скачать книгу бесплатно
«Я плыву из последних сил…»
Я плыву из последних сил,
хочешь— верь мне, а хочешь— нет.
Но уж если меня спросил,
если слушаешь мой ответ,
то узнай, что всех нас опять
тайно бросили в бездну вод.
Если ты это будешь знать,
может, кто-нибудь доплывёт.
Море, море со всех сторон,
и кораблик встаёт на рейд.
Это снится мой давний сон,
благосклонно кивает Фрейд.
В южной тьме не заметит он,
как трепещет ночной платан.
Кто-то высветлен и влюблён,
кто-то в белой рубашке там.
И сигналит вовсю листва
отдалённому кораблю,
и закатаны рукава
у рубашки, как я люблю.
Персонажи счастливых снов
все молчат, о чём ни спроси,
а несчастных— так много слов
говорят из последних сил.
Я-то сон и плыву во мглу,
но платан и кораблик— явь.
Подремли, прислонясь к стволу—
я к тебе добираюсь вплавь.
«Я бы жизнь провела…»
Я бы жизнь провела,
скользя рукой по руке—
словно вниз по реке,
пока не проглотит мгла
комнату и меня,
шум за окнами, мат,
падающий, звеня,
подтаивающий март,
пошловатый мотив
с настоящей тоской.
Мгновенье цепко схватив,
придерживаю рукой.
«Над жизнью любой образуется туча…»
Над жизнью любой образуется туча.
В неё собираются ревность и ярость.
Туда потихоньку, кряхтя и канюча,
с грехом пополам поднимается старость.
А ты остаёшься внизу, и за нитку
держа этот шар грозовой и огромный,
похож на большую больную улитку,
улитку, которая стала бездомной.
Призывно звенят сказки мёртвого леса,
и звери попарно выходят из мрака…
И всех наших ссор дымовая завеса
уже не спасёт от обычного страха.
«Ночные облака…»
Ночные облака
Над спящими домами
Колеблются слегка,
Как сумрачное знамя.
Окончилась война
Большой победой утра.
Бледна и холодна,
Просыпанная пудра
На лица пустырей
Ложилась. Потепленье…
Чугунных батарей
Холодные колени,
Звонки из темноты
И радиотревоги,—
Все ждали, чтобы ты
Спустил с кровати ноги.
Но некто— на ином
Настаивал несмело.
Являясь только сном,
Он ничего не делал.
Он был неуязвим,
Он спал и снился разом.
Пока мы спим— мы спим.
Ко всем словам и фразам
Мы глухи. В нём была
Усталость высшей пробы.
И утренняя мгла,
И круглые сугробы,
И то, что он молчал
Молчанием бездонным,—
Привязанность к ночам
И верность побеждённым
Будило в нас опять…
Ничто не важно, кроме
Того, что можно спать.
Там нас никто не тронет.
«Кто неотступно думает о ком-то…»
Кто неотступно думает о ком-то,
Как будто бы по гулким анфиладам
За ним идёт, и ни в одной из комнат
Им никогда не оказаться рядом;
Кто радостно старается всего-то
Чужое мысленно поймать запястье,
Чья глупая и странная работа
И есть так называемое счастье;
Кто привязался к мыслям, – так слепому
Уже не выйти без его собаки,
Идёт по свету, для него пустому,
За поводок цепляется во мраке;
Кто слушает шаги, кого хватило
Только на то, чтобы услышать— живы,
Кто до сих пор ни скрытого мотива,
Ни потайной какой-нибудь пружины
Не обнаружил в жизни, ни просвета…
Того уже давно пора отвлечь, но
Так неотрывно думает, что это
И называется, должно быть, – вечно.
IV
«Ты знал и нарушил. Ты сам виноват…»
Солдат, учись свой труп носить…
Борис Лапин «Песня английского солдата»
Ты знал и нарушил. Ты сам виноват.
Не трогай, что любишь— убьёт.
Ты втянут, пленён, просто-напросто взят.
Ты пойман и пущен в расход.
Однажды ты правильно ляжешь ничком
На белую с ночи кровать,
И сможешь подумать— неважно, о ком:
– Мне нечего больше скрывать.
И скажут – Он лёгкий и странно пустой,
И тикает что-то в груди.
– Он смерть ненадолго пустил на постой,—
Подумает кто-то один.
И мы не узнаем, кто прав был из нас,
Когда тебя вынесут в тыл.
И чудо ли это, и кто тебя спас—
Уж, верно, не тот, кто любил.
«Идёт по-прежнему война, кругом «зелёнка»…»
Идёт по-прежнему война, кругом «зелёнка»,
стрекочет хроника, в траве не спит цикада.
Ведь он пока что не убит, не рвётся плёнка.
Чтобы увидела она— всего-то надо.
Ах, если бы ещё заснять все перестрелки,
и злых ворон— повсюду их сварливый идиш,
и острым почерком письмо, ревниво мелким:
Я весел, ранен, страшен, смел, – но ты не видишь!
Когда он всё-таки падёт, красив и жалок,
не на войне— порвётся там, где было тонко,
влюблённость вынут из него, как будто жало,
и ей, возможно, наконец, прокрутят плёнку.
«Мы для того и зиму пережили…»
Мы для того и зиму пережили,
как долгий приступ, как осаду Бреды,
чтоб сдаться, лишь глотнув весенней пыли,
из понедельника нахально прыгнуть в среду,
из зимнего пальто— в летящий плащик.
Возьми ключи, апрель в блестящих латах!
Войди, взгляни: вот кран на кухне плачет,
