
Полная версия:
Новорожденный
На вокзале я пытаюсь держаться подальше от полиции. Покупаю билет до Сочи.
– Добрый день. Ваши документы.
Оборачиваюсь.
Двое молодых парней в полицейской форме. Дубинки. Наручники. Пистолеты.
Вытаскиваю паспорт. Протягиваю.
– Домой еду, – говорю. – А что, что-то случилось?
– Оглядываетесь много, – улыбается. – С прошедшим днем рождения. – Возвращает мне паспорт. И они отходят.
Ну да – заглядываю сам – как и сочиняли, мой день рождения был вчера.
До рейса еще семь часов.
Я должен с ней поговорить. Я должен ее увидеть. Нельзя вот так бросать ее здесь одну. Маришечка. Красотулечка моя. Я верну тебя. Я верну нам нашу жизнь.
Беру такси.
– ЛотБанк.
Выхожу неподалеку. Жду.
Уже почти шесть. Скоро.
Вижу. Вот она. Моя красотулечка. С ней никого. Она садится в нашу синюю Хонду и едет.
Быстро ловлю такси.
– Пожалуйста, за этой машиной.
Улица Цветочная. Она едет домой. Это хорошо.
Паркуется. Заходит в дом.
Расплачиваюсь. Выхожу из машины. Оглядываюсь.
Осторожно проникаю во двор. Подхожу к окну. Оно вновь вставлено на место. Никого не видно. Наверное, поднялась в спальню.
Дождаться ее здесь? Или постучаться? А вдруг она дома не одна. Или опять залезть через окно?
Спускается. Надеюсь, она увидит меня сквозь занавески.
Стучу по стеклу. Нет. Ее уже нет в комнате. Значит, не услышала.
Бороться до конца! Любой ценой!
Иду к двери. Нажимаю на звонок.
Включается домофон. Ее голос:
– Я слушаю.
– Марин, это я, Паша.
В этот момент что-то тяжелое обрушивается мне на спину. Потом еще раз.
Я падаю. И замечаю, как меня бьет деревянной битой мужчина. Это тот вчерашний. Поддельный я.
Он размахивается. И опускает биту мне на спину.
Все расплывается.
Сначала чувствую тряску. Потом становится слышен какой-то гул. Какие-то голоса.
Открываю глаза. Я уложен в креслах. Еду в полицейском уазике. Руки в наручниках. Все тело изнывает от боли. Будто из-под танка выбрался.
– Он очнулся. – Рядом молодой парень в форме.
Ко мне поворачивается усатый полицейский, сидящий на переднем сидении. Капитанские погоны на плечах.
– Как самочувствие?
– Вам жаловаться все равно бесполезно, – произношу сквозь кашель.
У него звонит телефон.
– Да, он пришел в себя. Нет, не ранен. Не сильно. Подъезжаем уже.
Смотрю в окно. Деревья. Какой-то лес. Здание.
Меня вытаскивают из машины, и капитан сопровождает в помещение.
Похоже на больницу.
Нас встречает упитанный старик. Директор тут, что ли?
– Это ваш? – выдает усатый, когда тот подходит ближе.
– Да, да, наш, – лепечет тот и обращается ко мне: – И как ты ноги не сломал, прыгун? – Затем указывает рукой в комнату. – Сюда, пожалуйста.
В комнате деревянный стол, шкаф, стены увешаны грамотами в рамках.
Капитан усаживает меня на кушетку и снимает наручники. Боль снова пронзает тело. Словно мне вырвали позвоночник.
– Документы на него есть? – спрашивает он и подходит к директору.
– Конечно, конечно, – тонким голоском тараторит тот. – Вот история болезни. Других его документов нет.
Я вчитываюсь в ближайшую грамоту на стене.
Это психиатрическая лечебница. Вашу мать. Вашу мать!
Усатый берет документы и начинает изучать. Подходит ко мне.
Я замечаю мою фотографию на одном из документов. Поверх ее какая-то печать.
Они решили меня в психушку упечь?! Суки! Меня устранили. Отправили в сумасшедший дом.
– Сестра, проходите, – говорит директор. – Давайте скорее. У него может начаться паника.
Пожилая женщина с добрым лицом садится рядом со мной. У нее в руках шприц.
Они сделают из меня овощ.
– Командир, – выдавливаю я, глядя на полицейского. – Это подстава. Меня хотят сюда оформить. Я там кому-то помешал.
Присутствующие неподвижно смотрят на меня.
Я продолжаю ныть:
– Этого всего не должно быть. Помоги мне. Разберись во всем. Пожалуйста. Большего не прошу.
Усатый поворачивается в сторону директора. Главный, сука, врач. Тот пожимает плечами. Капитан возвращает ему историю болезни. Выплескивает:
– Выздоравливай. – И скрывается за дверью.
Игла входит в мое плечо. Оно загорается изнутри.
– Все хорошо, мой милый, все хорошо, – бормочет женщина с добрым лицом.
Теряется фокус.
– Борисыч, ты спишь?
Я приподнимаю голову. Темно. Кто-то в двери. Входит в комнату – в палату.
Приближается.
Я потираю глаза.
Поседевший мужчина с заметными морщинами.
– Борисыч, ты чего в этот раз учудил? – Садится на край моей кровати. – Ты что, правда, к Павлику поехал?
Я разглядываю его пижаму.
– Я тебе, наверно, о нем все уши прожужжал, – ухмыляется он. – Ну и как сынишка мой? Помнит меня?
– Косинов! – в палату врывается женщина в белом халате, делавшая мне укол. – Вернитесь в свою палату. Оставьте его, ему нужен покой.
Она хватает моего гостя за руку и тянет на выход.
– Да и вам тоже спать нужно, – ворчит она на него. – Ночь на дворе.
– Отца-то помнит он?! – кричит мужчина. – А, Борисыч?! О батьке-то вспоминает? Это ж кровинушка моя! – слышу я уже из коридора. – Я ж ему всю жизнь…
Ощущение – будто я просыпаюсь, и еще не разобрать, где сон, а где явь.
В палату вновь входит та же медсестра.
– Ну не переживай, мой милый, все хорошо, – она обнимает меня, берет за лицо, всматривается необычным нежным взглядом. – Как же ты все-таки на сына похож.
Она целует меня в обе щеки. Я замечаю слезы на ее лице.
– Ну ничего. Все равно все будет хорошо. – Она встает, вытирает ладонями лицо. – Опять их обманем. Не будем тянуть.
Медсестра подходит к окну, достает из кармана ручку для открывания, которой нет на окне, и распахивает его.
– Пусть думают, что ты опять спрыгнул, – фыркает она и бросает в него подобранные с пола тапочки. – Давай. Вставай. Пойдем.
Я беспрекословно подчиняюсь. Из окна приятно веет зеленью.
Выходим из палаты. Я замечаю на ее двери номер: 404.
Медсестра держит меня за руку. Ведет за собой.
Мы проходим по темному коридору. Только где-то на полпути стоит стол, на котором горит светильник. Доходим почти до конца.
Входим в какую-то комнату. Она достает из-под стула большой пакет. И вручает его мне. Что-то мягкое.
Идем, шепчет она. И мы вновь движемся по коридору.
Слева лестница. Спускаемся. Четыре этажа. Донизу.
Грязная дверь. Закрыта.
Женщина с добрым лицом тянется в карман. Я слышу звон ключей. Открывает. Входим в подвал. Пыльно. Похоже, что здесь ремонт. Осторожно, не ушибись, говорит она, иди за мной.
Видно окно, замазанное краской.
Подходим. Отворяет. За ним двустворчатая решетка с небольшим навесным замком.
Она вставляет ключ. И снимает замок.
Одевайся, говорит, в этот раз все получится.
Я открываю пакет. Там вещи, в которых меня привезли. Быстро влезаю в костюм. Натягиваю туфли.
– Помнишь, куда бежать? – Она смотрит на меня любящими глазами. – Давай, сынок, беги. Чтоб не догнали эти изуверы. Подальше отсюда, подальше. И быстрее. Беги так, будто за тобой гонятся волки!
Я вылезаю из окна.
– Будь счастливым, сынок, – она посылает мне воздушный поцелуй, закрывает решетку. – Только непременно будь счастливым! – И закрывает окно.
Я бегу. Темно. Деревья. Огромный лес.
Но я бегу.
Дыхание сбивается. Кровь в ногах начинает гореть.
Но я бегу.
Единственный способ быть счастливым – это бежать. Бежать к свободе. К счастью. Не оставляя сил на обратный путь. Бежать так, будто за тобой гонятся волки!
Кашель вырывается из груди громким воем.
Виден какой-то свет. Кажется, фары. Значит, дорога рядом.
Бегу. Боюсь споткнуться. Сил уже нет.
Дорога. Да, это дорога. Трасса.
Нахожу сломанное дерево неподалеку.
Ложусь рядом с ним на траву. Нужно передохнуть. Хоть чуть-чуть. Хоть немного.
Здесь меня не увидят. Здесь не найдут.
Трудно дышать.
Боль в голове нестерпимая.
Спина ноет, словно меня всю ночь хлестали плетью.
Красный круг солнца на горизонте. Рассвет? Закат? Непонятно.
Смотрю по сторонам. Никого.
Что произошло?
Где я? Меня ограбили?
Осматриваю карманы. Мобильника нет. Деньги есть. Не нашли их, что ли?
Паспорт на месте. Открываю. Мясников Юрий Владимирович. Мой. Хорошо.
Где Таня? Что с ней?! Я был с ней? Или один? В голове каша.
Срочно домой. Мне нужно домой. Нужно к Тане.
Я топаю по краю дороги.
Танюшечка. Красотулечка моя. Я иду к тебе.