Папа, напиши о Чупакабре! Деревенский детектив

– Да вот телефон дочка обронила. Если найдешь, с меня магарыч.

Глаза Ножика загорелись.

– А какой телефон-то?

– Да, веришь, не помним. Сенсорный был, ну без кнопочек, вот такого размерчика, черный… чехол еще кожаный, – и я примерно показал размеры устройства руками.

– А модель какая?

– Кажется, Самсунг, а, может, и нет. Коробка от него в Москве осталась.

– Ясно. Ну, уж если увижу у кого, скажу… – и он закинул пакет помидоров себе на плечи. – А ты к ментам обращался?

– Да ну с ними связываться. Мы сами попробуем найти, – сказал я. – Тут-то людей, два с половиной человека живет. Свои подобрали, расспросить только надо.

Бывший зэк улыбнулся, показывая мне дырку от выбитого переднего зуба.

В это время ко мне навстречу выбежала заплаканная дочка. Попытка подготовить маму к событию не прошла даром.

– Эй, глупая, чего ревешь-то? – спросил ее Ножик с явным сочувствием. – На, держи!

И он, сбросив с плеч пакет, достал оттуда зеленый помидорчик.

– Ты его с яблоками положи, пожелтеет немного, вкусней будет. Помой только, на всякий случай.

Потом после некоторых уточнений, при каких условиях и примерно в каком месте мы потеряли смартфон, он поплелся дальше, вглядываясь вдоль дороги.

– Спасибо! – крикнула ему вслед дочурка.

Но Ножик так увлеченно рыскал по уже примятой нами траве, что, казалось, не слышал слов благодарности.

– Вот зря Жучку отдал! Мы бы с ней быстро его нашли! – качал головой он, подходя к краю забора и заодно заглядывая за него во двор. – Он мог отскочить куда угодно, – крикнул он нам, словно оправдываясь.

Но мы не стали ему мешать в поиске и остановились у ворот стройки. Саманную хату обкладывали силикатным кирпичом, заодно перебирали крышу, бетонировали столбы для забора. Сами строители, очевидно, уже вернулись. Багажники их машин были приоткрыты и заполнены доверху мешками цемента.

– Ты точно тут его потеряла? – спросил я у дочки.

– Да, примерно тут. Они тут как раз курили. Вот еще бычки валяются.

Когда мы постучали в ворота, их сразу же открыл босоногий мальчуган лет четырех-пяти. Черные, как уголь, глазенки смотрели на нас из-под прямого, слегка покатого лба.

– Здравствуй, – сказал я ему. – А взрослые есть? Позови.

– Мама! – крикнул он, повернувшись в сторону раскидистого абрикоса.

Там, в прохладе тени, медленно покачивался гамак, на котором в привольной позе на спине лежала молодая красавица. Наготу ее бедер скрывала пестрая юбка, а узкие плечи покрывала накидка из полупрозрачной материи, возможно, шелка. На голове у нее была соломенная шляпка с широкими полами. Но больше всего мне запомнились ее утонченные, как у балерины, ступни, украшенные разноцветными браслетами. Девушка не замечала нас, находясь в какой-то отвлеченной прострации, и даже громкий оклик так непохожего на нее сына не привел ее в чувство. Она продолжала покачиваться в гамаке, точно в дрейфующей лодке, и, едва касаясь кончиками пальцев своей элегантной ножки песочка, выписывала на нем какие-то причудливые круги. И если бы не куры, бродившие рядом, казалось, что эта девушка находится где-нибудь на коралловом побережье Канкуна. В завершении всей этой сказочной картины не хватало разве что початой бутылки какого-нибудь шампанского в корзинке со льдом и свежих сочных фруктов. Хотя последние все же были. Они висели на ветвях и от легкого дуновения ветра то и дело падали вниз. Рядом, на песке, находился тазик. Очевидно, своим неожиданным приходом мы отвлекли мальчика от сбора урожая.

– Здравствуйте, – поприветствовал я эту девушку. – Извините, что Вас отрываем от…

Договорить я не успел, так как рядом что-то звякнуло, и кто-то, коричневый и лохматый, бросился мне в ноги, при этом громко ревя и пытаясь достать меня когтистой лапой.

Это была точно не собака, но я не сразу понял, что чуть не стал жертвой разбоя маленького медвежонка, пристегнутого цепью к столбу. Я инстинктивно закрыл собой взвизгнувшую от испуга Настю, и замер, ожидая дальнейшего нападения, но, слава богу, цепь удержала зверя, буквально в метре от моих ног.

– Папа, смотри, это же медведь! – прошептала моя дочь, с опаской выглядывая из-за меня. – Мы такого в зоопарке видели.

– Да, похоже, – выдохнул я, чувствуя, как мое сердце только-только начинает выползать из пяток. – Он, наверно, подумал, что я мед принес.

Медвежонок, тем временем, продолжал реветь, выражая все признаки агрессии и, я бы даже сказал, бешенства. Цепь едва сдерживала его натиск, и эти ржавые, местами уже погнутые кольца от натуги могли разорваться. Но вместо того, чтобы утихомирить своего питомца, мальчуган, который приоткрыл нам ворота, весело засмеялся, а девушка в гамаке, лишь лениво приподняла полы своей шляпки, чтобы лучше рассмотреть нас.

– Марко! – позвала она на помощь мужа.

Медвежонок уже встал на задние лапы и точно пританцовывал, топчась на месте. Я все еще держал посылку в руках, планируя в случае самообороны обрушить ее на голову этому танцору. Слава богу, на порог строящегося дома вышел один из строителей с недовольной миной на лице, самый настоящий цыган. Он был в ярко красной рубахе, подпоясанной разноцветным поясом, и, судя по всему, являлся мальчику отцом. Уж очень они были похожи. Черненькие, худощавые, кудрявые, с грубыми скулами.

– Явко мэ! (Иди ко мне!) – крикнул он громко своему смеющемуся сыну, и когда тот послушно подошел, дал ему увесистую оплеуху. – Закурдан. (Достал меня!)

Затем он стряхнул с колен цементную пыль, в два-три прыжка очутился перед нами и загнал медвежонка сильным пинком под навес из жести.

– Мы телефон ищем, – начал я разговор, выходя из оцепенения. – Вот дочка потеряла, мимо Вашего дома проезжала и…

Цыган посмотрел на нас с той же недовольной миной, точно пытаясь понять, что мы от него хотим. Потом он, словно все же поняв причину, блеснул на солнце своими золотыми коронками.

– Мы ничего не находили!

– А Ваш друг? – кивнул я на крышу, по черепице которой карабкался русский парень с ножовкой в руке, который, как услышал, что о нем что-то расспрашивают, отвел свой блуждающий взгляд в сторону, будто это его совсем не касалось.

– Он тоже ничего не находил, – ответил за него Марко, показывая всем видом, что разговор закончен.

– Ну, если вдруг найдете, наш дом…, почти с Вами соседи…

– Хорошо, хорошо, – выпроваживал он нас, гневно поглядывая на отдыхающую в гамаке девушку, что, казалось, хочет ее зарезать.

Я даже забеспокоился о ней и почему-то сказал ей: «До свидания».

– Чао, бамбино! – махнула она равнодушно, и последнее, что я увидел, как она засовывает в свой чудный ротик упавший с ветки прямо на нее сочный абрикосик.

Как только ворота за нами закрылись, послышалась громкая перепалка на цыганском языке, и я поспешил увести свою дочь как можно дальше. На душе было неприятно, точно нас прогнали, как этого медвежонка пинком кирзового сапога под мягкое место.

– Ну, ничего! Скоро мы всех выведем на чистую воду! – возмутился я, а дочь от волнения даже надкусила помидорчик, подаренный ей Ножиком.

– Какой странный у них малыш, папа, – поморщилась она. – Ты видел, что у него серьга в ухе?

– Цыгане, – добавил я. – У них так, должно быть, принято.

Молодая девушка в гамаке не выходила у меня из головы. Ей было на вид не более девятнадцати, и она совсем не была похожа на одну из характерных затасканных тяжелой жизнью цыганок, которые ходят у нас с кучей оборванных детей по вокзалам столицы и просят позолотить ручку. Наоборот, эта была гордячка, с нежными славянскими чертами лица и курносым носиком. Да и второй строитель тоже был русский. Может быть, даже ее брат.

Посылка уже начинала тяжелить руки.

– Сбегай к Ваське на всякий случай и разузнай, может, он нашел наш телефон или что-то видел? – дал задание я своей дочери, а сам пошел сдаваться жене. – Только осторожно, тут медведи ходят!

Настя, осмотревшись и убедившись, что ничто ей не угрожает, перебежала дорогу и постучалась в Васькины ворота. Из-под них сразу вынырнула собачка Звоночек, радостно виляя хвостом и тявкая. Она как раз грызла пластмассовый мячик и в пылу игры утеряла его так, что не могла достать. И пока хозяин подходил к воротам, моя дочь подкатила игрушку ногой и смотрела, как его собака продолжает резвиться.

Стоит сказать, что с Васькой мы были соседями напротив. Жил он с беременной женой в доме из старого красного кирпича, с разбитой печной трубой. К одной из его стен была приварена арка, перекинутая над воротами. По ней расползался виноград Изабелла, чьи буйно разросшиеся лозы захватили не только стоявшие рядом деревья, но и сам забор с небрежно намалеванной надписью «Продается».

Васька продавал свои владения уже не один год, так как хотел затеряться от кредиторов и съехать с семьей куда-то поближе к морю, но покупатели обходили его стороной. За участком шла грунтовка на кладбище, через которое местные власти почему-то планировали завести газ на хутор. Лет пять назад прокладка трубы за неимением должного финансирования прекратилась, и там до сих пор стояла неприглядная картина: покосившиеся кресты и оградки, и посреди них, на пригорочке, ржавел экскаватор с оторванным ковшом в окружении вырытых когда-то им же траншей, сейчас уже заросших, а также валявшиеся в хаотичном порядке трубы.

– Ну и что он сказал? – спросил я с надеждой, когда Настя подбежала ко мне.

– Сказал, что ничего не видел…

– Ладно, – вздохнул я, чувствуя, как ожесточаюсь против всего хутора. – Пойдем маме сдаваться…

7. Жизнь потихоньку налаживается

Во дворе перед виноградником сидел на табуретке наш любезный Владимир Ярославович. Голова его была обмотана влажным бинтом, и вода потоками стекала ему на лицо, точно слезы, создавая невольно впечатление общей театральной печали. Моя же благоверная супруга, всегда самоотверженно относящаяся к мужчинам (я ни в счет), отпаивала симулянта горячим чаем.

– Что же ты у человека телефон забрал, ирод! – получил я сразу хук-упрек вместо приветливого поцелуя.

– Сказали на минуту, только один звонок сделают, а исчезли на полдня. Случись что, даже скорую вызвать нельзя, – заохал еще громче, делая осторожный глоток Владимир Ярославович, явно смакуя положение псевдобольного. – Лидочка, жена моя с внучатами в Израиль улетела, случись что, даже не узнает, какой у меня конец мог быть… Ведь если бы не Вы, Катенька, я бы точно дубу дал!

Оказалось, что наш сосед во время сражения с колорадскими жуками почувствовал недомогание, выражающееся внезапной диареей и удушающим кашлем, и первым делом обратился за помощью к моей супруге, а заодно одним из первых и сообщил ей неприятную новость, что мы этим утром не свет не заря потеряли ее смартфон. Ну, а Вы, дорогие друзья, знаете, что нет ничего хуже плохой новости, если эту новость преподносит сосед по участку.

– Прибегают ко мне вот с такими глазищами, – рассказывал с видом бывалого рыбака Владимир Ярославович. – Дескать, дай, мол, Владимир Ярославович, телефон. Позарез нужно! А у меня же сердце слабое, мне волноваться нельзя… Что случилось? Уж не беда ли? Я уж грешным делом подумал, что Вы, Катенька, угорели от печки. Ведь сегодня ночью холодно было. Печку, наверняка, ведь топили, и по не опытности заслонку до конца закрыли. Такое тут часто с городскими бывает. Я от переживаний аж противогаз снял, да забыл склеротик, что вокруг Хиросима… Ну и… – взор соседа вдруг упал на наши лозы. – Батюшки, да какой у Вас виноград хороший! А я издалека и не видел! – воскликнул он. – И не подрезали же его, не укрывали? А я вот все по правилам делаю и не растет! А какие ягоды-то чудесные, просто загляденье! Вот к августу обопьемся с вами вина! Правда, мне нельзя, – и Владимир Ярославович нахмурился. – У меня печень, а я по больницам не хожу!

– Может, Вам это чудо селекции поможет? – предложила дочка гостю свой надкусанный помидор. – Он тепличный, его у вас тут выращивают. Говорят, от всех болезней помогает.

Сосед аж поперхнулся, и моя наивная Катя, очевидно, приняв это за последствия газовой атаки, заботливо поправила мокрый бинтик на голове «безвинно пострадавшего», и посмотрела на меня с дочкой так, как будто мы были виноваты в том, что этот больной во всех отношениях человек не ходит по больницам.

– Принес? – хмуро спросила она меня.

– Принес… Еле дотащил…

– Хоть какая-то от тебя польза!

Уловив с удовлетворением наши натянутые отношения, сосед благополучно допил чай и поставил чашку с остатками заваренных листьев малины себе под ноги. Тут он, очевидно, почувствовал внезапный позыв диареи, и лицо его подозрительно изменилось.

– Владимир Ярославович, может Вам все-таки скорую вызвать? – заволновалась моя супруга, выхватывая из моих рук соседский телефон, который я собирался уже было вернуть.

– Ой, спасибо, Катенька, но пустое это! – отнекивался князь. – Скорая сюда всю неделю добираться будет, а к тому времени, думаю, уже пронесет…

Он сделал довольно неубедительную попытку подняться с табуретки, его чуть-чуть покачнуло назад, и наша дружная семья бережно подхватила его. Затем, показывая всем видом, что он может идти самостоятельно, Владимир Ярославович еще раз похвалил наш виноград и даже отщипнул ближайшую к нему гроздочку. Мы все же настояли и снова усадили пострадавшего на табурет, и он взглядом козла, невзначай заблудившегося в чужом огороде, огляделся вокруг и сказал ненавязчиво, пробуя одну ягоду на вкус.

– Кислит еще…

Затем Владимир Ярославович проверил баланс своего телефона, очевидно, опасаясь, что я мог кому-то в тайне звонить за границу. И пока мы стояли над ним все в тревогах и заботах, он хмурился и даже злился, ожидая, когда же все же настроится связь. Но связь у хаты не брала, и сосед, чувствуя, что больше не может так просто терять драгоценные минуты, вскочил с места, опрокинув за собой табурет.

– Ладно, засиделся я что-то с вами… – посмотрел он на свое левое запястье, где поблескивали золотом и бриллиантами мои Rolix. – Батюшки, уже обед! Побегу к своим пчелкам… – и, действительно, побежал, но не к калитке, а напролом через рабицу, позабыв вернуть мне залог.

Так что, пребывая точно в вышибленном из седла состоянии, я невольно заметил под вечер, что, если раньше жизнь в этой глуши казалась нам размеренной и спокойной, можно даже сказать, полной творческого подъема и созерцательности, то сейчас в наших неокрепших душах бушевали лихие страсти.

– Подумать только! – возмущался я, ходя по горнице взад-вперед с закинутыми назад руками и обрушивая свой гнев на всех этих несчастных лицемеров. – Мои любимые Rolix у этого дикаря!

– Да, вернет он их тебе, вернет! – успокаивала меня жена. – Поносит и вернет.

– Ага… – не унимался я. – Тут люди ничего просто так не возвращают. Все приходится забирать с клещами да пассатижами! Совести у них нет! Да бог с этими часами! Но не вернуть телефон маленькой девочке, которая проехала мимо них на велосипеде, это выше моего понимания!

– Папа, я уже большая девочка! – еле слышно шептала дочь, опустив взгляд в пол и глотая слезы.

– Молчи, неразумная! – вскричал я, выходя из себя, так, что даже супруга, всегда вступавшая со мной в полемику по любому поводу, притихла и перестала строчить на своей швейной машинке. – Боже, какие же мы дураки! Как можно было наступать дважды на одни и те же грабли? Неужели нас ничему не научил случай под Воронежем?

– Папочка… – пыталась что-то сказать в свое оправдание Настя.

– Послушай совет своего родного отца, – перебивал я ее и грозил при этом указательным пальцем. – Никогда ни при каких обстоятельствах не доверяй южанам!

Выждав, когда из меня выйдет вся спесь, супруга поднялась из-за стола.

– Опять придется все переделывать… Что за нитки! – высказалась она о результате своей недельной работы. Потом ее сверкающий взор упал на меня. – Все? Выкипел?

Я виновато кивнул, отступая вглубь горницы, а Катя, точно внимательный садист с фонариком, внимательно заглянула мне в глаза, исследуя мои адские муки.

– Да что с тобой? И это мой муж? На человека перестал быть похож! Визжишь, как оперная певица на благотворительном вечере…

– Прости, нервы уже ни к черту, – сказал я и попробовал обнять жену, но она отстранилась.

– Пока не успокоишься, будешь всю жизнь спать на кухне у этой печки, – вынесла она мне вердикт, и я тяжело вздохнул, отмечая про себя рокировку в нашем поведении.

Почти весь день, словно бурлящий бульон в переполненной кастрюле, кипела супруга, и мне стоило больших трудов ее успокаивать, а под самый вечер, когда казалось, уже все обсудили и решили, снова не выдержал я. В голове пронеслись недавние воспоминания.

– Зачем тебе тратить свое драгоценное время на все эти дурацкие разборки? Что ты хочешь себе доказать? – обращалась она к нам, когда мы, измотанные, но все же довольные, возвращались из города N.

В станице мы бегали по салонам связи, чтобы восстановить симку. Но в конечном итоге выяснилось, что это невозможно, симка у нас была московская, а не местная, и нас отослали в город за сто километров отсюда. Я хорошо знал свою жену, которая в минуты особого душевного расстройства обычно утоляет печаль незапланированным и довольно непредсказуемым шопингом, поэтому особо не удивился, когда места в багажнике скоро не хватило, а заметно притихшая после постоянных упреков дочь сидела на заднем сиденье с тяжелой тефлоновой сковородкой. Настроение у всех было подавленное и даже настороженное. За рулем была Катя, и уже было принято решение, как можно скорее валить из этих негостеприимных краев.

– Милая, ну какой мы пример показываем таким бегством? Теперь Настя будет считать, что зло может остаться безнаказанным, и на любой пустяк будет реагировать неоднозначно…

– Уж лучше так, чем потом довести дело до эксцесса. Ну, найдешь ты эту бабку, прижмешь ее к стенке, так она тебе и телефон прямо и отдаст…

– Отдаст, – утверждал я, представляя сцены жестокой экзекуции с ржавыми щипцами и горящим факелом.

– И не вздумай применять насилие, – угадывала она ход моих мыслей. – Потом ее внучок-алкаш хату нам подпалит, а на следующий день наймется к тебе в батраки по разбору завалов.

– Милая, не сгущай краски…

– О, если бы кто-нибудь знал, как я устала! – хваталась Катя за голову двумя руками, отпуская при этом руль, и мне с дочерью казалось, что неуправляемая машина несется со скоростью света.

– И все это твоя дурацкая идея… – продолжала пилить меня жена, передразнивая. – «Милая, а почему бы нам в самом деле не поехать к Даниле? Там казаки возрождаются, так сказать, к истокам прикоснемся, ведь «дым Отечества всем сладок и приятен».

– Ну а что в этом плохого? Ребенок должен знать быт своих предков. В конце концов, у меня дед был есаулом в царской армии. К тому же, природа тут, можно сказать, девственная, тут живут еще неиспорченные цивилизацией люди.

– Ага, неиспорченные… Сейчас такие «на голову неиспорченные» листают своим грязным…, дочь закрой уши, мою прошлогоднюю фотосессию на пляже Плайя дель Медано.

Я не знал что возразить на это. К тому же, меня еще сильно смущала новая тефлоновая сковородка, надобности в которой особо не было.

– Эх, на Канарах сейчас хорошо… Океан, бирюза, свежий ветер… – с ностальгией в голосе прошептала Катя. – Закрываю глаза, так и вижу себя в новом бикини. Мои ступни утопают в приятном песочке. Я иду такая загадочная по пляжу, крутя изящно бедрами. Под рукой у меня серфинговая доска, а в моих солнцезащитных очках отражаются смазливые мальчики с торчащими сосочками, которые выпячивают через их обтягивающие футболочки. «Quiero estar contigo! Estoy loco por ti!» (Хочу быть с тобой! Схожу с ума по тебе! – кричат они вслед. – Mi cielo! Mi alma! (Мое небо! Душа моя!)

Мне сейчас было не до ревности, так как Катя за эти мучительные для меня секунды и впрямь мечтательно закрыла глаза, нажав на педаль газа.

– Фу, Канары… – нахмурился с отвращением я, будто речь шла о потных рваных носках. – Или ты совсем забыла, как в прошлый раз, когда мы брали «все включено», они все смотрели на часы, с мыслью о том, что побыстрее бы полночь, чтобы все напитки стали платные.

– Ну и что? Ты сам тоже самое делал и набирал про запас… Так что сегодня собираем манатки и…

– Мама, я не хочу уезжать из хутора! – воскликнула вдруг дочка на заднем сиденье, чуть ли не давясь слезами. – Мне тут так нравится, я еще на велосипеде не накаталась.

– Ну что ты в самом деле так расстроилась! – попробовал я лаской в голосе убедить Катю не делать поспешных выводов. – Мы сюда же только приехали и сразу уезжать? Тут скоро виноград созреет, даже сосед завидует, натуральный виноград-то, без всяких там гормонов роста, а на Канары можно попозже слетать, осенью, например. Никуда она не денутся, твои Канары. Правда, я не уверен, что народ там честнее, и никто не застрахован от того, что произошло с нами здесь. Можно даже эксперимент провести. Купить дочке велосипед и дать ей покататься по пляжу с твоим смартфоном…

– Нет уж, больше я никому свой смартфон не доверю! – фыркнула моя супруга, поправляя на своем лице солнцезащитные очки. При этом резком движении она опять отпустила руль на крутом повороте.

– Можешь придержать коней? – попросил я. – Там впереди видеокамеру установили.

– И что? Хоть кто-нибудь на меня смотрит…

Я раздосадовано вздохнул. Меня не слышали. В этот момент первые капли дождя упали на лобовое стекло, и начался сильный потоп, такой, что едва справлялись дворники.

– Притормози, ведь ни хрена не видать, – начинал я злиться, и вдруг из пелены дождя перед нашей машиной показался силуэт девушки.

По широкополой соломенной шляпке я сразу признал в ней хозяйку медвежонка, жену или девушку цыгана. Она шла по обочине, в одном направлении с нами, в пестрой, уже намокшей от дождя юбке и было видно, как играют на ходу ее упругие ягодицы. Для меня, жестоко отлученного от супружеских обязанностей, все это дразнящее мою плоть явление было точно во сне. В какую-то секунду я все же опомнился и закричал, видимо, на инстинктивном уровне уводя руль жены немного влево.

– Осторожно!

Машину на скользкой дороге сильно повело, но, славу богу, колеса вырулили. Девушка, наверно, не сразу поняла, какая опасность грозила ей. Мы едва не сбили ее, обрызгав только грязью из луж.

– Ты могла ее убить! – прошептал я, вглядываясь в пелену дождя.

– Шляются тут всякие, ж… виляют, – фыркнула супруга, уже притормаживая у наших ворот, и, когда машина встала, нервно забарабанила пальчиками по рулю.

По ее молчаливому ожиданию, я понял, что кому-то из нас придется сейчас выходить под дождь и открывать ворота. Какое-то время мы все трое ожидали чего-то. Дождь лил как из ведра. Лишь слышно было, как работают дворники по стеклу. Пожалуй, мы так никогда не были близки к разводу.

– Ну, хорошо, я не права, – смирилась вдруг жена. – Делайте, что хотите. Только не говорите потом, что я вас не предупреждала…

– Ура! – радостно закричала дочка, обнимая маму за шею. – Спасибо, мамочка!

Я облегченно вздохнул. В конце концов, был очень тяжелый день, и нервы могли сдать даже у самого стойкого из нас.

8. Список подозреваемых

После дождя резко похолодало, и густой туман, смешиваясь с дымом из печных труб, к вечеру окутал весь хутор. Помню, как в нашей маленькой печке потрескивали дрова, а я сидел на кухоньке в каком-то таинственном полумраке и пил успокаивающий чай с мятой. На новой тефлоновой сковородке допекалась последняя лепешка, и запах вкусного хлеба приятно щекотал ноздри. Жена, утомленная выпечкой, тихо посапывала за стенкой, накрывшаяся лоскутным одеялом, а дочка уже подсовывала мне белый лист бумаги. Мы все же решили восстановить хронологию этого взболтанного утра и составить список подозреваемых. При этом, каждому из этого списка давалась оценка по пятибалльной шкале.

Итак, высшую оценку у нас получила, конечно, же бабушка в зеленом платке. Особенно на этой версии настаивала моя жена, когда мы еще днем обсуждали с дочкой, кто мог поднять смартфон.

– Ну, конечно, она. Кто же еще? – утверждала Катя. – Этим бабулям палец в рот не клади.

Сложность была только в том, что мы не знали, где живет подозреваемая №1, а спросить было не у кого.

– Да, папа, мы ее на почте видели же! – кивнула дочка. – Она мне чуть плечо не вывернула, когда потянулась за ручкой. Ее, наверно, там все знают!

– На почту я больше не ходок, – заупрямился я. – Расспросим лучше у соседей.

– Хорошо. Кто следующий?

– Как тебе мужичок-дурачок? Он вышел за нашей бабулей следом….

– Точно! Я его встретила, когда к тебе возвращалась… У него лотерейные билеты еще были. Странный дяденька…

– Поставь ему четверочку…

Затем мы вспомнили и о Ваське, что живет напротив.

– Нет, это не он, – уверенно замотала головой дочка и стала настаивать на его невиновности, говоря, что когда она его расспрашивала о потерянном телефоне, он сильно расстроился и, как ей показалось, даже смахнул слезу.