Русские диалоги с Гогеном

скачать книгу бесплатно


О: Сандалии на босу ногу, как в детстве.

44. В: Вам печально, что некоторых родственников уже нет?

О: Да, мне грустно. С моим братом Петром мы не успели сказать что-то важное. А с моим пьющим отцом я бы с удовольствием выпил, даже теперь, когда я вовсе не пью…

45. В: Вы жалеете, что у вас нет детей?

О: Нет, не жалею. Хотя … когда в д. Кутузово я встретил Наташу Богомолову, я немного пожалел, что это не моя дочь такая одухотворённая и талантливая…

46. В: Москва – это жестокий город по отношению к вам?

О: Да, жестокий. Но я разлюбить Москву не могу.

47. В: Вы очень русский человек или немного француз или испанец?

О: Я слишком русский (слишком широкий, грешный, искренний, дерзкий, задиристый, гордый, глупый, смешной, доверчивый, умный). От одного смешения такого множества черт иной француз просто лопнул бы, как шарик…(шутка!).

48. В: Вы уверенный и удачливый человек или вас постигла всё-таки неудача?

О: Неудача? Вы что, полагаете, что я неудачник? В таком случае я А. Шилова как творческую единицу сочту скорей неудачником, чем себя!

49. В: Вы что, полагаете, что галерея А. Шилова на Знаменке – это неудача!?

О: Это вселенская неудача! И она касается прежде всего нашей огромной страны и культуры.

50. В: ? (Удивление.)

51. О: ? (Непонимание.)

52. В: Хорошо. Как и в опросе П. Сезанна, я хочу напоследок вам задать один и тот же вопрос. Напишите одну из ваших мыслей или произнесите цитату, которую вы цените.

О: Мне Бог дал очень одинокий, сомнительный путь. И этот путь был усеян скорее шипами, а не розами.

Реплика

В ГМИИ им. А. С. Пушкина имеется замечательная коллекция картин П. Гогена. Я все его картины из этого собрания знаю наперечёт. Но я ни разу ещё (ни разу за 30 лет!) не видел его знаменитый автопортрет в Бретани, который он назвал на манер Г. Курбе «Здравствуйте, господин Гоген». Да, это похоже на реплику с картины знаменитого реалиста. Но какая это совсем-совсем другая живопись, смею сказать, что это самая мистическая вещь раннего Гогена и, наверное, самая странная. Она гораздо загадочней многих его таитянских картин – эта картина так близка к чистой поэзии, что в моём восприятии этот странный пейзаж: высокие деревья и кусты, ветви которых распространяются вширь и вглубь как щупальца, или воспалённые нервы во время поэтического экстаза поэта! «Человек, идущий издалека», – говорил о Гогене Винсент Ван Гог. Таков Гоген и на своём автопортрете, он – путник.

Поль Гоген по своему дарованию – это действительно великий поэт, в этом вся его суть, вся его яркость, тайна и неповторимость его судьбы.

Гоген своей жизнью и своей личностью и грозным преображением своей жизни и судьбы, ещё раз нам показал, как велика жизнь духа поэта и как велика по своим древним изначальным корням и смыслам поэзия!

Смею говорить, что судьба П. Гогена, с его взлётами и падениями, с его страстью к учительству и преданностью Искре Божией в себе, мне иногда напоминает какой-то кусок из библейского апокрифа, а личность Гогена – даже какого-то пророка современной живописи…

Гоген религиозным человеком никогда не был, но, как ни странно, в его искусстве больше мистики и религии (или постоянных намёков на неё), чем в искусстве Сезанна или Ван Гога. Такое искусство, как его, могла лишь дать древность, и она дала, например Византия! Оттуда от Византии ближе к началу времён. А искусство Гогена – это искусство начала времён или какого-то язычества, накануне прихода Христа, о чём он и грезил всегда…

Но как этот неофит с гитарой или мандолиной, этот прирождённый вождь и бунтарь, этот крутой, сильный, горбоносый и длинноволосый парень, не очень книжный и образованный, стал одним из самых умных, органичных и изящных художников Нового времени? Тут можно поставить двадцать два вопроса, и всё равно мы ответа не найдём. Этот ответ надо искать на небе, откуда Гоген и вторгся на землю, как инородное тело или даже как инопланетный болид, огнём своего творческого духа и воображения он, «как беззаконная комета», оставил на земле такой след, который и теперь будоражит наше воображение! Лично для меня явление такой личности, как Гоген, сравнимо лишь с тунгусским метеоритом! До сих пор всех поражает этот взрыв в тунгусской тайге, и до сих пор для всех это тайна: что это было?

Никто ничего не может сказать вразумительного, таков и Гоген, он тайна. И эта тайна космическая, эта тайна у Бога. Бог дал, и Бог взял это уникальное явление, эту мистическую личность, как Гоген. И лично я более всего дивлюсь не таинственности этой личности, а таинственности решения Бога.

Гоген, взгляд из России

В Москве прошла большая и очень замечательная выставка П. Гогена и картин русских художников 20-х гг. Это международный проект. У нас он получил название «Гоген. Взгляд из России» или «Русские диалоги с Гогеном». Это первый взгляд на творчество Гогена и русского авангарда под таким углом. Вышел блестящий альбом-каталог[1 - «Гоген. Взгляд из России». М.: Советский художник, 1990.] этой выставки, которая была сначала в Ленинграде в 1989 г., а теперь в Москве в 1990 г.

Я ходил на эту выставку несколько раз. Я купил этот замечательный каталог и теперь работаю с ним.

Наследие П. Гогена и современный художественный процесс

М. Бессонова написала большую и блестящую вступительную статью о творчестве П. Гогена и о его влиянии на тот художественный процесс, который имеется теперь в мире живописи.

Я очень внимательно прочёл эту статью и поневоле развёл руками… дело в том, что в этой статье Полю Гогену уделяется так мало внимания, как явлению вовсе не новому на земле, а скорей «консерватору», проще сказать, проводятся параллели между Гогеном и другими, например русскими художниками, и вовсе не теми, между которыми я ожидал! Это нонсенс в мировом масштабе, что я вновь и вновь удивляюсь, как можно столько знать, понимать в изобразительном искусстве, иметь научные степени и при этом не видеть главного, что Поль Гоген (если говорить о нём как о художнике с особым видением) и не новатор вовсе, и не первооткрыватель. Это особая фигура в изобразительном искусстве нового времени, которая, как это ни странно покажется, перекликается с искусством наших древнерусских художников! Я вынужден об этом снова и снова писать.

Но об этом ни слова ни у М. Бессоновой, ни у кого-то ещё из критиков или искусствоведов с мировым именем…

Приходится только гадать до какой же степени мы, специалисты по живописи, можем быть слепы, имея глаза, и глухи, имея уши!

М. Бессонова, А. Кантор-Гуковская, Ф. Кашен, А. Костеневич, Р. Бретелл, Я. Тухенгольд, Н. Пунин, С. Маковский, М. Волошин, И. Грабарь, Н. Гумилёв, А. Бенуа… какие замечательные и яркие умы говорят о Гогене, и никто из них не пошевелил даже пальцем, чтобы указать (или хотя бы отдалённо намекнуть) на схожесть искусства П. Гогена, Ф. Грека и А. Рублёва.

Поразительно, как можно говорить об искусстве 20-х гг., об искусстве Куприна, Лентулова, Грабаря, Гончаровой, Кузнецова или Сарьяна, находить параллели у них с «варварским» искусством Гогена и при этом не видеть или не хотеть замечать главных параллелей, которые напрашиваются. Этого мощного «плоскостопия» искусства древнерусских художников и живописи Поля Гогена. Ни один великий француз 80-х и 90-х гг. прошлого века не близок так Гогену, как Ф. Грек и А. Рублёв!

Я в каком-то садомазохистском экстазе хочу поздравить человечество с его куриной слепотой или с какой-то особой катарактой!

– Но почему это так трудно понять или, по крайней мере, задуматься над этим? – сказал я как-то жене, имеющей отличный вкус в живописи.

– Наверное, это только на твоей волне работает, другим это трудно понять.

– Тогда получается, что я рождён для такой «растолковки», – сказал я, шутя.

– Получается так, – сказала улыбаясь жена, – больше рисуй и пиши.

– Да, редкий я фрукт… зрел, зрел, да и не дозрел, лопнул…а ведь во всё истекающее тысячелетие такой, как я, только четвёртый, да и того сглазили…

А если говорить серьёзно, мне это и позволяет говорить честно и прямо об однокоренном поэтическом-художественном творчестве перечисленных художников. У других, наверное, и убеждённости мало, да и кишка тонка…

Получается, что на исходе 20-го века я это заметил только один, остальные этого просто не видят. Вот почему моя жизнь и судьба похожа на этой земле на жизнь пришельца или лунатика…Наверное, мне с моим видением и с моим пониманием вещей лучше бы и не появляться на этой земле, особенно у нас в России, где меня скорей побьют камнями, чем согласятся со мной, или, по крайней мере, обратят внимание на моё художественное и поэтическое творчество. И, тем не менее, я говорю в полный голос в моих статьях и в теоретическом эссе «Прежде и потом», что искусство Ф. Грека, А. Рублёва и П. Гогена имеет один корень и этот корень уходит в века, особенности такого видения надо искать в законах поэзии, а эти законы, наверное, восходят к поре сотворения этого мира!

И своим совсем неказистым и художественным, и поэтическим творчеством я показываю, насколько мы близки. Это вовсе не значит, что я пристраиваюсь или, не дай бог, приравниваюсь к великим мира сего, к моим предшественникам. Увы, я им не ровня! Я лишь разъясняю, я уточняю.

Моё дело сказать правду, а не заставлять верить в неё. Моё дело сказать лишь первый звук «А», остальное за меня пусть говорят другие. Странно, но я почти убеждён, что в череде этой родственности, в этот мир придёт кто-то ещё, очень жаль будет, если это будет не русский художник, а снова француз, или индус, или китаец… Дело в том, что это художественно-поэтическое видение, о котором я говорю, повторяется на этой земле и имеет природу цикличности. Этот другой – пятый,— как я говорю, наверное, будет более счастлив, чем я, более удачлив как художник. В добрый час. Надеюсь, что он будет так же честен, как и я. Он непременно поддержит меня и специалистов и любителей живописи отошлёт к моим статьям, наработкам и к моим теоретическим работам. Изучению этого феномена я посвятил всю жизнь.

Прежде и потом

Да, меня скорей побьют камнями в России, чем обратят внимание на родственность творчества А. Рублёва и П. Гогена! Пушкин бы об этом сказал:

незнанья жалкая вина…

А я говорю, что это просто недомыслие, недогляд, нонсенс или особая куриная слепота в мировом искусствознании.

Ну, ладно, у нас в России, в силу особого культа и особого высокого духовного и молитвенного статуса А. Рублёва (он у нас преподобный, святой), не видят этого. Но ведь в той же Франции или в Америке могли бы это узреть? Увы, и там и тут люди, точно слепцы!

Теперь я часто думаю, что и мне бы надо молчать, и не «раскрывать мои карты», т.е. не говорить о том, насколько близка природа видения этих художников и как, каким особым способом они добывали свои краски. Мне бы не надо и касаться этих вещей – какая мне в этом корысть? Один убыток: люди, даже очень умные и учёные (например, искусствоведы из ГТГ), от меня бегут и не подают мне руки, как прокажённому… Я устал гоняться по Москве за интеллектуалами в области живописи, по-моему, их теперь и вовсе нет. Если то, о чём я говорю, например, в моём эссе «Прежде и потом», не вызывает интереса, а, напротив вызывает такое отвратное действо, то многого ли стоит современная художественная критика?! Люди, даже очень учёные, не упускают возможности от меня улизнуть, как будто я болен чумой… А иным меня хочется лягнуть или даже куснуть, чтобы я, не дай бог, не наговорил чего лишнего. А ведь я не стучу по столу, я не навязываю им себя и свои концепции. Я лишь приоткрываю им дверь в ту комнату, воздух которой Тим пока не знаком. Они привыкли пребывать в неведении и дышать совсем другим, спёртым воздухом кафедр, архивов и в окружении книг – так привычней, удобней? И эта публика зовётся научной? Это интеллектуалы высшей пробы нашего времени? Увольте меня от подобных «умных» людей, которые исподлобья глядят на меня как на власовца, которые никогда не читали моё эссе «Прежде и потом» и заявляют, что не будут читать! Вот почему в Москве я так одинок, я один в этом мире, я один на один с моим столом, моими картинами, моими книгами, которых у меня море…

П. Флоренский однажды сказал в ссылке: «Теперь для общества не нужны мои знания. Тем хуже для общества». Эти же слова повторяю и я.

Русские диалоги с Гогеном

Русские диалоги с Гогеном действительно существуют. Этот немолчный разговор, или общение русских художников и великого француза, гораздо старше, чем нам часто кажется, и это не только русский авангард 20-х гг. … Для многих это положение покажется странным, но только не для меня!

А что же касается переклички или пристального внимания русских художников к творчеству П. Гогена, то в своей блестящей статье «Наследие Гогена и современный художественный процесс» М. Бессонова великолепно иллюстрирует это. Ниже я приведу некоторые выписки из этой статьи:

«Первая из них – замечательная московская художница Наталья Гончарова, рано открывшая для себя творческие возможности условного языка новой французской живописи. Её многочастная композиция Сбор плодов создана, бесспорно, под воздействием шедевров Гогена. О нём напоминает крайняя левая часть тетраптиха с характерной фигурой удлинённых пропорций, срывающей плод дерева с дерева, – прямая цитата из гогеновского полотна. Гончарова, очевидно, и не пыталась докопаться до смысла заложенной в картине Гогена символики, но иконографический характер изображения, его определённая иконописность прочитаны ею достаточно убедительно. Художница была увлечена древнерусским искусством, сама писала иконы, симптоматично, что объектом её внимания в это время стало также и творчество Гогена. Строгая каноничность его фигур, совершенство очерчивающих их линий, чистые краски, тональные соотношения которых поражают своей музыкальностью, – все эти признаки гогеновского зрелого стиля делают их созвучными средневековому искусству вообще и древнерусскому в частности, что и открыло возможность прямого диалога живописи Гогена с работами молодых русских художников начала века».

Вот, пожалуй, самое близкое прочтение искусства Гогена к тому, о чём я буду говорить ниже. Но дальше М. Бессонова не идёт, точно какая-то пелена или шоры ей мешают разглядеть и ещё большее… Да и ей ли только?!

В другом месте этой статьи мы читаем:

«Таитянская символика Гогена была воспринята русской культурой начала века с необычайной остротой, понята изнутри: она отвечала её мощному импульсу космических, вселенских устремлений. Путевые очерки Бальмонта, написанные им сразу после путешествия в Мексику, могли бы сопровождать публикацию гравюр таитянских книг Гогена наряду с поэмой Шарля Мориса. Не случайно именно этого критика и писателя-символиста, бредившего миром Гогена, пригласили сотрудничать в журналы „Аполлон“ и „Золотое Руно“ как представителя современного французского искусства. Существуют и более тайные нити, связывающие мифологию Гогена с русской культурой на переломе столетий. Трактат Гогена „Современный дух и католицизм“ мог бы найти живой отклик на почве русской философской мысли, достаточно обратиться к трудам В. Соловьёва, разрабатывавшего в то же время близкие проблемы».