Прошлое и пережитое

Воспоминания о нашей семье сохранились очень отрывочные. Но поскольку они характеризуют быт 1900-х годов и отчасти 1910 годов семьи с достатком, это, наверное, имеет и общественный интерес.

В семье существовал твёрдый порядок. Вставали обычно к 8 утра. Туалет был примитивный: мытьё рук, лица и шеи, чистка зубов. В воскресенье к утреннему чаю собирались все одновременно за большим столом в столовой. Огромный самовар выпускал пар, мама разливала. Полагалось какао, хлеб с маслом, каша досыта. К обеду собиралась также вся семья в 2 часа. Летом – салат, огурцы; зимой вместо них – винегрет, шинкованная капуста, селёдка. Суп или щи мясные, борщ. Очень любили суп со снетками (обычно постом) и суп грибной, конечно, из белых грибов. На второе – котлеты, мясо тушёное, курица; дичь бывала редко, по праздникам; гарнир – картофель, макароны, зелёный горошек и другое. Надо сказать, что готовка была очень разной, и пищу приготавливали вкусно. На третье – компот, кисель, по сезону ягоды и фрукты. Вечерний чай в 6 часов. Обычно с домашним печеньем и обязательно с вареньем, конфеты только по праздникам. Ужин в 8.30–9 часов. Детям молоко, каша, творожники. Закуски: колбасы, ветчины, горячекопчёные рыбы – бывали очень редко: когда были гости или по большим праздникам. Кусочков между общими трапезами не полагалось и даже преследовалось. Этот порядок, между прочим, сохранился у нас до настоящего времени; введённый с детства, он действовал безотказно и протестов ни у детей, ни у взрослых не вызывал.

Всё это нарушалось в праздничные дни. Это были папины именины – Николин день, в мае (9 ст. ст.), мамины именины – 24 ноября (ст. ст.), Рождество, Масленица, Пасха, Троицын день (июнь). Каждому из этих праздников были свойственны свои блюда. В Рождество обязательно запекали окорок (заднюю свиную ногу). Приготовленная дома в русской печи, это была вкуснейшая еда. Отваривался поросёнок, которого добела отмывали холодной водой из колодца. Покупались так называемые «крымские яблоки» продолговатой формы с румянцем, крохонькие, они прекрасно украшали ёлку. В Пасху пекли куличи, делали разнообразные творожные пасхи, красили яйца. Масленица – блины, конечно, с икрой, с грибами, с рыбой. В Троицу – пирог с зелёным луком и яйцами, покупались самые разнообразные закуски и даже выписывались из Москвы, например, ромовые бабы высотой почти в метр или заморские фрукты. В мои именины 15 (28) июля обязательно пекли пироги с черникой, и все ребята с весёлыми ужимками демонстрировали свои фиолетовые руки и рты. Весной пекли из теста булочки в виде птичек с изюминами вместо глаз – жаворонков, предвестников весны. На переломе Великого поста пекли кресты из теста и в перекрестье запекали символический сувенир: копейка – к богатству, крестик – к тяжёлому переживаниями году; и особенно не хотели взять крест с тряпочкой, что предвещало саван; в этом случае надо было произнести особое заклятье, слова которого, к сожалению, я забыл. В сочельник обязательно гадали (у нас обычно крещенский – в январе), что так поэтично воспел Пушкин.

В праздники собирались гости, много, родители были гостеприимными. Выпивали за ужином изрядно, было шумно. Составлялся обычно преферанс, для чего были специальные «ломберные» столики с зелёным сукном. Рассчитывались костяшками круглой, прямоугольной, треугольной формы, которые символически имели ценность 1 коп., 10 коп., 1 рубль, четырёх цветов (белый, красный, сиреневый, зелёный). Костяшки, выигранные каждым игроком, давали возможность рассчитываться после каждой сдачи и избавляли от мелков и возможности испортить костюмы.

Из праздников, имевших свою обрядность, хорошо запомнилась ёлка. У нас в доме ёлка всегда была великолепна. Высокая, до самого потолка, пушистая и душистая, она ставилась обычно накануне 25 декабря. Все ребята готовили из бумаги разных цветов, золотой и серебряной фольги самодельные игрушки и маскарадные костюмы. Электричества не было, поэтому к ветвям прикреплялись особые приспособления из разноцветных свечей. Когда мы, дети, уже спали, под ёлку родители клали подарки, которые, проснувшись, мы получали от имени Деда Мороза, который ночью посетил наш дом. К спинкам кроватей привязывали обязательно чулки, в которые тот же Дед Мороз опускал гостинцы. Вечером ёлка сверкала от зажжённых свечей. А в один вечер обязательно приезжали гости: двоюродные братья и сёстры, близкие друзья. Веселье стояло невероятное. Музыкальное оформление осуществлял граммофон с большой трубой, на котором всё время сменялись пластинки. В конце вечера родители устраивали «бенгальские огни»: небольшие порции порошка, от сжигания дававшего самую разнообразную цветовую окраску, а из специальных хлопушек летели искры и мелкие звёздочки; как только ни разу не случилось пожара, просто удивительно.

Очень приятным праздником была Масленица. Катались в покрытых коврами или мехом санях; лошади, украшенные лентами, вплетёнными в гривы и хвосты; массы одетых в лучшие одежды горожан прогуливались по главной улице. Были маски, пели песни.

Троица отличалась зеленью и цветами. И церкви, и дома наполнялись ароматом, основным был аромат берёзы. Берёзки стояли в углах комнат, ветки были заткнуты за иконы, за кровати, за шкафы. Цветы варьировались в зависимости от того, как протекала весна. Иногда только черёмуха заполняла вазы, в другие годы – сирень. Если была Троица тёплая, гулянье на улице, в городском саду – оркестр, танцы.

Были общегородские праздники. 15 (28 н. ст.) июля в день князя Владимира в городе был праздник пожарной дружины, которая существовала тогда частично на добровольных началах. Утром было богослужение; устраивался парад дружинников в медных, начищенных до золотого блеска касках. Ухоженные упряжки с бочками с водой и с ручными насосами торжественно проходили по площади, а затем демонстрировалось искусство управлять упряжками, развёртывать и свёртывать рукава и другие профессиональные навыки. После обеда празднование переносилось в городской сад, где мы глазели на шутки, игры, вроде того, кто быстрее пробежит с ногами, завязанными в мешке, или с завязанными глазами пройдёт между бочек, наполненных водой, или преодолеет препятствие ползком, на четвереньках и т. п. Победителям полагались комические призы. А в сумерки начинались танцы под оркестр. Было ещё общегородское развлечение – «Белая ромашка». Это благотворительный сбор пожертвований для больных туберкулёзом. Молодые дамы и девицы с лентами через плечо и металлической кружкой просили добровольно опустить в кружку любую монету. Жертвующий взамен получал искусственный цветочек ромашки на пиджак, рубашку или курточку. Не знаю, сколько собирали, но подавляющее большинство горожан в этот день ходили с ромашкой. Вечером в городском саду было гулянье.

Ежегодно также устраивалась благотворительная лотерея. Каждый горожанин мог пожертвовать для лотереи любую вещь из домашнего обихода, конечно, хорошей сохранности. Были чашки, тарелки, лампы, чайники, самовары, книги, безделушки, дамские украшения, мебель. И почему-то главным призом всегда была живая дойная корова. Не знаю, жертвовали ли её или покупали за счёт доходов от лотереи. Выигрыши выдавались после того, как были раскуплены все билеты. Народу всегда было много, шуток и прибауток можно было наслушаться на всю жизнь.

И, конечно, одним из главных общегородских событий был Крестный ход вокруг города духовенства всех церквей [7, с. 344–345]. А их было 24 и четыре монастыря. Я уж не знаю, по какому поводу устраивался этот Крестный ход. Во имя избавления от нашествий, от катастрофических болезней-эпидемий, но это, как теперь привыкли выражаться, мероприятие, собирало много народа. И, если день был летний, тёплый, безветренный, выглядело шествие внушительно. По сторонам дороги шли хоругвеносцы – по две хоругви каждой церкви. Они ярко блестели, металлические детали издавали мелодичный звон, матерчатые (неразборчиво) колыхались в такт идущим. По дороге шла процессия из четырёх человек – мужчин или женщин, – которая на носилках, поднятых на уровень плеч, несла храмовую икону. Каждая церковь встречала и провожала шествующую мимо неё процессию колокольным звоном. Духовенство замыкало шествие икон, являя собой весьма примечательную и яркую группу. Я всегда жалел священников: им, наверное, было очень нелегко это шествие в тяжёлых парчовых одеждах. Верующие, кто желал, конечно, опускались на колени перед иконой, она проплывала над коленопреклонённой и смиренной фигурой. В этом была вера в прощение прегрешений.

Детские воспоминания отрывочны. Но, как сейчас, помню выезды всей семьёй в Белогостицкий лес, на восток от города, сухой, хвойных пород. Ныне его уже нет, был сведён во время первых лет после Октября на топливо горожанами. В день выезда нас привозили к дедушке. Там запрягался конь Король, на телегу грузили самовар, корзину с едой и нас – кучу ребят, няньку. Ехали через весь город. Видимо, была уже знакомая очаровательная полянка, расстилались ковры, и пока готовили завтрак и чай, мы, предоставленные сами себе, искали ягоды, подбирали разноцветные мхи, играли в прятки и догонялки. К вечеру довольные и утомлённые, полные впечатлений возвращались домой и несколько дней делились впечатлениями и подвирали, рассказывая приятелям, что видели зайца, вдали пробежал волк и что-нибудь про птичьи гнёзда.

Любили ездить к дедушке в баню. Она стояла рубленная из дерева на дворе близ большого дома. Было так забавно плескать водой в раскалённые камни. Вода шипела, превращалась в пар, заполнявший всю комнату. Почему-то дети старались догадаться, вымылся ли уже дедушка. Если да, то нас ждала с ним встреча в зале за большим столом и гостинцы. Чай после бани полагался всегда, но гостинцы только от дедушки.

Запомнилась очень ярко Крещенская Иордань. Из большого зала, в котором дедушка принимал гостей и который был заполнен громадным столом, уставленным закускам и вином, мы, вся ребятня, прилеплялись к окнам и ждали процессии. Крещенское водосвятие – Иордань – происходило в специальной проруби на озере. Крестный ход с хоругвями двигался по дороге мимо дедушкиного дома. Очень много духовенства в богатых облачениях, за ними почётные горожане в богатых дохах или меховых пальто, за ними духовой военный оркестр и, наконец, колонна солдат, а в хвосте процессии – простые граждане. Этот праздник 6 (19) января чаще всего совпадал с волной сильных морозов. Нас интересовало, как это музыкальные инструменты не примерзают к губам музыкантов, а у солдат не замерзают уши. Духовенство нас как-то не беспокоило – у него были длинные волосы и мощные бороды с усами. Не менее волнующим было ожидание возвращения искупавшихся в проруби смельчаков. Их развозили закутанными в шубы и одеяла на розвальнях, а купцов, которые имели собственные выезды, на санных повозках. Если узнавали, кого везут, громко хором кричали прозвище, имя или фамилию. Нас, накормив, завязав в башлыки и шарфы, засветло отправляли домой на розвальнях кучей, а родители оставались на вечерний ужин с гостями дедушки.

Комичный случай произошёл со мной в день именин 15 (28) июля. Мама в садике около веранды занималась приготовлением угощения для приглашённых моих сверстников. Я вертелся около, стараясь незаметно лизнуть что-нибудь из вкусных приправ. Видимо, чтоб отделаться от меня, мама вдруг сказала: «Сходи, купи себе мороженое». Она сказала, где взять два пятачка, посуду (стаканы) в буфете. Я с энтузиазмом бросился исполнять поручение. Достал в буфете два стакана, опустил в них по пятачку, бегом помчался по улице к мороженщику. Всё было очень здорово: я быстро бежал, видел, что мороженщик стоит на своём обычном месте, пятачки звонко гремели в стаканах. Вдруг – трах! – один тонкий стакан лопнул и развалился в руках. Найдя пятачок, бросился обратно. Тихонечко, чтоб не увидела мама, вновь полез в буфет. Но меня, видимо, услышали, вошли в комнату и поинтересовались тем, что я делаю. Я покаялся. Назвали меня подходящим словом, которое всегда произносится в сердцах, я, выслушав нравоучение, был ради именин амнистирован, и всё состоялось как всегда: было и мороженое, и традиционный торт с черникой.

Ёлка на Рождество у нас всегда была роскошная, украшений много. Но моя сестричка, немного постарше меня, решила ещё улучшить убор ёлки и пригласила пойти с ней до магазина игрушек. Был морозный день. Очень скоро я почувствовал, что у меня мёрзнет нос, щёки. Попытка согреть руками привела к тому, что выдернутые из рукавиц, они тоже замёрзли. С плачем мы добрались до магазина, в котором оказали нам скорую помощь – оттирали с какими-то мазями. К счастью, магазин Червинского с медикаментами был рядом. Обмороженные щёки некоторое время поболели, но, к счастью, следов не осталось.

1.3. Семья Сергея Андреевича Иванова

Наша семья близка была к этой семье [8]. В семье было семеро детей, с которыми мы дружили, а с Натальей Сергеевной близки до сих пор. Старший сын, Пётр Сергеевич, женат не был. Работал после окончания Ростовской гимназии в Ростовском Музее как учёный секретарь. Ни с того ни с сего в 1931 году был арестован, но скоро освобождён. В Ростов не вернулся, поселился в г. Истре под Москвой и работал в Истринском Музее. В 1941 году был мобилизован в армию. Погиб в Киевском котле. Всё его неплохое книжное собрание погибло в огне во время оккупации немцами города Истры.

Ил. 1.13. Сергей Андреевич и Клавдия Федоровна Ивановы, Фотография конца XIX века. Из архива Е. В. Вичутинской

Второй сын, Иван Сергеевич, инженер, специалист по с-х. машинам. Всю жизнь проработал в одном институте по с-х. машиностроению в Москве, пользовался большим уважением, с группой инженеров получил Сталинскую премию, как будто бы за комбайн. Был женат, имел одного сына Владимира, довольно бесцветную личность.

Ил. 1.14. Иван Сергеевич Иванов, лауреат Сталинской премии за самоходный зерноуборочный комбайн

Дочь, Наталья Сергеевна, по образованию художник-педагог, работала в музеях и художественных школах. Замужем за Ильёй Орестовичем Сосфеновым, умершим в 1941 году от туберкулёза в г. Ростове. Два сына: Илья – умер молодым от воспаления лёгких в Вологодской области, похоронен в Ростове вместе с отцом, Никита – научный сотрудник института кристаллографии, кандидат наук, знаменит тем, что от трёх жён имеет трёх сыновей. Наташа была человеком исключительной души и пользовалась всеобщим уважением.

Ил. 1.15. Наталья Сергеевна Иванова. Фотография её мужа – Ильи Орестовича Сосфенова

Дочь, Вера Сергеевна, бухгалтер, перед самой войной уехала работать в Лиепаю. Эвакуироваться не могла, была ранена и чудом выжила в одной русской семье на хуторе, ухаживая за свиньями. После войны вернулась в Москву. Получив пенсию, уехала в Ростов ухаживать за больной матерью, замужем не была.

Дочь, Александра Сергеевна, художник по игрушке, работала в институте в Загорске, замужем была за Василием Караваевым (?). Выстроили дачный дом на 66 км и, уйдя на пенсию, уже нигде не работали. Две дочери – Анна и Александра. Одна вышла замуж за сына художника Степана Чуракова.

1.4. Семья Будиловых

Моя мама родилась в Ярославле. Её отец, Сергей Будилов, был лесоторговцем. Рассказывали, что артель, работавшая на набережной по погрузке и разгрузке леса, отличалась необычайно буйным характером, было много пьянчужек; эта деклассированная категория рабочих так и называлась «будиловцы».

Деда я уже не застал в живых, он скончался в год моего рождения – в 1905 году. Похоронен на кладбище Туговой горы, почти на склоне. Я запомнил, когда ходил с бабушкой уже в возрасте 10–11 лет на эту могилу, и меня всегда чаровал вид на Ярославль. Бабушку, Аграфену Сергеевну, я запомнил хорошо. Мы часто гостили у неё в Ярославле, и она приезжала погостить к нам в Ростов. Особенно она меня выручила в 1923–24 гг., когда я учился в Ярославле, жил в общежитии Она мне пекла хлеб из ржаной муки, которую я получал безвозмездно от Д.А. Ушакова из его академического пайка. Хлеб был необычайно вкусен. Я притаскивал 2-3 ковриги в мешке, и все ребята, друзья по комнате, наслаждались им, как самым лучшим гостинцем.

Бабушка до революции жила от доходов, получаемых от сдачи внаём квартир, главным образом, относительно обеспеченным железнодорожным служащим ст. «Ярославль», близ которой находилось её владение, полученное в наследство после смерти мужа. Это были флигель с небольшим магазином, выходящим лицом на главную улицу, идущую от вокзала под путепроводом. По этой же улице была трамвайная линия, так что очень удобно было сообщаться с центром Ярославля. Во владении был небольшой садик, пустой двор, границу с одной стороны которого составляли дровяные сараи. В садике стояла небольшая избушка для козы. Когда её не было (она паслась в стаде), мы, ребята, с большим удовольствием играли в ней, нисколько не смущаясь запахом навоза. В садике росли цветы, а на дорожке из песка мы любили выкладывать из камешков разнообразные дорожки, надписи и всё то, что подсказывала детская фантазия.

У бабушки была довольно большая семья: два сына и шесть дочерей. Тетя Груша была замужем за И. Бабиковым, провизором, содержавшим аптеку. Их одноэтажный домик с мезонином был рядом с двухэтажным каменным домом аптеки. Муж тёти Груши умер в Крыму от туберкулёза перед Империалистической войной, после чего она передала «дело», оставаясь жить в собственном доме и воспитывая своего единственного сына Виктора. Он получил медицинское образование, женился, жил в Ярославле и умер бездетным. Я гащивал у тёти Груши, но Виктор был много меня старше, и особой близости с этой семьёй не было.

Тётя Аня была замужем за торговцем скобяным товаром Константином Гнуздевым. Жили они в собственном двухэтажном деревянном доме в Тверищах. Дядя Костя после революции стал работать проводником на железной дороге. В 1926 или 27 г., не помню, попал в аварию, его в тяжёлом состоянии привезли в больницу в Ростов, и он через несколько дней скончался. Похоронили его на кладбище в Николо во Ржищах в Ростове. Кладбище в 1930–40 гг. было уничтожено, и могила забыта. Тётя Аня была доброй женщиной и, когда я учился в 192–24 гг. в Ярославле, подкармливала меня. Я приходил с вечера и ночевал у них на уютной тёплой русской печи. У неё было двое детей: Михаил и Галина. С Михаилом мы в Москве встречались до самой его смерти от рака в 1977 г. Он работал механиком большого гаража. Его жена Маша – бухгалтером. Детей у них не было. Галя была рекордсменкой езды на велосипеде. В замужестве родила двух сыновей. Вся её семья живёт в Ярославле.

Тётя Саша, в замужестве Баранова, была женщиной мрачной. Произошло это из-за того, что от неё ушёл муж, и всю свою жизнь она прожила со своей матерью, с моей бабушкой Аграфеной. Умерла в Ярославле перед войной.

Тётя Нина была самой младшей. Она во время империалистической войны вышла замуж за польского инженера, эвакуированного во время войны в Ярославль. Эдуард Бечкович затем был директором шпалопропиточного завода. Уже в 1918–21 гг. они жили относительно хорошо, и я у них часто бывал, приезжая за небольшой порцией соли, которой на заводе было в избытке, а в быту крайне недостаточно. Кроме того, на соль можно было выменять у крестьян и хлеб, и картошку. Помогал им обрабатывать огород, а также понянчить своего двоюродного брата Женьку. Тёте Нине приходилось тяжеловато, так как у неё был и второй ребёнок – погодок. Бечкович в 1921 г. вернулся с семьёй в Польшу, и связь с ними потерялась. Уже после Великой Отечественной Войны стало известно от Гнуздева, что тётю Нину выслали в 1939 г. в Казахстан, она пасла коз, жила очень плохо и потеряла связь со своей семьёй. Видимо, она или погибла во время войны, или ушла в армию Андерса.

Тётя Маня была замужем за Лощихиным. Жили они в Тейкове, их мы знали очень мало. Уже после Великой Отечественной войны вдруг объявился Слава Лощихин. Он жил в Днепродзержинске, работая на ж.д. транспорте. У него была дочь, которую мы встретили у сестры Кати в Москве. Она получила образование стоматолога, и её за её округлость, крепость тела прозвали «репка». После смерти Кати связь с ней оборвалась.

Дядя Костя Будилов был смотрящим на ж.д. транспорте, начальником маленькой станции в 18 км от Ярославля по направлению в Ростов, станция называлась Козьмодемьянская. Когда я ездил из Ростова в Ярославль или обратно, я приветствовал его всегда, поскольку он встречал и провожал поезда. У него был единственный сын, которого он безумно любил. Его мобилизовали в 1939 г. на Финскую войну, и он там погиб. После этого семья очень скоро вымерла.

Дядя Ваня после революции, как специалист по ж.д. транспорту, вошёл в силу. У него был даже собственный поезд, на котором он инспектировал большой участок железных дорог, входивших в сферу Ярославля. Но, как часто бывает, начал выпивать, был отстранён и вскоре скончался. Его жена тётя Рая держала себя высокомерно, и с ней дружбы не было. В марте с двумя дочерьми она уехала на Северный Кавказ, и её дальнейшая судьба затерялась.

1.5. Семья Смысловых

Происходят из крестьян села Николо-Перевоз Ростовского уезда Ярославской губернии. Василий Смыслов, крепостной князей Голицыных, был в 1860 году отпущен на оброк и поселился в г. Ростове Великом [9, с. 58].

Ил. 1.16. Паспорт Василия Алексеевича Смыслова

Ил. 1.17. Александра Яковлевна Смыслова, в девичестве Ледянкина

В его семье было пятеро детей: сын Александр Васильевич, сын Константин Васильевич, сын Иван Васильевич, дочери Мария, Вера. Александр Васильевич был женат на Александре Ледянкиной [10] – дочери довольно богатых ярославских купцов. Сам Александр Васильевич имел в Ростове кустарное кондитерское производство: варенье, пряники, карамель – и вел торговлю кондитерскими товарами. На главной улице, в самом начале, ему принадлежали два дома. Один – двухэтажный, каменный, и один двухэтажный, деревянный. А. В. принимал активное участие в общественной жизни города: членом городской думы, церковным старостой, членом благотворительных комитетов. После Октябрьской революции подвергался репрессиям, у него в 1930-х годах отобрали дома и предложили освободить квартиру. Однако судим и выслан не был. Скончался в Ростове в 1935 году от воспаления лёгких.

В семье были дочери. Елизавета, в замужестве Грушко, умерла в 193(?) г. от туберкулеза, была замужем за Александром Степановичем Грушко.

Ил. 1.18. Елизавета Александровна Смыслова, в замужестве Грушко

Ил. 1.19. Игорь Александрович Грушко. В курсе теории групп есть теорема Грушко, носящая его имя

Их сын, Игорь, получил образование в Ленинграде, был направлен в Университет г. Перми. В 1941 г. был мобилизован в армию и, видимо, погиб во время первых месяцев войны.

Сам А. С. Грушко окончил Ярославский Демидовский Лицей. Перед Империалистической войной был назначен на службу в Варшаву. Во время войны с семьей эвакуировался в Ростов. Так в этом городе и остался работать, сначала следователем, а затем защитником.

Ил. 1.20. Александр Степанович Грушко, Варшава 1913 г.

Ил. 1.21. Наталья Александровна Смыслова, в замужестве Грушко

После смерти жены вновь женился на дочери Александра Васильевича – Наташе, тоже работавшей юристом. Умерли они оба, сначала Александр Степанович, потом Наташа, уже в пожилом возрасте и похоронены на Ростовском кладбище.

Ил. 1.22. Клавдия Александровна Смыслова, в замужестве Серова

Клавдия Александровна, в замужестве за Серовым Ильёй Борисовичем, из кулацкой крестьянской семьи. Получил образование и работал ветеринарным врачом. Очень сильно пил и иронически воспринимал сталинскую внутреннюю политику, особенно в крестьянском вопросе. В 1938 г. был арестован и выслан на 5 лет. После отбытия наказания приехал в Ростов и до своей смерти работал ветеринарным врачом. К. А. работала до пенсии в средней школе учительницей по математике. Её сын Михаил участвовал в военных действиях: Украина, Болгария, Румыния, Венгрия, Австрия. Окончил Московский Университет, защитился на кандидата математических наук, работал в ВУЗах Вологды и др. городов, а затем Петрозаводска. От отца имел наследственное психическое заболевание. От первой жены дочь оказалась больной шизофренией. От второй жены имел сына, который защитился на кандидата медицинских наук, работает в Петрозаводске, женат на медичке, имеет приёмного сына. Сестра Михаила Ильича, Валя, была инвалидом с детства. Во время войны работала на заводе, потом – вязальщицей-надомницей. Умерла 78 лет, похоронена в Москве на Долгопрудненском кладбище рядом с матерью.