Дочери и отцы. Отцовская фигура в жизни женщины

Люся верила в то, что рассказывала другим, и скоро миф о гибели отца прочно вошел в ее личную историю. Возможно, и поэтому тоже ее влекли горячие и вздорные ребята, всегда готовые безрассудно прыгнуть в драку.

Люся любила своего папу, она стойко защищалась от едких комментариев родственников и подруг, отстаивала его право на жизнь, жизнь лучшую, чем у них, более яркую и даже по-своему выдающуюся, отстаивала свое право на отца. Она рассматривала две маленькие черно-белые фотокарточки, чудом сохранившиеся и сокрытые в дневнике, предаваясь фантазиям об альтернативном сценарии жизни. Миру, где ее отец жив, где возвращается из морского плаванья, движется быстрым шагом навстречу с чемоданами, коробками, покупками, заграничными вещицами: блоками жевательных резинок, джинсами, какой-нибудь кофточкой с Микки-Маусом и модным американским флагом на кроссовках.

На снимках она обнаруживала явное сходство своих и его черт, и широкая улыбка светловолосого мужчины, удивительно знакомая, вопреки жизненным обстоятельствам, вызывала в ней тоску по несбыточному. Вот та же ямочка на левой щеке при улыбке, вот та же волна волос. Люся представляла, как он стоит перед ней во весь свой высокий рост, закатывает рукава светлой рубашки – сегодня солнце и теплый летний день, и они обязательно куда-то отправятся. А пока он подхватывает ее на руки, подбрасывает ввысь, ловит, проделывает это снова, а после ведет за руку по длинной увлекательной жизни.

Блондины с тонкими чертами лица так нравились Люсе. Влюблялась она легко и часто, но и быстро остывала, особенно если интерес оказывался взаимным. В отношениях была капризна, кокетлива, разговаривала высоким ребяческим голосом, много шутила и избегала привязанностей. Отзывчивые внимательные к ней парни и мужчины не интересовали ее, но стоило отнестись к ней тем же образом, каким отнесся к ней в детстве папа, Люся моментально включалась.

Недолгое внимание с последующим внезапным угасанием интереса являлись триггерами, действующими безотказно. Какое бы отцовское отношение ни рисовало воображение Люси, бессознательно она реагировала на правдивую и грустную историю своего прошлого: короткое появление отца в ее жизни, после – исчезновение и игнорирование (Люсина мама в попытке возобновить связь несколько раз отправляла ему письма, оставшиеся без ответа, и где он был в последующие годы и теперь, неизвестно: «он погиб в потасовке» – этого было достаточно). С упорством Люся делала все возможное, чтобы стать той самой единственной в жизни мужчины, но, добиваясь взаимности, мгновенно теряла интерес. Часто она «шла на опережение», отвергая первой, чтобы не отвергли ее. Это дарило короткую радость и ощущение могущества.

Отвергающих и покидающих мужчин Люся наделяла властью, именно их расположение и любовь искала она. И чем ненадежнее был человек, тем сильнее требовалась его верность. Но незаинтересованный или просто эмоционально нестабильный мужчина исчезал, тем самым закрепляя ее первичную травму покинутости.

Человек, охваченный субъективной реальностью, смоделированной травматическим прошлым, теряет свободу. Не пережитое и не отпущенное регулирует поведение. Он стремится получить любовь или признание, одобрение или победу – все то, что так и не смог получить когда-то от своего родителя, – но часто действует непригодным для этого способом. Желая близости – отталкивает, желая поддержки – опирается только на себя, теряет чувство меры, ожидает невозможного.

В психотерапии воспроизведение травм можно наблюдать через такие феномены, как проекция, проективная идентификация, перенос[3] и отыгрывание, которые без помощи психолога/психотерапевта трудно заметить. Все эти «умные» понятия относятся к проективному механизму, вследствие которого мы переносим черты одного человека на другого, опыт прошлого на ситуацию настоящего. Непережитый травматический опыт – это опыт неоконченности, оборванности и часто несправедливости. Психика стремится завершить то, что не было завершено, получить то, что не было получено, порой действуя из очень ранних потребностей, которые для взрослого человека уже не так актуальны, но, охваченные травмой, мы не думаем об этом.

В два года без родительского внимания и любви ребенку не выжить, в двадцать мы без этого жить можем. В три года безусловное принятие родителя дает нам возможность проявляться и формировать чувство самоценности, в тридцать лет мы не нуждаемся в безусловном принятии матери или отца, чтобы проявляться. Но разве мы думаем об этом, когда проваливаемся в боли нашего детства? Вновь и вновь мы воспроизводим ситуации из прошлого, видим в других людях своих матерей и отцов, возможность наказания с их стороны или одобрения, разрешения или запретов.

Человек наступает на одни и те же грабли и снова получает этими граблями. Инга, Люся и другие женщины, чьи истории я описываю в этой книге, воссоздавали в своей жизни болезненные истории, связанные с их отцами. Без помощи психолога/психотерапевта такое воспроизведение крайне сложно увидеть. «Слепыми пятнами» оказываются паттерны нашего собственного поведения и наши отщепленные части – то, что мы не видим в себе, хотя оно и явно присутствует. Так работают защитные механизмы психики, стремящиеся к сохранению наших представлений о себе и мире, снижению уровня тревоги и препятствующие изменениям.

В индивидуальной работе, но особенно в групповой, я наблюдаю, как воспроизводятся ситуации из детства, мешающие близости и усложняющие отношения с другими людьми. Например, для работы в паре участник группы неосознанно выбирает самого неподходящего для построения эмоционального контакта человека, в очередной раз «доказывая» и убеждаясь, что людям нельзя доверять. Одна моя клиентка, назовем ее Елена, испытывая дефицит эмоциональной поддержки, несколько раз выбирала в группах наиболее закрытого и отстраненного участника, похожего на ее безучастных и эмоционально холодных отца и мать. Не осознавая собственного поведения и вклада в происходящее, она делилась тем, как снова оказалась покинута и отвергнута даже здесь, в группе, и понадобилось время, пока она стала действовать по-другому, делая выбор не из своей травмы, а из заботы о себе.

Я задаю своим клиентам вопросы: каков ваш вклад в то, что вы оказались в такой ситуации? Что вы сами сделали для этого? Первая реакция: «Ничего, мне снова не повезло» или «Я не нравлюсь другим людям», но, внимательнее исследуя произошедшее, в ходе работы мы обнаруживаем, как изначальные проекции и фантазии о чувствах и мотивах действий других людей влияли на то, каким образом сам человек вел себя – например, действовал так, словно его уже отвергли. С некоторыми из своих клиентов я чувствовала, как хочу сделать нечто нетипичное для меня, как будто реагирую на их бессознательные послания: возьми меня на ручки, реши за меня, удержи меня, оттолкни меня. Такие нетипичные чувства, появляющиеся в контакте с клиентом в рамках терапевтической работы, называют контрпереносом – это бессознательный ответ на перенос клиента. Например, клиент видит в терапевте заботливую мудрую мать, и мы внутренне откликаемся на него как на ребенка, желая соответствовать его фантазиям о нас.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Сказание о женщине-скелете, брошенной когда-то в море своим отцом и погибшей, приводится по книге К. П. Эстес «Бегущая с волками» (2023).

2

Уласевич Т. (2012) Отцы и дочери: скрытая безотцовщина или «Если б знал ты, папка, милый, как мне плохо без тебя» // URL: https://www.b17.ru/article/6810/

3

Понятие было введено Зигмундом Фрейдом в работе «Фрагмент анализа одного случая истерии» для описания неосознанного проецирования пациентом ранее пережитых им эмоций на человека, к которому они не относятся.