скачать книгу бесплатно
Зимний излом. Том 1. Из глубин
Вера Викторовна Камша
Отблески Этерны #4
Невозможное все же случилось. То ли волей высших сил, то ли золотом и интригами таинственных гоганов принц-изгнанник Альдо Ракан занял столицу предков. Король Фердинанд Оллар в плену. В плену и непобедимый Рокэ Алва, обменявший свою свободу на жизнь Фердинанда. Свято верящий в свое божественное происхождение, Альдо с упоением готовится к коронации и возрождает древние порядки. Счастлив и обретший себя в служении делу Раканов Ричард Окделл, но принцесса Матильда и принявший из рук Альдо маршальскую перевязь Робер Эпинэ в ужасе от того, чем оборачивается победа. Тишина в столице, это тишина в центре смерча. Только зима и нависшие над границами Талига вражеские армии мешают сохранившим верность Олларам войскам ударить по захватчикам. Только чувство долга удерживает Робера рядом с Альдо, а время уходит. Пегая кобыла, древняя вестница смерти, ходит по кругу, и круг этот все шире.
Вера Камша
Зимний излом
Том первый. Из глубин
Звезды синеют. Деревья качаются.
Вечер как вечер. Зима как зима.
Все прощено. Ничего не прощается.
Музыка. Тьма.
Все мы герои и все мы изменники,
Всем одинаково верим словам.
Что ж, дорогие мои современники,
Весело вам?
Георгий Иванов
Автор благодарит за оказанную помощь Александра Бурдакова, Александра Зелендинова, Марину Ивановскую, Даниила Мелинца, Юрия Нерсесова, Александру Павлову, Артема Хачатурянца, Татьяну Щапову
Осенние дороги
(вместо синопсиса)
Истинно благородные люди никогда ничем не кичатся.
Франсуа де Ларошфуко
I
Торка. Агмаренский перевал
399 года С.С. 11-й день Осенних Ветров
1
Три знамени на двух башнях, разделенных вечно злящейся Шнеештрааль… Серебряный волк Ноймаринена с усмешкой глядит на Победителя, вонзающего копье в озадаченного Дракона, а напротив спорит с ветром золотой кораблик.
У талигойцев и бергеров на двоих одна война и один враг, только счет горцев к бывшим землякам много больше, чем у Талига к соперникам и соседям. Ненависть – это память об оставленном доме. Ненависть, парусник на гербе да имя – вот и все, что осталось от северного острова, в незапамятные времена задавленного льдами. Судьба метнула кости, и моряки-агмы стали горцами-бергерами. Судьба любит веселиться, стал же лишенный наследства южанин торским бароном, чем и гордится. Торка – не Оллария, даром ничего не дает, а дав, не отнимает.
Жермон Ариго вызывающе усмехнулся, как всегда, когда вспоминал оставленный Гайярэ. Нет, не так – Гайярэ, который вышвырнул его вон, так и не сказав за что. Тогда Жермону было двадцать лет, с тех пор прошло столько же. Половина разбитой по воле отца и кое-как сросшейся жизни. Говорят, время лечит, – оно и залечило. Так казалось, но последняя осень разбередила старую тоску. Гусиные стаи тянулись через горы, а генерал Ариго, как последний дурак, торчал на башне, провожая их глазами, словно других дел не было. Жермон вызвал бы любого, кто заподозрил бы его в тоске по старому дому, но в Торке таких не находилось, а на юге генерал не бывал. Не хотел.
Настроение стремительно портилось, но выручил ветер, исхитрившийся сорвать с генеральской головы шляпу. Жермон ее подхватил и нахлобучил прямо на внушительный фамильный нос. Ветер в лицо граф любил. Как и войну, и давший ему приют север. Прошлое на то и прошлое, что его больше нет. Генерал Ариго тщательно подкрутил темные усы и уставился на громаду Айзмессер. Над иззубренными пиками вздымалась облачная стена, в розовых сумерках казавшаяся еще одной горной грядой. Обычно в середине Осенних Ветров Торка тонула в снегах, но в этом году все встало на дыбы.
На дальнем берегу звонко ударил колокол, приветствуя холодное солнце. Еще один обычай, переживший века и дороги… Жермон отсалютовал друзьям шпагой, в ответ блеснул агмаренский клинок – Герхард Катершванц любил войну и рассветы не меньше Жермона Ариго.
Обмен утренними любезностями был окончен, и талигоец, поплотней запахнув волчий плащ, неторопливо спустился с башни. Неужели где-то стучат о землю созревшие каштаны, а крестьяне ходят босиком? Или он путает и в Ариго уже зарядили дожди? Сколько всего можно забыть, особенно если стараться.
Замок просыпался, приветствуя очередной день, наполненный учениями и хозяйственными хлопотами. Солдаты носили воду, рубили дрова, хрипло и весело переговаривались. У кухонь повар с помощниками разделывали кабанью тушу, рядом умильно крутили хвостами шестеро крепостных псов во главе с вконец обнаглевшим рыжим Манриком. Все шло, как положено, можно было спать и спать, но командующему горными гарнизонами нравилось вставать затемно, здороваться с соседями, а затем переходить со двора во двор, вдыхая запах дыма и горячего хлеба. Это была его жизнь, его горы и его войны, без которых генерал себя не мыслил.
Скажи кто Жермону, что его преданность Торке рождена обидой на Ариго, он бы пожал плечами, но в глубине души граф знал, что это именно так. Он был не первым и не последним, кого спасла служба, зачеркнувшая прошлое и отучившая загадывать дальше следующей кампании. Теперь будущее тонуло в пороховом дыму. Смерть Сильвестра расшевелила дриксов и гаунау. Лазутчики сообщали о скоплении войск за Айзмессер, а нагрянувший ночью Людвиг Ноймар привез письмо от фок Варзов. Маршал Запада сообщал генералу от инфантерии Ариго об очередном военном союзе Эйнрехта и Липпе и предполагаемом выдвижении объединенной армии к границам Талига.
«Объединенная армия», по прикидкам Жермона, могла насчитывать тысяч полтораста. Правда, на стороне обороняющихся были Торка и зима. Ариго был не прочь встретить «гусей»[1 - «Гуси» – презрительное прозвище дриксенцев, на гербе которых изображены коронованный Лебедь на волне и два скрещенных меча. «Буробокими» и «Медвежьими башками» называют подданных правящей в Гаунау династии Бербрудер, считающих своим прародителем одного из богов Седых земель, могучего воина с медвежьей головой. После принятия Гаунау эсператизма Бербрудеры взяли своим гербом медведя с двуручным мечом.] на вверенных ему перевалах, но среди дриксенских генералов не водилось придурков, готовых пробивать лбом стены. Соседи были осторожными, неглупыми и начитанными, а признанные стратеги в один голос твердили, что большим армиям в горах удачи не видать. Алва тоже так решил и взял в Сагранну шесть с половиной тысяч. Этого хватило.
Конечно, Агмарен не Барсовы Врата, а бергеры и талигойцы не кагеты, но посты нужно выставить на каждой тропе, какой бы непроходимой та ни казалась. Есть люди, которым крутизна нипочем, Жермон и сам был из таких, хотя до двадцати лет ничего выше марикьярских холмов не видел. Он много чего не видел, и еще меньше понимал, но потом все встало на свои места.
Генерал привычным жестом поправил шляпу и ухватил за рукав высунувшегося из норки теньента-эконома. Франц Цукерброд вырос на кухне герцогов Ноймаринен, но возжелал воинской славы и отпросился в Торку, к вящей радости тамошних обитателей. Теперь Цукерброд соперничал с поваром соседа-бергера и ради победы был готов на любые жертвы.
– Что на кухне? – полюбопытствовал Ариго, с наслаждением пробуя только что испеченный хлеб. – И как Хайнрих?
Хайнрихом солдаты прозвали разожравшегося на осенних харчах медведя, подвернувшегося генералу Ариго. Зверь сполна расплатился за свою глупость, Жермон сорвал дурное настроение, а его офицеры получили отменное мясо. Разумеется, добычу решили съесть вместе с соседями.
– Мой генерал, Хайнрих маринуется, к обеду дозреет, – глаза повара затуманились недостижимой мечтой. – Эх, мускатного ореха б!
– Хватит с тебя и перца с луком, – сам Жермон, по утверждению приятелей, был готов глотать мясо со шкурой и костями и потому смотрел на кулинарные изыски без должного почтения, – а с медведя и подавно.
– Мясо – это тело, а приправы – душа, – закатил глаза Цукерброд. Повар утверждал, что приходится дальним родичем великому Дидериху, и ему верили. Несомненный поэтический дар в сочетании с преданностью кастрюле и половнику приводил к потрясающим результатам.
– Ничего, – утешил кулинара Ариго, – душа душе рознь. Хайнриху луковой за глаза и за уши хватит. У него и такой нет!
Франц расхохотался открыто и весело. В Торке все просто. Если смешно – смеются, если война – воюют, если беда – стоят насмерть.
2
Жермон Ариго уродился жаворонком, Людвиг Ноймар – совой, но на сей раз наследник Рудольфа Ноймаринена поднялся ни свет ни заря. Разумеется, с его точки зрения.
– Хорошее утро. – Людвиг стоял на крыльце в одной рубашке, с сомнением разглядывая наползающие тучи. – Тебе не кажется, что к обеду нас засыплет?
– Нет, – Жермон от души тряханул руку маркиза. – Слишком сильный ветер. Раз тучи перешли за перевал, они уйдут вниз.
– Пожалуй, – согласился Людвиг. – В любом случае, я вовремя приехал.
– Не то слово. – Ариго глянул на друга и нарочито вздрогнул. – На тебя смотреть и то холодно. Надо выпить.
– Кто ж виноват, что ты мерзнешь?! – Серые глаза Ноймара задорно блеснули. – И все потому, что ложишься с курами, а встаешь с петухами.
– Лучше с петухами, чем с гусями, – засмеялся Жермон. Маркиз Ноймар шутил всегда и над всеми. Семнадцать лет назад его выходка довела Жермона до белого каления. Дело кончилось дуэлью, двумя ранами и дружбой на всю оставшуюся жизнь. – Ты надолго к нам?
– Увы, – Ноймар вдохнул полной грудью ледяной воздух, – торчать мне тут не переторчать.
– Тебе здесь самое место, – хмыкнул Ариго. – На крыльце в одной рубашке торчишь, дрыхнешь до обеда.
– Ох уж эти южане, – хмыкнул Ноймар, – чуть похолодает, и они вянут, как магнолии.
– Магнолии? – возопил Жермон, с трудом сдерживая хохот. – Южане?! Я, чтоб ты знал, – торский барон до мозга костей! Таковым и помру.
– Вольфганг тебя бы отругал, – флегматично произнес Людвиг, – старик не терпит разговоров о смерти, пока она спит. Лучшая смерть – это смерть врага.
– Кто бы спорил, – улыбнулся Жермон. – Кстати о враге, тебя ждет медвежатина.
– Сам брал? – деловито уточнил Людвиг. – На что?
– На твой подарок. – Жермон ловко выхватил из-за спины кинжал. – Как в масло вошел, так что с приездом ты угадал, замариновалось уже.
– Хорошая примета, – серые глаза Ноймара задорно блеснули. – Окорок – агмам, кости – гаунау.
– Запросто, – заверил Ариго, – но сначала их надо обглодать.
– Испугал! – маркиз зевнул и потянулся. – Чтоб мы с соседями не обглодали какого-то медведя?! Сначала бурого, потом жирного! Я, кстати, вина привез, ты хоть и бергер, а от пива рожи корчишь.
– Так ведь гадость несусветная, – с чувством произнес генерал, – такое только с горя пить можно.
– Ты и с горя брезговал, – уточнил лучший друг. – Ладно, пошли в дом, а то совсем изведешься. Осенью в волчьем плаще ходишь, от пива шарахаешься – и еще говоришь, не южанин! Да ты вылитый мориск, только без шадди.
Шадди Жермон не пил – горький въедливый запах слишком навязчиво напоминал о доме. Бывшем, разумеется. Ариго подкрутил усы и огрел будущего герцога по плечу:
– Вперед, к кружкам!
Людвиг шагнул к двери, но на пороге резко обернулся, выхватывая шпагу. Ждавший этого Жермон принял клинок на клинок.
– Скотина недоверчивая, – укоризненно покачал головой гость, семнадцатый год пытавшийся застать хозяина врасплох. Те, кто видел их игры впервые, бросались разнимать «дуэлянтов». К вящему удовольствию последних.
– Ужасные времена создают ужасные нравы, – назидательно сообщил Жермон, вбрасывая шпагу в ножны. – Касеру будешь или свое пиво?
– Свое вино, – Ноймар больше не улыбался, – только позже. Жермон, я приехал тебя сменить.
– И кто же проштрафился, – хохотнул Ариго, – ты или я?
– Манрик с Колиньяром, – суконным голосом произнес Людвиг. —Тебе нужно в Ариго, и чем быстрее, тем лучше.
– И что я там буду делать?
– Вступать в права наследования. Ты так и будешь торчать у двери или сядешь? – Ноймар крутил в пальцах обручальный браслет, как и тогда, когда сказал о смерти Арно Савиньяка. Кончалась весна, и Придда была красной от маков. Ветер раскачивал цветы, и по зеленым полям катились кровавые волны, в которых тонули лошади и солдаты.
– Садись, – напомнил Людвиг, – разговор у нас долгий.
– Хочу и стою! – огрызнулся Ариго, придвигая табурет. Другой бы на его месте еще летом испросил отпуск и отправился в майорат. От свежеиспеченного графа ждали именно этого, но Жермон не собирался отказываться ни от армии, ни от выбранного в минуту злости баронского герба с ощерившимся котом. Он слишком трудно выдирал из себя Гайярэ, чтобы вернуться.
– Жермон, – тихо сказал Людвиг, – я тебя прошу. Отец тебя просит. Дриксы ждут, Эпинэ – нет.
– Дело зашло так далеко?
– Как бы не дальше. Манрики с Колиньярами после смерти Сильвестра как с цепи сорвались.
– И что? – Ариго все-таки заставил себя сесть. – При чем здесь я?
– При том, что Ариго восстала. Вместе со Старой Эпинэ и Пуэном.
Вот тебе и твои тревоги, господин генерал. Ты грешил на дриксов с гаунау, а то, что спит в каждом, проснулось и потянуло домой, только ты не понял.
– Старик Эпинэ умер дней за десять до Сильвестра. – Людвиг надел браслет и тут же снял. – Твой кузен был вне закона, и Колиньяры разинули пасть, но Робер вернулся.
– В Талиг?! – не поверил своим ушам Ариго. – Тогда он сошел с ума.
– Все южане сумасшедшие, – пошутил северянин, – но отец думает, что Роберу дали гарантии. Сильвестр не хотел отдавать титул Колиньярам. И Лионель не хотел.
– Арно их тоже терпеть не мог. – Жермон зачем-то вынул кинжал и поднес к глазам украшенную раухтопазом рукоять. Если б было солнце, в сердце камня вспыхнул бы серый огонь.
– Лучше скажи, кто их терпит. – Ноймар вскинул голову. – Ты дашь мне договорить?
Граф Ариго пожал плечами. Руки продолжали играть кинжалом, а мысли заблудились между Аррижем и Гайярэ. Мятеж! Третий за двенадцать лет, неужели Робер так ничего и не понял?
– Жермон! – Как темно за окном, но тучи скоро уйдут вниз, в Придду. – Ты помнишь барона Райнштайнера?
– Ойгена? Его, пожалуй, забудешь.
Холодный, спокойный взгляд, узкое длинное лицо, светлые волосы. Ойген Райнштайнер… Соратник по Агмарену, бергер, давший присягу Талигу и отозванный в гвардию. Из гвардии в Торку возвращаются редко. Даже бергеры.
– Весной Сильвестр приставил барона к губернатору Эпинэ, – Ноймар не смог удержать ухмылки, – чтоб тот не слишком зарывался. Ойген очень старался.
– Не сомневаюсь. Странно, что Сабве не повесился.
– Не успел, – с сожалением произнес маркиз. – Сильвестр умер раньше, а с Манриками у Ойгена не сложилось. Наш барон подал в отставку, вернулся в Бергмарк и отправился прямиком к маркграфу. Тот решил, что дело важное, и спровадил Райнштайнера с его докладом в Ноймар.
– Хотел бы я послушать.
За окном зарычали. Надо полагать, здешний Манрик защищает от собратьев добытую кость. Везде одно и то же.
– Послушаешь, – утешил Людвиг. – Теперь Ойген – полковник Ноймаринен и офицер по особым поручениям при особе Проэмперадора Севера.
Что ж, за особые поручения можно быть спокойным. Барон Райнштайнер не признавал шуток, но был умен, как Леворукий, и столь же удачлив. Если потребуется, он достанет луну, заодно указав небесным обитателям, что ее плохо протирали, из-за чего появились пятна. Жермон невольно ухмыльнулся:
– И кому Ойген ныне являет свои таланты?
– Отец решил вернуть его в Эпинэ. Вместе с тобой и тремя полками, так что наговоритесь. Да будет тебе известно, что Райнштайнер склонен защищать твоего кузена.
– Что он натворил? – Сколько сейчас Роберу? Есть тридцать или еще нет? – Кроме того, что вернулся?
