спросил Павел, разглядывая песочников. Волны тяжело вздымались и также тяжко падали вниз, сталкиваясь и расходясь по поверхности.
– И да, и нет, – ответил Лускер. – это гигантские колонии разнообразных одноклеточных, которые могут собираться в единый организм, и, в то же время, каждая отдельная клетка вполне жизнеспособна и вне колонии… Представьте себе, если бы клетки нашего тела могли распадаться, какое-то время жить порознь, если возникает в этом необходимость, а потом собираться снова, формируя тела в любом виде. Было бы удобно, если бы это нужно было, чтобы спрятаться от крупного хищника, например, рассыпавшись по большой площади, или забраться в какое-нибудь место, где есть еда, но ее трудно достать… Посмотрите вверх, Пауль.
Павел послушно задрал голову в пустое, как ему казалось, небо и, всмотревшись, спросил у Лускера:
– Откуда эти пузыри?
– Икра песочников, – коротко пояснил тот. И, не дожидаясь новых вопросов, продолжил, – Они могут размножаться только в таких условиях. Адская температура, нулевая влажность и полное отсутствие хищников. Ураганный ветер переносит их икру с потоками раскаленного воздуха туда, – Лускер махнул рукой за спину, – на теневую сторону. Там пар остывает, замерзает и выпадает снегом на ледники, а с ним и икринки. Мальки тут же вылупляются, и вместе с реками, текущими с ледников, начинают свой долгий путь через пояс жизни сюда, в свой рай.
– Вы считаете их существование в раскаленных песках раем? – удивился Павел.
– Для вас раскаленная пустыня – ужас, а для них это естественная среда обитания, они прекрасно к ней приспособлены. Если вы хоть немного интересовались фауной Терминатора, то знаете, что жизнь здесь кипит глубоко внизу, там, в подземных пещерах и океанах, – Лускер топнул в песок ногой, – а на поверхность песочники выходят только для того, чтобы отправить своих детей в тень. На Земле так действуют многие животные. Лососевые рыбы, например. Живут в море, а для нереста поднимаются вверх по течению реки. Но, отметав икру, земная рыба чаще всего гибнет, а песочники после нереста просто уходят вглубь. Там тепло и безопасно, есть еда и никто и никогда не посягнет на их территорию, чем не рай?
– Не буду спорить, – ответил Павел. Он не интересовался фауной Терминатора и теперь чувствовал себя школьником, не выучившим урок биологии. – Спасибо за экскурсию, но какое все это имеет отношение к амилиновым паукам и подозрительному другу, бродящему вокруг станции?
– Наша экскурсия еще не закончена, Пол, имейте терпение. Ответы на ваши вопросы вы должны увидеть своими глазами. Давайте вернемся к шаттлу и полетим вслед за икринками, – начальник колонии стал спускаться с бархана, не оглядываясь.
Ураган вымывал из-под ступней его экзоскелета струи песка. Силуэт начальника колонии, казалось, дымился и таял в жарком мареве, оплывая в темный раскаленный песок. Павлу ничего не оставалось, как последовать за ним.
Шаттл поднялся на высоту примерно трех километров, развернулся кормой к светилу и полетел в облаке радужных шариков на теневую сторону планеты. Наверно, со стороны это выглядело так, будто шаттл летит внутри огромной, шириной в горизонт, шапки мыльной пены, переливающейся всеми цветами радуги, или среди множества разноцветных надувных шариков. Забавно, подумал Павел, глядя в иллюминатор.
Внутри каждого прозрачного шарика что-то было. Мутноватые жемчужные пузырьки, ниточки, хаотично движущиеся, но не приближающиеся к стенкам. На садовую гирлянду, вот на что это похоже, подумал Павел, красиво даже. Но дело есть дело, одернул он себя и, повернувшись к Лускеру, сказал:
– Колония Терминатора в прошлом году отчиталась с огромной прибылью. Амилин, конечно, вещь дорогая. Но и сбор амилина стоит не дешево. Почему у вас так мало официальных расходов, Рэм?
– А разве это плохо? Или незаконно? – удивился тот.
Что за привычка отвечать вопросом на вопрос, подумал Павел.
– Нет, – сказал он, цедя слова сквозь зубы, – С отчетностью у вас в порядке. Но у нас возникли некоторые сомнения. Они касаются продажи вашей колонией списанных машин для сбора паучьих гнезд.
– Какие именно сомнения? – спросил Лускер.
– За пять лет вы продали две тысячи семьсот пятнадцать автоматов по цене втрое ниже их себестоимости. Поскольку амортизация по ним дошла до ста процентов, вы их списали вчистую и продали колонии на Рите. Я не поленился и связался с вашим покупателем, – Павел сделал многозначительную паузу.
– И что, он недоволен? Есть нарекания к товару? – Лускер задрал брови на лоб и улыбнулся всеми зубами.
Да он же смеется надо мной, с тревогой подумал Павел, но, взяв себя в руки, продолжил:
– Нет, покупатель очень доволен. Ваши списанные машины в хорошем состоянии. Состояние автоматов настолько хорошее, что его можно назвать идеальным. Ведь вы даже не потрудились вытащить их из упаковки. И графитовая смазка в них еще заводская.
– Так в чем проблема, Пабло? Я не понимаю вас.
– Ваши паучьи плантации занимают площадь в восемь тысяч квадратных километров. На Терминаторе, по официальным данным, работают всего семь человек, включая вас. Проданные вами за последние пять лет машины для сбора амилиновых гнезд ни разу – ни разу, Рэм! – не были активированы.
– И что? – Лускер улыбался.
– Как семь человек собирают паучьи гнезда вручную? – Павел, чувствуя прилив крови к голове, с трудом сдерживал раздражение, – Это невозможно! Я знаю, что пауки вьют гнезда под землей, в каменных толщах, на глубине нескольких десятков метров, и эти гнезда невозможно оттуда достать без специального оборудования. А вы показываете в отчетах добычу по тысяче тонн в год! Я немного разбираюсь в этой теме, господин Лускер, и хотел бы получить достоверную информацию – откуда вы берете столько амилина ежегодно, если не используете машины?
– Вы разбираетесь в амилиновых пауках, Поль? – невинно спросил Лускер.
– Прекратите отвечать вопросом на вопрос, господин Лускер. Очень неприятная привычка. Как вы достаете паучьи гнезда?
– Послушайте, – с интересов взглянув на Павла, спросил Лускер, – почему вы вообще заинтересовались нашими сверхприбылями? Мы заплатили большую цену за участие в тендере, аукционе по добыче и переработке амилина. Мы его выиграли. Мы очень дорого купили лицензию. Мы платим налоги. Мы рентабельны. Что не так?
– У нас есть подозрение, что вы имеете еще несколько неофициальных колоний, которые работают, не отчисляя налогов, обойдя платеж за участие в тендере, и не оплачивая ежегодный взнос за продление лицензии. Признайтесь, это так?
– Ах вот оно что…
– Это так? – с нажимом переспросил Павел, глянул на рукав – запись разговора велась без перерыва с того момента, как они уселись в кресла, оставив пустыню за спиной. Сейчас я тебя выведу на чистую воду, подумал он. Но, как выяснилось, рано обрадовался.
– Нет, господин аудитор. Никаких подпольных плантаций у меня нет. Пауки очень привередливы к составу грунта и силе тяжести. Просто чудо, что им пришлись по вкусу почвы Терминатора, можно сказать, бинго. Если вы, как утверждаете, интересовались добычей натурального амилина, то должны знать, что попытки разведения пауков были многочисленными, и на девяносто девять целых и девять десятых неуспешными. Вы ведь знаете это?
– Да, – подтвердил Павел, чувствуя, как краснеют уши. Он не знал.
Он попал в госкомпанию без протекции, урвав место рядового аудитора по какому-то счастливому стечению обстоятельств, почти сразу после окончания университета. И ему очень, очень хотелось сделать блестящую карьеру. Вскрыть гнойник там, где никаких признаков финансового гнойника, казалось бы, не было, и принести тушу врага пред ясные очи начальства на золотом блюде… Он отвернулся к иллюминатору, чувствуя, как горит лицо. Как у мальчишки на первом свидании, ей богу. Вокруг шаттла была теперь ночь и все, что Павел видел в иллюминаторе – отражение собственного лица.
– Ну так вот. Ваши подозрения беспочвенны и вздорны, уж извините, – лениво тянул Лускер, всматриваясь в экран навигатора, – и вы сами убедитесь в этом завтра утром. Если не проспите опять, – улыбнулся Лускер через плечо и начал возиться в кресле, пристегиваясь, – ПашА, кажется, так звучит ваше короткое имя на русском?
– ПАша, – поправил машинально Павел, и, нахмурив брови, уточнил, – но это имя только для друзей.
– Мы подружимся, уверяю вас, ПАша, – улыбнулся Лускер и вывел шаттл на посадку на ледник.
Теперь им не понадобились тяжелые экзоскелеты, но пришлось натянуть на ноги поверх спецовок ботинки с альпинистскими кошками на подошвах.
Урагана здесь не было, но ветер все-таки чувствовался. Павел, задрав голову, разглядывал падающие на поверхность ледника икринки, покрытые белыми морозными узорами. Фантастическое зрелище, отметил он про себя. Даже такая неприветливая планета может удивить новичка. Да и не только новичка, пожалуй.
Опускаясь на лед, икринки с едва слышным сухим шуршанием распадались острыми хлопьями, крошились. Из них высыпался тонкий песок, какой бывает в старинных клепсидрах – медицинских часах, – только темно-серого цвета. Альпинистские кошки ботинок, врезаясь в лед, издавали резкий, визгливый звук, но даже он не перекрывал мощный шорох живого песка.
На леднике не было никаких следов жизни, зеленовато-серая поверхность льда была чистой и абсолютно мертвой, ничего не двигалось, если не считать струек серого песка, сливающихся, расходящихся и вновь сливающихся, и текущих при этом против ветра. Это движение завораживало. Павла вывел из оцепенения голос Лускера:
– Вот так вылупляются песочники.
– Я понял, – ответил Павел, очнувшись. Посмотрев на рукав спецовки, увидел, как датчик температуры мигнул и поменял число минус семьдесят восемь на минус семьдесят семь. – Как они выживают при такой температуре?
– Я вам говорил, что песочники очень живучи. Здесь, как и в пустыне, нет хищников, ни крупных, ни мелких, и малькам песочников ничего не угрожает. Давайте проследим за ними сверху.
– Хорошо, – сказал Павел, невольно поежившись, хотя амилиновая спецовка отлично держала температуру и страшный мороз не чувствовался совсем. Только теплый воздух от дыхания скопился инеем на маске в районе подбородка и превратился в увесистую ледяную корку.
Бесконечная тьма над головой сияла равнодушными звездами в разрывах высоких облаков. Ни одного знакомого созвездия, подумал Павел. Сенба, спутник Терминатора, раза в два меньше Луны, горел в черноте половинкой раскаленной монеты.
Они вернулись в шаттл, включили прожектор на днище и медленно полетели над струями живого песка, текущего с ледника на восток. Становилось теплее, датчик показал за бортом минус сорок, через некоторое время – минус пятнадцать.
– Смотрите, сейчас начнется, – сказал Лускер.
– Что начнется?
– Встреча мальков с хозяевами здешних мест. Скоро желающие полакомиться мальками набегут со всех сторон.
– У мальков есть какой-то способ защиты? – поинтересовался Павел.
– Смотрите, смотрите… – не стал ничего объяснять Лускер.
Можно было, конечно, попросить начальника колонии вернуться на станцию и посмотреть проход мальков через зеленую зону Терминатора в записи. Но Лускер решил, что это нужно видеть обязательно своими глазами, и Павел не стал спорить, тем более что ни на один вопрос, заданный Павлом, Лускер ни разу прямо не ответил и, похоже, пока не собирался отвечать. Черт с тобой, подумал Павел, поглазею пока. Почему бы, в самом деле, и не побыть туристом один день. Будет что рассказывать девчонкам в баре по возвращении из командировки.
Сначала казалось, что внизу ничего особенного не происходит. В сумерках прожектор шаттла выхватывал нагромождения зелено-синего льда, проглядывающего местами из-под снега. Мертвая поверхность, мертвее только обратная сторона Терминатора, оставшаяся за спиной. С тех времен, когда планета остановила свое вращение, там никогда не было дня. Там даже льда нет, только голый камень. Над камнем – ночь длиною в миллиарды лет.
Шельфовые льды остались далеко позади, сейчас шаттл летел над краем стокового ледника, изуродованного огромными наплывами и трещинами. Они направлялись к обрыву, куда по глубоким трещинам прокладывали русла ручьи, сливающиеся в реки. А с ледяными реками – мальки, вылупившиеся из ажурных икринок. Их движение не было похоже ни на лавину, ни на сель, оно было слишком организованным, если можно так сказать. Мальки песочников не тонули, они держались пенной шапкой на поверхности воды и время от времени эта шапка вдруг вскипала, пузырилась, начинала яростно бурлить и плеваться брызгами, и также внезапно успокаивалась.
Через некоторое время под шаттлом показалась темная вода с айсбергами, торчавшими в ней, как разномастные маршмеллоу в ледяном чае. В тех местах, где реки, несущие на себе мальков, водопадами рушились вниз, что-то происходило. Лускер повел шаттл на снижение и Павел увидел, что у поверхности воды снуют какие-то твари. Обтекаемых форм крабы, каракатицы или медузы, или что-то, чему он не мог подобрать аналога и названия.
Твари жрали. Они зарывались в мутные потоки мальков, рыскали во все стороны, быстро дрались и тут же кидались жрать опять. Пир горой, сказал про себя Павел. Смотреть на это было почему-то неприятно, но он не мог оторвать глаз от гомерического зрелища.
Шаттл завис на некоторое время над «кормушкой», как назвал это Лускер, и Павел с удивлением понял, что, несмотря на обилие хищников, мальки исчезают слишком быстро. Хищники не могли так неестественно быстро и так много сожрать, даже если бы стояли, разинув пасти, плечом к плечу, или что там у них.
– Мальки уходят на дно? – спросил Павел.
– Нет, у них положительная плавучесть.
– Куда же они деваются?
– Вы смотрите, смотрите.
Павел смотрел.
Множество хищников, внезапно потеряв интерес к трапезе, колоннами разворачивались и плыли прочь от ледника на восток. Шаттл летел медленно, низко, подсвечивая черные спины, плавники, клешни, щупальца. Что-то в этом движении показалось Павлу странным, ненормальным.
– Почему они больше не грызутся? Даже разные виды… Они нажрались под завязку и наступило великое перемирие, как на водопое во время засухи? – спросил он.
– Смотрите, Паоло, сейчас смотрите во все глаза, – загадочно сказал Лускер и опустил шаттл почти к самой поверхности воды.
Показался берег. Рыбы, кальмары, крабы шли к нему, как хорошо обученное войско под командованием опытных командиров. Шаттл завис над кромкой берега. Низкое, тяжелое солнце показалось над горизонтом, самым краешком, света стало чуть больше, и Лускер убавил яркость прожектора.
Павел непроизвольно ахнул: вся эта хищная братия, немного не доплыв до полосы прибоя, превратилась в пену, ту самую, из живых мальков. Пену, которая продолжала двигаться вперед, несмотря на ветер и волны, накатывающиеся на берег и с оттягом уходящие назад, к глубине.
– Как это? – спросил Павел. – Что это значит? Куда делись все хищники?
– Это значит, что хищники остались там, у края ледника. А сюда приплыли только мальки песчаников. И сейчас их начнут жрать сухопутные хищники.
– Подождите, Рэм, я не понимаю. Каракатицы и крабы набили животы мальками, а те их каким-то способом подчинили себе, заставили доплыть до берега и, разорвав изнутри, выбрались из трупов наружу? А где же тогда туши хищников? Мальки так быстро их съели?
– Нет, не так. Ваш вариант тоже неплох, – Лускер глянул на часы и улыбнулся, – но хищники не настолько слабы, чтобы их могли разорвать мальки, даже если их очень много. Песочники не имеют ни зубов, ни клешней, ни яда, ничего, что могло бы убить хищника. У них другое оружие. Смотрите дальше.
Павел забыл уже, зачем вообще сюда прилетел, настолько захватила его загадка песочников. Он смотрел, как пена, ставшая розовато-серой, потекла из воды на берег. Вдоль пологого берега, среди черного песка и глянцево отсвечивающих камней сновали разнообразные существа, и мелкие, размеров с земную мышь, и крупные, размером с кошку. Павел включил увеличение на лобовом стекле шаттла, чтобы лучше видеть.
И здесь любители сожрать живьем кидались в потоки пены, загребали лапами, щелкали жвалами и хелицерами, клыками и другими столовыми приборами натурального происхождения. Павла замутило, и он хотел было отключить режим увеличения, но замер, открыв рот.
Розовато-серая пена собралась вдруг в комки, как пыль, на которую попали брызги воды, и эти комки превратились в тех самых хищников, которые ее пожирали. Вновь появившиеся хищники, не обращая внимания на настоящих хищников, собравшись вместе, пошли навстречу солнечному свету, оставив позади берег.
– Понятно? – спросил Лускер, усмехнувшись
– Мимикрия?
– Не совсем. Они не имитируют внешний вид хищников, они ими становятся на некоторое время, достаточное, чтобы пройти через живую враждебную преграду. Становятся буквально, физически. Вплоть до строения внутренних и внешних скелетов и органов, желез внутренней секреции, повадок… Они учатся на ходу. Это потрясающе, правда?
