
Полная версия:
Улей-2: Размножение
«Климат» – унылое место летом, тем более в долгую антарктическую зиму, когда пять месяцев не встает солнце. А если вы прилетаете на зиму, то улететь не можете. Вы остаетесь здесь вместе с тем внутри себя, что позволяет вам сохранить рассудок, пока дни становятся неделями, а потом месяцами, и скука впивается в вас зубами, и ветер дует, и снег идет, и эта белая холодная клетка держит вас, как ягоду в морозильнике.
Такова реальность вечной тьмы на «Полярном климате». Надпись в конце отмеченной флажками дороги с взлетно-посадочной полосы говорила об этом, сообщала все, что вы узнаете в этом году, а может, все, что вы вообще будете знать:
АНТАРКТИЧЕСКАЯ ПРОГРАММА СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВСТАНЦИЯ «ПОЛЯРНЫЙ КЛИМАТ» ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА КРАЙ СВЕТА
2
Когда Койл впервые услышал об исчезновении семнадцати человек с исследовательской станции «Маунт Хобб» – исчез весь летний экипаж, – у него появились очень странные идеи. Того типа, что мешают закрывать глаза по ночам и забыть о безумных историях, которые тут рассказывают. Абсолютно безумных рассказах о дочеловеческих городах, которые старше самих ледников, и о внеземных существах, вмерзших в лед.
Трудно от всего этого избавиться, особенно от мыслей о том, что произошло на станции «Харьков» пять лет назад.
Конечно, Койл в это не верил, но мысль засела в мозгу, как открытая язва, которая не желает залечиваться. Дома, в мире, легко смеяться над всеми этими рассказами и легендами, когда есть много работы и слишком много идиотов, распространяющих в интернете конспирологические теории.
Но здесь, в этой холодной пустыне, отбросить такое нелегко, что бы ни говорил тебе здравый смысл.
Что-то есть в этих покрытых льдом горах, в глубоких ущельях и продуваемых ледяным ветром плоскогорьях. Это проникает в тебя. Говорит тебе то, что ты не хочешь знать, заставляет вспомнить то, что ты давно забыл.
– Эй, Ники, – сказал Фрай, и, возможно, сказал он это не в первый раз, потому что выглядел слегка раздраженным. – Эй, проклятый Ники Койл, ты меня слышал? Слышал хоть одно мое слово?
Койл улыбнулся. Он не обращал внимания на слова Фрая.
Фрай покачал головой.
– Боже, всего несколько недель, и ты уже спятил.
Койл сидел с Фраем в небольшом теплом помещении, поближе к обогревателю. Он был поваром – и очень хорошим, – но сейчас помогал Фраю разгружать транспортный самолет С-130 ВВС Национальной гвардии.
Зимние команды были небольшими, и приходилось помогать везде, где это необходимо. Летом на «Климате» было почти сто человек, но на зиму оставалось только семнадцать или восемнадцать. В основном обслуживающий персонал, контрактники, несколько ученых, ведущих исследования по грантам ННФ. Самолет С-130, стоящий на полосе, – последний, который они увидят в этом году.
Это был зимний груз: ящики, тюки и бочки. Запасные части и лекарства, строительные материалы и лабораторное оборудование. Еда, зимняя одежда, баки с горючим. Не говоря уже о более важных вещах типа DVD-дисков и выпивки, табака и эротических журналов. Всего того, что помогает перенести зиму.
Фрай затянулся сигаретой.
– Как я уже сказал: сначала «Харьков» пять лет назад, теперь «Маунт Хобб». Пропали семнадцать англичан. Поблизости никаких закусочных, детка, так что, думаю, они не вышли перекусить. Знаешь, на какие мысли меня это наводит? Бросить все к чертовой матери, сесть в этот С-130 и убираться отсюда. – Он подмигнул Койлу. – Конечно, это если бы я был суеверен.
– Но ты не суеверен.
– Упаси бог. Нелегко испугать такого парня, как я, Ники. Дьявольщина, я здесь уже много лет. Только ледники здесь дольше, чем моя обветренная задница.
Фрай был специалистом по отходам, но, учитывая его опыт, он мог делать почти все. Он так хорошо знал каждый трос, что мог опознать все его нити. Он был здесь, на разгрузке, потому что никто лучше Фрая не знал, куда что следует положить. А когда птичка опустеет, ее нужно будет загрузить последними зимними отходами: сплющенными картонными коробками и мусором, металлоломом и лабораторными отходами, бочками нечистот и зараженными радиоактивными отбросами, которые производят ученые.
Лед в бороде таял, и Койл выжимал бороду, капли падали на его комбинезон и синюю парку.
– Все это сплетни. О «Хоббе» у нас только сплетни. Слухи, приходящие с «Мак-Мердо». Кто знает, что там на самом деле произошло?
– Точно, – сказал Фрай. Он затянулся, и пепел упал на его стального цвета бороду и слился с ней. – Теперь ты рассуждаешь здраво, Ники. Если заставишь поверить в это всех остальных придурков, у нас будет достойная команда. С «Харькова» у всех тут навязчивая идея.
Ники знал, что это правда. Идея очень навязчивая.
Что-то такое, что очень не нравится ННФ.
3
ННФ управляет станцией «Полярный климат», как и всеми остальными станциями США в Антарктике. Если вы ученый и хотите получить грант и финансирование или если вы «синий воротничок» и хотите сохранить свой очень выгодный контракт, вы держите рот на замке. Потому что со времен истории с «Харьковом» ничто не отнимет у вас билет в Антарктику быстрей, чем разговоры о затерянных городах и пришельцах из космоса.
Если хотите сохранить работу, зимой или летом, держите язык за зубами (во всяком случае, в смешанном обществе).
Антарктическая программа США проводится под руководством ННФ (Национального научного фонда), и этот фонд представляет собой огромный бюрократический аппарат. Под руководством ННФ всем шоу заправляет ЮСАП – «Программа», как ее называют полярники; ЮСАП предоставляет гранты ученым и поддерживает станции в рабочем состоянии, некоторые только летом, но другие – весь год. ЮСАП пользуется услугами подрядчиков типа «Райтеона» или «Айтити»[4], которые предоставляют обслуживающий персонал, «синих воротничков», обеспечивающих жизнедеятельность станций и помогающих ученым. Этот персонал – обычно лучшие специалисты в своем деле: механики и повара, операторы тяжелой техники и электрики, знатоки бойлеров и водопроводчики. Платят очень хорошо, много дополнительных бонусов, но бюрократия не просто нелепая, а невероятно навязчивая и пытающаяся все контролировать. Зимой этого меньше, но все равно присутствует.
Большая компания следит за всеми и за всем.
Неловкий гигант, спотыкающийся о собственные неуклюжие ноги и пачки листов с требованиями и распоряжениями, с психологическим профилированием – всей этой кровью, жизненной силой бюрократии. Люди стремятся к приключениям и находят оставленный ими микрокосм переполненным нытиками и бумажной работой, сплетнями, ложью и безжалостным карьеризмом. Это место, где у вас могут конфисковать любимый камешек или курильницу, потому что это нарушение правил компании, и самоназначенные неонацисты доносят, что вы курили в неразрешенных местах, или слишком долго принимали душ, или выплевывали жвачку в снег.
Такова современная Антарктика.
Забудьте о Моусоне и Скотте[5], об их отважном поведении и думайте о том, чтобы не использовать слишком много скрепок, вовремя смыть за собой и лизнуть нужную задницу. Социальный дарвинизм в худшем его проявлении.
Именно поэтому Койл считал, что ННФ или ЮСАП не способны эффективно скрыть такое грандиозное явление, как инопланетный город или существование пришельцев со звезд. Программа разбухла от ерунды, политического маневрирования и корпоративных обманов, и следил за всем этим неуклюжий бюрократический Микки Маус, который не в силах застегнуть даже собственные брюки.
Но на самом деле никогда нельзя быть уверенным.
Койл провел на льду больше десяти лет и знал, как все здесь устроено. Точнее, ему хотелось думать, что он знает. Он чаще работал зимой, потому что тогда команда меньше и удушающий контроль ННФ не так силен. Последние четыре года они с Фраем зимовали вместе, три года на «Климате» и еще год на станции Амундсена-Скотта, которую ветераны называли «Полюсом». До этого они зимой и летом работали на «Мак-Мердо» и «Палмере» и даже некоторое время провели в Восточном лагере, который находился через взлетную полосу от русской станции «Восток». Они провели вместе много времени и очень сблизились, как братья или как отец и сын. В их жилах текла одна и та же кровь. Поэтому Койл знал, что Фрай спрашивает его, что он думает о случае с «Харьковом», на самом деле не спрашивая.
Но он бы никогда в этом не сознался.
Фрай был рабочим с головы до ног, настоящий ужас для управляющих. Сквернословящий, с дурным характером, не терпящий тех, кто пробыл на льду меньше десяти лет, он ни за что бы не признался, что случай с «Харьковом» испугал его, а слухи про «Маунт Хобб» усилили этот страх.
Никогда.
4
Фрай погасил сигарету, достал пакет «Жвачки краснокожего»[6], сунул в рот несколько листьев и принялся жевать.
– Иногда я думаю о «Харькове». Какое-то безумие.
– ННФ заявил, что там все задохнулись. Утечка газа. Как скромный наемный работник, который ждет бонусов за то, что стал такой послушной крысой в лабиринте, я должен верить в то, что мне говорят, мой друг. ННФ не способен к поспешным выводам.
– Хороший мальчик, Ники. Лижешь зад ННФ. У тебя большое будущее. У меня такое получилось. Двадцать пять лет назад я мыл тарелки на «Мак-Мердо», а сейчас посмотри на меня. Я перешел на отходы.
Койл улыбнулся.
– Суть в том, что я не знаю, что произошло на «Харькове». Может, и не хочу знать, как не хочу знать о «Хоббе». По-моему, мы никогда не узнаем правду, так что лучше затолкать это под ковер вместе со всем остальным.
– Разве тебе не любопытно, Ники?
– Конечно любопытно, но я узнаю неприятности, когда их вижу.
А это были явные неприятности. Вся эта история с «Харьковом» была очень темной и сомнительной, и Койла не покидало ощущение, что то же самое произойдет с «Хоббом». И ему это не нравилось. Зимы достаточно долгие и без того, чтобы пускать в ход воображение. Койла ежегодно приглашали на разные станции, отчасти из-за его стажа на льду, но и потому, что он был очень хорошим поваром. Начальники станций боролись за него. Но не потому, что Койл был человеком компании или лизоблюдом. К ННФ он относился так же, как все, только не говорил об этом.
Не стоит кусать кормящую руку.
– Знаешь, о чем говорит этот ублюдок Лок? Он талдычит, что эта зима будет такой же, как пять лет назад, – сказал Фрай. – Происходит что-то страшное, только началось оно в этом году раньше. Вот что он мне сказал сегодня утром, когда я ел яичницу… отличная яичница, Ники. Будет прямо как той зимой, когда на «Харькове» все пошло кувырком, сказал он. У нас здесь полевые лагеря с учеными. Это значит, что случится что-то серьезное, говорит Лок. Ты ведь знаешь, что зимой полевые лагеря не устраивают. Единственный известный мне случай – как раз тогда на «Харькове», когда этот умник… как же его звали? Гейтс? Когда он нашел погребенный город.
– Да, но ведь компания говорит, что этого не было, Фрай. Никаких древних городов. Ничего не было.
– А как же камни? Эти стоячие камни? – ответил Фрай, подначивая его.
Фрай говорил о нескольких древних мегалитах, подобных тем, что в Стоунхендже, открытых осенью прошлого года в горной долине в горах Королевы Мод, примерно в пятнадцати милях от исследовательской станции «Маунт Хобб». Беспрецедентная оттепель привела к тому, что оттаяли верхушки этих камней. Вначале думали, что это срезанные верхушки окаменевших деревьев. Такие окаменевшие деревья пермского периода в Антарктике обнаруживали и раньше. Но это были не деревья. Ученые с «Хобба» растопили снег вокруг этих сооружений, убрали талую воду, и – о чудо! – обнажилась серия мегалитов. И за несколько дней изображения этих мегалитов – очевидно, работа очень древней цивилизации – оказались в интернете и на обложках сотен журналов.
И начались споры.
– Об этих камнях все еще спорят, – сказал Койл. – Некоторые говорят, что это розыгрыш.
– Возможно, Ники, возможно.
Дэнни Шин, геолог, проведший зиму на станции «Климат», сказал Койлу, что хребет Королевы Мод покрылся льдом по крайней мере двадцать миллионов лет назад, а скорее всего, тридцать или сорок. Это невероятно древний лед. Земля под ним с тех пор не была обнажена, так что эти камни должны были быть установлены еще до того, как появились предки человека. Больше ничего Шин не сказал, но можете пустить в ход воображение.
И люди это делали. Воображали все: от пришельцев-астронавтов до неведомых цивилизаций. Но пока мегалиты подробно не изучались. Это будет сделано следующим летом… и что тогда? Кто может сказать?
– Этот Лок – спятивший сукин сын, – сказал Фрай.
Койл рассмеялся.
– Лок верит в НЛО, Атлантиду и лица на Марсе. Он псих.
– Он сказал, что эти камни – что-то вроде маяка. Маяк? Ну и ну! Конечно, ведь их нашли в долине Бикон[7]. Он не заметил такую игру слов. У этого парня нет чувства юмора. Маяк, говорит он, маяк. Как антенна или что-то такое. Маяк для пришельцев или еще какого-то дерьма. Не знаю. Этот парень говорит так быстро, что я его иногда не понимаю. Но, по его словам, именно это случилось с теми бриташками на «Хоббе». Кто-то забрал их и увез на Венеру или еще куда-то, чтобы прозондировать их задницы. Лок также говорит, что на «Харькове» новая команда и они бурят лед к этому озеру.
Кайл об этом тоже слышал.
Происходит что-то очень секретное.
В шестидесятые и семидесятые годы «Харьков» был советской станцией. Когда русские столкнули коммунизм в кювет, они, стараясь сократить свой бюджет, передали станцию американцам. У них по-прежнему есть «Восток» и несколько других станций, но «Харьков» теперь принадлежит американцам. Вернее, принадлежал до этой безумной истории пять лет назад. С тех пор станция пустовала. Может, сейчас она снова действует.
Такие случаи заставляли Койла почти поверить в слухи. Двенадцать лет на льду, и иногда, хотя доказательств не было, ему начинало казаться, что в тени происходит такое, о чем он даже не догадывается. Или не хочет догадываться.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
1 дюйм равен 2,54 см. – Здесь и далее – прим. пер.
2
1 миля равна 1,6 км.
3
1 фут равен 30,48 см.
4
«Райтеон» – американская военно-промышленная компания, один из главных поставщиков вооружения в армию США; «Айтити» – компания «Информационные технологии и коммуникации».
5
Дуглас Моусон (1882–1958) – австралийский геолог, исследователь Антарктики. Роберт Скотт (1868–1912) – полярный исследователь, один из открывателей Южного полюса.
6
«Жвачка краснокожего» – американская марка жевательного табака.
7
Beacon (англ.) – маяк.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги
Всего 10 форматов



