Не будите мертвеца

– И что, все они пошли?

– Да. Мне показалось, миссис Кент не желала идти, но ее уговорили. Так получилось, что я как раз вышел из кабинета – того, который внизу, – примерно в четверть двенадцатого ночи, и встретил всю компанию, возвращавшуюся из театра. Настроение у всех явно улучшилось. Мистер Рипер задержался, чтобы купить сигару, и сказал мне, что всем без исключения понравилась постановка.

– Что потом?

– Они отправились наверх. Во всяком случае, – добавил Хардвик, склонив голову набок и с особенным тщанием выбирая слова, – они вошли в лифт. Больше я никого из них не видел. И только на следующее утро я узнал о случившемся, когда Майерс пришел и сообщил о найденном теле. – Хардвик снял свои очки, убрал их в футляр и захлопнул со щелчком. Несколько мгновений он отрешенно глядел на бювар. – Больше мне, – продолжил он, – не хотелось бы обсуждать это безобразное происшествие. Вы всё знаете; я всё знаю; и это настолько ужасно, что говорит само за себя. – Он поднял голову. – Вы видели лицо этой женщины?

– Еще нет, – признался Хэдли. – Остался, в сущности, только один вопрос. Вы говорите, в одном из лифтов работают монтажники. Они работали там всю ночь?

– Да.

– Вам известно, когда у них начинаются и заканчиваются смены?

– Да. Именно эта смена – три человека – заступила вчера вечером в десять и проработала до восьми утра. Они еще были здесь, когда обнаружили тело.

– Предположим, кто-то другой – некий посторонний человек, никак не связанный с компанией мистера Рипера, – вошел бы в крыло А или вышел бы оттуда в какой-то момент среди ночи. Рабочие заметили бы его, как вы думаете?

– Я бы сказал, наверняка. Свет в коридоре горит всю ночь. Подняться или спуститься можно либо на лифте, либо по лестнице, а рабочие находятся как раз между тем и другим.

Хэдли вопросительно поглядел на сержанта Беттса, который согласно кивнул.

– Да, сэр, – подтвердил сержант. – Я получил показания всех троих. Они были весьма словоохотливы, и их версии сходятся. Они помнят, как компания мистера Рипера поднялась наверх примерно в четверть двенадцатого. На самом деле мистер Рипер задержался и задал им несколько вопросов о том, как устроен лифт и как продвигается их работа. Они видели, как гости распрощались на повороте коридора. И после этого, они готовы в этом поклясться, никто за всю ночь не входил и не выходил из крыла А.

– И все же… Существует ли какой-нибудь другой способ, которым посторонний мог бы проникнуть туда?

Вопрос Хэдли был адресован то ли Беттсу, то ли управляющему. Спустя несколько мгновений ответил второй.

– Вряд ли, – произнес он.

– Почему?

– Взгляните на план. Я не утверждаю, что это невозможно, но вы посудите сами. – Хардвик развернул план этажа на столе. – Теоретически есть еще два пути. Посторонний – я полагаю, вы имеете в виду злоумышленника? – мог бы забраться по пожарной лестнице и влезть в окно в конце коридора. Но так уж случилось, именно это окно не просто надежно заперто изнутри – мне как раз вчера доложили, что фрамуга намертво засела в раме и окно вообще невозможно открыть. Сегодня утром должен прийти мастер, чтобы его починить. И у вашего злоумышленника остается всего один путь: вскарабкаться по стене здания – либо по фасаду, обращенному на Пикадилли, либо пройдя во внутренний двор, – а затем пройти через чей-нибудь номер, оставшись при этом незамеченным, после чего выйти тем же путем. Поскольку я очень хорошо знаком с этим отелем, я бы сказал, это настолько маловероятно, что почти невозможно.

– Вы же понимаете, к чему ведут все эти вопросы?

– О да, еще как понимаю.

Хэдли развернулся к Беттсу:

– Итак, если исключить постороннего, входил или покидал кто-нибудь это крыло среди ночи? Что у нас со служащими отеля?

– Никто, кроме горничной, сэр. Она закончила работу в половине двенадцатого.

– Да, но… – Хэдли хмуро поглядел в свой блокнот. – Как насчет чистильщиков ботинок? Разве не было чистильщика, или как вы его там называете? На ночь обувь выставляется за дверь, и ее забирают, чтобы почистить…

Беттс кивнул:

– Да, сэр. Однако чистильщик – на самом деле это коридорный – зашел в крыло только под утро, спустя несколько часов после убийства. Судя по всему, по ночам тут не собирают обувь и не уносят чистить, на случай если кто-нибудь придет совсем поздно. Они дожидаются пяти утра и вот тогда забирают всю обувь, приводят в порядок и возвращают на место. Чистильщик прошел по коридору в пять, поболтал с рабочими у лифтов. Однако во всем крыле только один человек выставил пару туфель – миссис Кент. И чистильщик понял, что тут какая-то ошибка.

– Ошибка? – резко переспросил Хэдли.

– Прежде всего, это была пара туфель из коричневой замши, а замшу кремом не чистят. Второй момент, туфли оказались не парные, хотя и очень похожие на первый взгляд. Одна была чуточку светлее другой и с небольшой плоской пряжкой. Чистильщик понял, что туфли выставили по ошибке, поэтому он оставил их под дверью и ушел.

Доктор Фелл, на лице которого отражался болезненный интерес, вмешался:

– Всего один момент. Меня интересует устройство этой цитадели. Как именно работает отель? Кто входит и выходит из здания в это время суток?

– У нас здесь примерно три сотни работников, – ответил Хардвик, – и потребуется некоторое время, чтобы объяснить, как все устроено. Но я могу вам сказать следующее: после половины двенадцатого ночи ни у кого нет абсолютно никаких дел наверху, за исключением одного из четверых коридорных. Именно так. Горничные, которые дежурят днем, отвечают на вызовы и все прочее, уходят в половине двенадцатого. И тому имеются моральные причины, – пояснил он осторожно, – вам вряд ли захочется, чтобы вокруг сновала толпа девушек, когда вы возвращаетесь в номер. Примерно в это же время все остальные служащие, которые время от времени поднимаются наверх днем (например официанты или посыльные), тоже заканчивают работу. Наверху остаются четверо коридорных под началом ночного портье.

– Полагаю, у вас две смены? – уточнил Хэдли.

– О да. Ночная приходит в восемь вечера и остается до восьми утра следующего дня. Каждый коридорный отвечает за один или два этажа, в зависимости от заполненности отеля. Если на его этаже звонит звонок, он отвечает. Если требуется поднять багаж либо гость забыл ключ или пришел в номер навеселе – как видите, поручения самые разные. И еще они собирают обувь в пять утра, как и сказал сержант.

– Вопрос в том, – настаивал Хэдли, – поднимался ли кто-нибудь наверх вчера ночью, за исключением горничной?

– Нет, сэр, – вставил Беттс. – И это кажется несомненным.

Раздался короткий предупреждающий стук в дверь, после чего она открылась и вошел Дэн Рипер. За ним – Франсин Форбс в качестве арьергарда.

Кент машинально поднялся с места. Она увидела его, а вот Дэн ничего не заметил. И здесь, в Лондоне, Кент как-то отчетливее, чем раньше, понял, что Дэн – человек крупномасштабный, словно рельефная карта Африки, ему требуется простор, чтобы дышать. Однако, несмотря на клокотавшую в нем энергию, он выглядел больным: часть его существа вечно беспокоилась, беспокоилась и беспокоилась. Его волосы, поседевшие и поредевшие на висках, были коротко острижены на тевтонский манер, вокруг очень светлых глаз на фоне кирпично-красного загара, который никогда не становился бледнее, разбегались тонкие морщинки, отчего казалось, будто по лицу с крупными чертами провели теркой для мускатных орехов. Его рот, который одновременно выражал великодушие и подозрительность, был поджат так, как будто он прикусил нижнюю губу.

Если внешность Франсин являла полную противоположность внешности Дэна, то по некоторым душевным качествам она могла бы сойти за его дочь. Она была гораздо спокойнее Дэна и, вероятно, даже более непреклонной, чем он, – именно эта непреклонность и приводила к конфликту каждый раз, когда они встречались с Кристофером Кентом. Она была стройная, с очень светлой кожей, которая никогда не загорала и не обгорала на солнце, а словно светилась изнутри от собственной белизны, особенно подчеркнутой аккуратно подстриженными светлыми волосами и миндалевидными темно-карими глазами. Она казалась – и тут не подобрать иного слова – очень породистой, причем порода, похоже, делала ее вполне жизнеспособной, а вовсе не анемичной. И было сразу понятно, что ее простого покроя коричневое платье – последний писк моды, настолько идеально сидело оно на ее фигуре.

– Послушайте, Хардвик… – начал Дэн сдержанно.

Он уперся ладонями о письменный стол, а затем заметил Кента.

Дэн присвистнул.

– Да какого же… – прибавил он, стараясь не заорать во все горло.

– Полагаю, – произнес Хэдли, – вы знакомы с мистером Кентом?

– Господи, да, конечно. Один из лучших моих… – ответил Дэн. Он снова осекся и быстро поднял глаза. – Крис, ты сказал им, кто ты такой? Потому что если сказал…

– Знаю: я проиграл. Плюнь ты на это пари, Дэн. Забудь о нем. У нас тут дела посерьезнее. Привет, Франсин.

Дэн залился краской, потирая щеку. Он выглядел растерянным, нерешительным, потому что его врожденный такт боролся с внутренней потребностью все объяснить.

– Вот дрянь, – произнес он. – Самый дрянной кошмар, в который я когда-либо вляпывался. Мы пытались тебя разыскать, Крис, но, разумеется… Однако не переживай, не волнуйся совершенно. Я обо всем позаботился. Он похоронен в Хэмпшире, ты же знаешь, его предки оттуда родом; все по высшему разряду, обошлось мне в пять сотен с лишним, но стоило того. – Судя по этим рваным фразам, даже стальные нервы Дэна, кажется, не выдерживали. Он говорил сварливым тоном. – Вот бы сейчас оказаться дома с хорошим бокалом в руке. А теперь еще и Дженни. У тебя есть какие-нибудь соображения, что с нами вообще творится?

– Нет.

– Но ты хотя бы можешь им сказать – правда, можешь, – что никто из нас не пожелал бы смерти Роду или Дженни?

– Могу и говорю.

Хэдли дал им возможность побеседовать, наблюдая за обоими. Франсин Форбс, едва ответив на приветствие Кента, дожидалась объяснений все с тем же видом человека, только что принявшего холодную ванну: наверное, дело в этой ее светящейся коже, подумал он, а заодно и в напряженной атмосфере. Она все-таки тоже не в своей тарелке. Хотя миндалевидные глаза смотрели спокойно, ее выдавали руки, нервно разглаживавшие платье на бедрах.

– Если мы уже закончили обсуждать великодушие Криса, – проговорила она своим неприветливым голосом, и Кент в долю секунды вспыхнул и разозлился, – может быть, нам стоит объяснить вам, мистер Хэдли, чего ради мы явились. Наша делегация из двух человек хочет довести до вашего сведения, что мы совершенно точно не намерены сидеть по своим номерам, словно в одиночных камерах, если нам не объяснят, с какой целью. Мы знаем, что Дженни мертва. Но это все, что нам известно.

Хэдли был сама учтивость. Он отодвинул для Франсин стул, хотя она тут же отвергла его взмахом руки, означавшим, что она просит перейти прямо к делу.

– Боюсь, это все, что известно и нам самим, мисс Форбс, – сообщил ей суперинтендант. – Мы как раз собирались переговорить с каждым из вас, как только закончим осмотр комнаты, где совершилось убийство. Да, убийство, в точности такое же, как и первое, как это ни прискорбно. Между прочим, позвольте представить вам доктора Гидеона Фелла, о котором вы, возможно, наслышаны.

Франсин коротко кивнула, в ответ доктор, тяжело сопя, поднялся с места, прижав к груди свою шляпу с широкими загнутыми полями. Он так же внимательно оглядел ее сквозь пенсне с выражением нескрываемого и добродушного любопытства, которое, по-видимому, вызвало раздражение. Однако она не сводила взгляда с Хэдли.

– Она что… задушена?

– Да.

– Когда? – спросил Дэн. Он, кажется, хотел как-то оправдаться.

– Пока что мы не знаем; как я уже говорил, мы еще не завершили осмотр ее номера и не виделись с врачом. Понимаю, – продолжал Хэдли успокаивающим тоном, – вам трудно оставаться у себя в комнатах в данный момент. Однако поверьте мне, если вы всего-навсего последуете моему совету и вернетесь к себе, мы сумеем сохранить дело в тайне и избежать ненужного внимания к случившемуся – и к вам самим. Конечно, если вы не хотите сообщить нам что-нибудь очень важное, касающееся прошлой ночи?

– Н-нет, – ответил Дэн, прочищая горло. – Ничего такого, видит бог!

– Насколько я понимаю, ваша компания вернулась из театра около четверти двенадцатого накануне вечером?

– Да, все верно.

Хэдли не обратил внимания на его недоверчивый взгляд.

– Мистер Рипер, когда вы вернулись, вы заходили в номера друг к другу или же сразу разошлись по своим комнатам?

– Сразу разошлись. Мы все устали.

К этому моменту лицо Франсин приобрело настолько скучающее выражение, что Кенту нестерпимо захотелось отвесить ей хорошую пощечину. Никогда ему не удавалось понять, эти ее настроения действительно искренни или же они тщательно продуманная жеманная маска.

– Что ж, в таком случае не видели ли вы или не слышали что-нибудь подозрительное прошлой ночью?

– Нет, – суровым тоном отозвался Дэн.

– А вы, мисс Форбс?

– Ничего, благодарю вас, – ответила Франсин, словно отказываясь от предложенного угощения.

– Кто-нибудь из вас в какой-нибудь момент покидал свой номер?

– Нет, – ответил Дэн и засомневался. – Нет, хотя это тоже считается. Я не покидал номера. Я высунул голову и поглядел в коридор, больше ничего.

– Вы выглядывали в коридор? Зачем?

– Смотрел на часы. Там на стене в коридоре часы, рядом с номером Франсин. Просто мои остановились. Я позвал жену спросить, не знает ли она, который час, но она оказалась в ванной, там текла вода, и она меня не услышала. Поэтому я открыл дверь, – пояснил Дэн, разводя руками, – выглянул и посмотрел на часы. Вот и все.

– И сколько же было времени?

– Две минуты первого, – с готовностью ответил Дэн. – Я поставил свои часы.

Сержант Беттс потихоньку двинулся вдоль стены, заходя за спинку стула Хэдли. Он набросал несколько слов на полях своего блокнота и протянул начальнику. Кент, сидевший к Хэдли ближе остальных, успел прочесть, прежде чем тот аккуратно пододвинул блокнот доктору Феллу. Там говорилось: «По словам доктора, смерть наступила около полуночи».

– А вы видели или слышали что-нибудь в коридоре, мистер Рипер? Может, там кто-то был?

– Нет, – ответил Дэн. – Никого, – прибавил он, – кроме служащего отеля рядом с дверью Дженни, который нес большую стопку полотенец.

Глава пятая

Новая «гильотина»

Кент так и не понял, дошло ли до самого Дэна, что он сейчас сказал, насколько сознательно сообщил об этом и специально ли для этого сюда пришел. Было трудно поверить, что человек практической смекалки, вроде Дэна, мог не догадаться. Однако же он говорил со своей обычной ровной доброжелательностью, словно речь шла о чем-то совсем неважном. Атмосфера в комнате изменилась, и все они это почувствовали.

– Однако… – внезапно возмутился Хардвик, но затем выражение его лица сделалось прежним, и он оставил свои соображения при себе.

– Присядьте-ка на минутку, мистер Рипер, – попросил Хэдли. – Две минуты первого ночи вы видели, как служащий отеля нес по коридору полотенца? Мужчина?

– Да.

На этот раз атмосфера в комнате стала настолько напряженной, что Дэн ощутил это так явственно, словно его хлопнули по плечу.

– Мужчина в униформе?

– Ну да, разумеется. Естественно.

– А в какой именно униформе?

– А какая у них у всех? Темно-синяя, на обшлагах красная полоска, серебряные или медные пуговицы, что-то в этом роде. – Внезапно взгляд Дэна застыл, а потом он прищурился, словно человек, который пытается разглядеть что-то с большого расстояния. – Ого! – вырвалось у него.

– Значит, вы поняли наконец. Когда был убит мистер Кент, в доме сэра Гайлса Гэя видели мужчину в униформе служащего отеля…

Дэн сопоставил факты.

– Ах, черт побери! – произнес он. И прибавил после паузы: – Конечно, я понимаю, к чему вы клоните. Но неужели вы думаете, что я удивился, увидев служащего в униформе в отеле? Думаете, я счел это подозрительным? Какое озарение могло на меня снизойти? Я и не рассмотрел-то его особенно. Просто взглянул – заметил краем глаза – и снова захлопнул дверь. Примерно так.

Дэн всегда много жестикулировал, когда спорил. А сейчас он спорил, и даже с некоторым жаром. И в его позиции был свой резон.

– Суть не в этом, мистер Рипер. У нас есть свидетельские показания, кажется, есть свидетельские показания, что никто из служащих отеля не входил в это крыло с половины двенадцатого ночи и до пяти часов утра.

– О-о, – протянул в ответ Дэн. Он напустил на себя свой сдержанный «деловой» вид и сделал это как-то внезапно. – Об этом мне неизвестно, суперинтендант. Я могу рассказать вам только то, что видел. А что за свидетельские показания?

– Рабочие, которые монтируют лифт, утверждают, что никто не поднимался и не спускался в этот промежуток времени.

– А по лестнице?

– И по лестнице.

– Ясно, – резко произнес Дэн. – Ну и кто же я после этого?

– Вероятнее всего, важный свидетель, – ответил Хэдли без особого энтузиазма. – Тот человек в коридоре… вы не рассмотрели его лицо?

– Нет. Он же нес большую стопку банных полотенец! Вот оно! Банные полотенца. Должно быть, их была целая дюжина. Они скрывали его лицо.

– Но он был развернут лицом к вам?

– Да, он проходил мимо… Минуточку, я понял! Я стоял в двери спальни нашего люкса, повернув голову влево, к часам на стене само собой. И он двигался в мою сторону. Как я и сказал, он был как раз рядом с дверью Дженни.

– Что он делал?

– Я ведь уже объяснял, – ответил Дэн таким же лишенным выражения голосом, как и Хэдли, – что почти не рассмотрел его. Сомневаюсь, что я простоял в двери дольше пары секунд – ровно столько, чтобы взглянуть на часы. Я бы сказал, что он либо двигался в мою сторону, либо стоял неподвижно.

– Так что именно? Я хочу услышать лишь ваше впечатление, мистер Рипер.

– В таком случае скорее стоял.

Не самое страшное привидение из тех, что можно увидеть в коридорах обычного отеля, однако терпеливо выжидающее привидение, которое к тому же душит своих жертв и уродует им лицо. Самым отвратительным Кенту показалось то обстоятельство, что призрак неподвижно стоял рядом с дверью Джозефин.

– Банные полотенца, – произнес Хэдли. – Несколько таких полотенец, как мы слышали, были обнаружены в комнате, где произошло убийство. Похоже, этот ваш таинственный служащий по меньшей мере побывал в номере…

– А ее лицо?.. – внезапно воскликнула Франсин.

– Да. И задушили ее полотенцем для лица, как и в другом известном нам случае, – подтвердил Хэдли. Девушка не содрогнулась, не сделала никакого драматического жеста, но глаза ее неожиданно заблестели очень ярко, словно она была готова заплакать. Хэдли нисколько не смутился. Он обернулся к Дэну. – Так насчет того человека: вам не показалось странным, что служащий в униформе разносит полотенца? Разве это не обязанность горничной?

– Откуда мне знать, чьи это обязанности, – огрызнулся Дэн. – Уж странным мне это точно не показалось, я не удивился бы, даже если бы уловил все тонкости, на которые вы указываете. В гостиницах у меня на родине вообще нет горничных. Всю работу выполняют служащие, индийцы в основном. Теперь-то я понимаю, что это довольно странно, но с чего бы мне было удивляться в тот момент?

– Можете вы хоть как-то описать того человека? Высокий, низкий? Толстый, тонкий?

– Да обыкновенный.

Хардвик решил вмешаться. Все это время он стоял чуть поодаль, не привлекая к себе внимания, словно мысль, брезжущая на краю сознания, однако казался таким солидным и заслуживающим доверия, что Дэн развернулся к нему, будто желая пожать руку.

– Вы упомянули униформу, – медленно произнес Хардвик. – Но какую именно? У нас их несколько видов, между прочим.

Хэдли крутанулся на месте.

– Я как раз к этому подбирался. Какие виды униформы у вас имеются?

– В это время суток их не так уж много, как я и говорил несколько минут назад. Если бы это случилось днем, вот тогда выбор был бы весьма широким. Но в столь поздний час остается всего три категории служащих, которым полагается униформа, остальные, начиная со швейцара, заканчивая носильщиком, к этому времени уходят. Первым делом, остается ночной портье, Биллингс, и четверо коридорных под его началом. Во-вторых, есть еще два лифтера. В-третьих, два официанта в лобби-баре, ну, вы знаете, они подают напитки припозднившимся гостям. И это все.

– Итак?

– Портье у нас, – начал отвечать Хардвик, прикрыв глаза, – в длинном синем сюртуке, похожем на фрак: двубортный, серебристые пуговицы, открытая грудь; воротник-стойка со скошенными уголками и черный галстук-бабочка; на воротнике и обшлагах красный кант. Четверо коридорных носят двубортные сюртуки с воротником-стойкой и черные галстуки-самовязы, на сюртуках – красная эмблема отеля. Лифтеру полагается короткая однобортная куртка с открытой грудью, синяя, с серебристыми пуговицами и эполетами. Униформа официантов из лобби-бара похожа на синие вечерние костюмы, с серебристыми пуговицами и красными эмблемами отеля. Но чтобы двое последних оказались вдруг на верхнем этаже…

– Я и понятия не имел, что их столько, – проворчал Дэн. – Скверно. Если я начну об этом думать, то лишь напридумываю того, чего не было, и, вероятно, пущу вас по ложному следу. Я помню точно сюртук и пуговицы, за них я ручаюсь. Пуговицы можно разглядеть за стопкой полотенец. Он держал полотенца высоко, прямо перед лицом.

Хэдли с хмурым видом уставился в свою записную книжку.

– Но не могли бы вы описать нам, к примеру, какой это был сюртук, длинный или короткий? С отложным или стоячим воротником?

– Воротника я не видел. У меня ощущение, что сюртук был короткий, но поклясться я бы не смог.

Их прервал Хардвик, заговоривший с внезапной горячностью:

– Все гораздо хуже, чем вы думаете. Вы должны кое-что узнать, суперинтендант, хотя это вряд ли сильно поможет делу. Несколько лет назад у нас служил ночной коридорный, оказавшийся воришкой, причем настолько ловким и изобретательным, какого я в жизни не встречал. Его способ ограбления гостей был почти безупречным. Он, как у нас заведено, обслуживал два этажа. Среди ночи он поднимался наверх, якобы в ответ на вызов или просто «приглядеть», как они часто делают. Наверху у него была припрятана пижама и тапочки, иногда он использовал халат. Пижаму он надевал поверх формы. В его распоряжении, разумеется, имелся универсальный ключ ко всем номерам. И он просто потихоньку входил и уносил то, что ему приглянулось. Если постоялец просыпался или замечал вора, у того было наготове блистательное объяснение, которое ни разу не подводило: «Прошу прощения, ошибся номером, нечаянно вторгся к вам». Его в любом случае принимали за постояльца. Если его замечали выходящим из номера или идущим по коридору, он не вызывал ни малейших подозрений: гость отеля, который направляется в туалетную комнату или куда-то еще. Когда кража обнаруживалась, естественно, искали вора среди постояльцев. Так вот, он проделывал такое не единожды, пока кто-то из пострадавших отказался удовольствоваться этим «ошибся номером» и схватил его[12].

Хардвик выдержал паузу.

– Только прошу вас, – прибавил он с хмурой усмешкой, – не сочтите, что вы оказались в тайном воровском логове. Просто я подумал, лучше я сам об этом упомяну. Именно после того случая мне пришлось повесить во всех номерах объявление: «Пожалуйста, запирайте дверь на щеколду».

Франсин приняла брошенный вызов – если это был вызов.

– Мне кажется, отсюда не трудно вывести мораль, – произнесла она твердым тоном. – Если служащий может вырядиться постояльцем отеля, постоялец тоже может одеться служащим.

Повисло тяжкое молчание, и в комнате стало как-то слишком тепло.

– Прошу прощения, мисс Форбс, – произнес Хардвик неторопливо. – Честно говоря, я вовсе не это имел в виду. Я… гм… просто счел нужным упомянуть. В любом случае можно выяснить перемещения всех служащих прошлой ночью.

– И лучше сделайте это незамедлительно, – предложил Хэдли, с решительным видом поднимаясь с места. – А мы пока что взглянем на тело. Напоследок всего один вопрос. Вы упоминали об универсальном ключе. Значит, замки на дверях во всех номерах одинаковые?

– Это вряд ли. Замки установлены в определенной последовательности, весьма искусно, можно сказать. Как правило, за каждой горничной закреплено определенное число номеров, обычно двенадцать, хотя иногда меньше. У горничной при себе только один ключ, который открывает все двери ее группы. И в каждой группе комнат свой замок. Разумеется, одинаковые замки встречаются в разных частях отеля, но при этом существует около двадцати различных комбинаций. У коридорного есть универсальный ключ, отпирающий любой замок на тех двух этажах, которые он обслуживает, ну и так далее, по старшинству: мой ключ подходит к любому замку в здании. Однако это общее правило не распространяется на наш верхний этаж, новую пристройку. Мы тут затеяли эксперимент, возможно не вполне удачный, врезав во все двери автоматические американские замки, и среди них двух одинаковых нет. Это доставляет в сто раз больше хлопот и множество неудобств, зато исключает малейшую возможность, что тот, кому не положено, откроет здесь даже каморку с постельным бельем.