скачать книгу бесплатно
Нарк стиснул зубы и сжал ладони вокруг кружки. Что может быть хуже? Что ты-то можешь знать об ужасе, безнадёжности, унижении?! Ты-то, самовлюблённая серая тварь!..
Мальчишка бездумно хлебнул из кружки – там оказалась огнёвка. От душевного глотка глаза чуть не выпали в ту же кружку, а горло от ужаса отказалось принимать даже воздух. Нарк замер, радуясь, что сидит спиной в комнату, и попытался дышать и не закашляться. С какой-то попытки удалось. Мальчишка сообразил, что всё ещё держит кружку у рта, и спешно поставил её рядом с собой. Потом спохватился и стал подслушивать дальше.
– Да не я его унижаю, а сам он! – досадливо говорил Хриссэ. – Причём, перед собой, а не передо мной. Ну, нельзя, невозможно унизить того, кто не унижается. Тебя, например. Или меня. Не думал, что ты этого не понимаешь.
– Спасай своих знаменосцев, Хрисс.
Хриссэ помолчал.
– А, пусть сами спасаются. А мы пока…
Снова молчание.
– Если пинать собаку, она не научится летать от этого, – Кошка сказала так тихо, что пришлось вслушиваться.
– А если пнуть птицу, да так, чтобы она упала с края обрыва?
Со двора в дверь влетели – иначе не скажешь – Умник и Лайя. Вломились так, что Нарк обернулся сразу, чуть не опрокинув кружку с остатками огнёвки. Умник казался белым, как напудренная дама перед праздником, а Лайя почти висела на нём, глядя невидящими глазами.
– Кхад! – крикнула Кошка, вставая. Хриссэ тоже встал.
– Что случилось? – резко спросил он. Кхад вышла в комнату как раз к началу рассказа. Говорил Умник, потому что усаженная на шкуры Лайя только безучастно смотрела перед собой.
Трое отправились сегодня за каким-то совершенно удивительным кольцом, которое столичные ювелиры собирались подарить Его Величеству. Это был массивный перстень, на котором самоцветами выложили имперский герб: алмазами, рубинами и чёрными сапфирами. Слухи об этом чуде ходили по городу давно, и Кхад решила, что кольцо должно достаться не Нактирру, а ей. Нарк плана не знал; знал только, что его продумывали не только Умник, Трепло и Лайя как исполнители, а все старшие. И ещё знал, что Кошка выяснила: в доме главы ювелиров – подделка, а настоящее кольцо – у зангского банкира с непроизносимым именем. За подделкой на всякий случай отправили Тень, он успешно вернулся пару часов назад. А на Глинянку за настоящим и направились сегодня трое хитителей, а вернулись вдвоём…
Нарк перебрался ближе и узнал, что…
Так не бывает!
Мальчишка обернулся к Хриссэ, Кошке, Кхад…
Они молчали, тоже оглушено, потому что так действительно не бывает, такого никогда не было! Лайя дёрнула плечом под рукой у Кошки и разревелась, уткнулась в Кошку лицом, услышав, как Умник сказал: «Трепло убили». Кхад сжала губы.
– Кто и как?
Умник тупо посмотрел на неё, но стал рассказывать.
– Внутрь мы пролезли через крышу, по плану. Прямо туда, где кольцо. Охрана была коричневая, трое. Мы их убили, Трепло нашёл тайник, я взял кольцо. Потом ворвалось десятка три, из сотни ол Тонро. И тэрко. Он дерётся ещё лучше вас. (Умник ни на кого не смотрел, и Нарк не сразу догадался, что «вас» – это Кхад, Хриссэ и Кошка). Я думал, всё. Ол Баррейя нас один бы сделал. Он предложил отдать кольцо и сдаться. Трепло сказал, что не дарит кольца кому попало. И швырнул что-то в окно, которое выходит на канал. Все посмотрели туда, а мы кинулись к другому. С третьего этажа на крышу первого, там нас ждали. Мы пробились как-то, и оттуда – на стену. Я сначала подумал, что Трепло оступился, а у него стрела в спине…
Умник запнулся, потом быстро закончил:
– Он упал наружу, мы спрыгнули и ушли.
Умник замолчал. Лайя тихо всхлипывала, Кошка бездумно гладила её по голове. Нарк сидел на краю стола и таращил глаза.
– Хриссэ, идём со мной, – решительно сказала Кхад. – Кошка, возьмёшь Тиссу, как вернутся, и займитесь ими.
– Я Нарка возьму? – спросил Хриссэ, вставая. Упомянутый вздрогнул и уставился на него.
– Бери, – равнодушно сказала Кхад, направляясь к выходу. Нарк пристроился рядом с Хриссэ, на ходу пытаясь попасть руками в рукава отвязанной с пояса куртки. Попадать в рукава головой получалось лучше, но в конце концов он справился. Старшие молчали, и Нарк тоже молчал, хоть и очень хотелось засыпать их вопросами: куда, зачем… Шли куда-то и шли, к востоку, из Собачницы, по тёмным улицам, где кроме них и ветра – никого. Даже луны. Звёзды красивые и холодные, яркие, но света от них никакого. Только для красоты и нужны, как парадный меч рыхлому придворному.
А куда, всё-таки? Забирать тело Трепла? Убивать ол Баррейю?
Нарк понял вдруг, что ему почти не жаль Трепло, только страшно, что кхади, оказывается, тоже умирают. Он с Треплом и знаком-то не был почти, это старшие…
«Старшим», к слову сказать, выглядел только Хриссэ. Интересно, сколько лет на самом деле Кхадере? Не тринадцать же, хоть она на столько и выглядит! А Хриссэ лет восемнадцать или девятнадцать, он из всех кхади самый старший… А вообще-то, почему именно Лорд и Кошка – старшие? Близнецы не младше их, да и Умник или Теотта, даже Тисса, кажется. Но ведь не перепутаешь: Лорд, Кошка и Хриссэ – старшие, а остальные – остальные…
Нарк прозевал момент, когда Кхад остановилась, и едва успел затормозить на краю небольшой площади. Трое стояли в устье узкой улочки, впадающей в освещённый пятак перед казармой. Вернее, за казармой: напротив злоумышленников темнела кирпичная задняя стена.
– Хриссэ, стой на стрёме, – тихо скомандовала Кхад. – Я ничего не буду видеть и слышать. Упаду – подберёшь, – неожиданно усмехнулась она, на миг повернувшись к Хриссэ. Тот кивнул и положил руки на оружие. Нарк непонимающе вертел головой от него к ней, но задавать вопросы не решился. Кхад замолчала и стала смотреть на казарму.
– На месте, собаки, – пробормотала она с нехорошей лаской в голосе.
Нарк смотрел на неё, окончательно перестав что-то понимать. Кхад стояла молча, щуря глаза. На виске блеснула капля. Ещё одна… Как будто Кхад взмокла, как будто жара, а не холодный осенний ветер. Со стороны казармы что-то зарычало, забрехали собаки и заржали лошади. Нарк обернулся туда, хватаясь за нож. Здание дрожало, как от землетрясения, про которые рассказывал знакомый горец, ещё дома. С крыши посыпалась черепица, раскалываясь о мостовую и брызгая черепками. Внутри закричали, зашумели, стена пошла волной и стала осыпаться внутрь, быстрей и быстрей, рушась целыми кусками, в казарме кто-то взревел, рёв быстро оборвался…
– Пепел!.. – тихо выругался Хриссэ, выдернув Нарка из ступора. Мальчишка снова перевёл взгляд на Кхадеру. Она свела брови, на освещённом виске дико билась жилка, и её трясло от напряжения. А губы кривились усмешкой. Нарк сглотнул и повернулся к казарме. Последние куски стены, углы, ухнули вниз, промяв облако пыли. Кхад выдохнула сквозь зубы; Нарк обернулся, чтобы увидеть, как она пошатнулась и Хриссэ её поддержал.
– Это мой мир! – сказала она и посмотрела с такой яростью, что Нарк на месте Хриссэ не то что отшатнулся – отпрыгнул бы. Серый покладисто кивнул.
– Твой. Сейчас коричневым подкрепление примчится, и все посмертные миры тоже наши будут, если не успеем удрать.
Близнецы
2272 год, 3 день 4 луны Ппд
«Лисья нора», Эрлони
Со стороны «Лисья нора» производила чуть ли не большее впечатление, чем изнутри. Правда, внешнее впечатление было совсем иного рода, чем внутреннее. Когда-то давно приземистое зданьице состояло из пары комнат; правда, довольно больших. Тогда кирпичный дом был непритязательно квадратным и безо всяких архитектурных излишеств. Потом к нему прилепливались саманные, деревянные, кирпичные и даже каменные пристройки, в результате чего дом вдвое прибавил в росте и чуть ли не столько же в площади, растолкав острыми боками менее расторопных соседей. Кроме аккуратного каменного домика слева – с ним «Лисья нора» срослась. Форма того, что получилось в итоге, не поддавалась никакому разумному определению: будто кто-то сгрёб в неровную стопку десяток отдельных домиков, да так и оставил.
Одним из достоинств заведения Лысого Клойта считалось то, что дверь, запрятанную в конце изгибистого прохода между разномастными стенами, можно было и не найти. Причём, не только потому, что требовалось угадать с проходом. Дверь сливалась со стеной, помимо прочего. Не сказать, что Клойт нарочно прятал «Нору». И городской низ, и коричневые о ней знали, и дверь бы найти не затруднились. Но от случайных посетителей вход в «Нору» был спрятан надёжно, а планировке служебных помещений позавидовали бы многие лабиринты. Коридоры и комнаты сообщались самым причудливым образом; лестницы соединяли два надземных этажа и подвальный в самых неожиданных местах, то обнаруживаясь под завалами в кладовке, то стыдливо прикрываясь портьерой, то проступая в полутьме из стены…
Входная дверь открылась, пропуская двоих подростков: крепкого паренька со светлыми почти до белизны волосами и щуплую девчонку с неровно стриженной коричневой головой и недобрым взглядом. Потом ещё троих: близнецов с одинаково стянутыми в низкие хвосты волосами, и красивую девчонку с косой чуть ниже пояса. Потом ещё, ещё… Вышибалы приветливо здоровались, как со старыми знакомыми, пока кхади спускались по вихлястой лестнице и проходили в глубь первого зала, чтобы там в углу свернуть в коридорчик, ведущий во второй, куда уже не всяких пускали, и где было потому тише и малолюдней. В первом зале Лысый Клойт принимал всех, кто мог войти в дверь и платить за стол. Во второй зал пускали крупных рыб вроде Лиса Загри и Джито Безухого, а с некоторых пор – Кхадеру. И их людей, разумеется. Для остальных высокая узкая дверь в дальнем углу зала оставалась закрытой. Впрочем, в первом зале была ещё дверь, в другом углу, в нише справа от входа. За ней неравными ступенями тянулась на второй этаж лестница в комнаты, которые Клойт сдавал. Из второго зала тоже вела наверх лестница, не скрытая дверью, а явная, с коваными узорными перилами, застеленная сукном цвета тёмного дерева. Такой же кованой решёткой был забран камин во втором зале, а таким же сукном – столы и кресла. Не в пример голому дереву столов и скамеек первого зала. Да и сказочной мягкости илирские ковры на полу – это вам не крашеные доски. В первом зале мало что отличалось от любого другого столичного кабака для не самых богатых. Во втором – от столовой в хорошем доме, хозяева которого не кичатся своим богатством, но и не жалеют денег на то, чтобы уходить из дома не хотелось. И комнат над вторым залом было меньше, чем над первым, зато какие!
Кхади, впрочем, не собирались на этот раз оставаться здесь. На этот раз они шли дальше…
– Мне слабо? – возмутился Нарк, перекрывая вполголоса говоривших Воробья и Шонека. Подпрыгнул, оттолкнулся ногой от подлокотника, рукой в перевороте – от спинки кресла, и оказался с другой стороны стола, сделав в воздухе над столом двойное сальто. Потом с места ласточкой вернулся обратно, приземлился на руки, так что чёрные волосы свесились вниз и наполовину легли на пол. Потом мальчишка вытянул одну руку в сторону и повернул голову к друзьям, отбрасывая волосы в сторону.
– Это вам слабо! – торжествующе заявил он снизу вверх, вернулся в нормальное стоячее положение и рассмеялся, растрёпанный.
Кейя, которой трое младших загородили дорогу, улыбалась до ушей. Нейех смотрел, как обычно. Разбираться в выражениях его лица только Кейя и умела, кажется. Подошедшая Кошка потрепала за ухом Шонекова пса, отсмеялась и заметила, что представление будет внизу, а не здесь, так что стоит пройти дальше. Ребята послушались, направляясь к ещё одной двери, слева, где прятался спуск в нижний, подвальный этаж «Норы». Представление на сегодня намечалось знатное. Вплоть до знати в числе зрителей. Церковь, конечно, на такие развлечения смотрела косо, но сквозь пальцы. Азартные игры – грех, но не слишком большой. Особенно, если устроители поединков часть доходов платят в церковную казну. А о сегодняшнем поединке говорить начали ещё дней за десять. Каджа – известный боец, сделавший уже и репутацию, и состояние, – почему-то согласился принять вызов от какого-то Роске, приехавшего недавно то ли из Сойге, то ли из Тиволи. Поговаривали, что таких, как этот Роске, из одного Каджи можно троих налепить, и ещё сверх останется. И ещё поговаривали, что у себя этот бритый выскочка известен не меньше, чем Каджа здесь, на двух островах. Потому, хотя ставили преимущественно на Каджу, но и чужак-Роске нашёл немало сторонников. Среди кхади тоже кто-то с кем-то заключал пари, хотя до безоглядного азарта того дворянчика, например, что с исказившимся лицом орал что-то на арену, где уже появились поединщики, приглядываясь пока друг к другу; – до таких игроков кхади всем вместе взятым было очень далеко. Ещё и потому, наверное, что для них начинающийся поединок был только первой половиной представления. Вторая половина начнётся после, когда в одном из залов безразмерного подвала «Лисьей норы» соберутся кхади, лисы и безухие, чтобы разобраться, кто, кого, перед кем и для чего пытался подставить. Потому что нападение на Кошку оставить без внимания нельзя, и потому что Джито сразу стал всё отрицать, что и понятно. И потому ещё, что Джито давно пора если не отправить с Кеилом, то хотя бы приструнить и нарядить в намордник. Нельзя же, в самом деле, выставлять себя таким идиотом, когда новый тэрко, в отличие от старого, идиотизмом не отличается.
Но это всё потом, потом, а пока – вечер, праздник, кривляние младших вниз по широкой лестнице, яркие факелы на стенах, яркие шпалеры в проёмах между факелами, полированное дерево перил между зрительскими рядами и ареной. Толстые квадратные столбы, поддерживающие свод, через равные промежутки, толпа зрителей. Синий, мрачный и почему-то один, без Умника и без Лайи; Кошка, поглядывающая на него с лёгким беспокойством, шумные Воробей, Нарк и Шонек; ехидный Хриссэ, не замолкающий в попытке развеселить сумрачную Тиссу; здоровяк Наркаф, шевелящий бровями в раздумьях…
Нейех, как всегда, молчаливый и невозмутимый, с безмятежностью утёса под ветром смотрел, как растворяются в толпе кхади, группками. Правильно, зачем толпой ходить, лишнее внимание привлекать. А собраться вместе они всегда успеют, стоит только кому-то позвать, если вдруг случится что непредвиденное. Но это вряд ли. У Клойта непредвиденного не случается.
Рядом с Близнецами осталась Кошка, ведя оживлённую беседу. Беседа выглядела немного странно, потому что Кейя только изредка вставляла реплики, а Нейех и вовсе молчал. Впрочем, Кошке было не привыкать. Как-то так всегда выходило, что для общения с внешним миром у Близнецов была Кейя. Нейех знал, что многие из-за этого сначала и вовсе не принимают его во внимание, замечая только его сестру. Она постоянно что-то делала, что-то говорила, чем-то возмущалась… Эмоции и внешняя энергия бурлили только у неё, но их, по мнению Нейеха, с лихвой хватало на двоих. Нейех, впрочем, знал и то, что эмоциональной и суетливой Кейя кажется только ему, а вовсе не остальным. Что ж, эти остальные всегда были отдельно. Так уж получилось: есть Кейя, которая понимает всё и которая вся понятна, и есть остальные, которые понимают не то и не так. По сравнению с этими остальными сестрёнка действительно была верхом спокойствия. Но это не её заслуга, просто среди людей настоящему спокойствию мало кто знает цену. Из всех кхади, кажется, только Лорд что-то понимает, да и то как-то странно. Он не столько спокойный, сколько серьёзный и постоянно чем-то озабочен. Даже на отдыхе. Не спокойный, а напряжённый. Наркаф и малолетняя троица – Воробей, Нарк и Шонек – вон, чуть за ограду не выпрыгивают, болеют душой за исход поединка. А Лорд как с самого утра к Кхадере подошёл, так и не отходит. Кхад, правда, почти не видно отсюда за столбом, но Лорд – вот он, сидит слева, снизу до плеч скрытый изгибом ограды, что между рядами и ареной, и немного – носом Кейи. Говорит что-то Кхадере, наклоняя спокойную светлую голову. Серьёзный, как церковник, читающий отходную. Наверняка снова обсуждают, что и как будет говориться на сходе. Один раз посмеялись чему-то, и снова. Лорд напоминал Нейеху старшого тех артистов, которые вырастили близнецов. Такой же обстоятельный, надёжный и твёрдо знающий, что правильно и что надо сделать. Правда, старшой умел быть не только таким. Старшой на площадях смешил людей, вмиг превращаясь в нелепого и неуклюжего растяпу, который казался ещё бестолковей из-за невзрачной внешности: маленький человечек на непомерно длинных ногах. Ничуть не похожий на обычного старшого, рассудительного, степенного. Артисты поговаривали, что старшой – оборотень, может перекидываться разными людьми, какими ему удобней. Когда ставили что-то и старшой играл, Нейеху в разговоры верилось. Старшой менялся весь. Фигура, лицо, повадки, голос… Лорд так не умел. Лорд всегда был один и тот же. Во всяком случае, так казалось всем. Все считали, что лицо Лорда никогда не меняется. Разве что улыбаться умеет, в отличие от Нейеха. Нейех разницу замечал; видел, когда неподвижность этого лица делается напряжённой или весёлой, или усталой. Он не смог бы сказать, где прячется это настроение: в глазах и бровях, в интонациях или в уголках губ. Но читать Лорда было очень интересно, интересней, чем большинство кхади. С остальными слишком просто, у них всё так прямо и видно на лице и в голосе и жестах, а Лорд почти так же мало показывает эмоции, как Кхад, и даже меньше, чем сестра. Но Кхад отсюда не видно, а сестру Нейех и так знал наизусть, чего уж её читать! А Лорда он знал меньше, и это было интересно. Интересней, чем с Кошкой; Кошка уже который день подряд говорит про ол Баррейю, и сейчас тоже, нашла себе слушательницу в Кейе…
– Это же и обидней всего, что Трепло ни за что убили. Под замком лежала подделка. Это медь, а камни – цветное стекло, как на витражах. У ребят не было времени приглядываться. Ол Баррейя не сомневался, что мы и туда пойдём, потому меньше людей поставил у ювелиров, куда ходил Тень с Джаньей, а больше – у Аджувенгора, банкира, куда пошли Умник, Трепло и Лайя. И сам там устроился ждать. Хал тэгарэ, да я уверена, что ему ещё заранее донесли, что ребята идут! Наверняка заранее так дозорных расставил, что пока не споткнёшься об них – не заметишь, а они весь квартал просматривают!
– Ну уж… – недоверчиво высказалась Кейя. – Ребята тоже не дураки, чтобы дать себя заметить кому попало.
– Одно дело – кому попало, а другое дело – лорду тэрко, пепел ему в душу, – возразила Кошка. – А ты сама посуди: они же сразу ворвались, как только ребята схватили кольцо. Чуть раньше или чуть позже – никого бы коричневые там не застали. Выходит, знали, когда врываться. А услышать Трепло, Умника или Лайю… Ну, сама знаешь, как они ходят: пока на голову не наступят, не заметишь. Значит, кто-то должен был лорду тэрко отмашку дать, что, мол, залезли уже. Знаешь, что его горничная сказала зеленщице на Малом рынке? Что лорд ол Баррейя ещё дней за десять начал запираться с банкирам и ювелирами в кабинете. И в людской поговаривали, что затевается что-то с фальшивыми кольцами, чтобы заманить на эту наживку кхади. Знаешь, что из этого следует?
Кейя помотала головой. Для неё из этого следовало только, что в голосе Кошки при имени ол Баррейи сквозь неприязнь проглядывает невольное, но отчётливое восхищение.
– Из этого следует, что я дура, каких поискать, – заключила Кошка. – Надо было сразу заводить дружбу с его прислугой. Ничего, всего четыре дня прошло, ещё не поздно. Тлатта меня ещё помнит, да и та вторая, рыжая, как же её…
– А зачем ему нас ловить? – не поняла Кейя. – Почему не лис? Ему проще, а Нактирр всё равно не разберётся и награждать будет так же.
– Лис ему ловить неинтересно, – объяснила Кошка. – К тому же, мы его пару раз обули, с контрабандной радугой[18 - радуга – общее название самоцветов из горной системы Джереччел в Дазаране. «Джереччел» по-дазарански означает «радуга».] и с выкупом за ту кадарскую невесту. По-моему, он посчитал это прямым вызовом.
– Правильно, из-за нас ему от Нактирра выволочка, – заметила Кейя. – Карьере препятствие.
Кошка задумчиво покачала головой.
– По-моему, он не карьерист. По-моему, он игрок. С лисами или, тем более, с безухими, ему играть неинтересно, потому что они слабей. А с нами интересно.
– Лучше бы ему с нами было неинтересно, – тихо сказала Кейя. – Трепло был бы жив.
Кейя замолчала и положила предплечья на перила, сцепив руки в замок. На арене гигант весело тузил бритого. Бритый бычил голову и целил порвать гиганту нос. Болеть не хотелось ни за того, ни за другого. Трепло уже вовсю комментировал бы: «Куси ему пятку! Плюнь ему в ухо!» – на радость Умнику и Синему, а Лайя смеялась бы и пихала его в бок. Девчонка чуть повернула голову вправо. Нейех тоже смотрел вправо, где, чуть поодаль от Наркафа с Воробьём, Нарком и Шонеком стоял Синий, поблёскивая в факельном свете серьгой, на зангский пиратский манер продетой в ухо. Парень подпирал столб и смотрел куда-то под ноги, наклонив скрытое волосами лицо. Нейех смотрел – и наверняка думал, что Трепло читать было неинтересно: и так весь нараспашку.
– Интересно… – сказал Нейех себе под нос.
– Сейчас, – кивнула она и встала.
– Ты чего? – удивилась Кошка.
– Я сейчас.
Кошка, конечно, молодец, но она – из остальных, из внешнего мира, а потому для общения с ней нужно что-то говорить, разъяснять, жонглировать словами. Жонглировать Кейя любила, но не словами. Бестолковое занятие, потому что слова скользкие и увёртливые, как живые, и вечно оказывается, что остальные слышат не то, что ты говоришь, и понимают не так или вообще не понимают. Ну как объяснишь, например, что Умника брату читать всегда было интересней, чем Трепло или Синего, потому что Умник для себя, наверное, придумал, каким надо казаться и каким он хочет быть, и теперь старается изо всех сил, чтобы соответствовать. И пока разберёшь, что он думает на самом деле, а о чём только думает, что думает, потому что на самом деле только хочет думать, что он это думает… Кейя заблудилась в бестолковой мысли и щелчком отправила её подальше, прочь из головы. Нет, объяснять такое бесполезно. А кроме того, ведь пришлось бы объяснять, что и так понятно, что Умник остался дома и почему он там остался. И Кейе понятно, и Нейеху, но интересно же посмотреть, как Синий будет говорить, почему он не остался вместе с Умником. И ещё пришлось бы объяснять, как она догадалась, о чём спросил Нейех. А что тут гадать, если всё и так ясно? А потом ещё объяснять, почему не надо Нейеху пересказывать, что Синий ответил. Будто Нейеху с его места плохо видно! Самое интересное – это же не что говорится, а как, а это брат и без пересказов рассмотрит…
Кейя протиснулась между последним креслом и отгородкой, выбралась из толпы почти вплотную к Синему и его столбу.
– А Умник где? – спросила Кейя.
– А? – обернулся Синий и неумело сделал беспечный вид.
– Умник где?
Синий помрачнел, махнув рукой на безуспешное притворство:
– Дома остался. Говорит, зуб разболелся, – угрюмо говорил он, глядя в сторону. – Обложился двумя альдзелами с боков, и сидит. То на своём одну и ту же струну дёргает, то за трепловский берётся. От такого у кого угодно зубы заноют.
Кейя сердито уставилась на Синего.
– Чего ты его одного оставил?
Тот неловко отвернулся.
– Синий!
– Да не один он… – неохотно ответил Синий. – Там Лайя…
– Ещё того лучше! – возмутилась девчонка. – Ты головой думаешь?
– Да отвяжись ты, Кей, честное слово! – сделал тоскливую попытку возмутиться Синий. – Ну не могу я с ними сидеть!
– Это ещё почему? – строго нахмурилась Кейя.
– А потому! – взорвался Синий. – И так тошно! Умник хоть говорит что-то, на вопросы отвечает, обедать зовёт. А Лайя вообще сидит, как неживая, и не трогайте её никто. А я что? Я с ним ругался дней пять назад, что струны надо было у Грахейша брать, у него самые лучшие, а он на меня окрысился: не лезь, сам играть не умеешь, а лезешь… Поспорил с ним, что впарю Грахейшевы Умнику, и что у Умника струны дольше протянут. Пять дней назад, понимаешь?! А теперь его даже не сожгли по-человечески! И за что?! За какое-то грёбаное кольцо, чтоб его ол Баррейя сожрал и отравился, скотина!
Он прекратил орать и снова отвернулся.
– Не могу я с ними сидеть. Хоть сюда, думаю, сбегу. А тут то ты, то Воробей, то ещё кто… То и дело: «Где Умник?» Дым и пепел!.. Веселье – хоть вешайся…
Кейя вернулась на своё место молча. Молча села и молча стала смотреть на арену, только кивнув на заинтригованное Кошкино: «Ну, что?». А ничего, чего уж теперь. Теперь уже ничего. Нейех чуть сжал руку, Кейя повернула голову. На Синего брат уже насмотрелся и теперь смотрел на Хриссэ, которому что-то шептала на ухо оживлённая Тисса. Кейя толкнула Кошку, та посмотрела в том же направлении. Парень стал что-то рассказывать, ехидно скалясь, Тисса слушала и улыбалась. Потом лукаво глянула и спросила что-то; видимо, неожиданное, потому что Хриссэ оторопело уставился на неё, явно не находясь с ответом. Тисса рассмеялась, прикрывая рот пальцами. Пряди на висках подрагивали и золотились в ярком факельном свете. Потом внимание Тиссы снова привлек поединок, но сидела она так же близко с Хриссэ, так что плечи почти соприкасались.
Девчонки изумлённо переглянулись.
– С ума сойти: Тисса в состоянии заткнуть Хриссэ рот! – покачала головой Кейя. И задумчиво добавила:
– Он ей медовых орехов сегодня купил.
– А вчера водил за город гулять, – ещё добавила Кошка. Повернулась к арене, где худосочный Роске впервые с начала поединка делал что-то разумное: вывернулся из захвата и, отходя в сторону, умело ткнул Каджу в плечо: вроде несильно, но Кажда взревел от боли.
– Тисса в последнее время почти совсем, как была, – продолжила Кошка. – Смеётся, разговаривает, не дёргается от каждого шороха и не отпрыгивает, если кто-то возьмёт за руку. Не нравится мне это, – неожиданно закончила она. Кейя удивилась.
– Почему? – она повернулась к Кошке. – Чем плохо?
– А ты представляешь, что будет, когда Хриссэ надоест эта игра? – почти прошипела Кошка, по-прежнему глядя на арену.
– Думаешь?..
– А ты думаешь, он влюбился? – сердито сказала Кошка, косясь на предмет обсуждения. – Ох, допросится у меня этот пыльник!
Теперь уже Кошка решительно встала и направилась в обход рядов. Кейя некоторое время с интересом смотрела ей вслед, потом зрители заорали на тон громче, указывая на то, что события на арене развиваются стремительно, и внимание Кейи переместилось туда. Нейех счёл, что в зале показывают кое-что поинтересней, и смотрел, насколько это удавалось сквозь спины и головы. Сначала Кошкиного лица видно не было, потом она подошла к Хриссэ, что-то сказала. Видимо, отозвала на минутку, потому что потом они отошли в сторону, выбрались из толпы. У Кошки было то ласковое выражение лица (сюда у неё обычно прилагался такой же ласковый голос), которое у неё означало крайнюю злость и с трудом сдерживаемое желание перегрызть пару-тройку глоток. Она выговаривала Хриссэ, глядя снизу вверх: сказывалась разница не столько в росте, сколько в возрасте. Хриссэ ехидно скалился и отвечал. Кошка бросила резкую реплику напоследок и повернулась уходить. Хриссэ её окликнул, посерьёзнев, и добавил что-то. Кошка косо посмотрела на него и пошла обратно, хмурясь по-прежнему раздражённо, но и немного растеряно. Нейех легонько тронул руку сестры, указывая на это глазами. Кейя отвлеклась от боя и едва не начала подпрыгивать от нетерпения. Впрочем, это нетерпение тоже мало кто посторонний заметил бы. А вот раздражение и растерянность в Кошке бурлили вполне очевидно.
– Ну что? – спросила Кейя, едва она села рядом.
– Смеётся, – пожала плечами она. – Говорит, что ломать точно умеет, и что интересно, умеет ли выправлять поломанное.
Задумчиво потарабанила пальцами по скамейке. Пожаловалась:
– Чучело какое-то. Он хоть что-нибудь всерьёз воспринимает?
– Не настолько же он… – начала Кейя и запнулась, подбирая выражение.
– Настолько, – мрачно сказала Кошка. – Псих – он и есть псих. Сказал, что, мол, правда хочет ей помочь. Хал тэгарэ, хочет он! А если завтра перехочет? Только одного счастья нам не хватает: чтобы между собой пересобачиться. Самое время. То-то ол Баррейя будет рад!
