скачать книгу бесплатно
– Галка, чудо! Боже мой, как я рада!.. Извини, я буду гримироваться, сейчас мой выход… Ну, рассказывай, рассказывай, что тебя привело?.. Директор?.. Приказ?.. Год до пенсии?.. Причём тут пенсия – ведь ты ещё молодцом!.. Расскажи про свою диету. Хотя, это ни к чему: на меня никакие диеты не действуют. Ничего не поделаешь: фигура предаёт нас в самый ответственный момент, когда на лицо уже рассчитывать не приходится… У поляков есть поговорка: «Объедаясь, вы собственными зубами роете себе могилу». При моём аппетите я уже вырыла котлован для всего нашего коллектива…Да, да, я тебя понимаю: всё это похоже на издевательство… А думаешь, надо мной не издеваются? Меня уже дважды спрашивали: «Почему вы не снимаетесь в кино? Ведь уже есть широкоэкранные фильмы»… Конечно, надо бороться, справедливость всегда восторжествует… Галка! Как я счастлива тебя видеть! Как я люблю встречаться с однокашницами!.. Расскажи о своей личной жизни – ты помнишь, каким я пользовалась успехом? У заслуженных, у народных?.. И это нормально: до тридцати нас любят пожилые, после тридцати нас любят мальчишки, а в промежутках мы выходим замуж.. Да, да, всё, что ты рассказываешь, ужасно и… Стоп! Это мне звонок. Как я рада, что мы поболтали…
Она рванулась к выходу, но Басова преградила ей дорогу:
– Так ты подпишешь письмо?.. Отвечай прямо: да или нет?
Марина положила ей руки на плечи:
– Галочка! В жизни не всё так просто, как тебе кажется. Я, наконец, представлена к званию. В театре много завистников. И если я буду замешана в какой-нибудь истории… Ты понимаешь?..
Отодвинула подругу в сторону, выпорхнула на сцену и сразу же вошла в образ:
Я – маленькая пчёлка,
Я целый день жужжу,
Я – маленькая пчёлка,
Меня зовут Жужу!..
Басова прислонилась к подоконнику. Хотелось кричать от обиды. Всё! Больше она никого просить не будет… И вдруг в памяти выплыло лицо обидевшего её самодура… Нет, не всё!.. Есть ещё Костюков. Она слышала, что он сейчас занимает какой-то большой пост в Министерстве. Когда-то он первый пригласил её на работу и первый поздравил с успехом… Эх, дура, дура! Надо было сразу идти к нему…
Костюков только что окончил приём. Он очень спешил. За последние два года он, наконец, вырвался в отпуск. Целый месяц без заседаний, целый месяц – солнце и море!..
Секретарша подала ему записку:
«Дорогой Илья Ильич! Вы помогли мне на старте – теперь помогите на финише. Но сначала помогите прорваться сквозь заслон секретарши. Ваша крестница».
Если бы Костюков дочитал записку до конца, он бы обязательно вспомнил, кого называл крестницей. Но он спешил, он мысленно был уже в Сочи. И на записке появилась резолюция: «В отдел кадров. Разобраться».
Через десять минут на площадь с воем ворвалась «скорая помощь»…
Это были совсем не злые люди. Узнав о несчастье, они бросили все дела и примчались в больницу. Они сидели в вестибюле на длинном белом диване. Каждого мучили угрызения совести.
– Я ей даже не предложил чашку кофе… Я разговаривал так, что и у моего крокодила мог быть инфаркт!..
– Это я убила её, я!.. Она пришла ко мне, к подруге, за помощью, а я предала её… Из-за какого-то звания!
– Да пропади оно пропадом, это море!.. Два года не был в отпуске – мог ещё час потерпеть!..
– Если б я знал, что у неё больное сердце!..
– Если б я могла её вернуть!..
– Если б она была жива!..
– Она жива.
Это произнёс дежурный врач, появившийся в вестибюле. Он выпил воды из автомата, подошёл к ним и устало опустился на диван.
– Мы провели внутренний массаж, потом применили электрошок и ввели новый французский препарат. Словом, она жива.
– Жива?! – радостно воскликнули трое бывших сослуживцев. – Жива? – переспросили они уже более спокойно, встали и пошли.
– Вы ничего не хотите ей передать? – спросил врач.
– Пусть зайдёт, когда я вернусь из отпуска.
– У меня репетиция – я забегу в другой раз.
– Коль она живая – подождёт…
Они вышли на улицу.
Врач поднялся с дивана, подошёл к открытому окну, закурил и долго смотрел им вслед, щурясь от яркого июньского солнца.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
ИДУЩИЕ НА СМЕХ
ИДУЩИЕ НА СМЕХ
Я люблю Первое апреля – это мой праздник. В этот день все редакции вспоминают о юморе, все ищут что-нибудь весёлое и даже в толстых журналах появляются тонкие остроты.
Накануне этого дня в домах писателей-юмористов предгрозовая атмосфера: хозяин ходит мрачный, раздражённый, кричит на жену, топает ногами на детей, в сердцах бьёт посуду, а жена объясняет плачущим детям, что это папочка сочиняет очень смешной рассказ.
В творческих кухнях эстрадных драматургов закипают новые куплеты, пекутся интермедии, вынимаются из рассола старые проверенные остроты. Кто-то перелицовывает зимний анекдот, кто-то обрезает демисезонный фельетон, делая из него шутку-безрукавку. Даже солидные театры иногда откликаются на первоапрельский призыв и ставят актуальные комедии, где режиссеры умирают в актёрах, актёры умирают от смеха, а зрители умирают от тоски. Это о таких спектаклях сказал Чехов: «Если в первом акте висит ружьё – в последнем акте оно должно выстрелить в драматурга».
Первое апреля – это разгул весны, праздник влюблённых. Женщины поют мужчинам серенады, аккомпанируя крышками кастрюль, а мужчины поднимают бокалы за прекрасный пол, за голубой кафель в ванной, за итальянскую мебель и за чудесных женщин, которые всё это украшают.
Весна в квартирах и за окнами. Старушки выводят в скверики пересыпанных нафталином пуделей, а неоднократно холостые туристы дарят весенние цветы горничным и администраторам гостиниц. И летят, летят стаи весенних шуток.
Первого апреля очень хочется открыть школы повышения чувства юмора для тех, кто не умеет или боится смеяться, и учить, учить, учить…
– Растяните губы в стороны и зафиксируйте это положение – оно называется улыбка. Не получается?.. Помогите себе пальцами, вставьте их в уголки рта и тяните в стороны ушей… Ничего, что кожа трещит – она у вас ещё не разработана. Проделывайте это упражнение сперва Первого апреля, потом по пятницам и субботам, потом ежедневно. Нет, хохотать вам ещё рано – нельзя давать сразу такую большую нагрузку, надо подготовить организм!
Я люблю Первое апреля. Что бы неприятного мне не сообщили в этот день, я не верю – знаю, что это розыгрыш. Когда в высоких правительственных кругах перед Первым апреля заявили, что уже можно прожить на пенсию, я искренне рассмеялся, я знал, что это они так шутят. Правда, шутка затянулась, то же самое повторили и второго апреля, и третьего, но это, очевидно, потому, что они не смотрят в календарь, не знают, что День Смеха уже прошел.
В День Смеха можно смеяться над дураками, круглыми, дремучими, стоеросовыми. Можно смеяться во весь голос, и они не помешают, они будут молчать, чтобы себя не выдать, ведь у дураков чувство самосохранения очень сильно развито: «Заставь дурака богу молиться, он лоб расшибёт», «Что с дурака спрашивать», «Дуракам закон не писан»… Видите, какие они для себя удобные поговорки придумали?! Они нарушают законы, а с них не спрашивают. Они дают дурацкие указания, а расшибают лбы те, кто эти указания выполняют. Выходит, дураки – не такие уж дураки, а вот умные… Впрочем, можно смеяться и над умными – в отличие от дураков, умные понимают юмор.
Я люблю Первое апреля – это мой праздник, это праздник всех моих коллег. Сегодня нас наперебой приглашают в клубы и компании, нами «угощают» сотрудников и друзей. Сегодня на эстрадах, на телеэкранах, в учреждениях, за дружескими столами солируют румяные юмористы и грустноглазые сатирики, бойкие и застенчивые, златоустые и косноязычные, маститые и начинающие. Это наш день – мы заполняем его весельем и радостью, мы утоляем печаль и разгоняем грусть, мы заряжаем людей солнечной энергией смеха. Как хочется расширить границы этого праздника, объявить Неделю Смеха, Месяц Смеха, Год Смеха… «Человечество смеясь расстаётся со своим прошлым». Чтобы идти в Будущее, надо уметь смеяться. И надо уметь смешить.
Обличители и пересмешники, донкихоты и уленшпигели, шуты и скоморохи, паяцы и клоуны – сегодня вы становитесь на круглошуточное дежурство. Да хватит у вас сил и терпения, да не оскудеет ваша любовь к людям.
Да здравствует наш веселый весенний праздник! Идущие на смех приветствую тебя.
ЗАТЯЖНОЙ ПРЫЖОК
Утром жена сообщила, что у нас родится четвёртый ребёнок. И добавила:
– Купить квартиру – нет денег. Значит, надо получить государственную. Добиваться ты не умеешь, поэтому каждый год я буду рожать по ребёнку: если не можем взять качеством отца – возьмём количеством детей!
Придя к себе в институт, я нерешительно приоткрыл дверь директорского кабинета. Там было многолюдно. Шеф и его референт Карлюга проводили совещание.
– Речь идёт о нашем престиже.. Мы должны перегнать остальные институты по всем спортивным показателям… О! Вот и наша надежда! – Это они увидели меня.
Я застеснялся.
– Я не надежда… Я насчёт квартиры…
– Дом сдаётся через неделю, – торжественно сообщил шеф. – Вы у нас первый на очереди. Попрыгаем – и сразу новоселье.
– Куда попрыгаем? – спросил я, радостно улыбаясь, услышав про новоселье.
– С парашютом. Завтра соревнования.
Я перестал улыбаться.
– Куда прыгать?
– На землю.
– А за-зачем?
– Вы что, не смотрите телевизор? – удивился Карлюга. – Сейчас ведь это модно: киноартисты выступают на катке, певицы поют в цирке на трапециях… А нынче новое начинание: учёные устанавливают рекорды…
Профессор Быков вчера боксировал на ринге, – он указал на сидящего на диване худосочного Быкова с опухшим носом и тремя пластырями на лице. – Доцент Крячко в субботу участвовал в классической борьбе – сейчас отдыхает в реанимации… Теперь очередь за вами. Мы распределили оставшиеся виды спорта – вам выпал парашют.
При слове «выпал» у меня подкосились ноги.
– Когда прыгать? – выдавил я из себя.
– Завтра. В День Птиц, – объявил Карлюга.
В поисках защиты я повернулся к шефу.
– Зачем птицам надо, чтобы я убился?
Он подошёл и положил мне руку на плечо.
– Жилплощадь вы, как многодетный, получите, в любом случае, но… Квартиры есть с лоджиями и без… Есть с видом на парк и с видом на цементный завод… При распределении, мы будем учитывать активное участие каждого в общественной жизни института…
Наступила пауза. Я разжевал таблетку валидола и спросил:
– А если я не долечу до земли?.. Или пролечу мимо?.. Моя семья всё равно получит с видом на парк?
Шеф душевно заулыбался:
– Вы же знаете наше правило: вдовам и сиротам – вне очереди!.. И не волнуйтесь так! – он ободряюще хлопнул меня по спине. – Вы будете не один, у вас опытный напарник! – он ткнул пальцем в бледного юношу в очках, забившегося в угол.
– Это аспирант, – объяснил Карлюга, – его всё равно должны уволить по сокращению штатов.
Я с детства панически боялся высоты. Голова кружилась, даже когда я взбирался на стул, чтобы забить гвоздь. При слове «самолёт» у меня начиналась морская болезнь. Поэтому вечером, дома, я решил потренироваться: несколько раз прыгал с тахты на пол.
… Назавтра, меня и аспиранта в чёрном длинном микроавтобусе, похожем на катафалк, повезли в аэропорт. Следом в машине ехал шеф. За ним, в трамвае – группа поддержки: человек тридцать доцентов, кандидатов, лаборантов и даже уборщица.
На аэродроме нас встретил Карлюга и привезенный им оркестр. Когда мы подъехали, грянул прощальный марш. Но поскольку оркестр был похоронный, то марш звучал уж очень прощально, даже лётчик прослезился.
Инструктор, тихий душевный человек, смотрел на нас с грустью и жалостью. Окинув взглядом мой живот, он велел выдать мне добавочный парашют. На меня навьючили ещё один рюкзак. Если аспирант был похож на одногорбого верблюда, то я напоминал двугорбого.
В воздухе инструктор ещё раз повторил все случаи, при которых парашют может не раскрыться, и троекратно расцеловал каждого из нас. Потом он поднял крышку люка, виновато посмотрел на меня и прошептал: «пора».
Я молча протянул ему конверт.
– Передайте жене. Если родится сын, пусть назовёт его моим именем.
Инструктор попытался меня успокоить:
– Это только в начале чувствуется страх, а потом уже ничего не чувствуется.
– Вперёд, камикадзе! – подбодрил лётчик.
Я закрыл глаза и прыгнул. Когда открыл глаза, я всё ещё был в самолёте, вернее, моя верхняя половина – нижняя уже болталась в воздухе: я застрял в люке. Инструктор и аспирант навалились на мою голову, пытаясь протолкнуть меня, но безрезультатно.
– Надо его намылить, – предложил аспирант.
Тихий инструктор начал нервничать:
– Освободите проход! – кричал он. – Вы же заткнули соревнование!
– Как освободить? – в ответ прокричал я. – Выдохните воздух!
Я издал протяжное «У-у-у!..», вытолкнул из лёгких весь воздушный запас и провалился в пустоту. Кольцо я дёрнул ещё в самолёте, поэтому парашют, не успев раскрыться, зацепился за шасси, и я повис под брюхом самолёта.
Пилот стал выполнять всякие сложные фигуры, чтобы сбросить меня, но я висел прочно.
– Прекратите хулиганить! – кричал инструктор. – Немедленно отпустите самолёт!
Но я не отпускал.
Инструктор до половины высунулся из люка и попытался меня отцепить. Внутри его держал за ноги аспирант. Инструктор уже почти дотянулся до стропы, но вдруг самолёт дёрнуло, и инструктор вывалился наружу. Но не один. Вместе с ним выпал и аспирант, который держал его за ноги. Каким-то чудом инструктор успел ухватить меня за пиджак. Аспирант летел чуть ниже, вцепившись в инструкторские ноги.
Лететь стало веселей. Мы напоминали семью цирковых акробатов на трапеции.
Инструктор кричал, что аспирант пережал ему артерии и у него будет гангрена!.. Чтобы дать отдохнуть инструктору, я предложил аспиранту свои ноги – всё равно они болтались без дела. Но ноги инструктора были тоньше, за них было удобней держаться, и аспирант не хотел менять их на мои.
Сесть с болтающимся выменем из трёх тел самолёт, конечно, не мог. Он стал кружить над аэродромом и резко снижался, давая нам возможность прыгнуть на траву. Но отпадать надо было по очереди, начиная с аспиранта. Самолёт летел так низко, что аспирант уже волочился по земле, но ноги инструктора по-прежнему не отпускал и в конце аэродрома снова взмывал с нами в небо.
Инструктор проклинал свои ноги и желал им отсохнуть вместе с аспирантом.
Бензин был на исходе. Из люка высунули палку с петлёй, поймали аспиранта за ноги, подтянули его к люку и стали втаскивать нас в обратном порядке: сперва аспиранта, ногами вперёд, потом инструктора, потом меня. Меня втянули до половины, и я снова застрял: голова моя летела в самолёте, ноги болтались в воздухе. Но уже было не страшно: самолёт шёл на посадку. Просто мне пришлось вместе с самолётом пробежать с полкилометра по посадочной полосе.
Никто не погиб, все были счастливы.
