Как приручить дракона

Руку я пожал и ответил:

– Что-то по профилю поискового батальона, за хорошие деньги. Дело двадцати минут.

– Плюс-минус, – кивнул он. А потом вдруг несколько растерянно добавил: – Вы это… Ну, извините, что ли. Нам просто специалиста из Москвы ждать некогда, открыть нужно прямо сейчас, все сроки горят. Мы договор подряда честь по чести составим, земским налоговикам положенные пятнадцать процентов отчислим, в пенсионный фонд – тоже. Мы же не шарашкина контора какая-то… Пройдемте? Наталья Кузьминична, документы у вас? Сходите к Юрченке, оформите договор на три тысячи. Георгий Серафимович, а вам на счет или наличными лучше?

– Наличными, – не задумываясь, откликнулся я.

Мало ли как оно обернется?

– Уф, ладно… – почему-то напрягся он. – Пойдемте.

И я пошел за Риковичем. Пока шел и смотрел на его затылок, думал о том, что плыву по течению. Что вокруг меня какой-то сплошной экшн и ни минуты передышки этот мир мне пока не дал! Зато – дал возможность вот так вот быстро и энергично идти куда-то за молодым целовальником, что бы это ни значило. Нет, то есть, что такое целовальник, я знал – это один из придворных или приказных чинов в царской еще Руси, но что это значит здесь – одному Богу известно! В любом случае если за возможность бодро ходить, дышать полной грудью и есть картошку с мясом нужно расплатиться временным заплывом по течению – я совсем не против. Такой компромисс меня полностью устраивает…

Через малозаметную металлическую дверцу мы прошли к винтовой лестнице с гулкими ступеньками, спустились куда-то под землю, метров на десять точно. Пройдя мимо поста охраны и рамки с датчиками, явно более сложными, чем обычный металлодетектор, попали в длинный, освещенный лампами дневного света коридор с кучей дверей по обеим сторонам. Касанием ладони Иван Иванович Рикович открывал одни раздвижные двери за другими, мы прошли целую анфиладу комнат, пока наконец не оказались в помещении, разгороженном толстой стеклянной стеной. Здесь дежурили люди в костюмах, похожих на скафандры РХБЗ. Эти типы мигом принялись облачать целовальника в точно такое же защитное снаряжение. Попробовали сунуться и ко мне, но рыжебородый сыскарь что-то им такое сказал, из-за чего они быстро отстали. Пока Рикович облачался – я прилип к бронестеклу и рассматривал происходящее на той стороне.

На самом деле ничего там такого не происходило, просто на верстаке стояла штуковина, которую так и подмывало назвать малахитовой шкатулкой. Потому что она была зеленая, каменная, светилась и походила именно на шкатулку.

– Георгий Серафимович! Вам нужно туда зайти и открыть ларец. И показать нам, что там лежит, только и всего.

– Однако! – сказал я. – «Только и всего»?

Пахло это дело первостатейным дерьмом. Но, в конце концов, если бы они хотели просто меня угробить – у них имелась тысяча вариантов воплотить такую идею в жизнь. И для этого меня не нужно было тащить Бог знает куда и втирать какую-то дичь про договор подряда и документы. Похоже, у ребят произошел реальный форс-мажор, а я подвернулся как нельзя кстати. Или кто-то меня им подвернул! Очень уж все это вовремя произошло: дракон, попадание и все прочее… «Не верю!» – как говорил Станиславский.

За моей спиной один из скафандров уже закручивал вручную вентиль – задраивал нас тут, герметизировал помещение. Второй замер за пультом у входа за стеклянную перегородку.

– Вы готовы? – спросил Рикович.

– А какая разница? – ответил вопросом на вопрос я. – Ну пойду. Ну посмотрю.

И пошел. Скафандр за пультом нажал на кнопку, кусок перегородки зашипел и отъехал в сторону, я вошел, перегородка снова стала монолитной. Изумительно! Меня дважды замуровали! Я еще раз поглядел на шкатулку, пожал плечами, подошел к верстаку, на котором она стояла, взял с него какие-то пассатижи с пластиковой изоляцией на рукоятках и, чувствуя себя полным идиотом, потрогал ими крышку странного артефакта. Ну да, спасут меня пассатижи, если эти ребята такие меры безопасности приняли!

Ничего не происходило. Шкатулка продолжала сиять, я был жив. Ну и ладно! Теми же пассатижами подцепил крючочек, которым удерживалась крышка, сдвинул его в сторону, открыл крышку и на секунду замер. Серьезно? Каменный цветок?

Он был похож на дикую кустарниковую розу – пышный цветок на тонкой ножке, изготовленный из неизвестных мне самоцветов. Красивая штуковина, лепесток к лепестку! Артефакт сиял, переливался, мерцал… Наверное, не стоило хватать его пассатижами, а ну как отломаю что-нибудь? В общем, я подцепил его пальцами, поближе к бутону, достал из шкатулки и продемонстрировал ребятам в скафандрах.

Они там устроили настоящее светопреставление: забегали по всему помещению, начали обниматься, аплодировать… Как будто космический корабль посадили, честное слово. Настоящий дурдом!

– Куда его девать-то? – спросил я.

Голос из репродуктора над моей головой произнес:

– Положите в пластиковый контейнер подходящих размеров. Вы не представляете, что именно сделали, Георгий Серафимович! Это – прорыв, определенно прорыв! – У парня-научника явно была истерика.

А другой голос в моей голове рявкнул:

– НАДО БЫЛО ПРОСИТЬ БОЛЬШЕ ДЕНЕГ! НАМНОГО БОЛЬШЕ!

– Всё будет, но не сразу, – отреагировал я, а потом спохватился: надеюсь, никто этого не заметил?

Я сунул розу в какую-то пластиковую посудину (их тут хватало, всех форм и размеров), закрыл крышкой до щелчка, поставил на верстак – подальше от малахитовой шкатулки – и спросил:

– Что дальше?

– Выходите, выходите, Георгий Серафимович, – замахал мне руками Рикович. – Вы молодец!

Его глаза так и сверкали из-под защитного стекла скафандра. Ну а мне это все, в общем-то, ничего не стоило, кроме нервов, так что особенным молодцом я себя не чувствовал. Дождался, пока выход открылся, шагнул за перегородку и сунул руки в карманы, ожидая дальнейшего развития событий. И внезапно ощутил, как накатила смертельная усталость: слишком длинный день, слишком много всего!

– Ну что, Георгий Серафимович? – Рикович был уже тут как тут. – Видите – всё получилось, все довольны… Сейчас вас наши специалисты проверят на остаточные следы, и – можете быть свободны. И вот еще что… Как насчет постоянного сотрудничества? По договору подряда, внештатным, э-э-э-э… лаборантом, консультантом – посмотрим, какая есть вакансия. Хорошие деньги! Вы чем вообще собирались заниматься после демобилизации?

– Детей учить, – не стал раздумывать я. – Чем же еще?

– Да? – удивился он. – Вы что – идейный?

– А вы – нет? – парировал я.

– Действительно… – моргнул сыскарь. – Так вы подумайте над моим предложением, ладно? В конце концов, одно другому не мешает. Да и приработок, учитывая педагогическую специфику, лишним не будет…

– Мне бы домой, а? – Знать бы еще, есть у меня тут дом или нет! – Устал как собака… А вообще – подумаю.

Ну да, в любом из миров учитель – это призвание. Хотите денег – идите в бизнес. Или внештатником в мутную контору под названием Сыскной приказ. Земским ярыжкой на полставки. Отличные перспективы!

– Да-да-да… – засуетился Иван Иванович. – Пойдемте, пойдемте! А деньги и документы Наталья Кузьминична в машину принесет.

Мне уже было плевать на деньги, если честно. Больше всего на свете хотелось лечь на какую-нибудь горизонтальную поверхность и не двигаться часов восемь, а лучше – десять. Но, несмотря на бешеную усталость, я чувствовал себя практически счастливым. Дракон не обманул! Это и вправду похоже на новую жизнь, новый мир и новые возможности. А тот факт, что я ни бельмеса не врубался в суть происходящего… Ну когда это останавливало настоящих историков?

Глава 4. Депрессия

Солнце почти спряталось за крыши домов, последние оранжевые лучи освещали песочницу с парой забытых игрушек. Шумели листвой высокие каштаны с выкрашенными побелкой стволами, два кабыздоха дворняжьей наружности обильно справляли малую нужду на трансформаторную будку с облупившейся штукатуркой. В беседке, увитой диким виноградом, в домино играли орки. Я стоял как дурак у второго подъезда дома № 3 по улице Мира и пялился на самых настоящих орков: зеленых и клыкастых, которые ляпали костями по деревянному столу и орали:

– Дубль-нах!

– Мыло-врот!

– Рыба-ять!

Рядом с ними на столе стояла большая пластиковая бутылка с пивом – литра на два, настоящая «торпеда». Антураж дополняла загаженная табачным пеплом и окурками банка из-под шпротов. Орки время от времени прикладывались к пиву, рыгали и курили.

– О! Гоша-нах! – заорал один из них, в трениках и растянутой майке-алкашке. – Мужики, Гоша с армейки вернулся-ять!

– Го-о-оша-а-а!!! – завопили орки и кинулись ко мне – здороваться и обниматься. – Сосе-е-ед!

Сказать, что я одурел – значит ничего не сказать. Орки? Обнимаются? Однако! При этом тело мое работало независимо от сознания: жало зеленые руки, хлопало по плечам и приветствовало этих действительно стремных на вид типов:

– Рад видеть, Шкилет! Здорово, Морда, как сам? Как там твои спиногрызы, Зебра?

Ничем другим, кроме как вмешательством подсознания и памяти тутошнего Пепеляева, я это объяснить не мог. Похоже – он реально знал этих клыкастых тварей и никакого когнитивного диссонанса от наличия фэнтезийных монстров в ржавой беседке во дворе жилого четырехэтажного дома не испытывал. Это были его знакомые, что-то типа вечных алкашей у подъезда.

– Пиво-ять бушь? Посидишь с нами-врот? – интересовались зеленокожие мужики. – А то сгоняем за догоном-х? Возьмем-ска на магазе бырла и кильку в томате-нах, а? Ха-а-арашо посидим-нах!

– Спать хочу – сил нет, – признался я. – Домой пойду.

– Ну, давай-давай, нах! – одобрили соседские орки. – Ключи твои у Шиферихи, зайди к ней, она дома.

Знал бы я еще, где живет эта Шифериха и что это за зверь такой…

– Гошенька! – высунулась из окна второго этажа какая-то необъятная румяная баба. – Мейне херцен, поднимайся ко мне, я тебе ключики отдам! И пирогами угощу!

Наверное, это и есть Шифериха? Свой-то адрес я знал, посмотрел в медицинской карте. В бумажном, человеческом, привычном мне документе! Там хоть и латинкой, а буковки написаны – можно прочитать… А вот идентификационная карта, которая вместо паспорта, водительских прав и военного билета использовалась, оказалась пластиковой, с чипом. Я так понял, что кое-кто тут вообще браслетом ограничивался, но в той области, что местные называли «земщиной», документ с мордой лица на фотографии был необходим.

Орки пошли дальше лупиться в домино и допивать пиво, а я взялся за обшарпанную дверную ручку, окинул взглядом деревянную рельефную дверь, наклеенные тут и там бумажные объявления самого разного содержания, изрисованные стены… Нет, точно – как в детство вернулся! Никаких домофонов, камер… Свобода!

Мужик на ступенях подъездной лестницы тоже чувствовал свободу. Он разлегся весьма вольготно, выставил вертикально вверх объемное брюхо, торчащее из-под мастерки-олимпийки во всю мощь, закинул руки за голову и храпел соловьем. Человеку было хорошо! Человеку ли? Черт знает… Башка у него была крупная, плечи – в два раза шире моих, борода – знатная, до самой груди, кисти рук – широкие, предплечья – как у армрестлера. А ростом – ну, едва ли мне по грудь. Может – метр сорок или метр пятьдесят.

«Хр-р-р-р-р!!! – рычал его крупный нос, и седоватая борода шевелилась под напором воздуха. – Ур-р-р-р!»

– Гоша! Я тута! Мейне херцен, ты где потерялся? – раздался голос сверху.

– Переступаю через какого-то мужика…

– Доннерветтер, какого мужика? – вострубила на весь подъезд Шифериха. – Это не мой Шифер там храпит? Отто, думмкопфише швайнехунд, пьянь! Снова бухал с гоблинами на гаражах?

По лестнице загрохотали тяжелые шаги, и вскоре появилась громоздкая краснолицая мадам с бигудями в волосах, обряженная в цветастый халат, резиновые шлепанцы и кожаный (!) передник. Роста она была примерно такого же, как лежащий на лестнице мужик: метр сорок – метр пятьдесят. Ничтоже сумняшеся, сия гром-баба ухватила дядьку за бороду и принялась трясти его башку и ругаться то ли по-немецки, то ли по-еврейски, а скорее всего – на каком-то третьем, неизвестном мне языке. При этом затылок бородача нещадно бился о ступеньки, мне даже стало страшно.

– Проснись, гроссе тойфель, проснись, скотина, чтобы я могла убить тебя, глядя в твои бесстыжие глаза!

– Гертруда, майне либе! – Веки мужчины наконец приподнялись, и он, пожевав губами, проговорил: – Нет на свете тебя прекрасней, о моя большая-пребольшая любовь Гертруда! Я принес тебе свиную ногу, лилия сердца моего!

Однако, я мог ожидать всего, но… Но не крупный окорок в прозрачном полиэтиленовом пакете, который пьяненький крепкотелый бородач ловким движением руки на манер букета роз вытащил из-под своей спины и вручил супруге. Он, оказывается, лежал на свинской ноге все это время. Удобно, наверное.

– Это мне, Отто, мейне шнукипуци? Это так мило! – Она пуще прежнего зарделась и явно была смущена таким вниманием, так что отпустила его бороду, и Отто со всей мочи шмякнулся башкой о ступеньки. – О, майн Готт, как это мило! Вставай, муженек, мы должны пойти и отдать Гоше штрейзелькухен, потому что мальчик только что из армии, а там так отвратительно кормят! И ключи! Мы отдадим ему ключи. А потом я тебя поцелую!

Я очень надеялся, что штрейзелькухен – это тот самый обещанный пирог, а не какой-нибудь флюгегехаймен… От этой странной парочки, похоже, всего можно было ожидать! В моей голове уже в полный рост вставал вопрос об их расовой принадлежности, но принципиальным он не был, так что эту загадку я оставил до лучших времен.

– Гоша, майн фройнд, приветствую на славной вышемирской земле! Если есть на свете рай – это Вышемирский край! – провозгласил Отто Шифер. – Погляди, погляди, какие тут валькирии!

Он, ей-Богу, попытался ухватить жену за ляжку, но она двинула его свиной ногой по роже и счастливо расхохоталась. Любовь у них, похоже. Большая! Спустя секунд двадцать возни и попыток Отто встать на ноги чета Шиферов все-таки начала подниматься на второй этаж, а я шагал за ними, придерживая угашенного в хлам коренастого бородача за плечи, чтобы он не опрокинулся. Ну, и по пути смотрел на пропаленные зажигалками подоконники, матерные слова на стенах подъезда (сплошь латинкой), разглядывал двери квартир. Деревянные, железные, обитые дерматином. Господи, на меня прямо веяло духом девяностых!

«Dasha iz chetvertogo pod'ezda blyad'» – гласила самая крупная из надписей. Неистребимая классика! И внезапно: «Сhtoby siyat' yarche solnca, ne nuzhno krasit' volosy v sinij!» Всё, ничего умнее сегодня уже не будет…

– А вот и штрейзельку-у-у-хен! – заорала мне в самое лицо Шифериха, она же – Гертруда, высовываясь за дверь и размахивая одуряюще пахнущим пирогом.

Ну как – в лицо? В район пупа примерно. Все-таки эта парочка была довольно приземистой конституции. Зато другие параметры и у мужика, и у женщины однозначно можно было признать выдающимися!

– И ключи! – Соседка потрясла передо мной связкой на цепочке. – Бери-бери. Там всё в порядке, я пыль протирала каждый месяц и пылесосила, так что – аллес ин орднунг, Гошенька! Чай, кофе – всё там у тебя есть в буфете! Попьешь чайку-то с пирожком перед сном! Форму для выпечки занеси мне потом, мейне херцен, она мне очень нравится.

– Спасибо большое, – сказал я.

И наконец потопал к себе, на четвертый этаж.

* * *

У меня, оказывается, имелась собственная однушка. Точно такая же, как в прошлой жизни. На том же самом месте, в том же самом городе, по точно такому же адресу. Улица Мира, дом 3, второй подъезд, четвертый этаж. Разве что пятого этажа тут не было – не строили тут пятиэтажек, Бог знает по какой причине, поэтому номера тамошней и тутошней жилплощади не совпадали. Да и хрущевкой это домостроение обозвать язык не поворачивался. Откуда тут Хрущев, если сегодня – День тезоименитства Государя Всероссийского, убиться можно!

Замок открылся с первого раза, дверь скрипнула, и я огляделся.

Обстановочка – ровно та, которую в народе называют «бабушкин ремонт». Трюмо в коридорчике, крючки для одежды на деревянной двери, обитой шкурой молодого дерматина. Рыжая краска на полу, поверх нее – плетеная циновка с надписью «Vytiraite nogi!» и какие-то паласные дорожки. Белая крашеная дверь в совмещенный санузел. Межкомнатные двери с идиотскими рифлеными стеклами. В комнате – удушливая стенка из кучи шкафов, шифоньеров и комодов и диван с клетчатым пледом. У окна – добитый письменный стол. На стене – ковер с психоделическими узорами. Это точно другой мир?

Я скинул ботинки, цепляясь носком одной ноги за пятку другой, и прошел в кухню, поставил на облупленный стол из ДСП пирог, пнул рыкнувший мне навстречу холодильник, полюбовался на плакат-календарь текущего года с какой-то фривольной блондинкой и цыкнул зубом: все-таки мир – другой! У блондинки имелись остренькие, довольно длинненькие ушки, и это совершенно точно была фотка, а не графика. Ну, и повесила его сюда, похоже, Шифериха. Не любил я излишнюю эротизацию жилого пространства: одни переживания, а толку – ноль. Не думаю, что местный Пепеляев сильно отличался в этом плане. А у Шиферихи – орднунг. Должен быть в квартире календарь, и баста!

Пока ставил чайник – красный, в белые горохи – и копался в буфете в поисках обещанных чая и кофе, меня вдруг накрыло отходняком.

– Однако, – сказал я, чувствуя крупную нервную дрожь и легкое головокружение. – Вот это я попал! Божечки, какая дичь со мной приключилась! Это ж надо!

Я так и сел – с пачкой черного чая в одной руке и пачкой арабики – в другой, прямо на пол. И слегка завыл:

– Ы-ы-ы-ыть!

Эти пачки меня просто добили – после всего, что я увидел за сегодня. Нет, я все могу понять, но…

Chaj chernyj «Kshatrij», proizvodstvo: Konfederaciya Radzhputana

Kofe «Igrok», 100 % arabika, proizvodstvo: Koloniya Chernoj Gavani (Protektorat korolevstva Avalon).

Конфедерация Раджпутана, королевство Авалон, колония Черной Гавани… Какой кошмар. Нет, то есть я чисто интуитивно, как человек начитанный, в конце концов – историк, могу себе примерно представить, о чем идет речь. Раджпуты – это этносословная группа в северной Индии, как раз из варны кшатриев. Было такое государство Раджпутана и на нашей Земле, потом – стало штатом Раджастхан, самым большим в Индии, между прочим. Так что чай, похоже, оттуда. С полуострова Индостан. Хинди-руси бхай-бхай.

Авалон… Ну, глядя на плакатную эльфийку с томным взором и шикарным бюстом, которая позировала на фоне векового леса и каких-то мраморных развалин, легко можно было вообразить, что она имеет отношение к Авалону. Если физическая география тут плюс-минус соответствует привычной мне, то, совместив мифы и легенды про короля Артура, байки про фейри и Владычицу Озера с известными фактами из местной реальности, на восемьдесят процентов могу быть уверенным, что королевство это – где-то в районе Британских островов. Пресветлые эльфы, да, да… Колонии у них в жарких странах, где кофе выращивают!

И чего стоят теперь мои знания? Моя историческая квалификация, диплом с отличием, магистерский диссер и диссер же – кандидатский? Если бы они были в наличии – ими можно было бы подтереться. Хотя и неудобно подтираться плотным картоном, из которого дипломы делают, но сути это не меняет. Был историк, да весь вышел. Мои знания об истории Земли тут и даром не надь, и за деньги не надь. Что я там брякнул тому Ивану Ивановичу из Сыскного приказа? Детей я учить собрался? Чему? Индустриализации Белорусской Советской Социалистической Республики в первое послевоенное десятилетие? Или формированию института Президентства в независимой Республике Беларусь? Это – сидя в земском уездном городе какого-то Великого Княжества в составе Государства Российского?

– Ы-ы-ы-ыть… – Накатило серьезно.

Депрессия или не депрессия – но мне прямо грустно стало, очень-очень плохо! Представьте, что все, чему вы учились, все, что любили в своей профессии – коту под хвост! Но это ведь не повод чаю не попить? От кофе в такой ситуации только хуже станет, это я точно знаю.

– КАК БУДТО ТАКОГО НИКОГДА НЕ БЫЛО! – рявкнул голос, когда чайник уже начал закипать. – КАК БУДТО ТЫ С ТАКИМ НЕ СПРАВЛЯЛСЯ! ТЫ ЗАМЕНЯЛ ВСЕ ПРЕДМЕТЫ, КРОМЕ ТРУДОВ, ПО ДЕСЯТЬ УРОКОВ В ДЕНЬ ПЯТЬ ДНЕЙ В НЕДЕЛЮ! ТЕБЯ МОЖНО НАПУГАТЬ ДРУГИМ УЧЕБНИКОМ ИСТОРИИ?

– Однако! – Я даже хмыкнул от удивления. – Ты что, моим личным коучем нанялся? Подбадривать меня будешь и мотивировать? Тогда стоит тон сменить с рявкающе-рычащего на бархатный и доверительный. Ты же типа голосовой помощник или еще какая-то подобная дичь?

– В ДУШ СХОДИ, ЗАСРАНЕЦ! ВЫГЛЯДИШЬ КАК ДЕРЬМО И ПАХНЕШЬ ТАК ЖЕ! ТЕБЕ НЕ КОУЧ НУЖЕН, А ПИНОК ПОД ЖОПУ!

Похоже, мне удалось его пронять!

– Чаю выпью и схожу ополоснусь, чего ты орешь-то? – пошел на мировую со своей слуховой галлюцинацией я.

– Я НЕ ГАЛЛЮЦИНАЦИЯ, БОЛВАН! – Кажется, в рявкающем голосе прорезались обиженные нотки.

– А кто? У меня из-за переселения рассудка началось раздвоение личности?

– МАЛО ТОГО ЧТО ТЫ ЗАСРАНЕЦ И БОЛВАН, ТАК ЕЩЕ И СЧИТАТЬ НЕ УМЕЕШЬ. ЕСЛИ НА ТО ПОШЛО – ТО РАСТРОЕНИЕ, А НЕ РАЗДВОЕНИЕ, ГОШИ ВЫ МОИ! У НАС С ВАМИ РАСТРОЕНИЕ ЛИЧНОСТИ. НО ЭТО СУЩИЙ БРЕД И НЕПРАВДА.

– А что – правда? – поинтересовался я.

– SAPIENTI SAT, ТАК ТЕБЕ СКАЗАЛА ОДНА РАЗУМНАЯ ЖЕНЩИНА! ВКЛЮЧИ МОЗГ И ПОДУМАЙ, ЧТО С ТОБОЙ ПРОИЗОШЛО НА САМОМ ДЕЛЕ И КАКИМИ ДАННЫМИ ПО ЭТОМУ ПОВОДУ ТЫ РАСПОЛАГАЕШЬ. А ЧТО КАСАЕТСЯ ШКОЛЫ… ЕСЛИ ТЕБЕ СНОВА НЕ ТЕРПИТСЯ ЗАТУСИТЬ С ТЫСЯЧЕЙ МАЛОЛЕТНИХ ИНДЕЙЦЕВ – НЕУЖЕЛИ ТЫ НЕ ПОДГОТОВИШЬСЯ ЗА ДВА МЕСЯЦА КАК СЛЕДУЕТ?

У меня в душе даже появилось что-то вроде благодарности к этому таинственному собеседнику за такие лестные отзывы о моих способностях и за уверенность в моих силах.

– Однако! – Я сыпанул горсть раджпутского чаю в кружку – тоже красную, с белыми горохами, отрезал себе шифериного восхитительного пирога и задумался.

Вообще-то, несмотря на историческое образование, я начинал педагогическую карьеру как учитель географии. Подрабатывал на пятом курсе. Я был молод, и мне нужны были деньги, ха-ха… Ну да, предметы смежные, но в географии гора-а-аздо больше от естественных наук, чем от гуманитарных. Вычислить давление, влажность, температуру воздуха в зависимости от высоты над уровнем моря? Для настоящего историка проще провести обряд изгнания дьявола, ей-Богу. А я – вычислял и бесконечные практические работы проводил… Ориентировался на ходу, разбавляя материалы из параграфов общей эрудицией. Ну, и готовился, да. Не без того. Зачем нужен учитель, который преподает только по учебнику? Способный ученик и так почитает текст по книжке, а неспособный – в принципе не может сконцентрироваться на материале более объемном, чем пост в «инсте» или «телеге»! Так что работал я географом – и неплохо работал! И глобус не пропил, хотя попытки были. Первые и вторые места по географии на районе занимали, понятное дело, лицей и гимназия. А вот третьи строчки олимпиадной таблицы прочно оккупировали уже мои выкормыши.

И что я, с историей Авалона не справлюсь? За два-то месяца? На уровне школьной программы? Хо-хо!

– ДОПИЛ? ВЗБОДРИЛСЯ? ШУРУЙ В ДУШ, ВОНЮЧКА!

– А ты – душнила. Невидимый, несуществующий душнила! – огрызнулся я. – Будешь плохо себя вести – пойду к психиатру. Или к экзорцисту. Вытравлю тебя этими, как их… Препаратами для глистов! То есть – от глистов.

– НЕ ПОЙДЕШЬ! НЕ ВЫТРАВИШЬ!

– Не пойду, не пойду. Сам разберусь. Я с язвой разобрался, с миофасциальным болевым синдромом разобрался, а с тобой, душный ты глюк, и подавно разберусь! Sapienti sat, говорите? Разумному – достаточно? Вот и мне хватит собственных сил!

Я зашвырнул ношеное нижнее белье в ванну, чтобы постирать его по студенческому методу – по ходу совершения гигиенических процедур, потом нашел в рюкзаке кусок пахнущего дегтем армейского мыла, сходил в комнату за полотенцами (они нашлись в одном из бесконечных ящиков комода) и, наконец, вознамерился помыться.

Сначала выкрутил холодный вентиль – трубы исторгли стон умирающего кита и каплю ржавой жижи. Потом – крутанул горячий, и смеситель затрясся в предсмертных конвульсиях, громко завыл, и лейка душа выдала мне на башку в качестве аперитива порцию кипятку, потом – ведро ледяной, как сердце бывшей, воды, а чуть позже – меня окатило с ног до головы ядреной порцией оранжевой жидкости!

– А-а-а-а-а-а!!! – завопил я, подпрыгнул едва ли не до потолка, оборвал клеенчатую занавеску вместе с держателем, и хотел было уже сбежать из ванной, но тут водопровод смилостивился, и полилась прекрасная, теплая, ровно такая, какая надо, водичка.

– Сосед! – раздался мужской голос из-за стены. – Ты вернулся, что ли? Чего орешь?

– Вернулся. Ошпарился! – откликнулся я куда-то в пространство.

– Надо ж было слить воду-то сначала! Тебя ж полгода не было! Ну, будет наука…

– Будет!.. – Со слышимостью тут дела обстояли точно как в наших «хрущевках»: просто прекрасно. То есть – очень дерьмово. Слышно было все, что нужно, и все, что не нужно.