скачать книгу бесплатно
Люфтваффе во Второй мировой войне. Победы и поражения германских военно-воздушных сил. 1939–1945 гг.
Карл Барц
Карл Барц рассматривает историю люфтваффе с их основания до полного поражения, подробно описывая все значительные операции с участием германских авиационных подразделений. Люфтваффе нанесли огромный урон противнику. В Германии была разработана автоматизированная система наведения ночных истребителей, превосходящий по техническим параметрам все зарубежные аналоги истребитель Ме-262, а в декабре 1944 года состоялся первый запуск «Кобр» – пилотируемых ракет, предназначенных для использования против соединений бомбардировщиков врага. Однако никакие научные достижения уже не могли спасти Германию, погубленную противоречивыми действиями диктатора.
Карл Барц
Люфтваффе во Второй мировой войне. Победы и поражения германских военно-воздушных сил. 1939—1945 гг
Глава 1
ПЛОХОЕ НАЧАЛО
Десять часов утра 10 января 1940 года. Mайор Хёнманс и майор Рейнбергер из люфтваффе пересекают бетонированную площадку перед ангаром на аэродроме Лодденхайде, неподалеку от Мюнстера в Вестфалии.
– Что вы думаете о погоде, Хёнманс? – спрашивает Рейнбергер, с тревогой глядя в небо.
– Над Руром[1 - Рур – крупный промышленный район в бассейне реки Рур, притока Рейна. (Здесь и далее примеч. пер.)] местами возможен туман, – отвечает его спутник, – но нет повода для беспокойства. Я знаю этот район вдоль и поперек, так что не волнуйтесь.
Мужчины поднялись в ожидавший самолет «Мессершмитт-108»[2 - Me-108 «Тайфун» – одномоторный четырехместный самолет, использовавшийся в люфтваффе в качестве связного и курьерского.]. Майор Хёнманс занял место пилота, и вскоре машина поднялась в воздух.
Хёнманс был комендантом авиабазы Лодденхайде, и его работа прежде всего была связана с организацией и управлением наземными службами, но, как летчик-ветеран Первой мировой войны, он старался подниматься в воздух при всякой возможности. Накануне вечером он и майор Рейнбергер провели час или два за приятной беседой в офицерской столовой. Рейнбергер, который направлялся в Кёльн с важным заданием, с горечью пожаловался на плохое железнодорожное сообщение.
– Зачем беспокоиться о поезде? – спросил Хёнманс. – Если хотите, завтра утром я могу вылететь туда, а днем мы вернемся обратно. В любом случае я должен побывать там.
Предложение понравилось Рейнбергеру. Правда, всем перевозившим секретные документы – как он – не полагалось летать на самолетах, но в этом случае, казалось, было не много риска, да никто ни о чем не узнает, так что он согласился. Рейнбергер отвечал за парашютно-десантную школу в Штендале и был прикомандирован к 7-й авиадивизии генерала Штудента[3 - Курт Штудент с 1 сентября 1938 г. по 30 сентября 1940 г. командовал 7-й авиадивизией люфтваффе, в которую были сведены все имевшиеся на тот момент немецкие парашютно-десантные подразделения. Одновременно с 1 февраля 1939 г. по 31 мая 1941 г. он занимал пост инспектора парашютно-десантных частей. Майор Гельмут Рейнбергер был прикомандирован к оперативному отделу штаба 7-й авиадивизии и одновременно выполнял функции офицера связи со штабом 2-го воздушного флота люфтваффе.]. В настоящее время он участвовал в разработке плана парашютного десанта в Бельгии и Голландии, который должен был открыть предстоящее наступление на Западе.
И вот сейчас он сидел в «Мессершмитте» рядом со своим старым другом Хёнмансом, держа на коленях внушительных размеров портфель из желтой свиной кожи. Небо вокруг них все еще было ясным, но впереди высилась стена тумана. Рейнбергер бросил беспокойный взгляд на Хёнманса, но тот выглядел безмятежным, продолжая лететь прямо в туман. Несколько секунд спустя они уже летели вслепую, словно в турецкой бане.
Через некоторое время настала уже очередь Хёнманса волноваться. Он не сказал ничего своему другу, но понимал, что был слишком самонадеянным – он больше не знал, где находится. Он держал курс на юго-юго-запад. На первый взгляд это должно было быть правильным, но беспокойство нарастало. Кроме того, он не привык летать на этих современных машинах. Прежде он никогда не летал на самолете этого типа и чувствовал себя неуверенно. Он посмотрел на часы на приборной доске. Рейн уже должен был находиться в поле зрения, – если бы он мог хоть что-нибудь разглядеть в этом проклятом тумане. «Я должен снизиться», – подумал он и направил нос «Мессершмитта» вниз. По мере того как они опускались, туман редел, и наконец он увидел землю, покрытую снегом. Но никаких признаков Рейна!
Хёнманс попытался скрыть беспокойство от своего спутника, который безмятежно сидел со своим драгоценным портфелем на коленях и, очевидно, полностью полагался на своего товарища. Хёнманс изменил курс и вскоре увидел впереди черную полосу, пересекавшую белый пейзаж. Река. «Рейн, – подумал он с ликованием и снизился приблизительно до 180 метров. – Странно, – удивился он, приглядевшись, – он недостаточно широкий».
Нет, это не Рейн. Но что же, черт возьми, это такое? Хёнманс теперь был близок к панике и в отчаянии смотрел по сторонам. Он летел по большому кругу, безнадежно пытаясь обнаружить хоть какой-нибудь знакомый ориентир. От волнения он, должно быть, перекрыл подачу бензина, потому что двигатель закашлялся и зафыркал, а затем окончательно встал. «Мессершмитт» стал быстро снижаться. Подгоняемая ветром машина мчалась к замерзшему полю, практически потеряв управление. Хёнманс попытался совершить безопасную посадку, но «Мессершмитт» пронесся между двумя деревьями, которые аккуратно срезали его крылья, и фюзеляж закончил свой путь в живой изгороди.
К счастью, ни Хёнманс, ни его спутник не пострадали. Они выбрались из кабины и посмотрели друг на друга. Оба были бледные и перепуганные. Рейнбергер все еще сжимал свой желтый портфель из свиной кожи.
– Если выяснится, что я летел на самолете, меня предадут военному суду, – произнес он дрожащим голосом. – Строго запрещено летать с совершенно секретными документами. Где же мы все-таки?
– Я не знаю, – ответил Хёнманс мрачно. – Но должны быть где-то на немецкой территории.
– На немецкой территории! – в изумлении повторил Рейнбергер. – Я надеюсь на это.
В этот момент появился неуклюжий, жилистый старый крестьянин с обветренным и сильно морщинистым лицом.
– Где мы? – спросили оба офицера одновременно.
Мужчина поднес руку к уху:
– Hein?[4 - Что? (фр.)]
– Где мы, старик? – раздраженно повторил Рейнбергер.
Крестьянин что-то сказал, но ни один из немецких офицеров ничего не понял, однако оба с замиранием сердца осознали, что мужчина говорил по-французски.
– Боже мой! – воскликнул Рейнбергер. – Мы разбились в Голландии или Бельгии.
Одно было ему совершенно ясно – содержимое портфеля следует немедленно уничтожить. Он ощупал карманы и выругался. У него не было с собой спичек.
– Спички, Хёнманс, быстрей!
Майор Хёнманс безнадежно пожал плечами:
– Жаль, старик. Я не курю.
К счастью, у крестьянина нашелся коробок бельгийских спичек с желтыми головками и красными палочками. Рейнбергер почти вырвал его из рук и скрылся с ними позади живой изгороди.
Бельгийские солдаты на контрольном посту в Мехеленсюр-Мёз[5 - Мехелен-сюр-Мёз – французское название бельгийского городка Мехелен-ан-де-Маас, расположенного на берегу реки Маас (Мёз), в 24 км северо-восточнее Хасселта, Бельгия, и всего в 2,5 км от границы Германии.] праздно глазели в окно караульного помещения. Они скучали. В течение нескольких месяцев они несли службу на левом берегу Мёза, и за это время ничего существенного не происходило. На другой стороне реки лежал голландский Лимбург[6 - Лимбург – юго-восточная провинция Нидерландов.]. Также монотонно текла служба и у их голландских коллег – один день ничем не отличался от другого. Было 11.30 утра.
Но что это? Они услышали самолет, но очень скоро свистящий звук в воздухе оборвался, и почти сразу же послышался треск падения. Через мгновение солдаты выскочили из караульного помещения и побежали в направлении звука. Не сразу, но они натолкнулись на обломки самолета. Рядом стоял офицер в длинной шинели. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять: это немец, и, когда они вскинули винтовки, он поднял руки. Солдаты подошли ближе, и один из них заметил кольца дыма, поднимавшиеся в морозном воздухе из-за живой изгороди около места крушения. Они обежали вокруг изгороди и обнаружили второго немецкого офицера, который жег бумаги. Едва увидев их, тот бросился бежать, но сразу же остановился, когда они выстрелили в воздух.
Двое солдат хладнокровно сбили огонь и сложили уцелевшие обугленные бумаги в открытый портфель, лежавший на земле. Затем они обыскали двух немецких офицеров и забрали их пистолеты.
Спустя минуту или две на мотоцикле приехал командир роты. Капитан Родрик доставил немцев в караульное помещение и приступил к допросу:
– Ваши имена, господа?
– Майор Гельмут Рейнбергер.
– Майор Эрих Хёнманс.
– Что вы делаете на территории Бельгии?
– В тумане мы сбились с курса, двигатель нашего самолета встал, и мы вынуждены были совершить аварийную посадку. Это все, – ответил Хёнманс.
– За исключением того, что было бы намного лучше, если бы мы погибли, – добавил Рейнбергер.
– О, все не так плохо, – сказал бельгийский капитан и, заметив кровь на брюках Рейнбергера, добавил: – Но вы, кажется, ранены.
– Ничего, – произнес Рейнбергер. – Пожалуйста, покажите на карте, где мы находимся, и позвольте мне позвонить родным.
– Боюсь, что не смогу сделать этого. Вопрос слишком важный, чтобы я мог самостоятельно принять решение. Он должен быть улажен через дипломатические каналы[7 - После того как 3 сентября 1939 г. Великобритания и Франция объявили войну нацистской Германии, напавшей 1 сентября на Польшу, Бельгия официально заявила о своем нейтралитете по отношению ко всем странам – участницам начавшейся войны. Несмотря на это, английские, немецкие и французские боевые самолеты периодически нарушали воздушное пространство Бельгии. При этом наиболее «отличились» англичане, которые сбили два из вылетевших им наперехват бельгийских истребителей. С 9 сентября 1939 г. до 10 мая 1940 г. на территории Бельгии совершили вынужденные посадки 8 английских самолетов: 4 бомбардировщика и 4 истребителя, 3 немецких бомбардировщика и 1 французский истребитель. Большинство летчиков, в соответствии с международным правом, были интернированы и содержались в крепости Бооршейк, в Антверпене.], но я уверен, что нет причин чрезмерно беспокоиться об этом.
Затем из Эйсдена прибыл начальник местной жандармерии, который стал составлять официальный протокол об инциденте. Он просмотрел обугленные бумаги из портфеля, и хотя плохо понимал по-немецки, его познаний оказалось достаточно, чтобы заставить его присвистнуть и приподнять брови от того, что он увидел. Завершив предварительное изучение, жандарм покинул комнату, оставив капитана Родрика упаковывать бортовой журнал разбившегося «Мессершмитта» и перевязывать бумаги перед тем, как поместить их обратно в портфель.
– Я могу пойти в туалет? – спросил майор Хёнманс.
Капитан кивнул и велел одному из подчиненных показать немцу дорогу. Он отошел от стола, чтобы позволить Хёнмансу пройти. В этот момент майор Рейнбергер, который, съежившись, тихо сидел на стуле, вскочил, схватил бумаги и швырнул их в печь, которая обогревала караульное помещение. Но бельгийский капитан среагировал мгновенно – толкнув немца в сторону, он запустил руку в печь, вытащил связку бумаг и, бросив ее на пол, сбил пламя.
Все это произошло в течение секунды. Бельгийский капитан обжег руку и теперь яростно набросился на немца, который не сделал ни малейшей попытки защититься. Он лишь опустился обратно на стул и закрыл лицо руками. Бельгиец, которому обожженная рука причиняла немалую боль, гневно осыпал его бранью. Рейнбергер поднял голову, по его щекам текли слезы.
– Верните мне пистолет, – сказал он. – Позвольте покончить с этим. В любом случае со мной все кончено.
Хёнманс, который все еще оставался в комнате, попросил:
– Оставьте его в покое. У него неприятности, и вы сделали бы то же самое на его месте.
Немного успокоившись, Рейнбергер извинился, но затем попробовал выхватить пистолет из кобуры бельгийца. Тот сердито отбросил его назад на стул.
– Сидите смирно, – сказал он резко. – И не думайте, что вы хитрее всех, вокруг тоже не дураки.
– Мне жаль, – пробормотал Рейнбергер. – Я лишь пытался исполнить свой долг, как вы исполняете свой. Я потерял все. Мне не будет никакого прощения. Я хотел использовать ваш пистолет для себя, а не против вас.
И он снова обхватил голову руками.
Тем временем гудели телеграфные провода. Около полудня о произошедшем узнала бельгийская разведка. В четыре часа прибыл бельгийский майор. Он тщательно просмотрел обугленные бумаги и сразу понял, что это план внезапной атаки на Голландию и Бельгию. Но что, если все это преднамеренно организованный трюк, чтобы передать бельгийцам дезинформацию? С ходу невозможно было ответить. Майор связался с Генеральным штабом Бельгии, и в семь часов появились несколько офицеров, чтобы доставить двух немцев и захваченные документы в Брюссель. Майор Рейнбергер молчал в течение всей поездки. Он был погружен в тягостные мысли.
Бельгийские власти перевели документы быстро. Часть оригинальных документов была уничтожена. В частности, имелись ссылки на отдельные карты, которые отсутствовали. В наличии имелись фрагменты трех документов, всего около десяти машинописных страниц. Одним из них, как оказалось, была инструкция для 2-го воздушного флота, и в ней содержалась детальная и точная информация относительно расположения бельгийских сил на линии Антверпен—Льеж. Затем следовала информация о том, что наступление начнется между Северным морем и Мозелем, через Голландию, Бельгию и Люксембург. Перечислялись задачи VIII авиакорпуса под командованием Рихтхофена[8 - Вольфрам фон Рихтхофен командовал VIII авиакорпусом люфтваффе с 3 октября 1939 г. по 30 июня 1942 г.]: в первый день наступления его «Штуки»[9 - «Штука» – пикирующий бомбардировщик Ju-87.] должны были прикрыть районы высадки парашютно-десантных частей 7-й авиадивизии. Действуя совместно с 6-й полевой армией, главные силы «Штук» должны были атаковать голландские и бельгийские наземные части в районе Мааса. Бельгийские силы на правом берегу Мааса должны были быть уничтожены.
Второй документ имел отношение к задачам парашютно-десантных частей 7-й авиадивизии. Всего в нем были упомянуты пять районов высадки, имелись римские цифры, которыми, очевидно, обозначались позиции, отмеченные на отсутствующих и, вероятно, уничтоженных картах. Третий документ был подписан генералом Штудентом, командующим парашютно-десантными частями. В нем говорилось о вероятных силах противника и о том, что он, скорее всего, уничтожит ряд мостов и т. п., чтобы остановить немецких оккупантов.
В целом власти Бельгии были склонны думать, что эти документы подлинные, а не дезинформация, преднамеренно им подброшенная. В это время в Брюсселе оказался бельгийский военный атташе в Берлине, полковник Гётхальс, и документы были показаны ему. Тщательное изучение убедило его в том, что они подлинные и то, что они попали в руки к бельгийцам, было фантастическим стечением обстоятельств.
Документы вызвали в Брюсселе потрясение. Лишь незадолго до этого Гитлер торжественно объявил, что не имеет намерений нарушать нейтралитет Голландии и Бельгии, но теперь были доказательства, что он преднамеренно лгал.
Кстати, эти планы подтверждали предположения бельгийского Генерального штаба о готовящемся наступлении по двум направлениям, от Маасейка к Брюсселю и от Сен-Вита к Шиме[10 - Шиме – городок около французской границы в 12 км западнее Кувера.]. Также через бельгийское генеральное консульство в Кёльне было получено предупреждение о том, что будет еще один удар через Арденны к Кале, но первоначально его не приняли в расчет.
11 января о сенсационной находке были проинформированы король Бельгии и его министр обороны. В тот же самый день военно-воздушный атташе Германии в Гааге, генерал Веннингер[11 - Рудольф Веннингер с 1 апреля 1936 г. занимал посты военно-воздушного атташе одновременно при посольствах Германии в Бельгии и Голландии.], прибыл в Брюссель и официально потребовал, чтобы ему немедленно позволили увидеть двух задержанных немецких офицеров. Бельгийцы согласились организовать встречу на следующий день, чтобы тем временем установить микрофоны в комнате, где это свидание должно было состояться.
На следующее утро, в десять часов, генерал Веннингер получил возможность увидеть двоих арестованных в казарме местной жандармерии.
– Вы смогли уничтожить документы? – был его первый вопрос.
Оба офицера уверили его, что все документы, за исключением нескольких фрагментов, уничтожены. Немедленно после этой встречи Веннингер отправил в Берлин телеграмму: «Рейнбергер заявил, что сжег почту. Остатки малозначимые».
Теперь бельгийцы были твердо убеждены, что немецкое наступление должно начаться в ближайшее время, и стали предпринимать упреждающие меры: была усилена оборона Мааса; в Арденнах сооружались заграждения; усилены части, охранявшие аэродромы.
Тем временем король Бельгии решил, что необходимо проинформировать о содержании захваченных документов британский, французский и голландский Генеральные штабы. Полковник Хотекур, французский военный атташе, был вызван во дворец, где его принял генерал ван Оверстраэтен, который сообщил, что бельгийское правительство обладает некоторыми детальными документами величайшей важности.
– Эти документы были частично уничтожены, но того, что осталось, вполне достаточно, вы сами сможете в этом убедиться. – С этим он вручил ему машинописный конспект документов, не сказав при этом, как бельгийское правительство получило их. – Я передаю вам эту информацию по поручению его величества, чтобы вы передали ее своему главнокомандующему – и только ему. Учитывая тот факт, что немцы, очевидно, намереваются нарушить наши границы, эта информация должна быть в распоряжении тех вооруженных сил, чьи правительства гарантировали неприкосновенность наших границ.
Французский полковник немедленно отправил эту информацию вместе с рапортом о вопросах, обсуждаемых на этой встрече, в штаб французской армии в Винсенне. Генерал Гамелен[12 - Генерал Гамелен занимал пост начальника штаба национальной обороны и главнокомандующего вооруженными силами Франции до 19 мая 1940 г.], французский главнокомандующий, сразу же созвал военный совет, который состоялся утром 12 января. К этому моменту в Винсенне уже было известно, что документы захвачены у немецкого офицера, который совершил аварийную посадку на территории Бельгии. Информация, содержащаяся в документах, также стала сенсацией и для французов.
В ходе состоявшегося обсуждения полковник Риве, шеф французской военной разведки, указал, что никаких передвижений, говорящих о том, что немцы готовятся к наступлению в ближайшем будущем, пока еще не отмечено, но сразу добавил, что, учитывая характер Гитлера, весьма возможно, что немцы начнут внезапную атаку без больших предшествующих приготовлений. Действительно, было маловероятно, что немцы позволят пройти много времени между решением начать наступление и его фактическим началом, прежде всего для того, чтобы застать свои жертвы врасплох.
Гамелен и его генералы захотели увидеть оригиналы документов или их фотокопии, чтобы составить собственное мнение относительно их подлинности, потому что, в конце концов, эти документы могли быть не более чем детальным исследованием отдельных возможностей… Любой Генеральный штаб проводил подобные исследования. И едва ли можно было оценить их действительную ценность без дальнейших хлопот.
Но Гамелен не использовал представившийся шанс, и 1-й армейской группе было приказано оставаться в состоянии полной боевой готовности до дальнейших распоряжений, так же как и некоторым другим соединениям. Французские военно-воздушные силы тоже получили предупреждение. Но большего в тот момент сделано не было, поскольку Гамелен все-таки не смог полностью избавиться от подозрения, что немцы могли подбросить ему эту информацию преднамеренно.
Когда о случившемся стало известно Гитлеру, он пришел в ярость и обоснованно устроил Герингу разнос: планы наступления на Западе попали в руки к врагу из-за небрежности офицера люфтваффе! Это была вопиющая вещь!
Генерала Веннингера вызвали к Гитлеру, но он не смог ничего добавить к тому, что уже сообщил: Рейнбергер уверил его в том, что документы уничтожены и остались только незначительные фрагменты.
Гитлеру сообщили, что два офицера допоздна пили в офицерской столовой на аэродроме Лодденхайде, и, чтобы наверстать потерянное время, Хёнманс отправился с Рейнбергером в Кёльн по воздуху. Это было близко к истине, но Гитлер был подозрительным. Он не доверял своему собственному Генеральному штабу и потому считал вполне возможным, что имела место намеренная передача информации.
Двум несчастным майорам люфтваффе, которые действительно были очень неудачливы, в конечном счете повезло. Когда 10 мая немецкое наступление началось, их отправили в Англию, а оттуда они были отосланы в Канаду как военнопленные. Если бы они попали в руки Гитлера, то, по всей вероятности, заплатили бы жизнью за свою неосмотрительность. Гитлеру же пришлось удовлетвориться снятием с должностей генерала Фельми[13 - Гельмут Фельми командовал 2-м воздушным флотом с момента его создания 1 февраля 1939 г. Йозеф Каммхубер занимал пост начальника штаба 2-го воздушного флота с 1 октября 1939 г.], командующего 2-м воздушным флотом, и оберста Каммхубера, очень способного начальника штаба Фельми.
Глава 2
ТАНКИ ГУДЕРИАНА ТОПЧУТСЯ НА МЕСТЕ
Вечером 23 мая немецкие танки катились вперед к Аа[14 - Аа – река на севере Франции, между Кале и Дюнкерком.], и вдали уже были видны шпили и башни Дюнкерка. Восточнее Аа имелись лишь три французских батальона и несколько британских подразделений. Путь на Дюнкерк оказался открыт. Как только Дюнкерк будет взят, большая западня захлопнется. Британские экспедиционные силы[15 - Британские экспедиционные силы под командованием лорда Горта были направлены осенью 1939 г. во Францию для оказания последней военной помощи в случае прямой атаки на нее со стороны Третьего рейха.] и много французских частей попали бы в окружение без надежды на спасение. Стороны уже обменивались первыми выстрелами на мосту в Гравлине[16 - Гравлин – город на побережье пролива Па-де-Кале, в 18 км западнее Дюнкерка.]. Захват Дюнкерка, последней гавани, откуда британцы еще могли надеяться эвакуироваться, казался вопросом лишь нескольких часов.
Но на следующий день, 24 мая, изумленные командиры танков получили по радио распоряжение остановиться на линии Гравлин—Азбрук—Мервиль[17 - Мервиль – городок в 10 км юго-восточнее Азбрука.]. Это распоряжение сопровождалось телефонным звонком из штаба Верховного командования в штаб армейской группы Рундштедта[18 - Имеется в виду группа армий «А» под командованием генерал-оберста Герда фон Рундштедта.] в Шарлевиле. Это был приказ Гитлера: танки Клейста[19 - Имеется в виду XXII армейский корпус генерала Эвальда фон Клейста.] не должны продвигаться за канал Сент-Омер[20 - Канал, соединяющий Кале и Сент-Омер на реке Аа, расположенный в 31 км юго-западнее Дюнкерка.]. Боевые командиры осаждали вопросами Гудериана[21 - Генерал Хейнц Гудериан командовал XIX армейским корпусом. Именно его танки и танки XXXXI танкового корпуса генерал-лейтенанта Георга Ханса Рейнхардта, наступавшие с юга и юго-востока, к полудню 24 мая вышли на линию Гравлин—Сент-Омер—Бетюн. Тем временем танки XXII армейского корпуса генерала фон Клейста, двигавшиеся с востока, достигли бельгийского Кортрейка.]. Последний бешено протестовал, но безрезультатно. Последовавшее подтверждение содержало точное распоряжение: никакие бронетанковые части не должны приближаться к Дюнкерку менее чем на дальность огня артиллерии среднего калибра. Исключения допускались только для разведки и ответных действий.
В течение трех решающих дней немецкие бронетанковые части стояли на месте, и эти три драгоценных дня позволили произойти чуду Дюнкерка, чуду, в возможность которого не верило само британское командование. Политическое руководство Германии отдало роковой приказ о бездействии и таким образом позволило единственной обученной армии, которой располагала Великобритания, спастись. Что же произошло?
20 мая были захвачены Амьен и Абвиль и немецкие танки вышли к Ла-Маншу, разрезав союзнические армии на две части. На севере оказались 30 французских механизированных дивизий, лучшее, чем обладала Франция. С ними были 12 дивизий британских регулярных войск и бельгийской армии. Южнее немецкого прорыва находились 66 французских дивизий, но они имели не такое качество, как отрезанные на севере, и две британские регулярные дивизии. Теперь контуры обширного двойного охвата быстро приняли свою форму; над миллионом солдат, которые были окружены на севере, нависла опасность.
21 мая танки Гудериана от Абвиля двинулись на север вдоль побережья. Продвижение этих двух бронетанковых дивизий должно было стать началом конца. В тот же самый день 2-я танковая дивизия взяла Булонь, а 1-я танковая дивизия блокировала Кале. Клещи собирались сомкнуться вокруг громадной массы союзных войск, отрезанных на севере, и казалось, что в историю современной войны должна была войти самая большая победа.
Но с самого начала немецкого наступления Гитлер чувствовал себя неуверенно и, тревожась, проводил в своей ставке в лесу Мюнстер-Эйфель обсуждения целесообразности продвижения бронетанковых частей к побережью и последующего поворота в северном направлении. Гитлер страшился Фландрии[22 - Фландрия – название исторической области в западной части Бельгии, у побережья Северного моря.]. Во время Первой мировой войны он, будучи солдатом, побывал там и не доверял этой зыбкой местности. Он боялся, что его тяжелые танки увязнут в болотистой земле. Если это произойдет, то их не удастся использовать на второй стадии сражения во Франции. Он также опасался, что мощные союзнические силы, отрезанные на севере, предпримут прорыв на юг.
Поэтому 23 мая он лично вылетел в Шарлевиль, чтобы обсудить эти вопросы с Рундштедтом. Хотя Рундштедт и не был глупцом, он, подобно большинству старых генералов, не испытывал излишнего оптимизма в отношении бронетанковых войск и недооценивал их значение в современной войне. Гитлер уже испытывал сомнения и колебания, когда отправлялся в дорогу, и по прибытии обнаружил, что Рундштедта мучают опасения, подобные его собственным. Рундштедт с сомнением качал головой: число вышедших из строя танков вследствие износа достигло 50 процентов; особенно слабым местом оказались гусеничные траки. Что произошло бы, если бы противник внезапно начал прорыв на юг? Кроме того, Вейган[23 - Армейский генерал Максим Вейган 19 мая 1940 г. сменил генерала Гамелена на посту начальника штаба национальной обороны и главнокомандующего вооруженными силами Франции. В конце мая – начале июня он пытался создать так называемую линию Вейгана, чтобы не допустить немецкие войска в глубь Франции.] мог в любой момент атаковать в северном направлении, прорвать немецкие боевые порядки и соединиться с союзническими силами на севере. И даже если бы ничего из этого не произошло, по его мнению, мощные бронетанковые силы следовало держать в резерве для второй стадии сражения во Франции южнее Соммы.
Все сказанное Рундштедтом нашло благодарного слушателя. Это было то, что он и сам думал. В тот день он говорил с Рундштедтом в течение долгого времени, в день, который, как уже было отмечено, стал решающим – но не в пользу Германии. Эти два человека продолжили обсуждение немецких побед, все более и более приходя в восторг. Гитлер, как сообщалось, ликующе хлопнул себя по бедрам.
– Через шесть недель кампания будет закончена, – объявил он, и это было вступление к одному из его знаменитых монологов, в ходе которых все должны были сохранять молчание и слушать. Из уст Гитлера Рундштедт и генералы Блюментритт и Зоденштерн[24 - Гюнтер Блюментритт занимал должность начальника оперативного отдела штаба группы армий «А»; Георг фон Зоденштерн был начальником штаба группы армий «А».] узнали, что из соображений высокой политики Британская империя ни в коем случае не должна быть разрушена.
– Британская империя и католическая церковь – два важнейших фактора мировой стабильности, – заявил Гитлер. – Все, чего я хочу, так это то, чтобы она признала права Германии на континенте… Моя цель – заключить с нею мир на почетных условиях.
Рундштедт слушал все это с растущим облегчением и, когда Гитлер ушел, обратился к своим генералам:
– Великолепно, господа! Великолепно! Если это действительно все, чего он хочет, то нам недолго ждать момента, когда снова наступит мир.
Вернувшись в свою ставку, Гитлер вызвал Геринга и рассказал ему о разговоре с Рундштедтом. Услышав об имевшихся опасениях и поняв, что Гитлер и Рундштедт наполовину склонились к тому, чтобы остановить наступление, Геринг почувствовал, что настало его время. По всей вероятности, именно его вмешательство позволило Гитлеру, наконец, принять окончательное решение.
– Мой фюрер, – объявил Геринг. – Позвольте моим люфтваффе покончить с окруженными. Они также отрежут окруженного врага от всей внешней помощи.
Без сомнения, Геринг полагал, что мог выполнить то, что пообещал, но в действительности он – с разрешения Гитлера – показал недостаточную мощь люфтваффе и их возможности в качестве оружия в современной войне, однако в то время ни один из них не предполагал этого, и Гитлер был явно впечатлен.
– Мой фюрер, – продолжал Геринг, настроенный агрессивно по отношению к представителям других родов войск. – Дайте моим люфтваффе шанс продемонстрировать, что они могут это сделать. Я не оставлю в Дюнкерке камня на камне, ни люди, ни корабли не спасутся от вала бомбежек моих «Штук». Таким образом наши наземные войска будут избавлены от лишних потерь. Все, что от них затем потребуется, – это провести операцию по очистке захваченной территории от противника. – И чтобы сделать свое предложение еще более привлекательным, он хвастливо добавил: – Я могу взять не только Дюнкерк, но также и Кале, если это необходимо.
Гитлер позволил себя убедить. Это все так хорошо совпадало с тем, что он сам чувствовал. После этой встречи танкистам Гудериана и был отправлен тот поразительный приказ.
На другой стороне Ла-Манша, в Вестминстерском аббатстве[25 - Вестминстерское аббатство – общепринятое в Англии название Соборной церкви Святого Петра в лондонском районе Вестминстер. Она является местом коронации всех английских монархов, большинство из которых также захоронены в ней. В Вестминстерском аббатстве находятся могилы многих известных людей: премьер-министров, политиков, художников, поэтов и т. д., а также Могила Неизвестного Солдата.] и в других церквах по всей стране, молились за попавшие в тяжелое положение британские экспедиционные силы. Службу в аббатстве посетил сам Черчилль. Он лучше, чем любой другой человек, осознавал ужасную опасность, которая теперь угрожала стране. Если бы британские экспедиционные силы были уничтожены или попали в плен к врагу, судьба самого острова была бы неясной.
Всего за несколько дней до этого он посетил французский штаб в Винсенне, в котором Гамелена уже заменил Вейган. Последний был полон больших планов: отрезанные на севере армии должны были ударить в южном направлении одновременно с прорывом на север с юга. Таким образом союзнические силы снова соединились бы, но не только это: немецкие позиции были бы прорваны и немецкие бронетанковые части сами оказались бы отрезанными. Черчилль согласился. Планы были хороши, только осуществлять их оказалось уже слишком поздно – больше не было достаточных сил. Черчилль с тревогой мысленно взвешивал, какие у британских сил еще остаются шансы достигнуть побережья, откуда их или хотя бы часть из них будет можно эвакуировать.
В течение нескольких дней, которые прошли с тех пор, случилось многое: ситуация значительно ухудшилась. Французская 1-я армия и двенадцать британских дивизий под командованием Горта уже попали в западню. Единственной их надеждой на спасение было теперь добраться до побережья. Группа армий Рундштедта сжимала кольцо окружения со стороны Южной Бельгии и Северной Франции, в то время как с другой стороны то же самое делала группа армий фон Бока[26 - Имеется в виду группа армий «В» под командованием генерал-оберста Федора фон Бока.]. 21 мая и на следующий день англичане атаковали в районе Бапома в надежде прорваться на юг, но после тяжелых и кровопролитных боев были отброшены, и вечером 23 мая их западный фланг был смят. Получив эту информацию, Черчилль отдал приказ отходить к побережью для эвакуации.
