Начало от безумного отца

– Ну и что? – спросила она.

– Уходи. Уходи!

– Чего я пойду? – спросила Катерина, уже не пытаясь понять, кто с ней говорит. – Я тут останусь.

Она даже слегка рассердилась. В это время попугай затрещал, словно сверчок. Прошло еще минут пятнадцать, женщина снова услышала:

– Хорошая птичка. Кеша – птичка для кота.

Катерина подозрительно заглянула за диван, затем обернулась на старушек, выкрикнула:

– Хорошая птичка? Эй, где ваш кот? Нельзя сюда кота!

Старушки продолжали говорить между собой, не обращая внимания на ее окрик. Здесь все уже привыкли к тому, чтобы не обращать на Катерину внимание. Так настраивал людей персонал. Из клетки послышался ритмичный стук. Попугай застучал в зеркальце.

– Мальчик, мальчик.

Катерина посмотрела на него. Вытянув шею, птица вспорхнула, зацепившись когтями за верхние прутья клетки. Мимо нее снова проходила Варвара Михайловна.

– Кеша тебя кадрит? – спросила она. – Ох, озорник.

Тут же из кухни вышла Тамара, махнула рукой Варваре Михайловне. Как в школе, зазвенел звонок на обед. Шаркая ногами, ходячие старики друг за другом проходили в столовую, заскрипели ножки стульев об пол, застучали об тарелки ложки. Ближе к дверям, за столом для четырех человек, уже сидела Катерина.

                                       * * *

После обеда на работе появился Антон Юрьевич. Сегодня утром нужно было подать списки директору, который, даже сидя дома, оставался главным. Антон Юрьевич ездил к нему домой, отдать долг подчиненного. Прибыв на работу, мужчина в своем кабинете выпил чаю с вареньем из черной смородины, накинул на себя медицинский халат, посмотрел в окно, вытащил из ящика стола журнал и шариковую ручку, направился по коридору на обход местных жильцов, которые были тайно отданы директором под его опеку, как врачу-психиатру. Антон Юрьевич, находясь в отличном настроении, слегка шевелил губами, напевая: «Темный мрачный коридор. Я на цыпочках, как вор. Пробираюсь, чуть дыша. Чтобы не спугнуть. Тех, кто спит уже давно. Тех, кому не все равно. В чью я комнату тайком желаю заглянуть, чтобы увидеть…»

Слегка пританцовывая, завернул в комнату, где жила Катерина. Для него она была идеальной пациенткой. Он писал о ней в своих записях как об очень странном человеке, полном загадок. Несмотря на то, что он видел старческое слабоумие Катерины, он чувствовал, что за этим есть еще что-то. Вот это «что-то» его интересовало, поэтому в период обострения болезни ее не увезли в психиатрическое отделение.

Катерина, сидя у себя на кровати, проследила взглядом, как врач в белом халате, с редкой русой бородкой и маленькими глазами в очках, вошел в комнату. На ее взгляд, его непомерная голова совсем не подходила телу. Ей показалось, как будто он еле ее удерживал. Антон Юрьевич брезгливо повел носом, широким шагом прошел мимо пары кроватей с парализованными старушками. За ним зашла ярко накрашенная женщина пятидесяти лет, чуть выше ростом, чем врач, лицо у нее было немного вытянуто вперед. Она оглядела комнату, тоже сморщилась. «Они оба, по всей видимости, кого-то ищут», – подумала Катерина, на всякий случай пробежавшись глазами по комнате.

– Не спится? – негромко спросил ее ободряющим голосом Антон Юрьевич, поправив очки на остром носу. – Уже обед прошел, а вы не умывались еще, не причесывались? Кат…

– Ты Витька иль кто? – перебила его Катерина.

Мужчина ловко взялся за спинку стула, сел напротив нее, ответил:

– Ну, давайте снова знакомиться: я врач Антон Юрьевич Скабеев. А это моя помощница – медсестра Оксана Ивановна, мы вчера с вами общались, позавчера, ну и так далее.

Он растягивал слова, словно говорил с маленьким ребенком. Улыбнулся Оксане Ивановне. Голубоглазая, широкобровая, обычно веселая Оксана Ивановна на этот раз выглядела хмурой. Сегодня она спала беспокойно, на работу идти не хотелось. Она до самого обеда просидела в процедурном кабинете, закрывшись изнутри на ключ.

– Оксана Ивановна, подай мне полотенце. Где-то вымазал халат.

На халате мужчины действительно виднелось бардовое пятно от варенья, которое врач перед выходом из кабинета зачерпнул из банки. Обычно на любую просьбу медсестра сначала закатывала глаза, что Антон Юрьевич увидел и сейчас.

Оксана Ивановна не любила себя утруждать дополнительной работой, зато любила посиживать у себя в кабинете и первой после окончания работы выскакивать во двор ровно в шестнадцать часов. Она была разведена и воспитывала сына.

Антон Юрьевич потер карман халата полотенцем, кинул его на стол. Он быстрым движением открыл принесенный с собой журнал. Достал из кармана ручку, щелкнув, уронил ее на пол, поднял. Снова слегка улыбнулся медсестре, потом с серьезным видом посмотрел на Катерину.

– Злобный Корочун ты, а не врач. Я-то знаю, что ты тут делаешь. Чесночину тебе надо в нос! – выкрикнула Катерина.

Антон Юрьевич от неожиданности замер, потом выдохнул.

– Чесночину? Чего мы хотим видеть или воображаем, то и видим, – проговорил он, продолжая разглядывать пациентку.

– А чего голова такая большая? Ты из этих, что ли?

– То из этих, то из тех. Нет, Катерина Константиновна, я из наших. А голова уж, какая есть.

Оксана Ивановна молчала, только вскидывала к верху брови, глядя на женщину.

– У тебя хроническое воспаление почек, – продолжила Катерина.

– Вы соскучились, вижу. Очень поговорить хочется, – ответил Антон Юрьевич, словно перед ним действительно сидел ребенок.

Тут Оксана Ивановна негромко рассмеялась.

– К врачу ходил, на УЗИ? – продолжала спрашивать его Катерина.

– Спасибо за заботу. Да нет, вам показалось, все в порядке. Это я вчера… Спасибо за беспокойство. В конце концов, я же сам врач.

Он, спустив уголки рта вниз, сделал запись в журнале.

– Отец тоже любил, – снова произнесла Катерина, – спасибо говорить.

Антон Юрьевич снова что-то записал в журнал, поднял взгляд вверх, где в углу комнаты громко жужжала пара мух, запутавшись в паутине. Катерина вдруг хлопнула себя по груди, расправляя плечи, демонстративно мотнув волосами.

– Галочка, все для тебя, радость моя! Ты моя душа, ты мой соловей! – изобразив чью-то интонацию, выкрикнула она. – Тихо ты, рыба моя. Он начал мять ее, втолкнув в двери…

Сменив интонацию, Катерина наигранно захохотала, не сдерживаясь, от этого затряслись ее плечи и выпирающий живот. На соседних кроватях зашевелились соседки. Послышались вздохи.

Вмешалась Оксана Ивановна:

– Катерина, про тебя сегодня сказали, что ты в полном порядке. Спокойная, хорошая. Тебя врач так будоражит? Антон Юрьевич от чего ей надо укол сделать?

Мужчина хотел ответить, но не успел.

– Спасибо вам, нате выкусите, – выкрикнула Катерина, завернув кукиш перед лицом врача, показала его и медсестре.

От неожиданности Антон Юрьевич даже вздрогнул, уголки его рта наигранно снова поползли вниз, он старался удерживать смех, прикоснулся к подбородку, потер его, поправил очки. Оксана Ивановна, подойдя почти вплотную к Катерине, ловко подобрала ее волосы, затянув на затылке, заплела косичку.

– Ох, Катерина, чего возбужденная какая? – спросила она, косясь на врача. – Доктора пугаете? Ну, ясно.

Врач взял Катерину за запястье, замер, прислушался. Медсестра звякнула металлической миской, положив ее на стол, убрала с нее мокрую марлю, достала ампулу и шприц. Вдруг Катерина воинственно потрясла кулаком в воздухе. Антон Юрьевич отклонился, снова взглянул на Оксану Ивановну, кивнул.

– Уколю. Потерпи моя хорошая.

Катерина неодобрительно мотнула головой, немного дернулась от вонзившейся в ее мясистую руку тонкой иглы, но не воспротивилась. Вообще она была не агрессивная, только доставляла массу неприятностей для жильцов и персонала в силу своих психических особенностей. Обижаться на нее было не за что, но все, что она делала, порядком всех раздражало. Медсестра, вынув иголку, приложила к коже маленький кусочек ваты, смоченный в спирте, нежно погладила по плечу женщину. Антон Юрьевич прикоснулся подушечками пальцев к своему лбу, потом поправил на переносице очки, спросил:

– Екатерина Константиновна, какой сегодня день?

Ответа не последовало.

– Какое сегодня время года? Вы смотрели в окно? Может, размышляли? – произнес Антон Юрьевич, провел в воздухе пальцами линию слева направо и обратно перед глазами Катерины.

Она не заострила на пальцах внимание. Ответила:

– Размышляла? Нет, не размышляла.

Женщина опустила плечи, потом мягко согнула спину, словно коромысло, и ее лицо, как будто еще больше сползло вниз.

– На дворе июнь, Екатерина Константиновна, самая его середина.

Она чуть наклонилась вперед.

– Ты кто?

У Оксаны Ивановны вырвался нервный смешок.

– Врач, Антон Юрьевич, – выдержанно ответил мужчина, негромко постучал носками ботинок об пол.

– Врач. Скажи-ко мне. Вот живу я всю жизнь в деревне, где нечисти да бездушные живут. Идешь туда, а придешь обратно. Отгадай загадку.

– Правда? Где ваша деревня? Интересно увидеть…

Катерина протянула ладонь, прикоснулась к колену Антона Юрьевича. Он чуть отклонился. Она хлопнула ему по колену, убрав руку, потрясла ей в воздухе, указывая на окно.

– Ты не ходи туда, мором возьмут, да утопют, как Ваську мою.

Последние слова она сказала, чуть приглушив голос, как будто из страха.

– Ну ладно. А что, у вас там река есть? Рыба тоже водится?

– Рыба водится. Хорошо, что ты меня сюда взял, к себе.

– Вам нравилась своя жизнь?

– Тебе бы понравилось у черта взаперти сидеть? Света белого не видела, обшивала его.

– Я знаю, что вы были швеей. Вы уже демонстрировали это, когда пришили сумку к моей куртке.

Он улыбнулся.

– Швея и есть.

Она усмехнулась, перевела взгляд на медсестру. Антон Юрьевич продолжал наблюдать за ней, потом поднялся, завел назад руки.

– Понаблюдаем. Надо ее поднимать наверх. Она же не лежачая, зачем ей в геронтологии среди парализованных стару… – он прервался, покосился на кровать, где лежала старушка, – бабулек, бабулечек лежать? Ладно, назначу ей нейролептики, снотворное. В общем, одно надо отменить, другое добавить. Я понял.

Как будто сказал об этом врач сам себе. Оксана Ивановна снова слегка закатила глаза. На соседней кровати заскрипели пружины. Послышался громкий продолжительный звук. Медсестра сморщилась, Антон Юрьевич еле сдержался от смеха.

– Вот что. Все назначение я запишу в журнал. Идемте уже.

Они продолжили разговор около выхода из комнаты.

– Мне странно, Антон Юрьевич, что она вообще здесь, хоть на каком этаже. Чего она пугает и наводит беспорядок среди жильцов. Эта женщина ненормальная. Я столько раз тебя спрашивала. Может, ее в отделение психиатрии хотя бы на время увезти?

– Да уж, понимаю ваши переживания. А чего же ей, Оксаночка Ивановна, делать? Нам бы в таком возрасте быть во здравии, так считай бы, это небесный поцелуй был.

В комнату вошла уборщица средних лет с рябым лицом и нависшими веками, со шваброй в руках, в натянутых почти до середины икры мужских носках, в сандалиях, которые были явно великоваты ей по размеру. Катерине показалось, что у нее вместо рук куриные лапы. Уборщица была низкого роста и выглядела как девятилетняя пухлая девочка.

– Здрасьте, – произнесла уборщица, не посмотрев на присутствующих.

Эта суетливая женщина жила в соседнем поселке, и каждое утро добиралась на работу на мотоцикле с коляской. Это она тащила в дом престарелых бездомных котов и кошек. Директор ругался. Однажды за непослушание ее лишили премии. Но кто выйдет с ней на путь конфликта, тот будет побежден ее добротой. Обязательно будет кормить ее котов. Так и вышло с директором, но он об этом никому не говорил. На виду у всех он все равно гонял кошек и грозился уволить уборщицу. Должность требовала. Все об этом знали.

Когда уборщица встретилась глазами с Оксаной Ивановной, то та взглядом указала ей на дверь, чтобы женщина вышла. Уборщица, заметив еще и Антона Юрьевича, исполнительно кивнула. Только развернулась к выходу, как Оксана Ивановна громко шепнула ей:

– Аня, пс, Аня Семеновна. Анна! Судно забери, не чуешь, что ли?

Анна Семеновна оглянулась, толстые губы ее что-то зашептали, она вернулась к ближайшей кровати, приставив швабру к стене. Медсестра покосилась на Антона Юрьевича, снова сморщилась.

– Ты снова, Антон Юрьевич, съехал с темы. Прям поцелуй небесный.

– Съехал? Ну и слово ты нашла. У нас много кто живет с разными психическими диагнозами.

Уборщица оперлась о край кровати, на которой спала парализованная старушка, заглянула под нее, запустила руку, раздался резкий звук ползущего судна. Аккуратно, стараясь не расплескать содержимое, женщина направилась к выходу, оставив распахнутой дверь. В открытые форточки послышалось щебетание птиц, стремительно взлетевших с дерева. Закаркала ворона.

– Вита Сергевна, у тебя вчера глаза были серыми, а сегодня карие. Я боюсь тебя. Ты плохая нечисть.

Медсестра обернулась на Катерину, та прикрыла глаза ладонью, посмотрела на Оксану Ивановну сквозь раздвинутые пальцы, как ребенок, увлекшийся игрой «ку-ку». Женщина вернулась к ней, мягкими движениями отняла от ее лица ладонь, уложила на постель, накрыла одеялом, затем вместе с Антоном Юрьевичем покинула палату.

Сразу за ними в комнату снова прошла Анна Семеновна. Уборщица выставила таз с грязным бельем в коридор. Туда же вынесла пару стульев. Подойдя к окну, провела мокрой тряпкой по плинтусу. Шумно дыша и ритмично двигая шваброй, направилась к выходу, оставляя за собой на линолеуме грязные разводы. Сквозь дремоту Катерина услышала, как под ее кроватью тряпка зацепила тапки.

Глава 4

Поселок Черемушки.

Дом для престарелых людей. Июль 2016 год

Этот день в доме для престарелых людей прошел как обычно, в своем режиме, написанном на листе, прицепленном к стенду на иголку. К вечеру Антон Юрьевич выглядел уставшим. Он находился в своем кабинете, который выделили ему на первом этаже, почти у самого входа, еле слышно подвывая под нос мелодию, лениво расписывался в журнале. Затем, достав из ящика стола свой маленький блокнот, записал: «Когда на пути встречаются мосты». Задумался, помахал ручкой в воздухе, словно Пушкин пером. Мысль не шла. «У Александра Сергеевича бы уже появилась», – подумал он, обреченно бросив ручку на стол. Врач повел взглядом на темно-зеленые обои в полоску, подгибающиеся в углах, тюль в крупный цветочек, лаковый шкаф для одежды. Осмотрел белую герань в большом горшке, подаренную матерью Степана в благодарность за ее лечение. Женщина сказала, что этот цветок очищает воздух. Все это навело на Антона Юрьевича тоску. «Нужен ремонт. И чем скорее, тем лучше», – подумал врач.

Вскоре в дверь постучали. Степан, местный сантехник, сначала просунув свою лохматую шевелюру в проем, потом показал лицо, улыбнулся. Антон Юрьевич в ответ кивнул, и мужчина, шаркая ногами по полу, устроился в кресле. Степан – высокий сухопарый мужик пятидесяти пяти лет, рыжеватый и усыпанный веснушками, стриг волосы раз в полгода и носил бороду. Жил он рядом с домом престарелых вместе со своей религиозной матерью. Твердой убежденностью держать пост вызывал насмешки и раздражение у повара Тамары и социального работника Тани, хотя живущие здесь старушки его стремление к вере в Бога поддерживали.

– Раиса померла, – тихо произнес он, исподлобья уставившись на Антона Юрьевича. – Аннушка взяла ее за руку, чтобы перевернуть, обмыть, а та уж похолодела. Позвонили везде, как положено. Щас скорая приедет, участковому надо звонить. Позвонишь? У Раи же никого не было, социальная служба хоронить станет.

– Это кто? Она же соседка Катерины, у окна кровать стоит. Так?

Степан согласно кивнул.

– Я же днем в их комнате был. Я еще подумал, ну и запах…

Степан, удивившись, ответил:

– Нет, запаха еще не должно быть.

Антон Юрьевич оттопырил нижнюю губу, шумно выдохнул, как будто фыркнул, как лошадь. Затем взял со стола сотовый телефон, тут же положил обратно.

– Зарядка села. Да, Степан, дела, – произнес он.

Взглянул на красный проводной телефон, стоящий на его столе, хотел снять трубку, но передумал. Подойдя к окну, врач открыл форточку. В кабинет с улицы ворвался звук мотоцикла и крики играющих за забором детей. Легкий ветерок, тут же залетевший через форточку, не освежал, лишь слегка прикоснулся к щекам Антона Юрьевича. Мужчина, не оборачиваясь, спросил:

– Видно, давно померла, раз охладела? Не сегодня может, а? Как так случилось? Ее сутки никто не трогал, что ли? Не подходил к ней?

Несмотря на то, что Антон Юрьевич на него не смотрел, Степан, потупив взгляд, пожал плечами.

– Ну, я-то не виноват. Я же за стариками не слежу. У меня своей работы хватает. Во.

Он провел ребром ладони по шее. Возмущенный Антон Юрьевич обернулся, но тут же снова вернул взгляд к окну.

Они со Степаном, несмотря на разницу в возрасте, со временем подружились. Что-то между ними было общее. «Только вот что?» – спрашивал сам себя Антон Юрьевич. Степан ему казался достаточно благонадежным мужиком, да и мать его бесплатно заботилась о местных жильцах, иногда и о нем тоже. «Просто хорошие они люди», – подытоживал в своей голове врач. Простота и умение слушать было для Антона Юрьевича важным в человеке. Но сейчас эта простота скорее раздражала врача. Он заметно нервничал.

– Не похолодела, а чуть похолодела. Может, сначала замерзла. У окна же лежала. Может, утром скончалась. Аннушка не всегда успевает понять, кто умер, а кто нет, – вдруг выпалил Степан, ерзая от напряжения в кресле.

Антон Юрьевич гневно взглянул, как ему показалось, в наглые глаза Степана, от негодования даже рот открыл. Степан изменился в лице.

– Сначала замерз… Чуть? Чем же интересно таким долгим и важным у нас занимается Анна Семеновна?

Антон Юрьевич постучал себе по лбу кулаком, исказив лицо. Нервно пройдя по кабинету, сел за стол, закинув ногу на ногу, качнул ей, стукнувшись коленом о его край. Степан ощущал неловкость и некоторое время ничего не говорил. Ждал, пока врач заговорит снова. Но тот продолжал молчать. «Чего он так расстроился?» – думал Степан.

– Что за люди? Так я же… Что за люди?

Степану было ясно, что спрашивал об этом Антон Юрьевич сам себя. Прошло еще пять минут. Врач все же снял трубку красного телефона, приложил ее одним концом к губам и язвительно произнес:

– Здравия желаю, Анатолий Алексеевич. У нас тут бабушка померла. Нет, вы не думайте, вчера еще. Нет, конечно, мы очень внимательные, просто у нас дел много. Вы приезжайте, все сами увидите.

Он положил трубку, оперся локтями на стол, сжав руки в замке. Еще какое-то время он шепотом передразнивал кого-то, искажая гримасу.

– Не буду сегодня звонить. Все равно уже не к спеху, договоримся завтра, – снова произнес Антон Юрьевич. – Главное, что скорая ее заберет сегодня.

У Степана горели щеки, ему было жутко стыдно за то, что они такие люди. «Вообще, за людей стыдно, вот за весь мир, – думал он. – Попадет Анне, опять попадет». Прошло еще пять минут.

– Ты остыл? – больше не желая молчать, спросил Степан и еле слышно кашлянул.

Подумал: «Если же не остыл, значит надо уходить и оставить в покое Антона Юрьевича со своими мыслями». Но врач, к его облегчению, ответил:

– Ага. Как Раиса. Этого ты хочешь?

Тон его был ровным, похоже, что он успокоился. Степан не удержался, засмеялся, с ним и Антон Юрьевич. «Можно выдохнуть, все нормально», – решил Степан. Врач выставил перед собой ребром ладонь, наводя ее на мужчину.

– Дать бы вам всем, вместе с Катериной, – шепотом, сквозь зубы произнес он.

Степан удивленно вскинул брови.

– Я и Катерина причем?

– Да туда же. Устал я что-то. Ладно. Разберемся с Раисой, вернее с ее смертью. Вот о чем ты мечтаешь, Степа?

Быстро переключившись от ворвавшейся ситуации, не дождавшись ответа, продолжил врач:

– А вот я иду по полю. На горизонте густится лес. Он, как будто сторож, требует пропуск, проверяет, годен ли я, чтобы допустить меня до речушки, что за лесом этим течет. До речушки, мягко журчащей, словно девушка. Что делается, а? Ух, морозец по коже пробежался.

Антон Юрьевич немного зарделся, прикрыл глаза, откинулся на спинку стула. Степан пожал плечами, только приоткрыл рот, как врач снова произнес:

– Девушка, говорю, речушка эта, в прозрачной сорочке и волнующая мое воображение. Хочется этой ледяной чистой воды зачерпнуть ладошками, приложить ее трепетно к горячим губам. Хочется чистоты этой прохладной.

Он даже разволновался и тут же поддался вперед. Глаза его отражали мечтательность.

– Как-то ты быстро. Ну ладно. Кстати, Антон, у тебя девушка уже появилась? Давно мы не общались, а вдруг…

– Погоди ты…

Антон Юрьевич что-то записал в блокнот. Степан подождал еще несколько секунд, закопошился, запустил руку под кофту, спросил:

– Ну их, этих девушек. Будешь? Помянуть надо Раису.

Антон Юрьевич посмотрел на черную фляжку в руках Степана, лицо его стало таким, будто ему предложили выпить яду, но все-таки он согласно махнул рукой.

– Давай. Все равно уже рабочий день закончен.

– Вот, говорю я, свой ты парень.

– А то!

Степан усмехнулся, протянул мужчине фляжку. За окном послышалось шуршание шин, подъехала машина, заглох мотор, хлопнула дверь. Стало понятно, что приехала машина скорой помощи. Выходить из этого кабинета никто не собирался. Антон Юрьевич отхлебнул из фляжки, протянул ее Степану. За окном заговорили люди. Степан кивком указал на шум. Антон Юрьевич ответил:

– Не пойду. Сами справятся. Они же…

Мужчина не успел закончить фразу, как в кабинет без стука забежала встревоженная Оксана Ивановна, Степан еле успел засунуть фляжку обратно под кофту, взялся за подбородок, поднял на нее глаза. Оказывается, они не закрыли дверь на ключ. «Неожиданное появление медсестры было непредусмотренным», – подумал Антон Юрьевич.

– Там скорая приехала. Выйдете?

Она волновалась. Антон Юрьевич отрицательно покачал головой. Женщина перевела возмущенный взгляд на Степана, видимо, ища поддержки с его стороны.

– Я не пойду. Это не моя работа.

– Вы серьезно? – спросила медсестра, сунув руки в карманы халата. – Моя, что ли? Я и так сегодня задержалась. Мне за это не платят. Кто будет расписываться?

– Распишись, пожалуйста, сама, – деликатно попросил ее Антон Юрьевич. – Мы в командировке, все. В долгу не останемся.

Выражение лица у Оксаны Ивановны стало наигранно обиженным. Степан сдержанно улыбнулся. Медсестра ему нравилась. Иногда он о ней мечтал, хотел в ресторан в городе пригласить, но стеснялся, да и боялся тоже. Мать ему говорила: «Все бабы тебя разводят, не умеешь ты сразу их натуру распознать». «Мать не права, – думал Степан. – Умею, поэтому и не предлагаю Оксане Ивановне ресторан. Но мечты же не делают меня чокнутым. Мечтать даже необходимо».

– Почему скорая? Она покойников забирает? – спросил Степан, глядя на медсестру, затем почему-то разразился смехом.

Оксана Ивановна, несмотря на возмущение, улыбнулась такой реакции.

– Ну, наверное, нет больше никого, только они дежурят, – ответила она, свысока глянув на мужчину, который и так находился в кресле ниже ее.

Он закивал, одобряя ее мысли.

– Оксаночка Ивановна, сделай все сама, а я потом к участковому забегу. Завтра, может. Что-то я устал сегодня, да и зарядка на телефоне села.

Антон Юрьевич, потупив взгляд, как ребенок, покрутил телефон в руках, нажал на пару кнопок, искоса поглядывая на Степана.

– Ладно, эгоисты. Вы же одни устали.

Сделав вывод, что дел с ними не будет, медсестра улыбнулась Степану, заправила волосы за ухо, блеснув сережками с зеленым камушком, и выпорхнула из кабинета, оставив за собой сладкий аромат духов. Степан ухмыльнулся, приподняв брови, обтер уголки рта, игриво взглянув на Антона Юрьевича. Врач тут же тихо подошел к двери, повернул ключ в замке и щелкнул по выключателю. Вечер еще только наступил, поэтому выключенный свет в кабинете не создавал темноты. В коридоре началась суета. Было слышно, как поставили на пол носилки. Мужской голос попросил стариков немного отойти.

– Вовремя ты, – шепотом произнес Степан.

Хлопнула входная дверь, послышались спускающиеся по лестницам шаги, затем уличная дверь, следом и дверь машины. Антон Юрьевич еще пару секунд прислушивался, шепотом обратился:

– Только не как в прошлый раз. Ладно?

Степан согласно хмыкнул, снова вытащив фляжку. Антон Юрьевич протянул ему неполный пакет печенья, лежавший у него на столе. После очередного глотка Степан спросил:

– Вот, Антон, скажи мне, что ты здесь делаешь? Ты же врач. Как же ты, такой интеллигентный человек с высшим образованием, в этой дыре живешь? Тебе же надо в больницы. А ты в этом доме? Это нам тут надо до конца дней работать, мы люди не образованные.

Антон Юрьевич, взял протянутую Степаном фляжку, хлебнул из нее, протянул обратно, захрустел печением.