Похождения отставного полковника Плохоты. Ироническая повесть

– Который летает!

– Это что… вы его запустили? А нафига? Я не понял. Вы что, псих?

– Сейчас – да! – отёр потный лоб диспетчер, отбиваясь голой ногой от психиатра, пытающегося выхватить микрофон из его рук.

– Вижу! Вижу! – послышался голос с борта-12313. Какой-то чудак на садовом стуле! А почему он летает?

– А потому что он му**к! – ответил психиатр, завладевший наконец микрофоном. Вот поймайте его и спросите, почему он, тля, летает?

– Что его в воздухе-то держит? – в отчаянии надрывался диспетчер. – Какая етицкая сила? Какое летательное средство? Не может же он на стуле летать!

– Так у него к стулу шарики привязаны. Он привязал к стулу воздушные шарики. Видимо, они надуты легким газом.

– Откуда у него шарики? – взвизгнул диспетчер. – Вы можете его описать?

– Ну-у… пожилой мужчина. В шортах, рубашке, охотничьем жилете, набитом банками с пивом, и в каске времён Второй мировой войны.

– Он какой?

– Он синий.

– Борт-12313! Что значит – синий?

– Вы знаете, какая тут температура за бортом? Попробуйте сами полетать без самолета.

– Это радиообмен в сумасшедшем доме, – констатировал психиатр, глянув на обступивших их с диспетчером со всех сторон сотрудников.

Те, дружно кивали головами.

«Придётся всем дать по таблетке галоперидола, – подумал он, – и самому выпить».

– Диспетчер! – подключился генерал, срочно вызванный на аэродром в связи с создавшейся ситуацией. – Немедленно адресуйте прилетные рейсы на запасные аэропорты, – он повернулся к остальным: – Всем разойтись! Диспетчера немедленно сменить! Поднять истребитель! Сбить цель!

Тем временем сам Захар Сергеевич чувствовал себя в преисподней над бездной, в прострации от ужаса, околевший и задубевший, судорожно дыша ледяным разреженным воздухом, предсмертным взором пропуская ревущие на снижении лайнеры. Он слипся и смерзся воедино со своим крошечным креслицем, его качало и таскало, его сознание закуклилось.

Неожиданно он очнулся. Рёв раскатывался громче, и рядом – в ста метрах – появился истребитель. Голова летчика в просторном фонаре с любопытством повернулась в его сторону.

Истребитель заложил разворот, и на обратном пролете пилот покрутил пальцем у виска.

Захар Сергеевич встрепенулся. Встрепенулся и его зрительный центр в мёрзлом мозгу, и воздухоплаватель, выронив стартовый пистолет, показал пилоту средний палец.

– Живой, – неодобрительно доложил командир истребителя на базу.

Истребитель отозвали на базу и вызвали вертолёт.

Стало вечереть, темнеть, холодать. Над Захаром Сергеевичем закружил вертолёт, пытаясь подцепить тросом его кресло, но, увы, мощная струя от винта постоянно сдувала шары в сторону.

Наконец пилот вертолёта получил задание взять на борт снайпера и перестрелять шары по одному. После пятого лопнувшего шара гроздь шаров стала тяжелее и начала медленно снижаться. После пятнадцатого простреленного шара Захар Сергеевич мягко опустился на поле рядом с аэродромом.

На земле «летуна» ждали бригада «скорой помощи», бригада пожарников и два штатных психиатра. Захара Сергеевича начали отдирать от стула.

Врач прощупал его пульс на шее, проверил зрачки, сунул ему под нос нашатырь, сделал укол кофеина с глюкозой. Но как только он отвернулся, пилот вертолёта быстро влил в рот Захара Сергеевича полфляги коньяка, после чего тот порозовел и очухался.

Это дало возможность пожарным и врачам разжать намертво стиснутые пальцы страдальца. Хорошенькая медсестра с трудом расплела его ноги, закрученные винтом вокруг ножек стула. Через некоторое время Захар Сергеевич самостоятельно начал стучать зубами и произнёс первое слово. Оно было матерным. А подоспевший к месту посадки генерал спросил его:

– Скажите, зачем вы это сделали?

На что Захар Сергеевич радостно ответил:

– Я просто осуществил детскую мечту.

Глава IV. Орденоносцу, кроме ордена, и надеть нечего…

Как Захар Сергеевич ходил за медалью

Ещё с юности, когда Захар Сергеевич служил младшим лейтенантом, он обожал вафли. Обычные советские вафли – сухие, хрустящие, лёгкие, мелкопористые, изготовленные из жидкого взбитого теста, в шоколадной глазури и обязательно со знаком качества. Он гордился вафлями и страной, которая их выпускает, с каждой зарплаты покупал несколько коробочек. Вечерком не спеша ел за чаем. Он и Риту к ним приучил.

Прошло время, исчез Советский Союз, а с ним – и те самые неповторимые вафли. Захар Сергеевич переживал потерю остро, но, в конце концов, смирился. Дослужил до начальника штаба, уволился, ушёл на заслуженный отдых.

Что делать на пенсии? Решил попробовать себя в творчестве – стал писать стихи, сочинять прозу. Подвизался к военной газете, и его даже стали печатать. Дослужился на писательской ниве до члена Союза писателей-переводчиков, так как знал неплохо польский язык. А поскольку давно осел в Москве, вскоре нашёл уважаемое литературное сообщество и стал активным его членом.

Однажды зашёл в супермаркет и увидел те самые вафли, на которых не было знака качества, но зато на коробке светились пять шикарных медалей – престижные международные награды: вот – бронзовые, полученные на международном профессиональном конкурсе продуктов питания «WORLD FOOD MOSCOW»; вот – золотые, с международного профессионального конкурса продуктов питания «WORLD FOOD MOSCOW», дипломы 1-й, 2-й и 3-й степени, выданные на конкурсе «Лучшее кондитерское изделие» на 5-м Московском международном сахарном форуме. Взял по старой привычке пять коробок. Дома, за чаем, бережно раскрывая их, любуясь упаковкой, водил пальцем по нарисованным медалям.

– А ведь я заслуженный человек и достоин таких медалей. Пишу стихи, прозу, неоднократно печатался в разных литературных альманахах, служу в редакции всеми уважаемого журнала «Московский прибамбас», выступаю на собраниях, помогаю редакции.

Его мысли прервал телефонный звонок, словно там, наверху кто-то прочитал его думы и решил ответить на монолог. Звонил один из членов литературного клуба.

– Захар, привет. Павлинский беспокоит. Слышал новость? Можно получить памятную медаль им. Лермонтова. Ты же у нас член?

– Член, – машинально ответил Захар Сергеевич.

– Так вот, – тараторил голос в трубке, – через неделю будет большое собрание членов Союза писателей. Всем будут вручать памятные медали.

– А что для этого нужно? – засуетился Захар Сергеевич.

– Ничего особенного, – радостно вещал Максим Иванович, – приходишь за полтора часа до начала собрания, регистрируешься, пишешь свои данные в анкету, проходишь в зал, слушаешь выступающих, получаешь медаль.

– Спасибо. Буду, – по-военному чётко ответил Захар Чергеевмч. Лицо его засветилось, глаза заблестели, очки вспотели.

– Рита, – крикнул жене, – меня наградят.

– Посмертно? – отозвалась жена.

– Не смешно, – буркнул Захар Сергеевич.

Спустя неделю Захар Сергеевич, собираясь на мероприятие, инструктировал Риту:

– Купи графин водки, закуску, фрукты, торт. Когда вернусь, чтобы всё стояло на столе. Будем медаль обмывать. Мои звёздочки в юности помнишь? Бросаешь на дно стакана с водкой и залпом выпиваешь. Одна звезда – один стакан, две звезды – два, и так далее.

– Захарчик, – нежно погладила рукой по гладко выбритой щеке супруга Рита, – тебе уже нельзя стакан залпом. Так и окочуриться недолго. Я тебе поставлю большую рюмку. Договорились?

– Нет, стакан, – заартачился Захар Сергеевич, застёгивая клетчатое пальто и натягивая на голову кепку в духе Шерлока Холмса. – Гуд бай, Ритуся, – поспешил захлопнуть дверь.

В зале гостиницы, где проводился съезд писателей, царили шум и гам. Вокруг несчастных взмыленных секретарей, которые сидели за отдельными столиками, столпилось неимоверное количество мужчин и женщин. Все хватали анкеты, быстро заполняли их, проходили в зал. Захар Сергеевич тоже выхватил листок, нервно заполнил его и поспешил сесть поближе к сцене. Началось собрание. Говорили много – о путях истории, о том, как нужно и не нужно писать, как объединить начинающих писателей и классиков. Захар Сергеевич даже зааплодировал председателю собрания за слова:

– Писатели не должны замыкаться в себе. Только в общении, читая произведения друг друга, литераторы набираются мастерства, становятся опытнее.

Правильно подумал он про себя: «Главное – подвешенный язык, ибо язык – оружие литератора, всё равно что пистолет. Чем крепче язык – тем сильнее воин». Хотя, конечно же, он ждал вручения медалей.

Наконец торжественная часть закончилась. Председатель встал, громко сообщил о вручении памятных медалей всем участникам съезда. Захар Сергеевич выпятил грудь, приготовился. Дырочку на пиджаке он ещё вечером просверлил. После тридцать пятой медали слегка размяк, потому что устал ждать. После шестьдесят седьмой его охватило лёгкое беспокойство: не забыли ли про него? После восемьдесят второй побагровел, ибо медалей и присутствующих оставалось всё меньше. Каждый участник съезда, получив свою награду, быстро уходил из зала праздновать. Когда достали последнюю медаль, в зале оставались три человека – Захар Сергеевич, уборщица и охранник. Председатель улыбнулся, посмотрел в глаза Захара Сергеевича:

– Благодарю вас за терпение. Вы один досидели до самого конца заседания.

– А где же моя медаль? – максимально спокойно постарался спросить несостоявшийся медалист. – Я же заполнил анкету.

– М-м… – протянул председатель, копаясь в бумагах, – как ваша фамилия?

– Плохота! Плохота моя фамилия. Я, между прочим, тут вам не нос моржовый, а подполковник нашей доблестной армии, хоть и в отставке.

– Не волнуйтесь. Сейчас разберёмся, – мягко ответил председатель, доставая анкету. – Та-а-к, – протянул он, – Плохота Захар Сергеевич. Вам не положена медаль.

– Как это – не заслужил? – вмиг сделался заикой, возмущённый Захар Сергеевич.

– Просто вы не член Союза писателей, – поднял на него глаза председатель, потирая рукой лысину.

– Я не член? Я не член? – сжал кулаки Захар Сергеевич, собираясь объяснить председателю в ближнем бою, кто тут член, а кто нет.

– Вы, – продолжил председатель, – член Союза писателей-переводчиков, а это совсем другая организация.

– А-а… – взвыл диким вепрем Захар Сергеевич и бросился из зала вон.

Рита сидела за накрытым столом одна вот уже четыре часа – муж всё не появлялся.

«Наверное, с друзьями-писателями пошёл отмечать свою медальку», – думала она.

Неожиданно дверь распахнулась, на пороге возник муж. Красный, как редкая разновидность бойцовой рыбки с бурыми пятнами по лицу. Пьяный в щи, изрыгающий нечленораздельные звуки.

– Где медаль? – съязвила Рита, глядя на мычащего мужа. – Проглотил, али не досталось?

– Да я их раком! Я их… Володи Дубинины, подгузники на подтяжках, козепопцы, кони педальные, чтоб им всю жизнь ежей рожать!

– Ну, хватит, – не выдержала Рита, – прекрати истерику!

– Ты ещё! – не мог остановиться Захар Сергеевич.

Шагнул в кухню, схватил графин с водкой и, встав в позу горниста из пионерского лагеря «Артек», осушил его одним махом.

Всю ночь перед его глазами стояло плачущее лицо жены. Вокруг её головы летали бронзовые и золотые медали с вафельной коробки.

Он проспал до обеда. Вечером Рита, обмотав голову мужа смоченным холодной водой полотенцем, посадила его ужинать за стол.

– Завтра заедешь в свою редакцию, получишь медаль.

– Как так? – не понял Захар Чергеевич.

– Я обо всем договорилась. Впрочем, – вздохнула Рита, – как и всю жизнь договариваюсь. Кушай – никого не слушай. Завтра будем обмывать твою медаль. Да и вафли к чаю я купила.

Глава V. Литературные перипетии

Литературное общество, куда попал Захар Сергеевич, кишело всякими необыкновенными личностями. В миру они были обычными учителями словесности, переводчиками с разных языков, банкирами, адвокатами, военными, музыкантами, бардами, слесарями и монтерами, пенсионерами и чёрт знает кем ещё.

Здесь, в литературном клубе, они были поэтами, прозаиками, драматургами, очеркистами. Руководил всеми главный редактор литературного журнала «Московский прибамбас» Вадим Юрьевич Лисянский. Он был строг, но справедлив, всю жизнь работал на литературном поприще. Довольно скоро в силу своей кипучей натуры Захар Сергеевич дорос до помощника главреда, техреда и стал его незаменимой правой рукой.

Танец Талии

Одним из заданий на новом поприще был обзвон нужных редактору людей. В данном случае нужно было позвонить исполнительнице бардовских песен Елене, лихо писавшей рассказики в свободное от работы время.

Захар Сергеевич набрал номер телефона. С того конца трубки донесся писклявый голос:

– Алло, слушаю вас.

– Узнала? – набатом ударил он в ухо бардессы.

– Вас, трудно не узнать, – явно расплылась в улыбке Елена Шамаханская.

– Слушай внимательно, – приказал он. – Я сейчас нахожусь в редакции, тебе срочно нужно переслать один рассказ в печатном виде. Ну, тот, про полкового дирижёра и лошадь.

– А-а-а, – припомнила Елена, – «Дирижёр-хоровик и лошадь»! Так он есть у редактора.

– Да, есть, но редактор дал ему другое название – «Танцы Италии» и просит внести правки. А чтобы не печатать заново текст, привези его на диске в набранном виде.

– При чём тут Италия? – оторопела Елена. – Рассказ – о том, как ребятишки с руководителем хора встречали Новый год в хоровой студии, и лошадь Талию.

– Какие талии? – возмутился Захар Сергеевич, удивляясь женской бестолковости. – У тебя рассказ про бабу в Италии?

– Про бабу на лошади, – возмутилась Елена.

Слушая диалог своих птенцов, Вадим Юрьевич не сдержался:

– Захар, ты не понял, слушай внимательно: «Танец Талии» – понимаешь? Лошадь звали Талия.

– А-а-а, – протянул Захар Сергеевич, – так бы и сказали, что про эскадрон. У тебя про полковую лошадь, что ли? – забубнил он в трубку.

– Эскадрон твоих мыслей шальных, – запела в трубку Елена, – в жёлтом доме излечат от них, – и добавила: – Сейчас подвезу. Что бы мы без вас делали, дорогой Захар Сергеевич! Без вас было бы страшно скучно.

День рождения Лисянского

– Как сказал Шекспир в девятнадцатом сонете: «Гуляй, рванина!» – пробурчал себе под нос Захар Сергеевич, собираясь в редакцию на юбилей главреда Лисянского.

– Рита-а… – где мой красный галстук? Сегодня я должен быть при параде.

– Знаю я твои парады, – откликнулась Рита. – После каждой «круглой» даты, все – круглые и «датые». Праздничный портрет не забудь! Я его в пакетик под вешалкой сложила.

Рита подошла к вешалке. Достала портрет. Они с Захаром два часа сидели у соседа, пока он на компьютере присобачивал голову Лисянского к генеральскому мундиру. Картина удалась на славу. На Риту смотрел взъерошенный Лисянский. Его творческое лицо, никак не вязалось с мундиром. Вздохнула засовывая портрет в пакет, глубже.

– Захар! Не перебирай с коньяком. С Богом. Каждый твой выход из дома – приключение.

В редакции толпился народ. Ванька Каинов откупоривал шампанское для Шамаханской. Альберт Никанорович Ягухин стоя перед Лисянским с рюмкой водки, громко вещал:

– А у меня тоже был смешной случай на поэтическом вечере. Читал я как-то лекцию китайским студентам, изучающим русский язык, и знаете, как меня представили… Альберт Ебухин!

– Правильно! – Брякнул Захар Сергеевич. – Это был урок мужества. Знаешь, что такое урок мужества? Это когда тебя склоняют по всем параграфам. Пролетела муха, когда вещал Ебухин. Экспромт.

Лицо Ягухина вытянулось, пошло пятнами.

– Захар! Ты больной или подлюка?

– Какая подлюка? – задорно блеснул очами Захар Сергеевич. – Шуток не понимаешь? А-а… понял. Они тебя ранят. Мало ты работал с редакторами.

– Неправда, – насупил густые чёрные брови Ягухин. – Я и с одним редактором работал, и с другим, и никогда…

– Да ты проститутка. – Закончил за него Захар Сергеевич, доставая из пакета портрет шефа. – Смотрите все сюда! Вадим Юрьевич! Его надо повесить на самое видное место. Рядом с портретом Толстого.

Захар Сергеевич представил обществу портрет Лисянского. Рот Шамаханской открылся, шампанское из её бокала полилось на пол. Ванька Каинов охнул, прикрыв ладошкой рот. Ягухин вытаращил и без того выпуклые лягушачьи глаза. Насупленные брови Лисянского над генеральским мундиром внушали каждому: «Товарищи литераторы! Вы под бдительным оком!»

Первым не выдержал Ванька Каинов.

– Это кто же такое сотворил? Всю ночь теперь буду биться челом о сруб светлицы возхохотамши под лавкою! Не иначе Захар Плохота.

– Ты чего сказал-то? – не понял Захар Сергеевич.

– Ванька сейчас изучает старославянский, чтобы обогатить свой словарный запас, – откликнулась Шамаханская. – Эка завернул «взохохотамши».

– А в лоб? – Откровенно спросил Захар Сергеевич.

– Прекратить пустые разговоры, – прервал коллег Лисянский. Отбирая портрет, засовывая его на полку между книгами. Кстати, насчёт классиков. Расскажу анекдот из жизни. Все вы знаете нашего поэта и прозаика Василия Петровича Кукухина. Задумал он выпустить книжку о классиках. Даже обложку сам к ней нарисовал. На самом верху его портрет в садовой шляпе, справа портрет Пушкина, слева Баратынского. Внизу чуть мельче портреты остальных классиков. В самом низу, где стоит год издания, притаился старик Державин.

– Хотите, я его застрелю в вашу честь! – отозвался Захар Сергеевич. – У меня дома есть табельное оружие. Ритка его ершиком для бутылок из-под ряженки чистит. Ба-бах… – вскинул указательный палец к груди Ваньки, -чтобы не совал свою рожу к классикам.

– Знавал я одного военного, – отозвался Каинов. – Мой сосед по лестничной клетке. Шкаф два на два. Один кулак с мою голову. У него указательный палец не пролазил в спусковую скобу пистолета. Он служил в ВДВ и в 68-м году участвовал в «Пражской весне». Я видел его армейские фотки. Я стал понимать, почему пражское восстание провалилось…

– Ни в кого не надо стрелять! – перебил Лисянский. – Слова – лучшее оружие. Острое слово может убить, лучше всякого нагана. Скажите, коллеги, долго будем писать для себя? Недавно вышел новый поэтический сборник «Новые имена». Три тысячи экземпляров и ровно три тысячи новых имён. Куда катится литература? Сегодня пишут все, кому не лень. Слава богу, большинству лень. Или вот наш новый член коллектива, художник из Калмыкии Пюрведжалов. Делает иллюстрации к книгам, присылает нам, и каждый раз пририсовывает в углу черепашку. Сколько не прошу убрать её, доказывает, что она нужна. Достучался до его руководителя аж в самой Калмыкии, спросил зачем он эту гадость рисует на каждой странице? Оказывается, пояснил Барабеджанов, это у него хитрость такая: «Не было бы черепашки, не к чему было бы придраться.» Он и ему в журнал такие иллюстрации носит.

– А давайте выпьем! – достал коньяк Захар Сергеевич. – Подставляйте рюмки. Шамаханская? Ты сидишь на шампанском или с нами?

– Я сижу на стуле, – огрызнулась та, продолжая потягивать искристый напиток.

– Посиди-ка со мной, моя хорошая. Крепко взял её за локоток Захар Сергеевич.

Шамаханская осознала: «Старый вояка взял её в плен. Нужно успокоиться и продумать план прорыва из окружения.»

Захар Сергеевич усадил её на стул, второй – приставил рядом, сев напротив собеседницы. Теперь она не уйдёт. Только через его труп.

– Поговори со мной…

– Гитара семиструнная-я-я… – вполголоса запела Елена, о чём тут же пожалела.

Захар Сергеевич восхищённо расплылся в широченной улыбке. Хотел было подхватить песню, но вовремя спохватился. Лисянский рядом.

– Я тебе про цыган расскажу.

– Про кого? – не поверила своим ушам Елена.

– Театр «Ромэн» знаешь? – взобрался на пенёк Захар Сергеевич.

– Кто же его не знает! – тряхнула светлой гривой Шамаханская.

– Эх… – хлопнул рюмаху Захар Серггевич. – Был бы я цыганом, украл бы я тебя.

– Я на лошадь похожа? – удивилась Елена.

– Да нет. Это к слову. Я недавно получил подарок от цыган.

– Вас обокрали?

– Цыгане мне подарили две бутылки коньяка.

– За песни? – охнула Елена.

– За мою книгу стихов! Мы сидели с Ритой в ресторане. Обмывали мой новый сборник. Много пили. А за соседним столиком веселились шумные цыгане. Дай, думаю, почитаю им. Ты же знаешь мой левитановский голос. К тому же моя Ритка на них смахивает. Она помесь русской бабы с азербайджанцем. Я им, чтобы они не сомневались, сразу сказал, что она в молодости тоже работала в театре «Ромэн».

– Правда? – вытаращила голубые глаза Елена. – Пела или танцевала?

– Ни то, ни другое. Она им это… – руки Захара Сергеевича завертелись над головой, совершая непонятные манипуляции.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.